Полная версия
Слышащий сердце. 1–2
– Не спешите, всё узнаете, всё расскажу, скоро уже начинаем, – отвечал он, пробираясь сквозь возбуждённую толпу.
– А обои будут? А какие? А можно выбрать? – поинтересовалась женщина, фамилию которой Борис никак не мог вспомнить. – А то говорят, что дом сдают, а жить в нём нельзя: ни обоев, ни линолеума, ни сантехники!
– Ну ты, Гаврилова, как была дурой, так дурой и осталась! Всю жизнь мучился с тобой в коммуналке, и вот опять будем соседями по дому! – выдал реплику высокий худощавый мужчина со сморщенным лицом интеллигентного выпивохи.
– Вот-вот, – поддержал его сосед с таким же характерным для сухого закона лицом и клекочущей хрипотцой в голосе, – им палец в рот не клади! Только вчера все сидели в полной жопе в своих коммуналках, а теперь, видите ли, им обои не нравятся! Да я завтра со своим старым унитазом перееду, только дайте ключи!
– Петь, а Петь, ты случайно не знаешь, в каком подъезде эти два алконавта получат квартиры? – испуганно шептала чья-то жена, наклонившись к уху своего соседа. – Хоть бы не в нашем.
– Это ты себе мужа или свекровь будешь выбирать, а соседа… как бог пошлёт. Поняла, мать? – услышав реплику про алконавтов, обернулся один из них.
– Не ссы – в лифте чисто будет, мы что, не из культурной, блин, столицы, не понимаем, что ли! – присоединился к нему приятель. – Ну, если только форс-мажор не припрёт, но тут уж извиняйте – не донёс, так не донёс!
– Неужели и лифт сделают? – послышался чей-то голос с середины ряда.
– А как же! А собачкам нашим где прикажете? – хитро подмигнув, хором ответили алконавты.
– Ой, у них ещё и собаки будут жить! – совсем расстроилась их соседка. – А они большие у вас?
– Понял, Михалыч, сразу перешли на «вы», а то алкаши-алкаши! – Сморщенный тип толкнул в бок другого борца с сухим законом. – У меня дог, а у него алабай!
И оба сморчка-выпивохи заржали, довольные собой.
«Здорово, что Серёга с Пашей предложили проспонсировать местный буфет. Бесплатное пиво, чай и бутерброды создали атмосферу праздника», – думал Борис, подходя к Овсепянам.
– Эдуард, у вас что-то срочное? А то уже пора начинать собрание, – спросил, предчувствуя неприятный сюрприз, Кузнецов.
– Ничего особенного, Борис Сергеевич, – ответил Овсепян. – Мы с Виолеттой хотели бы пригласить вас к себе в ресторан отметить событие, если, конечно, всё пройдёт хорошо. Хотел предупредить заранее, чтобы вы никуда не уходили.
У Бориса отлегло.
– Спасибо за приглашение, но я не один здесь, с женой Татьяной и моей мамой. Кроме того, мы собирались после посидеть в семейном кругу с детьми.
– Так это здорово – приходите все вместе, и обязательно с детьми! – встрепенулась от последнего слова Виолетта, которая до сих пор оставалась безучастной к разговору мужа с председателем кооператива и ко всему тому, что происходило в зале.
Отказаться от приглашения Кузнецов, мягкий и податливый по натуре, не смог. Он вернулся в президиум, встал за трибуну, постучал пальцем по микрофону и откашлялся, готовясь начать речь. Кто-то не выдержал напряжения и захлопал в ладоши. Зал разразился шквалом аплодисментов.
«Похоже, что наш план будет утверждён, никому не известных инвесторов примут в члены кооператива, и никому в голову не придёт спросить, нуждаются ли они в улучшении жилищных условий», – в радостном предвкушении успеха думал Борис, ожидая, когда стихнут неожиданные овации.
Это был звёздный час председателя правления, подарившего долгожданную надежду паре сотен семей и ещё стольким же, совершенно отчаявшимся с ними наконец-таки разъехаться. Его предложение было незамысловатым. В стране полная задница, в городе – не лучше. Председатель финансового комитета на личном приёме обещал не мешать строительству дома, если пайщики сами найдут сторонних инвесторов.
– Таким образом, – развивал свою мысль Борис, – есть два варианта. Первый: объявить сбор дополнительных средств среди членов кооператива. Нужно собрать примерно пятьдесят миллионов рублей, или почти по полмиллиона с каждого…
– Уу-уу-уу! – загудел переполненный зал.
