Бабло пожаловать! Или крик на суку

– Я тут за твоей техникой пробежался, – обратился Рамсес с долей сарказма и опять, как бы к спине, – только, вот, малость не успел! Если б и ты мне помог, то заработал бы денег. Говорю, не пришлось бы раскошеливаться на новый.

Когда Рамсес поравнялся, то сразу же замолчал. Ему стало понятно, что незнакомец жив. Но сидел он тихо, руками закрывал лицо, а пальцами с усилием массировал лоб.

– Да… – как и прежде возбужденно начал было Рамсес, но, на сей раз, он сдержался, в том числе, чтобы не перейти на мат, и лишь тихо добавил: – Ну, жив и ладно! На, вот, держи!

Подав вперед разбитый iPad, ему хотелось просто отдать обломки и, не выясняя ничего, поскорее уйти.

Незнакомец опустил руки.

Рамсес обмер в смятении, даже растерялся от столь неожиданной встречи – словно перед ним сидел инопланетянин. Незнакомцем оказался молодой человек без возраста и… с синдромом Дауна!

– Это твое? – мягко, негромко, почти шепотом спросил Рамсес. Шагнув ближе, изуродованный корпус он протянул незнакомцу, чтобы тому не пришлось подниматься со скамьи.

Молодой человек продолжал сидеть без эмоций. Переведя взгляд на iPad, он невозмутимо посмотрел на то, что осталось от устройства.

В повисшем безмолвии, Рамсес отчетливо услышал шелест сухой листвы. Тех из них, что поддались короткому дуновению ветра и с былым трепетом шумно увлеклись за ним.

Молодой человек громко с детской радостью в голосе рассмеялся и похлопал в ладоши. Вскоре он моментально затих и, как вдруг, начал плакать.

– Ты чего? – спросил Рамсес. Не понимая, как быть, он робко добавил: – Не стоит так…

– Спасибо, – недослушав, с затрудненным произношением ответил молодой человек.

Продолжая плакать, парень, не отрывая взгляд от обломков, поднялся. Обеими руками он осторожно взял разбитый iPad и с силой прижал его к себе, скрестив руки. Ничего не говоря, молодой человек повернулся и, подавленный случившимся, побрел по тропинке – туда, откуда только что пришел Рамсес.

Сам же Рамсес не мог шевельнуться. Обезоружено, растерянно, пожалуй, только не со слезами на глазах, он с болью в сердце провожал взглядом незнакомца.

Плачь молодого парня стих. Он все так же шел прямо и не оборачивался.

Мысль об Алике заставила его моментально развернуться в противоположную от убитого горем сторону. Он быстро зашагал, а вскоре перешел на бег.

Расстояние между ними стремительно увеличивалось, как вдруг, Рамсес испытал внутренний дискомфорт, впервые необъяснимый для себя. Он остановился и резко обернулся: парня на тропинке не стало, будто не было и вовсе. На одиноко стоявшей скамейке пара сухих листьев закружилась по ветру и медленно опустились вниз на пожелтевшую траву.

4. Вторая встреча

Женский нрав круче Бога;

Поверь в Него и это уже вас сблизит.

Последние метров сто до Алики, Рамсес пытался ее веселить: он изображал бег вприпрыжку и чередовал широкую улыбку с кривляньями. В подобные минуты гримасничества, изящный (от того значимый) нос в сочетании с широкой улыбкой, делал лицо Рамсеса по выразительности, как у Буратино (отдаленно, конечно, и то, если напрячь фантазию). От рождения, будучи высоким жгучим брюнетом, с карими глазами и лицом оливкового цвета, Рамсес выглядел безукоризненно. И он впечатляюще играл на чувствах: особенно выделялась надменная, бесстрастная манера поведения. Но, когда Рамсес проделывал такое с улыбкой (в сочетании с носом), то подобное кривляние как-то не вязалось с ним, что вызывало, у знающих его, как минимум, улыбку. Поэтому при надобности, он этим пользовался.

Алика продолжала стоять у подъезда и невозмутимо холодно смотрела. В этот раз, не найдя в поведении ничего смешного, она лишь приложила смартфон к уху и закатила глаза.

Лицо у Алики выражало раздражение. От чего красивые тонкие очертания лица с белым цветом кожи дополнились красневшимися щеками. Лишь золотистый цвет выкрашенных объемных волос, наряду с широким, красиво повязанным, шарфом в оттенках золотой осени, да белая короткая куртка, – излучали радость. И то, благодаря яркому солнцу, а не настроению обладательницы сего.

