Слышащий сердце. 1–2

Внезапно он почувствовал себя под прицелом чьих-то глаз. Зорге неприятно буравил его взглядом из-за тёмной бронзовой маски.

– Рихард, ты хотя бы не следи за мной! – обратился Эдуард к монументу советского разведчика.

Большая спортивная сумка с надписью «Самбо» стояла там, где её оставили женщины. Поднимая сумку, он пару раз тряхнул её, как бы взвешивая, и повесил на плечо, чтобы руки оставались свободными.

«Да уж, свободными… Пистолет держу в руке уже полчаса и совершенно забыл про него. Потеряли десять минут. За это время могли бы улицу в темноте проскочить, потом ещё метров триста по улице Гоголя, свернуть на Везирова – там можно уйти в переулки, так безопаснее, и до машины уже недалеко. Или лучше оставить их на детской площадке у кооперативного „кирпича“ и самому быстро пригнать машину прямиком по Гоголя? С ними будет дольше, к тому же там широкий проспект, и он наверняка освещён. Здесь же темно и, кажется, спокойно. Я доберусь до машины за пятнадцать минут быстрым шагом. Страшно оставлять их одних? Не страшнее, чем идти по этим предательски тихим улицам, следящим за каждым нашим шагом. Я мигом управлюсь. Главное, чтобы они дошли незамеченными до площадки». С такими мыслями возвращался к семье Эдуард.

Напоследок, обернувшись назад, он посмотрел на силуэт памятника и скрылся в темноте переулка.

– Никого не было? – спросил он, вернувшись.

– Только «жигули» проехали минуту назад, – махнула Виолетта рукой в ту сторону, куда направлялся автомобиль.

– Не останавливался?

– Нет, очень быстро ехал! Нам идти в ту же сторону?

– В другую.

– Слава богу! – подала голос старая армянка.

– Мать, оставь ты своего Христа, наконец! Он-то нас давно оставил одних! Вот и русским, похоже, ни до чего нет дела, уходят они. Ох, умоется Баку кровью!

– Эдик, а может, всё успокоится? Ну, побузят азербайджанцы немного! – шмыгая горбатым носом, не успокаивалась его мать.

– Может, правда, вернёмся домой? – спросила Виолетта.

Мальчики молчали, с затаённой надеждой ожидая ответа отца. Больше всего на свете им, перепуганным и уставшим, хотелось, чтобы этот ночной кошмар поскорее закончился и завтра утром они проснулись в своих тёплых уютных постелях от лёгкого поцелуя мамы и, как всегда, смеясь и пытаясь увернуться от её шлепков, побежали чистить зубы, а бабушка готовила им на завтрак кашу.

– А вдруг вас всё-таки заметили из «жигулей» и вернутся? Оставаться в парке теперь рискованно. Вы пойдёте вон туда – видите в конце улицы кирпичный дом? За ним детская площадка. На ней есть маленький домик. Спрячьтесь в нём и ждите меня. Да не маячьте, сидите тихо. Я буду идти за вами следом, а в конце улицы сверну в переулок, чтобы забрать машину. Ждите минут через двадцать, – давал инструкции мужчина.

– Эдик, сынок, – подала тихо голос пожилая женщина, – а почему нам нельзя было остаться дома и ждать тебя с машиной? Зачем нам всем идти за ней через парк и несколько кварталов?

– Давай вернёмся домой? – вновь попыталась уговорить мужа Виолетта.

– Назад дороги нет. Не говорил тебе раньше, чтобы не пугать, но вчера из нашего отделения милиции вывезли оружие без документов. Руководил лично мой начальник подполковник Искандеров. Он мне сказал, чтобы я не возвращался в отделение. Теперь понятно?

– Ничего не понятно. Как он это объяснил?

– Никак, говорил намёками, как будто боялся, что его услышат. Сказал, чтобы сидел дома и ждал.

– Ждал чего?

