Primavera навсегда

Профессор Давид Исаакович Фельдман в статье университетской газеты по этому поводу, описывая реакцию зала и свои ощущения от концерта, говорил, что «хорошая музыка объединяет людей, заставляет их сердца биться в унисон независимо от места, страны и национальности слушателей».

Решение о создании камерного оркестра в КГУ было принято 29 мая 1990 года.

Юрий Коноплёв, ректор КГУ с 1990 года:

– Когда создавался оркестр, я был проректором по международным связям. Помню, как обсуждался вопрос о его создании на ректорате. Все были согласны. На первые концерты мало кто ходил. Были заняты только несколько рядов. Но, выступая перед их первым концертом, я сказал: «Не сомневаюсь, пройдёт несколько лет, и этот зал будет полон». Когда отмечали пятилетие оркестра, зал был забит до отказа!

В этом триумфе пятилетнего юбилея было невыразимо приятно видеть Михаила Александровича Теплова с его всегда мягкой улыбкой, лучезарными глазами и манерами университетского профессора. Я не знаю, что он чувствовал в этот вечер, но в конце XX века этот человек возродил и воссоздал средневековую идею гуманизма, привёл науку и искусство к «единому знаменателю», и, как много веков назад, в стенах ещё одного университета, на сей раз Казанского, зазвучала музыка университетского оркестра. А его музыканты, будто бы средневековые менестрели, шагнувшие из глубины веков, материализовавшись как бы из воздуха, протянули музыкальную нить Ариадны, соединив пространство и время.

Один из первых концертов в Актовом зале КГУ

ЧАСТЬ 3

KYRIE ELEISON

Ноты Моцарта

Тёмное дело

Партитуры симфоний и концертов как загадочные иероглифы, умершие, казалось бы, давно, но всё ещё звучащие отражёнными голосами. Нотное письмо ласкает глаз не меньше, чем сама музыка – слух. Черныши гамм, как фонарщики, лезут вверх и вниз. Каждый такт – лодочка, гружённая изюмом и чёрным виноградом. Нотная страница как диспозиция боя парусных флотилий, как план, по которому тонет ночь, организованная в косточки слив.

Громадные спуски шопеновских мазурок, широкие лестницы с колокольчиками листовских этюдов, моцартовские висячие парки с куртинами, дрожащие на пяти нитях, подстриженный кустарник бетховенских сонат – миражные города нотных знаков стоят как островки в океане кипящей смолы. Нотный виноградник Шуберта расклёван до косточек и исхлёстан бурей. Черепахи, вытянув нежную голову, состязаются в беге – Гендель. Когда сотни фонарщиков с лесенками мечутся по улицам, подвешивая бемоли к ржавым крюкам, укрепляя флюгера диезов, снимая целые вывески поджарых тактов, – это Бетховен. Но когда кавалерия восьмых и шестнадцатых в бумажных сутанах с конскими значками рвётся в атаку – это тоже Бетховен. Нотная страница – это революция в старинном немецком городе.

Гомон скворцов, распрягают карету князя, шахматисты выбегают из кофеен, размахивая ферзями и пешками… Из кареты выходит князь. Небрежным движением плеча роняет соболиную шубу на снег, и она застывает чёрной восхитительной громадой, шёлково переливаясь. Князь во фраке. Длинные волосы перебирает морозный ветер. Он проходит анфиладу залов, сами собой распахиваются перед ним двери, дворец освещается светом сотен свечей… Это Рихард Вагнер, великий немецкий композитор. Он открывает последнюю дверь, и перед ним сцена дворцового театра. На сцене его ждёт оркестр. Он проходит на дирижёрское место, берёт в руки палочку и, оглядев зал, взмахивает… Нет, нет. Он только поклонился залу и повернулся к оркестру. По рядам зрителей пробегает ропот: «Как? Он отвернулся от нас?!»