– А ты, почему с сотовой связью? – спросил Рамсес у нее с иронией в голосе и с шуточной заявкой на претензию, когда подошел.

В ответ Алика покривила уголком рта: она равнодушно стояла с аппаратом связи у уха в ожидании ответа абонента, но глаз не сводила с Рамсеса – буквально испепеляла взглядом и предательски молчала.

– Сама же говорила: увеселительная прогулка без телефонов и, о, блин, часов! – Рамсес прервался и, театрально подыгрывая, ладонью шлепнул себя о лоб. Он, как комедиант, вскинул руку и торжественно заявил: – Вот, с часами я забыл расстаться! Знать, и я не без греха! Ну, что ж, считаем мы тогда – ошибка та простительна была!

Шутка не вызвала триумфа, хотя бы в уменьшенной форме, и от Алики не стоило ждать оваций.

Рамсес перестал паясничать и обратился серьезно, без тени иронии в голосе:

– Привет! Извини за опоздание. Обстоятельства вмешались.

Алика не дала поцеловать себя в щеку:

– Ты опоздал на пятнадцать минут!

– Не специально. Если честно, максимум бы, опоздал на пять-семь минут.

Она слегка закатила глаза и в недовольстве сжала губы.

– Мне пришлось помогать Дауну.

– Ко-му?!

Удивлению Алики не было предела – она отменила звонок (так и не дождавшись ответа абонента) и уставилась на Рамсеса, в ожидании, казалось бы, очевидного ответа, при этом находясь в изрядном напряжении.

– Парень с синдромом Дауна, – неуверенно произнес он: смутило откровенное во взгляде Алики недопонимание.

– Скажи, пожалуйста, в дополнение, что ты этого Дауна еще и вылечил! – вызывающе заявила она и, переведя дух, ухмыльнулась, таким образом, желая разрядить свой легкий шок.

– Ну, почему же? – вопросил Рамсес и хотел уточниться. – Нет. У парня украли iPad, а я…

– IPad? – перебила она, вновь погружаясь в нервическое удивление. – Да, какой к черту iPad может быть у дебила?! Ты держишь меня за круглую дуру? Если и готовился шутить на чем-либо в оправдание, так придумал бы что логичнее. Ты!.. Ты сам, как даунский iPad!

Распираемая злостью, Алика швырнула смартфон и ключи от машины в небольшой почти декоративный рюкзачок под цвет куртки. Она молча развернулась и быстрым шагом поспешила в направлении к станции метро, чтобы успеть к назначенному времени и с новыми знакомыми, таки, прогуляться в лесу.

В течение года, общаясь с ней, ему было проще и удобней оставить «тему» (ныне «о Дауне») и попросту помериться – в зачет опоздания.

Догнав Алику, он поравнялся с ней, рукой нежно обнял за плечи и, как ни в чем не бывало, располагающе улыбаясь, подстроился к торопливой ходьбе.

Ныне отторжения с ее стороны не последовало.

– А ты, куда звонила? – обыденно, спросил Рамсес.

– Хотела заказать такси, – почти пробубнила она.

Рамсес предположил, что она готова перейти на другой уровень обиды, как это бывало частенько, с характерной ноткой детской непосредственности.

– Ну…теперь все в прошлом? – неуверенно спросил он.

Алика слегка пожала плечами.

Тогда Рамсес начал ее хвалить. Он давно уяснил, что похвала для Алики – это жизненная необходимость, без которой она могла бы и погибнуть. И это было настолько для нее важно, что, когда ее не нахваливали другие, она прославляла себя сама. Но в этом не было ни капли напыщенности, когда возносишься до небес. Просто, об очевидном для любой девушки Алика старалась не умалчивать, если, конечно, долгое время не слышала похвалы.

Вообще она являла в себе много интересного. Настолько, что поначалу именно поэтому Рамсес проявлял к ней интерес – интерес профессиональный. Это прозвучит не корректно, но он заигрывался с ней, как на бирже: руководствуясь знаниями поведения толпы, Рамсес анализировал текущую ситуацию – как внутреннее обеспечение, так и безотказно организованную жизнедеятельность Алики – и пытался предугадывать ее дальнейшие шаги.