– Где нам взять такие деньжищи?!
– Зарплату не платят третий месяц!
– Ин-на… – (В женском имени Боря узнал знаменитый русский глагол.) – Давай второй вариант!
– Альтернатива: не платить ничего, но принять в члены кооператива инвесторов, которые готовы купить квартиры в нашем доме по рыночной стоимости.
– Какие такие квартиры?
– В доме нет свободных! Кого выселять будем?
– Спокойно, товарищи пайщики, никого выселять не будем. Правление заключило с нашим СМУ договор на перепроектирование дома и достройку шестиэтажной секции до десяти этажей. Получится ещё тридцать две новые квартиры. Продав их инвесторам по рыночной стоимости, мы получим средства на достройку дома и погашение задолженности перед членами правления. Товарищи! Вы уже три года не платите нам зарплату! А это не три месяца! – председатель уверенно вёл собрание по намеченному сценарию.
Никаких ангажированных активистов или групп поддержки правлению не требовалось. Сама жизнь в девяностые и последняя надежда разъехаться с расплодившимися родственниками уже подготовили благоприятную почву для голосования по приёму новых богатых членов кооператива. Жилищная комиссия Ленгорисполкома к тому моменту почила в бозе, и теперь не нужно было никому доказывать потребность в отдельном жилье и стоять в неподвижной очереди на улучшение. Достаточно было предъявить наличные. Так этот конкретный жилищно-строительный кооператив ощутил на себе дыхание нового времени.
«Неплохо было бы понять…» – В голове Бориса вертелась мысль о сроке строительства.
– Так когда, ё-моё?..
– Да-да, когда, ёшкин кот?..
Аудитория тоже уловила самый главный момент, после того как был найден способ достроить дом.
«Хорошо, что ограничились пивом. А то Паша собирался водку выставить с утра в буфете!» – думал Борис, слушая нецензурные реплики с мест.
– Чего когда? – очнулся и переспросил он.
– Когда дом построим?
– Через год, если сегодня примем в кооператив новых членов. Правление уже заключило договор со СМУ на проектирование. Есть смета нового строительства, готово заключение ревизионной комиссии, – докладывал председатель.
– Да уж! Как-то слишком всё хорошо! – засомневался тип в первом ряду с недовольным выражением на лице. – Пусть кто-нибудь из инвесторов выступит перед нами с программой. Развернёт её перед нами во всей красе!
К такому повороту событий Кузнецов и его компаньоны, зная, что в любом советском коллективе найдётся злая совесть, были готовы.
Сначала вышел рыжий Паша и, монументально возвышаясь с трибуны, выступил как генеральный директор ООО «Квентика», пообещав выкупить не менее десяти квартир и спонсировать буфеты для всех последующих до новоселья собраний.
– Вот это да!
– Даёшь «Квентику»!
– Ура, бляха-муха! Я за вас и вашу маму!
– Ты, чёрт лысый, чью маму имеешь в виду?! – ткнула в бок хмельного мужика тётка во втором ряду под громкий хохот соседей.
– А мать она или твоя, или ё… – не успел договорить неприличное слово лохматый остряк в третьем ряду, но это уже было не нужно, так смысл фразы моментально дошёл до всех, и никто автора шутки не осуждал – все ржали как табун лошадей.
– Товарищи, давайте покультурнее, я, конечно, понимаю, радость и всё такое, но в зале есть дети! Слово предоставляется частному инвестору товарищу Грановскому. – Борис торопился объявить следующего кандидата, пока толпа поддатых и развеселившихся кооператоров окончательно не превратила собрание в пьяный балаган.
– У меня возможности скромные. Но я хотел бы напомнить, что старые члены кооператива, у которых квартиры на последнем этаже, могут при желании поменять их на более низкий этаж. Я же, как и все остальные частники, согласен купить трёхкомнатную квартиру на десятом этаже. И если меня сегодня примут в члены вашего кооператива, я торжественно обязуюсь не стучать по ночам по батареям и не заливать соседей внизу! – так Серёга остроумно подкупил нетрезвую, более восприимчивую к юмору часть собравшихся.
– Наш человек!
– Даёшь его к нам!
– Ему тоже бесплатного пива!
– Следующий инвестор… – начал было Борис.
– Да пошли они н-н-на…
– Сколько их там у тебя?
– Мы так целый день здесь просидим!
– Вот-вот, слушай эти долбаные доклады!
