Наследники

– Говорят, это очень высокий человек с черными кудрявыми волосами. И очень сильный. А еще он оборачивался драконом! И Сигурд его победил! Потому что ему помог сам Один!

– Так. Это еще кто?

– Это бог Неба. Всеотец. Вельсунг его правнук.

– Бог?

– Да. Ты не веришь?

– Верю, – очень серьезно произнесла Тамира. Потому что верила. – Так что случилось, когда твой Сигурд всех победил?

– Он захватил золото нифлунгов. Вместе с волшебным кольцом карлика Андвари. Говорят, это кольцо привлекает сокровища, но Андвари его проклял. Я боюсь за Сигурда. Он уехал свататься с дочери вождя бургундов Кримхильде.

– А эти? Нифлунги?

– Это теперь народ Сигурда.

– Логично.

– Что?

– Я говорю: как же могло быть иначе, если он победил всех их вождей. Особенно – дракона. А почему твой народ ушел из этой – земли Скади?

– Там власть захватил народ Хенгиста. Это саксы. Они стали нападать на селения не только с суши, но и с моря. Саксы стали так сильны, что Хенгист со своим братом Хорсой захватили земли даже в Британии! Их туда призвал Вортигерн – зять самого Максена Вледига!

– Как-то это все сложно. Слишком сложно, – Тамира не верила собственным ушам. Выходило, что в западных владениях Римской империи в последнее время – лет этак пятьдесят – набирали силу народы-варвары. Не просто набирали силу. Они рассказывали о себе легенды. Красивые истории, где смешались в единое целое выдумка, правда. Легенды как фундамент новых государств? Как-то все круто замешано. Весьма круто. – Этот Максен Вледиг – император Рима?

– Ну да!

– А Вортигерн?

– Это верховный вождь Британии. Он так силен, что хочет построить свой замок на холме Аннуна ап Максена. А под этим холмом Ллуд когда-то заточил двух драконов: красного и белого. Пока не родится герой, который сможет их подчинить, замок не будет возведен. Даже Равена – дочь Хенгиста – великая колдунья – не смогла этого.

– Прости мою непонятливость. Ллуд – это бог? Или герой? И, я правильно поняла, Британия ждет своего героя?

– Ллуд – это бог британцев. И, да. Там ждут рождения великого героя. А золото нифлунгов, говорят, это сокровища Максена Вледига.

– Твой рассказ очень интересен, Ильдико. Я должна сейчас уйти. Но ты закончи пояс, – Тамира порывисто соскочила, выбежала из дома. Вокруг шумело становище. Нет, надо остаться одной. Огонек приветственно фыркнул, с радостью помчал всадницу мимо землянок, костров, людей. Ей даже не смотрели вслед. Мало ли куда несется названная сестра Аттилы – великая колдунья? А она летела все дальше и дальше. Наконец, остановилась на вершине холма. Отпустила коня. И громко заорала: – Вы что?! Издеваетесь?!

О нет! Княжна Тамира не требовала ответа от птиц, что беспечно парили в синем небе. Не ждала она ответ и от облаков, спокойно проплывающих вдали. Ответ, вообще, ждала не княжна Тамира. Его требовала та, кого когда-то назвали Виргилией. Давно назвали. Вот уже почти четыре века назад. Так долго. Это бессмертие (или проклятие?) с ней делили еще четверо. Таких же, как она – волшебников. Волею судеб, им выпало принять на свои плечи почти непосильную ношу. Они хранили этот мир. Как могли. Как понимали. Не потому что кто-то попросил об этом. Они сами так решили. Симон – повелитель стихий и эфира. Тиль – песенник и лучник. Корд – воин и кузнец. Эритея – провидица, несущая смерть и забвение. И она – Виргилия – пламя и битва.

Ни связи, ни гонцов долгие-долгие, почти бесконечно долгие годы. Перед расставанием – короткая встреча в доме Симона на берегу реки Лех в предгорьях Альп. Тогда встретиться потребовала именно Виргилия. Приехала в маленькую уютную долину из приграничного захолустного римского городка Дуросторума, построенного на Данувиусе. Целый день ждала, пока остальные отоспятся и отмоются с дороги. Кормила лебединые пары на зеркальной запруде, устроенной Симоном. Знала, что разговор будет тяжелым, поэтому все откладывала. Но потом решительно вошла в общий зал. Назвать это помещение по-римски – триклинием – язык не поворачивался. Камин, жаровни, стол посреди, кресла с высокими спинками вокруг – вот, спрашивается, на что это походило? Да ни на что это не походило! На столе громоздились блюда с едой вперемешку с кувшинами вина. Что-что, а поесть здесь любили.