Алика тоже была логик. Вместе с тем, она относилась еще и к везунчикам, что в значительной мере рознило ее с Рамсесом. Но, эти два понятия в ней, как в девушке, противоречили друг другу. Как логик, Алика хотела спланировать все, но, одновременно, как везунчик, она надеялась только на удачу. Благодаря этому сочетанию, не так давно Алике перешла в собственность квартира, которую она до этого снимала.

Внезапно Алика остановилась и повернула голову к Рамсесу.

– Скажи мне, вот, почему сегодня должен был так начаться день? – заговорила она с тем же раздражением в голосе, с чего началась встреча.

Несмотря на опоздание, терпению Рамсеса подходил конец!

– Алика, к чему опять это начинать? Прошу тебя, я ж не виноват, что у Дауна…

– Да вот в том-то и дело, – перебила она в еще большем негодовании, – ты, вместо того, чтобы извиниться, решил позабавиться, да еще и затронул тему «Даунов»? Знаешь что? Оставь меня в покое, а то ты основательно испортить мне сегодняшний день!

Из-за неожиданного поворота событий, Рамсес, словно вспоминая русскую речь, смог лишь развести руки и, неумело отыскивая оправдание вроде как, непонятно чему, попытался заговорить:

– Но…

– Рамсес! – требовательно обратилась она.

– Что, Алика? – перебивая, тут же ответил он и, словно вспомнив родной язык, на повышенных тонах предложил: – Хорошо, давай все забудем и скорей уже отправимся на этот чертов променад, коль скоро я к тебе пришел!

Алика презрительно усмехнулась. Она недоверчиво покачала головой и тихо произнесла:

– Это еще, кто, к кому пришел?

Рамсес взялся руками за голову от переизбытка недопонимания, глядя на то, что происходило с настроением подруги.

– Алика, правда, давай попросту поедем в лес! – нервничая, почти умолял он.

На что она ответила по-прежнему спокойно, пристально посмотрев в его глаза:

– Тебе никогда не приходило в голову, как сильно ты меня любишь? В смысле, не просто вспомнить о том, что я у тебя есть, когда образовалось «окно» в работе, а по-настоящему, не думая больше ни о чем, а лишь о нашей любви.

Смена в ее настроении окончательно запутала Рамсеса и столь стремительные перемены за весьма короткий срок, были совершенно ему новы.

– Мне редко удается побыть одному и без работы, – ответил он, старательно подражая спокойствию подруги.

Пока Рамсес подбирал слова и нащупывал правильный дальнейший ответ, так и не понимая, к чему она клонит, Алика заговорила:

– Хочешь сказать, ты совершенно не бываешь один?

– Почему же? Но, в силу того, что необходимо… Послушай, – обратился Рамсес, отказываясь понимать ребусы любимой, – к чему именно сейчас надо говорить обо всем этом, когда мы опаздываем?

– Видишь, даже, когда я говорю о любви между нами, ты только и можешь сказать, что «обо всем этом», а уж, когда ты произносил слово «люблю», так я и вовсе этого не помню.

– Чего ты еще не помнишь? – окончательно вышел из себя Рамсеса.

Алика демонстративно сделала вид, что задумалась:

– Ты знаешь, это, смотря при каких обстоятельствах?

– Допустим, когда я опаздываю к тебе? – спросил он и, в силу того, что продолжал нервничать, это выглядело, как насмешка.

– Когда ты опаздываешь ко мне, я заметила одно – даже не смотря на то, что мы мало видимся, ты не спешишь! Допустим, почему бы тебе заранее не отложить дела, чтобы выйти загодя? То, чем ты занимаешься – никогда не переделать. Помню, я как-то долго тебя ждала, все стояла у окна и смотрела во двор. Был вечер. Молодая пара, стоя на тротуаре под слабым желтым светом уличного фонаря, мило держалась за руки и никак не могла расстаться, – Алика благодушно улыбнулась. Было видно, как она сдерживает себя, чтобы не расплакаться. – В тот вечер, ты так и не пришел. Лишь позвонил и сразу начал говорить, что это из-за работы и, как всегда, ты отшучивался.

Вид Алики, у которой вот-вот могут навернуться слезы, не вызвал у Рамсеса чувство жалости – настолько много, как полагал он в эти минуты, всего накопилось между ними. Поэтому, впервые, он решил, что сейчас же должен расставить все точки над i.