– Точно! Уже водки выпить хочется!
– Покороче давай!
– То есть? – опешил председатель.
– То есть голосуем полным списком, и пусть сразу канают в кассу с бабками!
– Даёшь новоселье!
– Ура! Прощай, любимая тёща! – полез обниматься к своей жене мужичок во втором ряду.
– Не радуйся, сучий сын, я к тебе каждое воскресенье приезжать буду! – обрадовала того бабка сзади, ткнув в спину.
– Так что, голосуем списком? – пытался перекричать толпу председатель.
– Принято единогласно!
* * *– Женя, слышал, что у жилищного комитета полномочия по регистрации уставов ЖСК отобрали? Говорят, что создали новую регистрационную палату при мэрии, которая теперь регистрирует новые юридические лица, – делился последними новостями Борис.
Паша с Сергеем напряглись, так как любая новость в те дни, как правило, ничего хорошего не сулила, а сейчас они ещё впряглись в стройку собственными деньгами и привлекли других людей, перед которыми можно было конкретно ответить, если что. Таких новостей из разряда «ответишь, если что» приходило по нескольку в день. Все привыкли к высокому уровню адреналина, но всё равно было стрёмно.
– Конечно слышал. Всё будет полная хюйвя! – отвечал отцу Евгений. – Мы в своей конторе уже наладили нужные связи и нашли подходы. У одного моего друга, который тоже вступил в наш ЖСК, жена теперь там работает. Комитет по внешним связям больше не регистрирует совместные предприятия, и всех юристов оттуда перевели в регистрационную палату.
– Смотри, Женя, как бы твоя финская хюйвя не превратилась в нашу русскую… фигню! – съязвил Паша.
– А что с правами на квартиры? Как мы будем их регистрировать и передавать инвесторам? – спросил Сергей, подливая себе горячий чай.
– Буду захаживать в жилищный комитет для поддержания отношений, но они останутся в теме ненадолго. Пока дом строится, всё ещё десять раз поменяется. Для нас чем больше путаницы и чехарды с компетенциями органов власти, тем спокойнее. Чем дальше мы от жилищного комитета с его очередью нуждающихся, тем лучше. Вот устав ЖСК мы уже регистрируем не у них, а в регпалате, и никаких проблем с новым списком пайщиков. Приняли на общем собрании – и ол райт! Пока пусть инвесторы формально оплатят паи по советским официальным ставкам, чтобы всё было чисто и по старым правилам, а по новым мы что-нибудь придумаем.
– А «формально» – это сколько будет? – переполошился Паша.
– Да фигня вопрос. Тысяча за однокомнатную, две – за двухкомнатную и три тыщи за трёшку, – успокоил всех Борис.
– А слышали, что Стрельчук сказал о едином городском реестре недвижимости?
– Конечно. У меня однокурсник устроился в юридический комитет и рассказывал, что хотят создать контору специально для ведения этого реестра и регистрации прав на недвижимость. Так что скоро жилищный комитет точно никому не будет нужен. Тамошние юристы уже включили свои связи, чтобы перейти на хлебное место. Эти нюхом чуют, когда и куда потекут взятки.
– Окей, понятно. Сидим и ждём. Главное – дом достроить.
– И все документы на него оформить.
– Проект утверждён, изменения в устав ЖСК официально зарегистрированы, госприёмку начальник СМУ гарантирует, с БТИ договоримся. Да всё будет ништяк!
В номере 8—404 отеля «Москва» шло обычное вечернее совещание, на котором компаньоны ООО «Квентика» подводили итоги прошедшего дня и намечали план дальнейших действий. Работы было много. С французами по цене быстро договорились, контракт с Марселем успешно подписали, аванс в валюте получили. Оставалось подготовить техническую документацию, изготовить пробную партию поросячьих клеток и запустить производство. За это отвечал Борис.
Сергей Грановский с Евгением продолжали поддерживать отношения с заказчиками и время от времени мотались во Францию, встречаясь с ними то в Марселе, то в Париже и обсуждая контрактные дела. И вот теперь французы вознамерились приехать в Санкт-Петербург – познакомиться со своими деловыми партнёрами и проинспектировать производство на месте. С этими новостями Сергей вернулся из последней заграничной поездки.
С торжественной встречей проблем не было никаких: в банкетах самых различных форматов и бюджетов компаньоны здорово поднаторели. А вот с инспекцией вырисовывалась конкретная проблема. Французы до сих пор понятия не имели, где именно будут производиться клетки.