– По какому поводу встреча? – высокий черноволосый мужчина предпочел жареной дичи кубок. – Ты вчера была загадочной и какой-то мрачной.

– Корд, давай дождемся Симона, – зеленоглазая брюнетка обсасывала перепелиное крылышко, благодарно кивнула невысокому блондину, что подал ей блюдо с нарезанным сыром: – Тиль, и еще вон тех маринованных оливок, будь любезен.

– Да для тебя, Эритеечка, ничего не жалко, – тот ловко подал дочке с немалым трудом довезенные аж из Лигурии крупные золотистые оливки. – Виргилия, а ты чего не ешь? – певец лучезарно улыбнулся рыжеволосой воительнице.

– Виргилия, базилик у меня только зеленый. Красный в этом году почему-то не растет, – в зал вошел пятый человек. Высокий, худощавый, прямой. Резкие черты лица, темно-русые коротко стриженые волосы. Одет просто. Симон. Хозяин дома. Ну, теперь все в сборе. Виргилия кивнула, забрала пучок зелени, покрутила в руках ароматную веточку:

– Симон, а тебе не кажется, что уже хватит?

– Прости, хватит чего? – тот сел на свое место, начал накладывать себе в блюдо еды. Очевидно, что разговор предстоял долгий. У Виргилии накопилось. Пусть выговаривается. Здесь все свои.

– Удерживать то, что вот-вот все равно обрушится?

– Ты, конечно, имеешь в виду Римскую империю? – хорошее настроение хозяина никак не желало портиться. Он налил себе вина: – А давайте выпьем! За встречу!

– О! И верно! – Тиль отсалютовал присутствующим своей чашей.

– Да, кажется, это единственное хорошее, за что имеет смысл выпить, – Корд коснулся кубка Эритеи, вопросительно посмотрел на Виргилию. Та молча пригубила вино.

– А вот теперь рассказывай, – хозяин дома подпер кулаком щеку, не забывая жевать, приготовился слушать.

– Вы сами все знаете, – от взгляда его карих глаз Виргилии (в который уже раз!) стало как-то не по себе. – Триста лет мы буквально нечеловеческими усилиями удерживаем этого колосса.

Тиль задумчиво уставился на потолок, что-то посчитал, качнул головой. Эритея усмехнулась. Корд нахмурил густые брови. И только Симон продолжал внимательно смотреть и слушать.

– Я напомню. Кратенько, – рыжая магичка злилась. Наверное, на саму себя. – Однажды мы решили хранить этот мир. Так сложилось, что у этого мира имелась лишь одна составляющая, которая удерживала все.

– Pax Romanus, – одними губами прошептал Корд.

– Точно! – палец Виргилии вперился в потолок. Или в Небеса? – Риму был нужен мир. Но миру оказался нужен Рим. Вот мы и впряглись в эту повозку. Кто уж во что горазд. Эритея убивает императора Домициана. Корд обеспечивает Трояну победу над Децибалом. Даки, в результате, растворяются где-то в Панонии. Вырыт канал от Нила до Красного моря. Рим напрямую общается с Индией. Слоны и послы от туда смотрелись весьма впечатляюще на играх Трояна.

– Да ладно. Правда, красота же, – Эритея вздохнула. Припомнила браслет с топазами, полученный от одного из послов.

– Император Адриан, – воительница и не думала останавливаться. Друзья с ужасом представили, насколько долгим может оказаться ее экскурс в историю. – Всем хорош. Архитектор, строитель. Возвел вал на границах империи. Но его связь с прекрасным Антиноем грозила репутации императорской власти. Особенно – в глазах удаленных провинций. Антиной тонет в Ниле, получив стрелу от Тиля.

– Да я-то тут при чем? – непревзойденный стрелок – Тиль возмутился громко, искренне.

– Да потому что после своего героического самопожертвования юноша был обожествлен. Его статуй в империи едва ли не больше, чем статуй всех императоров вместе взятых. Опять же, юный умирающий и воскресающий бог – это так прекрасно и трогательно, – несмотря на довольно ехидные слова, голос рассказчицы звучал ровно. Даже как-то монотонно. – Тиль, мы же понимаем, что несут твои стрелы. Легкую смерть и долгую память. После гибели Антиноя император запирается на своей вилле в Тибуре, а империей, по сути, управляют проконсулы. Массовые мученические смерти христиан. Одна история с семьей Софии чего стоит. Ее дочерям было девять, десять и двенадцать лет.