– Хорошо. Подобно тебе, я тоже могу подмечать! Мы с тобой хоть и живем в одно и то же – общее – время, но иногда ты все же переходишь в иное измерение, которое ты создаешь для себя на миг. И вот тогда-то ты смело позволяешь себе быть чуточку другой. А происходит это ровно в тот момент, когда тебе так проще, нежели постараться понять меня! Кстати, в отличие от тебя, я не хитрю и собираюсь идти с тобой в лес, как этого захотела ты! И…

Не желая слушать, она перебила его, словно бы понимала, о чем намерен говорить возлюбленный и дальше:

– Не волнуйся! Я поняла тебя полностью. Ты можешь больше не утруждаться на день сегодняшний, потому как я столь всецело тебя поняла, что без особых ухищрений смогу пояснить моим друзьям уважительную причину отсутствия тебя. Урод!

Рамсесу казалось, что Алику в скором времени затрясет – настолько сильно она разнервничалась. Пожалуй, ему никогда не приходилось видеть ее в таком состоянии.

Он хотел прикоснуться к ней, но Алика резко одернула руку.

– И это уже не обсуждается, – твердо, бескомпромиссно, умело, как во время деловых переговоров, заявила она: буквально не оставляла шанцев обдумывать информацию и собеседники шли на поводу услышанного. – И не иди за мной! И не начинай дурацкие шутки! И не делай даже попытки приблизиться ко мне! И, и, и… – выпалила она напоследок.

Алика резко повернулась и начала быстро удаляться от потрясенного Рамсеса, который никогда до этого не видел ее такой.

Он стоял в полнейшей растерянности, словно бы прозвучала автоматная очередь (но из букв «и») в его сторону, а «выпущенные пули-буквы», как в замедленной съемке, находились на подлете к груди, а за ней их целью являлось сердце.

– Н-да, – протянул задумчиво Рамсес, оставаясь на месте и взглядом провожая подругу, – В детстве, с мамой, было проще.

За год знакомства, это была первая серьезная размолвка в отношениях. Ничего подобного до сей поры, не было, так – типичные неурядицы. Сейчас же Рамсес не знал, как ему поступить. Догнать и еще больше извиниться? Либо, как и прежде, расхвалить? Или же, и впрямь, необходимо оставить ее в покое?

Она завернула за угол дома и скрылась из вида. Желание догнать, у Рамсеса, это не вызвало.

Ему сильно захотелось курить. Он знал, что за углом, за которым «исчезла» Алика, находится табачный киоск. Предвкушая первую затяжку, Рамсес все же повернулся в противоположную сторону и направился обратно – туда, откуда только что пришел. Ему впервые не захотелось снова начинать разговор с Аликой (как частенько он это делал, пока не добивался расположения) – если бы все повторилось, ему точно бы не хотелось одиноко стоять рядом с сигаретным киоском: табачный посол внутреннего перемирия мог оказаться весьма некстати и он бы непременно закурил.

Рамсес поймал себя на мысли, что сегодня ровно шесть месяцев, как он бросил курить. Произошло это благодаря Алике. Точнее условностям, которых она насчитывала пять.

Почему-то из всей массы психологов, кто соревнуется в доказательстве правоты подходов к браку, Алика выбрала американскую женщину. И, до встречи с Рамсесом, она свято руководствовалась в выборе избранника теми условностями, что были предложены на суд читателя в книге. Но и, когда она влюбилась в Рамсеса, Алика не смогла отказаться от (всего лишь) теории, как вести себя, чтобы появился успешный, (не меньше чем!) партнерский союз для будущего удачного брака. Рамсес предлагал ей теперь поменять концепцию. Пойти дальше – и союз состоялся и свадьба была не за горами. Но книга пережила второе рождение в глазах Алики сродни священному писанию, как любил шутить Рамсес.

Ко всем пяти пунктам он относился никак. По принципу – это увлекает ее, и ладно.

На первом месте у Алики было следующее. От начала возникновения отношений до брака должно миновать не менее одного года и непременно с проживанием на разных территориях. Справедливости ради, необходимо отметить, что последнее ему подходило в полной мере – он и сам до конца еще не определился в чувствах.

Далее следовала статусная политика – мужчина и женщина должны представлять один социальный слой, где, среди прочего, наличие равного материального положения играет ключевую роль. А с началом близких отношений, Алика, можно сказать, с одержимостью увлеклась идеей, сравняться с избранником по статусу – и в материальном, и в профессиональном плане. Этим же пунктом значилось – одинаково категоричное отношение к курению. Вот только с тем фактом, что Рамсес – коренной москвич, а она всего как несколько лет перебралась из глубинки в столицу, с этим уже ничего нельзя было поделать. С подобным можно лишь только смириться и обоим прикидываться, будто абсолютно все пункты наметившегося союза «согласованны» с теорией американского психолога – женщины.