Да! Именно Вагнер впервые встал лицом к оркестру, как бы полностью соединившись с музыкантами, произведя тем самым переворот в искусстве дирижирования. Но оставшись, как и прежде, связующим звеном между оркестром и молча внемлющих потоку звуков немыми рядами за его спиной.

Рустем Абязов:

– Очень фальшиво! Ещё раз, пожалуйста. Уважаемые коллеги, думаю, что музыкант, считающий себя профессионалом, должен играть всегда чисто, тем более выученные вещи. Этот концерт вы и среди ночи должны сыграть, а вы каждый раз как будто впервые видите ноты. Соберитесь, пожалуйста, и защитите своё достоинство. Владимир Спиваков как-то сказал: «Музыкантам должно быть не страшно плохо сыграть, а стыдно плохо сыграть». Играйте так, чтобы вам не было стыдно.

Шла репетиция Бранденбургского концерта Баха.

Соната для скрипки соль минор,

написанная рукой Иоганна Себастьяна Баха

Все дирижёры – аристократы духа. Абязов не исключение. Загадочная аура всегда притягивает к нему внимание и музыкантов, и зрителей. Он как центр, замыкающий на себе все мысленные потоки. И возвращающий их обратно.

Рустем Абязов:

– О дирижировании я начал думать году в 1985, а весной 1986 решил реализовать это стремление и создал в музыкальном училище камерный оркестр. Но он просуществовал недолго – месяца три. Подготовленная программа не была исполнена – закончился сезон. А летом 1986-го неожиданно для себя стал директором ССМШ. Там создал камерный оркестр из учеников школы. Мы начали заметно набирать обороты. Ездили на гастроли в Чебоксары, Йошкар-Олу, Тольятти. И то, что этот оркестр заиграл, дало толчок к размышлениям о создании профессионального оркестра. В 1989 году наконец эта идея реализовалась. Я хотел, чтобы оркестр был очень мобильным: 3—4 репетиции – играем программу. Хотел было привлечь духовиков, но они все заняты, играют сразу в нескольких местах, что часто ведёт к откровенной халтуре, и тогда я окончательно остановился на струнном составе. Первое произведение, которое исполнил оркестр, было «Времена года» Вивальди, в этом цикле первым стоит концерт «La Primavera» – «Весна». И когда через пару лет решили найти название для оркестра, вдруг выяснили, что все звучные музыкальные термины (типа «Камерата»), уже использованы. Мы тогда собрались на вечеринку, перелистали кучу музыкальных энциклопедий, но так ничего и не подобрали. И тогда в хоре, уже заметно подуставшем, кто-то обронил: «А что, если…» Так и появился камерный оркестр «La Primavera», а через некоторое время художник Рустем Назмиев придумал и логотип, сделав графический рисунок с «Весны» Боттичелли.

Логотип оркестра, созданный

художником Рустемом Назмиевым

После окончания в 1977 году ССМШ при Казанской консерватории Абязов окончил в 1982 году Московскую консерваторию по классу скрипки у профессора Ирины Бочковой. Отслужил в армии, затем с 1983-го по 1986-й работал солистом Татарской государственной филармонии. В 1986 году, приняв предложение Назиба Жиганова, стал директором родной музыкальной школы и пробыл им до 1996 года. В 1990 году окончил Казанскую консерваторию как композитор, обучаясь у Шамиля Шарифуллина. В 1991 был удостоен почётного звания «Заслуженный деятель искусств РТ», а в 1998 – звания «Народный артист РТ».

Анатолий Луппов, пианист, композитор, профессор Казанской консерватории:

– Абязов дирижирует абсолютно профессионально. Если он брал уроки дирижирования, то тогда понятно, но я не слышал об этом. А если он сам начал этим заниматься, то это божий дар. Дирижёрская техника – тёмное дело. Но ему сам бог велел быть дирижёром, даже если бы он и не хотел. Он красив, импозантен. Когда сам играет, особенно вальсы Штрауса, это производит сногсшибательное впечатление.