– Неизвестно. Поэтому я решил, что ждать нечего, нужно бежать из города, пока не поздно! Вот ещё что…

Эдуард раскрыл спортивную сумку и показал женщинам её содержимое.

– Откуда столько денег?! – одновременно воскликнули они. – Ой, и золото!

– Мы обнаружили тайник. Я опасаюсь, как бы под общий беспредел Искандеров не захотел с нами расправиться, чтобы завладеть деньгами. О находке знаем только мы с ним. Поэтому я не хочу, чтобы вы оставались дома. И потом, лучше один раз всем вместе пройти несколько кварталов – это не так далеко, чем мне одному идти, потом возвращаться за вами. Служебная «Волга» у дома сразу привлечёт внимание.

– А почему в Краснодар, а не к тёте Сури в Сумгаит?

– Вы что, не понимаете, что всё – конец? Русские бегут. Аэропорты и вокзалы забиты народом, но билеты, говорят, ещё продают. Вчера штурмовали Сальянские казармы, подожгли дома военных, чтобы захватить склады с оружием. И атаковали, наверное, даже с нашим оружием. С чего вдруг втихаря, без документов вывезли его из нашего отделения? Всё, конец армянскому Баку! Понятно? Ка-нэц, всему ка-нэц! – эмоционально воскликнул Эдуард, отчего проявился армянский акцент.

Женщины больше не возражали, понимая, что он не собирается менять своего решения, домой они никогда не вернутся и кошмарное бегство в чёрную бакинскую ночь продолжится. Но как долго ещё бежать?!

– Не прощаемся и не обнимаемся, – остыв, нарочито грубо сказал мужчина.

Он взял себя в руки и теперь старался быть уверенным и даже жёстким, чтобы не дать семье запаниковать.

– И-идите, – голос его всё-таки дрогнул.

Эдуард неотрывно смотрел им вслед, пока они благополучно не достигли кирпичного дома в конце улицы. За ним была игровая площадка, где, думал Овсепян, его семья сможет укрыться в детском домике, не рискуя быть замеченной с дороги. Ещё раз оглянувшись по сторонам и удостоверившись, что никого на улице нет, Эдуард выскользнул из тени дерева и быстро пересёк проезжую часть. Ещё десять шагов – и он нырнул в тёмный переулок.

Глава 3. Белые «Жигули»

– Стой! Кто идёт?

– Стой, стрелять буду!

Эдуарда ослепил яркий свет мощных фар. Узкий проход, в конце которого он спрятал оперативную «Волгу», перегородил «ГАЗ-64». Лейтенант с эмблемами танкиста в красных петлицах держал Эдуарда на прицеле «калашникова». Щелчок! Ещё один! Это из-за грузовика вышли два сержанта и, сняв с предохранителей, вскинули свои автоматы.

– Не шали, у нас боевые!

– Пистолет, чурка, медленно кладёшь на землю, и три шага назад с поднятыми руками! Потом ложишься лицом на землю, раздвигаешь ноги-руки – и начинаем разговаривать. Всё, чурбан, понял?

«Слава богу, русские!» – Эдуард почти счастливым лёг на пыльный асфальт, точно выполнив все инструкции лейтенанта.

– Кто такой?

– Ребята, я майор милиции Эдуард Овсепян, заместитель начальника двадцать первого отделения милиции, удостоверение в заднем кармане брюк!

– Курдюков, оружие оставь, подойди и обыщи его!

Сержант, передав автомат офицеру, со словами «Ну-ну, не бзди – живой пока!» подошёл к лежавшему Овсепяну.

– Товарищ лейтенант, вот его удостоверение, паспорт и документы на оружие!

– Так, посмотрим, что за ара к нам тут залетела. Действительно, товарищ Овсепян, и номер на «макаре» совпадает! Пока лежать, не двигаться! Курдюков, отойди от него и возьми свой автомат! Держать его на прицеле! Так, Овсепян, медленно с поднятыми руками переворачиваемся на спину! Поворачиваемся аккуратно, как в русских сказках, – к лесу задом, к нам передом, понял? И смотри, не отдави себе ничего!