Продолжался же перечень совсем непонятными ему суждениями по части любви. Он никогда не анализировал на эту тему, а просто – без сантиментов – знал, что есть любовь: разная, всякая. Но, когда он «столкнулся» с американским психологом-женщиной, ему показалось, что речь в книге идет о чем угодно, только не о браке и любви. А, допустим, о совместном времяпрепровождении по интересам, по расчету, в конце концов, по дальновидности, но никоим образом не о союзе по любви!

Так, вслед за двумя пунктами, Алика должна была непременно выбрать мужа близко по возрасту. В случае же с Рамсесом разница между ними составляла пять лет. И, как тут быть, если ровно настолько она старше двадцатипятилетнего Рамсеса и они полюбили друг друга? По этому поводу в книге ответа не было.

Согласно следующему «предписанию», Рамсес с трудом бы попал под прицел к любой девушке, потому как муж не должен быть более красив, нежели она сама!

И, наконец, последним, как некая (согласно риторике) оригинальная мысль автора, значилось то, что Рамсесу понятно априори. Вот все, что угодно можно было отыскивать, подбирать и стараться еще, чтобы найти, но, это подходило всем без исключения брачным союзам. Муж и жена должны дополнять друг друга. Поэтому они обязаны быть противоположными! Иного Рамсес никогда и не знал. Как еще мог один чего-либо добавить другому, если по характеру супруги абсолютно единодушны по всем вопросам?!

Упоминание о последнем, вызвало улыбку у него. Именно потому, что они разные, Рамсесу так сильно не хотелось ехать на эту прогулку за город, что Алике пришлось всю неделю на ней настаивать, дополняя любимого пониманием.

Думая, естественно, о ней, Рамсес не заметил, как вышел на прямую тропинку, по которой приближался к одинокой скамейке – месту, послужившему отправной точкой к развитию других событий, нежели тех, что были заложены им со вчерашнего вечера на этот предстоящий день.

5. Встреча третья

Начало нового отчета.

Рамсес остановился у скамьи и огляделся – на сей раз, в утренние часы выходного дня, здесь никого не было. Он подумал, что, пройди он тут сейчас, ничего бы из того, что произошло с Аликой, не было! Даже, если он опоздал бы на пять минут, она бы его простила: Рамсес постоянно был загружен делами, рабочий день заканчивал глубоко за полночь. А подруга смерилась с минутными опозданиями, особенно по утрам.

Он сел на скамейку, как вдруг, его посетила неожиданная мысль и он принял позу того парня-Дауна, как запомнил ее со спины. Не клоня головы, Рамсес выпрямился, а взгляд зафиксировал перед собой. Он задумался, о чем размышлял в те минуты парень, но тут же осекся: а способны ли вообще «раскидывать мозгами» люди с синдромом Дауна? Он усмехнулся, подумав, что, не смотря на знания, ему мало что известно об этих людях.

– Ну, да ладно, – сказал он вслух, не меняя принятого положения.

Рамсес решил, что на сегодня хватит негатива и прикинул, с чего он может начать, чтобы зарядиться позитивной энергией. Во-первых, Рамсес в удовольствие распрямил плечи. Затем он желаемо прогнулся в груди и начал продолжительный вздох, наполняя легкие осенним, прохладным по утрам, воздухом.

Рамсес почувствовал, насколько был не прав, внутренне сопротивляясь экскурсии в лесу, которую спланировала Алика.

Зарождение солнечного дня благоволило общению с остывающей с лета природой.

Он закрыл глаза. Решая продвинуться в чувствах к естеству, Рамсес буквально ощутил холодное дыхание осени. Ему захотелось отдалиться от повседневности и непременно сейчас забыть об Алике.

Удивительная эмоция переполняла – он не мог теперь видеть, и потому Рамсес по памяти охотно воссоздал лес, который словно бы задумался в преддверии холодных дождей с последующими вьюгами. Потому, как молчала природа, он вообразил, что лес грустит перед долгим зимним сном. В фантазиях Рамсес испытал блаженство и подумал, что вот оно, то мгновение, когда можно рассуждать о смысле жизни и предназначении себя на Земле.