Ирина Бочкова, скрипачка, профессор Московской консерватории:

– Рустем – мой ученик с середины второго курса. До этого он учился у Зори Шихмурзаевой. Очень умный, умеющий преодолевать трудности. Московская консерватория – это высокий уровень. Рустем был настойчив и играл очень сложные произведения. К моменту окончания достиг высокого уровня. Но радовало и радует даже не это. Дело в том, что стереотип таков: пришёл, выучился, окончил, а через несколько лет становится заметен спад или застой. Начинают преподавать, совершенно забрасывая исполнительство. Без педагога, без присмотра теряется техника. И выходя всё же изредка на сцену, начинают фальшивить. А Рустем с каждым годом играет всё лучше. Я рада. Это очень редко. Он профессионально работает с оркестром. Научить музыкантов играть так, как хочет дирижёр, мало, надо ещё постоянно поддерживать высокий уровень регулярными репетициями. Это даже не многодневный, а многолетний труд. Это только разваливать легко, а на создание уходят многие годы.

Рустем Абязов дирижирует

Гузель Сайфуллина, музыковед ИЯЛИ:

– Сегодня Абязов – один из ведущих музыкантов в Казани и как дирижёр, и как скрипач, и как организатор. Он очень тонкий музыкант, что ощущается и в том, как он строит отношения с оркестром, и в том, как подбирает репертуар и программу каждого концерта. Это непросто. В каждом концерте должна быть своя идея. Рустем немногословен, точен, краток. Безусловный лидер. Он не просто исполнитель, читающий чужой текст, у него есть композиторское слышание, понимание изнутри. В нём есть хорошее ощущение публики, он настоящий артист в хорошем смысле слова – всегда делает так, чтобы публике было интересно, приятно, а для этого надо уметь учитывать восприятие слушателей. Абязов меряет своё творчество мировыми мерками, и это позволяет ему на одинаковом уровне работать с музыкой разных авторов и времён. Он делает это равно интересно. Давая своим музыкантам возможность часто солировать в концертах, он поддерживает высокий исполнительский уровень каждого. Ведь сольное выступление позволяет взглянуть на себя со стороны, а заодно выявляет творческий потенциал каждого: кто-то от природы солист, а кто-то оркестрант. Это своеобразная «чистка» изнутри и одновременно поддержание честолюбия в хорошем смысле. Всё это вместе держит оркестр на высоком профессиональном уровне и создаёт прекрасную творческую атмосферу. У Рустема «чуткое ухо» и в отношении к старым мастерам, и в отношении к современной музыке. Такой диапазон только повышает мастерство музыканта. У его оркестра есть шарм, обаяние, профессионализм, заинтересованность во всём, что делают, и внимание к новому.

Марат Ахметов:

– То, что Абязов поступил в Московскую консерваторию, уже говорит о его высоком уровне. Конечно, там музыкантов форсируют, требования категоричные и высокие. Но это и хорошо. Все подтягиваются до определённого уровня. По возвращении в Казань он начал свою деятельность активно, сразу проявил себя в нескольких планах. Имея собственную динамику самовыражения, начал раскрывать себя как оригинальный аранжировщик. У него продуманная репертуарная политика, что говорит о его таланте тактика, а движение оркестра на вершину признания и славы говорит о его таланте стратега.

Этюд Ференца Листа

Борис Каплун:

– Мой дирижёрский опыт небольшой, я могу оценивать скорее как музыкант. С созданием камерного оркестра есть некоторые трудности. Скрипка, альт, контрабас, виолончель – тембры ограничены, в отличие от симфонического многотембрового звучания. Но Абязов создал хороший коллектив. Они берутся за большие, сложные программы, он сам хорошо перекладывает музыку. И с годами заметен рост. Играют тщательно, аккуратно и, главное, они – единомышленники, а это уже заслуга дирижёра. Я не делю музыку по стилям, я делю её на плохую и хорошую. Если зритель не получает удовольствия, работа оркестра не на уровне. Оркестр Абязова доставляет удовольствие.