– Ребята, у меня там на детской площадке семья осталась! Я за машиной шёл. Мы в Краснодар хотим уехать! Помогите, умоляю!

– Товарищ командир, непохоже, что бандит.

– Можно медленно встать, сначала на колени, потом на ноги, руки держать вытянутыми перед собой. – Лейтенант внимательно всматривался в лицо поднявшегося армянина, которое показалось ему знакомым.

Но где он его видел, вспомнить не получалось… А, вспомнил! Точно, это же тот самый, что подсказал ему номер квартиры девушки, которую он как-то провожал с танцев и потом пытался разыскать.

– Это ж ты живёшь на… – лейтенант заглянул в паспорт, – на Каспийской улице? Ты меня помнишь? Помнишь, я искал девушку? Я ещё был в джинсах и белой футболке «Адидас».

– Из сороковой квартиры. Я тебе тогда сказал, что ничего с азербайджанкой у тебя не получится, а ты мне ответил, что в наше время это предрассудки! Ну что, кто был прав? Предрассудки, говоришь? Посмотри, что творится вокруг! Помоги, лейтенант!

– Прости, майор, не могу. Не имею права! У меня приказ срочно вывезти из комендатуры оружие и с комендантским взводом взять под охрану погрузку Каспийской флотилии! Если не выполню приказ, меня отдадут под трибунал!

– Что, и моряки уходят, да? И кто ж в городе останется?

– Они на рейде будут стоять, пока рязанская дивизия ВДВ не подойдёт… Ладно, много будешь знать. Правильно, что своих увозишь. Могу помочь вот этим. С одним «макаром» и двумя обоймами ты до Краснодара не доберёшься.

И лейтенант достал из кабины грузовика автомат «узи» с несколькими заряженными магазинами в подсумке. Автомат был абсолютно новый, с фирменным, таким же новым и чистым подсумком к нему.

– Тут за углом положили одного бандита, с него и сняли! Бери – надеюсь, не пригодится!

– Спасибо, лейтенант!

– Удачи, майор! Мы будем выезжать за город по Коммунистическому проспекту. Догонишь – пристроишься к нам и выйдешь из города с нами, но ждать тебя не могу!

– А что так криво, на базу же…

– Это, похоже, уже не моя страна, и удобные маршруты выбирать не приходится!

– И не моя! Удачи!

– Прощай.

Майор погладил чёрную, холодную, как смерть, сталь автомата, чей затвор, похоже, ещё ни разу не передёргивали и из ствола которого её, затаившуюся в магазине смерть, не выпускали. Пока… Она же, словно узница, уже заждалась, когда ей наконец дадут вырваться, прогуляться по Баку с трескучим «та-та-та» и запахом жжёного пороха.

Раздалась команда «по машинам!», и «газон» с комендантским взводом и оружейными ящиками в кузове заурчал движком и медленно двинулся по улице с выключенными фарами.

                                          * * *

Четыре азербайджанца, стоя в свете фар белого «жигуля», возбуждённо переговаривались на родном языке. Они постоянно озирались по сторонам, словно кого-то искали или ждали.

– Уважаемый Муса, мамой клянусь, да, я точно здесь видел двух женщин с детьми! Куда пошли – не знаю, да!

– Куда подевались эти армянские суки?!

– Они должны быть где-то рядом!

– Наверное, туда пошли!

– Далеко не могли уйти!

Трое были в чёрных спортивных костюмах и кроссовках. На головах топорщились натянутые почти на самые глаза спортивные шапочки-«петушки», придававшие им нелепый вид. Нижнюю часть лица скрывали чёрные косынки. Только один из четверых ни от кого не прятал своё лицо. Он вообще выделялся среди остальных, напоминавших со стороны кучку галдящих базарных торговцев.