– Дерьмо полное! – выругался Серёга. – Как я им скажу, что клетки выпускаются зэками в тюрьме?
– А что если они сами захотят посмотреть на производство? Смотри-ка, они очень обеспокоены качеством! – Борис протянул Паше факс, на котором рукой Грановского был сделан подстрочный перевод с французского.
И тут Евгению пришла в голову гениальная идея, как объяснить иностранным партнёрам, почему производство находится в тюрьме.
– А давайте скажем им, что наша «Квентика» участвует в специальном гуманитарно-социальном эксперименте по интеграции преступников в общество ещё на стадии отбывания наказания. Да и не преступники они никакие, а так, несчастные водилы и мелкие хулиганы. Про сто вторую и сто семнадцатую им говорить не надо. За границей это популярная тема. Французам понравится, а проверить они не смогут. Ещё скажем, что ООО перечисляет деньги тюрьме, а та начисляет заключённым зарплату, которую они получат, когда выйдут на свободу.
– И это чистая правда! Можно даже договор с ИТУ-16 представить, – обрадовался Паша.
– Но и производство как-то надо показать, – покачал головой Серёга. – Придётся тебе, Шильман, выпить с начальником тюрьмы конкретно! Нужно обязательно добиться, чтобы французов пустили на зону.
– Да уж, привезут они впечатлений из России! Никакой икры с водкой и матрёшек не нужно, – протянул Борис. – Приехали в культурную, блин, столицу! Эрмитаж? Русский музей? Петродворец? Уи-уи, твой дом – тюрьма! Я на их месте охренел бы от такой программы!
– Пить с начальником придётся полюбасу. – Паша с тоской смотрел на бутылку дагестанского коньяка. – А прямо сейчас мы и начнём тренировку печени! Если что, вы за своё бабло будете лечить мой цирроз, и не в местном ЛТП, а во Франции.
– Что доказывает фуа-гра? – шутливо поинтересовался знаток Франции Грановский. – А то, что с циррозом печени можно жить долго и вкусно, если не давать кормить себя с руки!
– Договорились!
И пошёл коньячок по привычному кругу. Поздняя планёрка перешла в традиционную для ООО «Квентика» фазу дижестива. Кстати, очень важную! После пары рюмок забористого напитка, только по полному недоразумению и иронии судьбы названного коньяком, постперестроечный стресс отступал, мозги кратковременно просветлялись и в них иногда заходили блестящие идеи, как, например, вот эта.
– А что если начальника использовать втёмную? – первым подал признаки просветления Евгений.
– Это как? – удивлённо вскинул рыжие и густые, как у Брежнева, брови Шильман.
– Ну, типа сказать, что приехала делегация международной организации «Амнести Интернешнл», которая хочет удостовериться, что французская компания и вправду помогает вместе с её русскими партнёрами в решении важной гуманитарной задачи! – не сдерживал свой поток сознания Женька.
– Ну да, освободим Россию от криминала! Даёшь небандитский Петербург! – съязвил Борис.
– На свободу с чистой совестью и честно заработанной валютой! – сострил Сергей.
– А вообще, в этом что-то есть, но выпить с Петровичем всё равно надо всем и много! – Паша уже крутил диск телефона, набирая номер начальника ИТУ-16. – Он сегодня, кажется, дежурит… Алло, Петрович, салют! Как сам? Всё нормалёк? Как там наши сидельцы? Профсоюз ещё не создали? А то смотри, мы в Кресты переедем, они поближе. Дело есть, перетереть бы. В субботу можешь? – Шильман глянул на приятелей, которые пожали плечами типа «шабат так шабат». – Окей, тогда начнём, как всегда, в нашей баньке. Ну да, там, на Дегтярной, в два часа нормально? Всё будет по высшему разряду! Майор, не переживай. О чём говорить будем? Не по телефону, но тебе понравится! Всё, беги шмонай и давай отбой в своём трёхзвёздочном отеле! Не-не, никаких завтра, баня и ресторан в субботу! Всё, шабат!
* * *Эдуард проснулся в холодном поту, с бешено колотящимся где-то в горле сердцем. Прошёл почти год, как они бежали из Баку в Краснодар, откуда перебрались в Ленинград, а отголоски пережитой тогда трагедии по-прежнему преследовали его ночными кошмарами.