Михаил Цинман, скрипач, концертмейстер оркестра Большого театра России:

– Как дирижёр он очень профессионален. Это редкое качество у музыкантов, которые «переквалифицировались» в дирижёры. Я смотрю на его руки и вижу, что он действительно управляет оркестром, а не просто машет под музыку, показывая себя. Он тактичен, великодушен и благороден по отношению к музыкантам как дирижёр. Он даёт им возможность раскрыть себя. Я с ним знаком с консерватории – вместе учились, играли в квартете. Он успешно учился и звучал очень тепло. Первый раз после консерватории мы встретились, когда я приехал в Казань играть с симфоническим оркестром РТ с Фуатом Мансуровым. Тогда и договорились о совместном концерте. Так началось наше сотрудничество. Он замечательный музыкант и организатор. И создал чудесный оркестр – свежий, чистый, строгий, полностью оправдывающий своё весеннее название. А идея создания камерного оркестра витала в воздухе ещё с консерватории, даже что-то пробовали организовать там. Но не вышло. Рустем эту идею довёл до логического конца, при этом сохранив кристальную чистоту отношения к музыке, что в наше время ценное качество. Это определяет все достижения.

Концерт Шопена

Юрий Тканов, альтист, профессор Московской консерватории:

– Я приехал в Казань с подачи Миши Цинмана. Дело в том, что в музыкальной среде существует внутрицеховой профессиональный рейтинг, и слухи о коллективах распространяются с завидной регулярностью – вот там-то есть приличный оркестр, с которым нескучно играть. И все друг друга оповещают о возможных творческих вариантах, поле деятельности-то ограничено. Хочется поиграть со многими, попробовать себя в разных планах. Рекомендация Цинмана оказалась даже слишком скромной. Я нашёл здесь солидных музыкантов, несмотря на их молодость, высокий профессиональный уровень подготовки оркестра и прекрасного дирижёра.

Анатолий Луппов:

– Среди музыкантов Казани Абязов наиболее талантлив во всех отношениях. Блестящий скрипач, которому нет равных, и талантливый композитор. Он первый, кто представил обработку татарских песен для скрипки с оркестром. У него это получилось интеллигентно, талантливо и красиво. Он вполне мог быть действующим композитором, но, как сам считает, занят более важным делом – своим оркестром. И вывел его на большую профессиональную высоту. Он дирижировал моими мелкими вещами и симфонией «Кара урман». Такого проникновения в музыку, которое сделал он, я никогда не слышал. Это было выше моих требований и похвал. Эта симфония на фестивале «Европа-Азия» в 1996 году была признана одним из лучших произведений. И это не только моя заслуга, но и его. Он дирижёр высочайшего класса, его понимание музыки – явление. И всё это зиждется на замечательном образовании и воспитании. Я также считаю, что он один из немногих, кто восстановил старинное понятие о музыканте. Ведь, например, тот же Бах был и органистом, и скрипачом, и дирижёром, и композитором. Универсальность в полифоническую эпоху и в эпоху романтизма была нормой – композиторы становились за пульт, а скрипачи сочиняли музыку. Такое смешанное образование и воспитание считают сейчас на Западе лучшим. Абязов восстановил эту традицию у нас и поднялся на уровень мировых стандартов. И как композитор, который для него пишет, могу сказать, что с первых же совместных работ я готов отдавать ему всё, что написал и ещё напишу.

Токката и фуга Иоганна Себастьяна Баха

Фуат Мансуров, художественный руководитель и главный дирижёр симфонического оркестра РТ, профессор:

– Рустем – бывший мой студент, но в те времена я не наблюдал у него склонности к дирижированию. И когда он меня однажды пригласил на свой концерт в КГУ, я был приятно удивлён. Это было добротно. Он серьёзный и пытливый музыкант, и то, что он делает, можно только всячески приветствовать.