Это был крепкий старик явно за семьдесят, чьи седые волнистые волосы и густая седая борода красиво смотрелись под папахой из мягкого серого каракуля. Старик почему-то облачился в национальный костюм: чёрный архалук с серебряными газырями и отороченными серебряным замысловатым орнаментом рукавами. Красивый, перечёркнутый белым крестом чёрный башлык был откинут на спину и не скрывал хищного восточного лица. Ноги были обуты в сапожки из тонкой сыромятной кожи без каблуков со шнуровкой почти до колен. На богато инкрустированном кушаке висел длинный кривой кинжал в ножнах, украшенных тонкой резьбой по серебру. Рукоять кинжала завершалась костяным набалдашником с крупным рубином в форме сердца. Старик, явно никого не боявшийся, всем своим обличием резко выделялся в этой компании.

– Уважаемый Ахмет-муэллим, я мечтаю увидеть вас в этом костюме на Пятой авеню в Нью-Йорке!

– Не трепись, Муса! Совсем тебя распустили твои американские хозяева!

– Ну что вы, почтенный Ахмет…

– Молчи, не перебивай старших! Я нюхом чую этих гадких армяшек! Они рядом! Воздух пахнет их страхом, и он приведёт нас к ним!

Высокий сильный азербайджанец лет тридцати пяти, которого старик называл Мусой, не мог оторвать глаз от роскошного старинного кинжала.

– Учитель, скажите, откуда он у вас? – спросил Муса.

– Эта легенда передаётся в нашем роду из поколения в поколение, и тебе, Муса, как моему племяннику, её нужно знать. Мой прадед Исмаил принадлежал к знатному древнему роду. Давно, когда Бакинское ханство было завоёвано русскими, он не захотел мириться с их господством. Со своими преданными людьми он присоединился к черкесскому князю Анзору, который боролся с Россией. Исмаил командовал одним из его отрядов во время кавказской войны. Однажды в засаду, которую он устроил, попала русская военная экспедиция. Это была очень удачная операция – никто из неверных захватчиков не выжил. Черкесы порубили более двухсот человек. А этот турецкий бебут попал к Исмаилу в качестве трофея. Он снял его с русского поручика, которого лично зарубил в поединке. Прадед преподнёс кинжал в подарок князю Анзору, но тот великодушно ответил, что Исмаил завоевал бебут в честном бою, поэтому оружие отныне по праву принадлежит ему.

– А как кинжал мог попасть к русским? – поинтересовался Муса.

– Этого я не знаю! Офицер не успел рассказать Исмаилу, да и прадед по-русски не знал ни слова!

– Ха-ха! Но судя по драгоценным украшениям, кинжал принадлежал знатному паше.

– Какая разница? Всё равно он мой.

– А правда, что ваши отец и дед этим кинжалом резали армян в Баку в девятьсот восемнадцатом году?

– Правда! Как правда и то, что этот бебут способен слышать сердце убитого им врага. Ну, хватит разговоров. Муса, захвати мой Коран из машины. Пойдём пешком, так мы их вернее найдём! Я хочу наслаждаться запахом смерти, крадущейся за неверными!

– Где будем искать, почтенный Ахмет-муэллим?

– В парке их уже нет. Они наверняка успели уйти. Пойдём по улице – будем проверять все дворы подряд.

– Они точно там, я чую их скверную армянскую кровь!

– Они там! Они там, учитель!

– Сегодня все неверные сдохнут как собаки!

– Аллах всемогущий вернул нам силу!

Глава 4. У слышащего сердце новый властелин

– Быстрей, быстрей! Там же Виолетта с детьми! Давай же, заводись, родная! Мать с ума сходит: сказал, что вернусь через двадцать минут, а прошло уже… – Эдуард бросил беглый взгляд на светящийся циферблат, – пятьдесят пять!