– Ну уж тут-то из нас точно никто ни при чем! – Эритея возмущенно покачала головой.

– Я же никого не обвиняю. Я рассказываю. Симон становится советником императора Антония Пия. Замечательный получился император. Почти легендарный Нума Помпилий. Справедливый суд, благотворительность. И – мир. За годы правления не случилось ни одной серьезной войны. Зато потом – безумный Коммод. Сколько он лично провел гладиаторских боев? Семьсот тридцать пять?

– И переименовал Рим в Город Коммода, – Корд скрипнул зубами.

– Был убит, – Эритея успокаивающе тронула Корда. Римский патриций и после смерти оставался римским патрицием. Боль империи до сих пор ощущал как свою собственную. Римляне, наверное, «бывшими» не бывают?

– Дальше закрутилось все совсем всерьез: после смены чреды временщиков, власть получает Септимий Север. Сделал много. Убит собственным сыном Каракалой в Эбораке в Британии. Славный парень Каракалла после этого убивает еще и мать с родным братом, оскверняет могилы парфянских царей, но давний враг Рима – Парфянское царство – перестает существовать. Правда, на его месте тут же возникает не менее сильное царство Сассанидов, которое, к тому же, в качестве государственной религии избирает учение Заратуштры. С воинами Света, противостоящими силам Тьмы. Вмешательство свыше видится только мне?

– Мы можем что-то сделать? – Симон мягко улыбнулся.

– Я не смогла, – Виргилия закусила губу. – Про жреца Геликобала я даже говорить не хочу. Хорошо хоть при нем человеческие жертвы не приносились! А Рим хорош! Его сенаторов фактически перебили на пиру императора, а никто ни слова не сказал. И в этот момент Сассаниды на востоке, а алеманы на севере переходят в наступление на территорию империи. Легионы, возмущенные намерением нового императора заключить мирный договор, убивают самого императора вместе с его матерью. Дальше годы безумия и ужаса. Полвека постоянных внутренних войн между солдатскими императорами. Любой, как показала история, просто любой человек мог стать властителем империи. А на ее границах крепли германские племена. Хаос продолжался, пока к власти не пришел Диоклетиан и не навел порядок. В соправители Диоклетиан берет Констанция Хлора. А тот влюбляется в Елену – дочь содержателя почтовой станции в Пергаме. Делает ее своей постоянной конкубиной. Когда Констанций наводит порядок в Британии, заключается мирный договор между римлянами и королями Севера, Елену удочеряет Койль Хен из Эвраука, прозванный Годеборгом.

– Защитником. А что? Красиво получилось, – Тиль покивал. – У Констанция и Елены родился сынишка. Константином назвали. Сильный паренек.

– Настолько сильный, что на него все сделали свои ставки. Сначала он успешно воюет в Галлии и на берегах Ренуса, потом одного за другим побеждает соправителей по разделенной Диоклетианом империи. Кстати, отошедший от власти император Диоклетиан в это время в Иллирии выращивает капусту и довольно скептически наблюдает за внутренней сварой. Наконец, Константин дает знаменитую битву у Мульвийского моста. Я понимаю, что в здравом разуме его соперник никогда бы не покинул стены хорошо укрепленного Рима. Но что-то, вернее – кто-то, заставил его выйти к мосту через Тибр. Дальше: видения Константина, знаки на знаменах его армии – это уже понятно. Надо же было как-то одних римлян отделить от других. Чтобы слепой увидел, кто же победил. Но легенда-то! Провидение, христианские символы – все к тому, чтобы эта вера наконец-то стала государственной в империи.

– Как показала история, это был единственный вариант, приемлемый для всех слоев общества, возрастов, не делающий различий между мужчинами и женщинами. Христианство к тому же не выделяет какой-то народ. В отличие от иудаизма. Нужна была общая для всех идея, – Симон дожевал, запил вином.