Борис Тищенко, композитор, Санкт-Петербург:

– К Абязову меня направил глава «Нового передвижничества» Всеволод Всеволодович Задерацкий, и это было очень удачным знакомством. Я ему очень благодарен за то, что он так замечательно сыграл мою Третью симфонию. Она сложна тем, что в оркестре каждого инструмента по одному – одна флейта, одна скрипка, одна флейта-пикколо и т. д. Рустем приложил большие усилия, и физические, и моральные, дабы собрать такой состав для исполнения моего произведения. Результатом я остался более чем доволен. Я открыл для себя прекрасного дирижёра.

Реквием Моцарта

Игорь Фролов, скрипач, композитор, профессор Московской консерватории, руководитель камерного оркестра «Московская камерата»:

– Я знаком с Абязовым со времён Всероссийского конкурса, в котором он участвовал, а я был председателем жюри. Потом я приезжал с гастролями в Казань, а однажды получил приглашение сыграть совместно с его оркестром свои сочинения для первой и второй скрипок. Это доставило мне искреннюю творческую радость. Авторы ведь очень трепетно относятся к исполнению своих произведений. Его оркестр, в котором все музыканты так молоды, отличается чистотой исполнения, а работа дирижёра – яркостью трактовки. Я очень доволен этой встречей.

Резеда Сабитовская, директор Казанского музыкального училища:

– Могу сказать, что он очень музыкален, артистичен, прекрасный скрипач и тонкий музыкальный исполнитель с хорошей скрипичной школой. Редко встречается человек таких разносторонних талантов и увлечений. В оркестре ему удалось собрать хороших музыкантов. И, я думаю, он счастливый человек, потому что смог реализовать себя так красиво и празднично.

Зиля Сунгатуллина, солистка оперного театра им. М. Джалиля, профессор Казанской консерватории:

– Как только он появился в Казани, на него обратили внимание. Он начал с исполнения своих обработок татарских народных песен. Его трактовка была настолько своеобразна, что можно было говорить о новом звучании этого жанра. Потом он стал директором ССМШ – тоже успешно. А после создал и свой оркестр. Я несколько раз пела с ним и осталась довольна. Сейчас все значительные события в Татарстане не проходят без его участия. Он тончайший музыкант, образованный человек, дирижёр высокой культуры. У него всегда своё видение в музыке, удивительное чувство стиля. Он слышит нюансы. По-моему, музыканты понимают его даже по взгляду. А ещё мне нравится, как он аккомпанирует.

Соната Бетховена

Толибхон Шахиди, дирижёр и композитор из Таджикистана, участник III фестиваля «Европа-Азия, 98»:

– Я отдал Абязову своё произведение для исполнения на фестивале «Европа-Азия, 98» и ни минуты не пожалел. Мне приходится много ездить, но такого оркестра не встречал давно. Это редкость. Когда я пришёл на репетицию своего концерта, то уже через пять минут понял, что мне здесь нечего делать. Высокий профессионализм – это полностью заслуга дирижёра. Я доволен, и, если ещё раз представится возможность поработать вместе, я её не упущу.

Георгий Кантор:

– Абязов – универсальный музыкант, органично сочетающий в себе блестящего скрипача и глубокого, с разносторонними интересами дирижёра. Он предан скрипке и всячески её пропагандирует. Он незаурядный композитор и аранжировщик. У него множество превосходных обработок для скрипки и оркестра, что повышает его музыкальный рейтинг.