Оперативная «Волга» с форсированным двигателем завелась с пол-оборота! Овсепян, несмотря на своё звание майора, всегда лично следил за обслуживанием этой машины. Поэтому подвести она не должна. Бензина полный бак, плюс несколько канистр в багажнике и пятилитровая пластиковая баклажка с водой. До русских станиц должно хватить. Ментовские номера с «БББ» и «01—01» были в Баку известны всем и должны были стать гарантией выезда из города, даже если не удастся догнать комендантский взвод. Мундир с погонами подполковника, якобы начальника РУВД Искандерова, и фальшивые документы на его имя во внутреннем кармане – гарантия более-менее спокойного проезда по Азербайджану.

«А если что, то есть табельный „макаров“ с двумя обоймами и – вот повезло так повезло – автомат „узи“ с несколькими магазинами. За такую удачу можно простить не только „чурку“, но даже „ара“ и „хачик“ не покажутся обидными от русского брата! Какой подарок сделал!» – размышлял Эдуард.

Интересно, а чего это Искандеров такой добрый был? Не ходи на работу, дома сиди. А вещдоки, спортивную сумку «Самбо» с наличными и всяким золотишком, найденные в багажнике угнанной «девятки», мол, пока у себя подержи. Подставить, сука, хотел или… И тут Овсепяна пронзила догадка. «Он же специально всё подстроил! Сам хотел нагрянуть на мою квартиру и расправиться со мной, списав потом пропажу денег и драгоценностей на меня». Никто, кроме их двоих, не знал о находке в багажнике. Остальные опера в группе думали, что на пустыре за рынком нашли всего лишь угнанный неделю назад автомобиль. Правильно, что забрал семью с собой, а не оставил её дома.

«Ма-ла-дэц! Сыды, Овсэпан, дома с сумкой, никаму нэ гавары! Может, кто-нибут проявится за сумочкой, и мы его цап-царап»! – пришли Эдуарду на память слова начальника. «Ах, хитрый азер! Всё заранее продумал и подстроил! Наверное, уже шмонает у меня! Нужно торопиться! Только бы их никто не нашёл! Чёртов „жигуль“!»

По дороге назад за семьёй нехорошие мысли снова заметались в голове Эдуарда, грозя превратить плохое предчувствие в кошмарную явь! Подъезжая к парку, он заметил впереди припаркованные белые «жигули» третьей модели с невыключенными фарами. «Белая, как смерть!» – ёкнуло сердце, когда его «Волга» поравнялась с брошенной «трёшкой».

Интуиция подсказывала, что и ему нужно оставить машину здесь и бежать к кирпичному дому в конце улицы. Если азера там, то на машине подобраться незаметно не получится. Их, скорее всего, несколько, и они, возможно, вооружены.

«Только бы их не нашли, только бы не нашли! Надо же было нарваться на комендантский патруль! Этим же азерам точно повезло. Их никто лицом на землю не укладывал! Сколько времени у них было?»

                                          * * *

– Муса, где ты так насобачился проламывать и отворачивать головы? – с почтенным ужасом спросил азер, от возбуждения вытирая шапкой пот на лице.

– Этот колледж называется ЦРУ!

– Хватит зубоскалить! Подумаешь, раскроили черепушку старухе и свернули этот армянский подсолнух! – одёрнул старик молодых парней.

– Что-то не так, уважаемый учитель? Мы же убили неверных!

– Это не убийство, недостойные сыны Аллаха! Это долгожданное возмездие пророка! Закопались в своих апельсинах и не читали Коран! Я сейчас покажу, как это делали ваши предки, вам, червям, недостойным их памяти!

С этими словами он направился к молодой женщине, крепко обнимавшей мальчика лет пяти. Старик накинул на голову башлык и оттого стал похож на средневекового инквизитора. Богато разукрашенный национальный костюм с серебряными газырями и инкрустированным драгоценными камнями поясом придавал облику палача зловещую ритуальную красоту.

«Дзз-зинннь!»