Но тут же отчего-то он засмущался, оттого спохватился и открыл глаза.

Лес стоял, как обычно: всем видом узнаваемо указывал на осень и только. Ему стало неловко самому перед собой за вымысел, видя, что лес, придуманный им, ничего не источает, а просто стоят стволы и раскинуты кусты без листьев на ветках.

Привычное состояние возвращалось. Фантазии и сомкнутые веки не мешали смотреть на осенний лес, залитый солнцем. Рамсес вновь вспомнил о подруге. Точнее, то, что между ними произошло.

Безусловным было одно, ее поведение для него ново и непривычно.

Он подумал, как поведет себя она в лесу во время прогулки? Но почти сразу переключил внимание только на Алику – безо всякого леса и, тем более, ее поведения в нем.

Сегодняшний променад в лесу не был случайным. Благодаря женственности и темпераменту, а главное для реализации планов и высоты самооценки, Алика познакомилась с небольшой группой успешных и, все, как один, коренных москвичей. Они, в бытность свою, в какой-то скучный, одинокий, но прекрасный день начинали пропагандировать общение с первозданной природой без оглядки на цивилизацию. Что, по мнению Рамсеса, более походило на разновидность гламурной жизни, нежели имело прямое отношение к потугам в мыслях исключительно о природе без современных достижений. Чему вторило и название «лесной променад», а не самая обычная прогулка в лесу без затей.

«Кстати, – подумал он, – что, если она так настаивала на моем присутствии в «лесном променаде», потому, что я тоже коренной москвич и более ей от меня ничего не надо было?..»

Он сокрушенно вздохнул.

Прогулки практиковались по выходным, и только время от времени из-за плотного рабочего графика участников, но, не менее чем раз в квартал. Они выезжали за пределы столицы, там гуляли по тропинкам в лесу и за общением коротали время. Но была отличительная особенность – каждому запрещалось иметь признаки цивилизации: сотовые телефоны, часы и т. д., тем более автомобиль; в общем, ничего кроме воды.

Рамсес считал себя успешным пользователем современных благ и с трудом принимал любой из подобных лозунгов «без оглядки на цивилизацию». Но в данном конкретном случае мнение Рамсеса по поводу прогулок в лесу, для Алики носило риторическое обращение и только. Ей необходимо налаживать более близкие контакты с потенциальными партнерами по бизнесу и этим у нее в жизни обуславливалось абсолютно все!

Рамсес продолжал думать о ней, вместе с тем, пытаясь найти оправдание тому, что же утром произошло между ними?

Во время первого знакомства, специфическим признаком характера Алики была благородная содержательность деловой женщины: требования к макияжу, к одежде, к способам ведения переговоров для высокого и приземистого статуса (что, несколько различается) и т. д., помимо этого, она выделялась модными деталями в подходах к ведению бизнеса.

Познакомившись ближе, Рамсес понял, насколько она отличается от той – «другой» вумен-Алики, когда жизненные устремления не требуют бизнес-активности. При всех – по-деловому собранная, с боевым настроем, готовая жить мирно и в согласии со всеми, несмотря ни на какие обстоятельства и вовсе другая, когда они оставались наедине. С первой же опасностью Алика «убегала», «пряталась» и уходила в себя, погружалась в свой мир и становилась настоящим ребенком, словно, не желая быть взрослой.

И Рамсес влюбился. Забота о ней, как о ребенке, несмотря на разницу в возрасте, доставляла ему трепетное наслаждение. Допустим, когда Алика в минуты слабости рассуждала о том, насколько ей важно доказать себе, что она способна на многое – это необычайно умиляло его. А вся история, как она в двадцать пять лет поставила перед собой высокие цели и устремилась их достигать, чтобы реализовать сою самооценку, выглядела почти нелепой! К тому же, Рамсеса умиляла ее искренность и вера в себя.

Воспоминания ему пришлось прервать. Позади себя Рамсес услышал шуршание листвы, как если бы кто-то бежал и быстро приближался к нему. Испытывая не более чем любопытство, он неторопливо начал поворачиваться. Одновременно с этим, Рамсес услышал за спиной хлопки, похожие… на выстрелы из пистолета с глушителем! Он машинально пригнулся, почти лег, укрываясь за высокой спинкой скамейки. Первое, о чем он подумал, в сюжете какого фильма ему приходилось наблюдать за подобным.