Олег Сакмаров:

– Когда я приезжаю в Казань, я всегда даю Рустему прослушать свои работы и вижу, что, несмотря на то, что он занимается совершенно другой музыкой, он как настоящий, глубокий музыкант всегда понимает, о чём идёт речь. Он всегда может мне сказать, что и почему ему не нравится. Думаю, что «Аквариум» он не очень любит, он ему и музыкально, и психологически не близок, но он всегда объективен. Его оценка аранжировок и композиторских ходов всегда на профессиональном уровне. Разговаривать с ним на эти темы очень интересно. А меня, в свою очередь, всегда интересует его деятельность. То, что он привозил в Питер, мне очень нравилось. Мне вообще нравится, как он выглядит во фраке – это вызывает у меня безумную радость и щенячий восторг. Нравится, как играет его оркестр. Он смог сохранить какой-то студенческий энтузиазм, в роке это называется «драйв». Такой напор есть в их работе на сцене. Его дирижёрские транскрипции очень яркие, броские. Подача доступная и оригинальная, люди в зале не скучают. Это дар. Он прекрасно знает природу инструментов, и поэтому звук сверкает. Многие композиторы пишут просто за роялем, не учитывая, а иногда не зная фактуру инструментов. А такой мастер своего инструмента, как Абязов, «вытягивает» из него всё, что можно. Скрипач он великолепный. Я его отношу к разряду экстраброских виртуозов. Есть скрипачи-интроверты, есть экстраверты. Именно последние становятся настоящими эстрадными кумирами в хорошем смысле. Сколько помню, он всегда был склонен к исполнению блестящих и ярких вещей. А нашей классической сцене, на мой взгляд, очень недостаёт подобных личностей. На академической советской сцене всегда царил культ серьёзной скуки, подальше от всякого намёка на юмор и живость. Абязов ломает эти стереотипы в исполнении. Он делает классическую музыку интересной. Не случайно на его концертах так много народа.

Ноты Ференца Листа

Во время дискуссии в Ташёвке Сакмаров подтвердил эти слова, сказанные ранее.

Рустем Абязов:

– Никто не предполагал, что Олег пойдёт в рок или поп. И я не предполагал своего нынешнего поприща. Даже не готовил себя к этому. А Олега все прочили в большие учёные, потому что он поступил в Ленинградскую консерваторию при немыслимом конкурсе. В тот год было 17 мест и 16 медалистов. Осталось одно место на 30 претендентов, и на него взяли Олега. Я же готовил себя к роли скромного педагога в школе. Нас к этому приучали с самого начала: кроме как педагогами, вам всё равно никем не стать.

Полонез Шопена

Олег Сакмаров:

– Неправда, ты уже в школе был ярким солистом. Мендельсона играл с оркестром.

Рустем Абязов:

– И тем не менее был готов к скромной роли. Я поменял менталитет только на 3—4 курсе консерватории, когда увидел, что все педагоги – играющие музыканты. Почему и мне не попробовать?

Олег Сакмаров:

– А у меня всегда было ощущение тебя как человека звёздного, лидера. Я всегда знал, что ты будешь всяким там лауреатом всяких конкурсов. Но дирижирование оказалось для меня неожиданностью.

Рустем Абязов:

– А вот ты уж совершенно неожиданно для меня стал специалистом в андеграунде.

Концерт Генделя

Олег Сакмаров:

– У меня уже несколько лет бродит идея использовать тебя с оркестром «в мирных целях». В чём-то авангардном. Но пока я не готов к этому ни морально, ни материально. Я давно заметил, что на твоих концертах от оркестра исходит сильная энергия. И я давно понял, что дело не в написанных нотах, а в том, какие люди их играют, что они при этом чувствуют, какие эмоции передают. Я в одном из своих альбомов использовал кусочек твоей записи «Дивертисмента» Моцарта. Вырезал его, обработал и построил на нём песню. Было интересно слышать внутри моей песни твой оркестр.

Рустем Абязов:

– То, что ты проповедуешь сейчас, – это в основном импровизация, а я в этом смысле всё-таки ретроград. Музыканты оркестра, выходя на сцену, всегда знают, что они будут играть. Во всяком случае, не то, что им взбредёт в голову в тот или иной момент. Я не отрицаю импровизацию вообще. Джаз, например, я просто обожаю. Но сам к этому не стремлюсь и не способен, наверное.