Это узкий кривой клинок с явным удовольствием и нескрываемым желанием, мягко скользя, покинул уютные ножны, не сопротивляясь и даже поторапливая руку убийцы, мол, давай быстрей, быстрей: «Только не дрогни! Не хочу назад! Дай мне войти в сердце врага и почувствовать его последний удар на моём острие!»

Все заворожённо смотрели, как острый и изогнутый конец древнего кинжала приближался к жертве. Но старик не спешил. Он ещё не выбрал себе ритуальную жертву. Изуверское воображение только начало рисовать религиозному фанатику картину казни. Старец шёл медленно, останавливаясь на секунду после каждого шага, словно отсчитывал какое-то магическое число. Лихорадочный пульс плотно сжатой ладони передавался ножу, а тот в свою очередь радостно откликался мягким стуком в рукоятке.

Но кто станет жертвой, и чьё сердце скоро забьётся на клинке? «Эта красивая… нет, умопомрачительно красивая армянка? Ни у кого в нашем роду не было такой красивой женщины! Оставить её в живых для Мусы и его приятелей? Ну а кто будет принесён в жертву во имя Аллаха?» – размышляя об этом, палач подошёл вплотную к женщине и ребёнку.

Старинный, изогнутый полумесяцем клинок уткнулся между грудей армянки. Старик, криво усмехнувшись, наконец понял, что он будет делать. Острие кинжала легко надрезало кофточку, и упругие груди открыли всем свои крупные тёмные соски в окружении таких же тёмных больших ареол.

– Не любишь лифчики, красавица. Мои джигиты тоже их не любят!

Кинжал скользнул вниз, разрезая ткань и обнажая женскую плоть. Отлетела последняя нижняя пуговица, и старик увидел, как вокруг пупка испуганной до смерти женщины проступили капельки пота. Клинок прошёл чуть ниже и, подрезав пояс юбки, дал возможность увидеть её трусики… Уже можно… Но надо подождать, чуть позже. А сейчас… Костлявая сухая рука слегка ткнула рукояткой кинжала в живот армянки, и та от боли слегка отпрянула. В образовавшееся между телом женщины и мальчиком пространство старик завёл поглубже нож и повернул его влево так, чтобы полумесяц охватил тоненькую шею малыша.

Виолетта, не отрываясь, смотрела в глаза убийцы, не понимая его замысел. А старик знал, что делал: искривлённое острие уже зацепило шею мальчика где-то под правым ухом, в районе сонной артерии, и врезалось в горло. Неожиданно палач сильно толкнул женщину назад. Инстинктивный рывок матери в попытке прижать сына к себе и резкое движение кривого турецкого клинка в противоположном направлении оставили отрезанную и, кажется, ещё кричащую голову мальчика в материнских руках.

Его обезглавленное тело сделало шаг, протянув навстречу палачу руки, и упало, булькая кровью. Нательный православный крестик соскользнул с шеи и остался лежать в растекающейся красно-бурой луже.

Старик чуть отступил, любуясь эффектом свершённого ритуала.

– Учитесь, головорезы, как надо убивать!

Даже Муса, многое повидавший в тренировочном лагере ЦРУ и потом выполнявший по миру спецмиссии посланника демократии, отвернулся, не в силах сдерживать рвотные позывы. Остальные свидетели ритуальной расправы вообще потеряли рассудок. Дальнейшее происходило в какой-то сумасшедшей агонии.

– Она ваша. Оцените красоту!

Звериные взгляды опьянённых кровью азеров вернулись к обнажённым грудям и животу Виолетты – которые они только минуту назад похотливо вожделели, нетерпеливо теребя руками у себя между ног.

Муса, вытерев мокрые от блевоты губы, стоял в стороне, морщась от неприятного запаха во рту.

– Эй, вы ещё успеете снять штаны! Помогите Мусе – наклоните её, а я посмотрю… как это в Америке называется, порно, да? – распорядился старый Ахмет.