Виолетта спала на левом боку, отвернувшись от него, словно чужая. «А мы ведь действительно стали чужими друг другу», – подумал Эдуард, тщетно пытаясь вспомнить, когда они с Виолеттой были близки в последний раз. И вынужден был признаться самому себе, что недостаток интимной близости ему восполняли проститутки из подпольного борделя, который крышевало его РУВД. Виолетте почему-то было всё безразлично.
Стараясь не шуметь, он осторожно вышел на кухню покурить и успокоиться. Нервно затягиваясь сигаретой, прокручивал в памяти детали сна, переживая, отступят ли когда-нибудь, наконец, кошмары, не грозит ли ему серьёзная психологическая проблема и не пора ли откровенно поговорить с женой. Как-никак она ведь психиатр. А тем временем в мозгу вспыхивали чёрно-белые кадры сна, и утешало его только то, что он вовремя проснулся и не увидел пронзительного взгляда мёртвых глаз своего сына и его катящейся головы.
Виолетта проснулась, словно от резкого толчка внутри. Огляделась. Мужа рядом не было.
– Что с тобой? Тебя кошмары не мучают? – допытывалась жена, найдя его на кухне с дрожащей в руках сигаретой.
– Ерунда! На работе проблемы, вот и не спится! Покурю и успокоюсь!
– Может быть, расскажешь мне? Я же всё-таки тебе…
– Жена? – усмехнулся Эдуард и посмотрел на Виолетту равнодушным взглядом.
Виолетта глядела на него с таким же безразличием, совершенно не видя в нём мужчину, которого она когда-то любила и от которого родила двух сыновей. При мысли об убитых детях ей стало нехорошо. Она зажмурилась и с усилием начала массировать виски. Постепенно головокружение прошло.
– Не начинай, Эдуард, – уже спокойно, но всё ещё глухим голосом произнесла Виолетта, – ты же знаешь, что я не хочу близости с тобой не потому, что… – она замолчала на секунду, подбирая слово, – …не люблю тебя, а потому что мне больно осознавать, что я больше не могу иметь детей. А одновременно ощущать в себе твою горячую плоть и понимать, что нам невозможно родить новых детей, это сводит меня с ума. Мне легче забыть тебя как мужчину.
– И ты поэтому прилипла к Кузнецовым?
– А что, это так заметно? – насторожилась Виолетта.
– Им – не знаю, а я вижу, как ты к их младшему тянешься. И уроки музыки, и развитие личности, и что там ещё? Что ты задумала, а?
Виолетта медлила с ответом, тщательно обдумывая свои слова.
– Татьяна наивная простушка, – начала она. – И муж у неё такой же простак, только вдобавок любит выпить и похрипеть под гитару, думая, что он Высоцкий. Не видит, что у жены повышенное либидо, которое нужно удовлетворять не песнями собственного сочинения. Придёт момент, и я Борисом займусь тоже. А тебе можно к Татьяне присмотреться. Она очень даже недурна. Может быть, грудь маленькая – не как тебе нравится, но зато вся она как девочка-школьница.
– Вообще-то я про Мишу тебя спрашивал. Кстати, а почему бы тебе к старшему сыну, Евгению, тогда не присмотреться? – Эдуард внимательно следил за реакцией жены.
– Евгений слишком взрослый, – неожиданно ответила Виолетта. – А вот Миша, – тут её голос потеплел, – другое дело. Знаешь, как он на меня смотрит? Видел бы ты, как вздрагивает, когда я к нему прикасаюсь во время игры на пианино! Мальчик начинает взрослеть, ещё не совсем осознанно обращает внимание на женские прелести, но уже реагирует на них. Самое время его…
– Увести? – не дал ей закончить Эдуард.
– Никто не посмеет мне помешать, понял?! – вдруг сорвалась на истеричный крик Виолетта.
Эдуарда ошеломил такой внезапный переход от спокойного рассуждения психиатра к нервной реакции возбуждённой женщины. Не имея давно с ней близости, он стал забывать, какой экзальтированной она может быть. А сейчас в её глазах горел совершенно сумасшедший огонь одержимости идеей фикс.
– Спокойно, дорогая, – тихо прошептал Эдуард. – Хочешь забрать к нам Мишу – конечно, забирай. Я буду только рад мальчику.
Виолетта успокоилась так же внезапно, как и завелась. Ушла в себя, улыбаясь каким-то своим мыслям и совершенно не замечая сидевшего перед ней мужа. Потом словно очнулась из забытья и сказала ему, что идёт спать.