Насильники разложили Виолетту на холодной земле и развели ей ноги. Насиловали по очереди. Пока кто-то вбивался в неё, жёстко вминая груди и кусая в кровь соски, остальные держали женщину за ноги, не давая ей свести их вместе. Сделав своё грязное дело, они отходили, вытирая мокрые и липкие руки о штаны и снова ожидая своей очереди.

Старик всё это время стоял, преклонив колено, у головы Виолетты и смотрел ей в глаза, ожидая увидеть там…

Наверное, смерть…

«Та-та-та-та-та!!!»

«Та-та-та-та-та!!!»

– Вии-ааа-лэээ-тт-ааа!!!

«Та-та-та-та», – изрыгал «узи» заскучавшую в нём и предвкушавшую кровавую расправу смерть. Вот оно её, смерти, звёздное мгновение! Смотрите все, как красиво падают тела крепких мужчин. Пощады хотите? Никому и никогда!

«Та-та-та-та – это тебе, старик, ты ведь ждал меня? Ощути, как моя пуля прошивает твоё дряхлое тело и рвёт твоё жестокое звериное сердце! Ты ведь, заглядывая в глаза своим жертвам, всегда хотел знать, что они, пронзённые твоим холодным клинком, чувствуют. Ну, и как тебе с пулей в груди? На, вот тебе ещё очередь – она прошьёт твою седую голову и разбрызгает по земле твои фанатичные мозги! Ты же мечтал о такой смерти, не так ли?» – звонко отстукивал свой давно заготовленный и хорошо отрепетированный монолог автомат.

«Та-та-та-та» – Эдуард всё никак не мог отпустить спусковой крючок автомата. Не ожидавшие такого расстрела в спину, четверо азербайджанцев уже лежали бездыханными, а обезумевший армянин продолжал опустошать рожок в их мёртвые тела. Застигнутые врасплох, насильники не успели обернуться и даже не видели того, кто их расстрелял. Сами же они представляли собой отличную мишень. Овсепян хорошо различал их контрастные силуэты на фоне полыхавшего детского домика.

«Та-та… тр-рр» – автомат наконец захлебнулся, выпустив последнюю пулю в голову неподвижного старика. Серый каракуль лежавшей рядом папахи был забрызган кровью, губы старика замерли в кривой усмешке, словно настигшая его смерть была радостным и давно ожидаемым событием. Эдуард в трансе, качаясь и тихо подвывая, смотрел на пламя, в котором горели тела его матери и детей. Рядом валялась полупустая канистра с бензином, из которой их, очевидно, облили и подожгли. Он вылил остатки бензина на трупы азербайджанцев, подтащил их и бросил в огонь. Одного молодого высокого и крепкого бандита Овсепян поднять не смог, поэтому оставил его лежать рядом с горевшей кучей тел. Последним в костёр был брошен старик в национальном костюме.

Покачиваясь, Эдуард раз двадцать – руки у него всё ещё дрожали – щёлкал зажигалкой, пытаясь поджечь того молодого, на которого не хватило сил. Но зажигалка сломалась, и Овсепян в отчаянии швырнул её в сторону. В этот момент из горящего костра неожиданно вывалилась рука старика. Длинные, корявые в суставах пальцы разжались, и к ногам Овсепяна упал изогнутый турецкий кинжал с рубиновым сердечком в рукоятке. Эдуард поднял нож и посмотрел на растёкшуюся по лезвию кровь. Что-то стукнуло в рукоятке кинжала и отдалось вибрацией в ладонь, выведя Эдуарда из оцепенения. Он вздрогнул и оглядел место трагедии. Откуда-то вдруг появилось отрешённое спокойствие, смешанное с безнадёжной обречённостью. Все предметы вокруг проступили из мерцающей отблесками пламени темноты с удивительной чёткостью, будто хотели, чтобы он их запомнил навсегда. Внутренне опустошённый, Эдуард безразлично, как на осмотре места происшествия, обводил их взглядом, подробно фиксируя все детали на киноплёнку подсознания.