Эдуард закрыл за Виолеттой дверь кухни. Постоял некоторое время, прислушиваясь, не вернётся ли она, и снова сел за стол. Он был ошарашен планами Виолетты увести из чужой семьи ребёнка. Похоже, она уже далеко зашла, хотя бы в своих мыслях, и мешать ей в таких обстоятельствах означало бы спровоцировать очень глубокий психический срыв.
«Ничего себе психотерапия! Я тут анализирую по ночам свои кошмары: сон был цветной или чёрно-белый? Машина стояла в луже, и та была красной от крови, или это был свет фар? И жду, когда из-за машины выкатится голова Ашотика и уставится на меня своим немигающим взглядом. У Виолетты-то проблемы посложнее моих будут! Интересно, что ей снится?» – размышлял Эдуард, понимая, что кошмары ему, скорее всего, не изжить, а реализация плана жены приведёт к настоящей войне с Кузнецовым.
«Если только он к тому моменту не сопьётся или Виолетта не подсадит его на какой-нибудь препарат. Смотри-ка, даже Татьяной мне предложила заняться. Что ещё можно получить? Может быть, подбросить Виолетте идею отнять у них квартиру на Невском? Это было бы неплохо! Устроить Кузнецовым развод и попробовать выманить недвижимость. Со способностями Виолетты они, возможно, сами всё отдадут – никто не подкопается!» – размечтался успокоившийся Овсепян.
Тут он о чём-то вспомнил. Подошёл к раковине, наклонился и вынул из стены кафельную плитку. Засунув руку куда-то в глубину, достал тряпичный свёрток. Долго не решался его развернуть, но в конце концов желание увидеть рубин взяло верх. Эдуард размотал ткань и, взяв в руки кривой кинжал, стал поворачивать клинок в свете лампы, любуясь бликами на клинке. Какая-то надпись арабской вязью чётко проступала на лезвии. Вновь, как и тогда в поезде, что-то ощутимо ткнулось в ладонь и несколько мгновений пульсировало. Создавалось впечатление, что нож живой. Эдуард, дрожа, замотал кинжал в тряпку и убрал обратно в тайник.
«Дьявольщина какая-то!» – передёрнуло Овсепяна.
Глава 8. Из бани с чистой совестью в… тюрьму
– Ну вы, блин, даёте! Совсем охренели, что ли! Какие, ать-два, французы! Это же зона! Тюрь-ма, па-ни-ма-ете, ет-тит-ская сила?
– Не кипятись, Петрович! – подлил ему водки в стакан Паша Шильман. – Ты же всех нас знаешь много лет!
В закрытом кабинете бани на Дегтярной шло чрезвычайно важное заседание, можно даже сказать, судьбоносное собрание учредителей ООО «Квентика», от которого зависела судьба выгодного контракта и будущее процветание компаньонов. А то и сама их жизнь, так как под завершение строительства дома ЖСК-1331 они взяли на себя достаточно обязательств, чтобы «если что» ответить по полной. И поэтому сейчас они не жалели ни средств, ни красноречия, уговаривая начальника ИТУ-16 организовать визит иностранцев в колонию.
– Подумаешь, на часок забежала на зону пара французов! – вставил Серёга Грановский.
– Давай, Петрович, мы их запишем под делегацию Красного Креста или «Амнести Интернешнл»? Всё типа официально, а? – попробовал пропихнуть свою гениальную идею Евгений.
– Какая… международная… амнистия?.. – зажевал пару крепких словечек Петрович. – Вы чё, с ума все посходили? Мои сидельцы, если узнают о какой-то амнистии, такой бунт устроят, мама не горюй! А они, как два пальца обоссать, узнают – тюремный телеграф ещё ни разу не ломался. Не, на такую авантюру я пойти не могу.
– Петрович, блин, ты не понимаешь! Если французы своими глазами не увидят, где выпускают их долбаные клетки, они аннулируют контракт, и тогда твоей зоне точно придёт полный треньдец! Зэки от безделья и без денег разнесут её в щепки! Ты этого хочешь?
– Постойте, мужики, я ваще не отказываюсь от сотрудничества, но поймите, никаких делегаций пускать нельзя. Любой наш журналист месяцами ждёт разрешения УИН и КГБ, чтобы к нам прийти и написать заметку про тюремный быт. А вы целую французскую делегацию с провокацией хотите провести. «Амнести», видите ли, «Интернешнл»!.. Разбираться в том, что ваша амнистия международная, никто не будет. Мало никому не покажется!