– Я так и знала, что автором идеи являешься ты, – Виргилия поморщилась. – Дальнейшие шаги Константина понятны: он переложил всю идеологическую власть на свою мать – Елену. Отдал ей на реализацию масштабных проектов всю казну в управление, а сам начал строить новую столицу. Елена использовала возможности с умом. В Йершалаиме собрала все святыни, так или иначе связанные с той давней историей с распятием, на каждом месте, где собирались трое и более апостолов, заложила храмы, по дороге из Йершалаима в новую столицу основала монастыри, приходы. Словом, укрепила веру как могла. Диоклетиан к тому времени умирает. Вскоре умирает Елена. Константин в результате дворцовой интриги теряет старшего сына и наследника, поэтому после смерти императора ему наследует двоюродный брат Юлиан. Христиане уже назвали его Отступником, хотя то, что он не стал христианином, скорее, говорит о твердости его убеждений. В результате Юлиан погибает в бою под Ктесифонтом от удара копья, и у меня вопрос: Георгий Победоносец тоже после собственной смерти какого-то дракона в Генисаретском озере копьем убил. Корд, тебе не кажется, что повторяться нехорошо?

– Выбор был, что ли? – о! А Корд смутился!

– Как мы пережили предсказанный в 365 году от Рождества Христова конец света, я до сих пор не знаю. Мятеж родственника императора Валентиниана вылился в войну в Азии. Мятеж подавлен, смутьян казнен. Два полководца: Феодосий и Максен громят пиктов в Британии, объединяют южные британские земли в единую провинцию. Феодосий уезжает в Константинополь, Максен женится на правнучке Койля Хена, названной в честь своей двоюродной бабки Еленой. Получает имя среди валлийцев Вледиг. Жители Британии счастливы: ничто не мешает им мирно жить под защитой римских легионов. Землетрясение в Александрии почти уничтожает маяк на острове Фарос, погибает около пятидесяти тысяч жителей. Получает широкое хождение летопись жизни монашеской общины Антония, названного Великим. Корд?

– Да там все сложно было. Между двумя течениями христиан едва настоящая война не началась. По сравнению с возможными жертвами по всей Азии, это так – малой кровью обошлось. А маяк и вовсе случайно задело!

– Дальше последовала довольно продолжительная война с алеманами после того, как эти германцы захватили Магонциак. В Медиолануме христианским епископом становится один очень уважаемый человек. Амвросий. Фактически на его авторитете держится весь север Италии, Далмация, Нарбо, Иллирия. Сразу после правления епископа Амвроия, уже в Галлии, декурион римской конницы, отслужив в легионе положенные двадцать пять лет, основывает монастырь по образу и подобию александрийской общины Антония Великого. Чуть позже этого замечательного человека делают епископом Турским.

– Мартин. Умный, толковый, – Симон встал, прошелся вдоль окон.

– Я заканчиваю. Собственно, остается мятеж Максена Вледига и вывод им римских легионов из Британии. Все было правильно. Но Максен нарушил присягу империи. И проиграл решающую битву под Аквилеей. Казнен. После того, как по приказу Феодосия в Фессалониках перебиты семнадцать тысяч бунтовщиков на стадионе, епископ Амвросий отлучает императора от церкви. А это означает, что все клятвы, данные императору, теряют силу. Феодосий публично приезжает на покаяние. Прощен, статус восстановлен. Я ничего не упустила?

– За исключением мелких мистических подробностей типа черного каменного алтаря императора Геликобала, привезенного из Эмессы, непобедимого меча императора Максена, утраченного под Аквилеей, чудес, совершаемых христианскими проповедниками – ничего, – Эритея вздохнула с облегчением.

– Империя предпочитает защищаться от нападений варваров союзными царствами. В самих легионах римлян почти нет. Да и императоры в Риме практически не бывают. Равенна лучше укреплена и лучше приспособлена под резиденцию императора, – Корд печально кивнул, добавил вина себе в кубок.

– В Азии многочисленные племена арабов переселяются из пустынь на более обитаемые земли. Сассаниды пока с ними справляются. Племена готов сражаются с гуннами.

– Кто это? – Тиль озадаченно почесал бровь. Подумать только: они тогда еще не знали ни готов, ни гуннов!

– Готы – германские народы. Живут от рек Вистулы и Одра у Балтийского моря до Данувиуса. Им там тесновато в последнее время. Гунны пришли из-за Меотидского моря. Они уже захватили Каппадокию и Сирию, упорно продвигаются к границам империи. Перешли Тирас. Там только воинов-всадников сотни тысяч, – пришлось рассказывать. – Мы, конечно, можем остановить эту волну, – Виргилия вздохнула. Покусала губы. – Можем. Какой ценой и стоит ли платить эту цену – вот о чем я хотела спросить. Сама империя просто рухнет под этим натиском. За такое короткое время ей не перемолоть германцев и гуннов. Как когда-то сарматов, галлов, даков, даже греков.

– Ты видишь выход? – Симон подбросил дров в камин.

– Нам необходимо изменить стратегию. Нет, Корд, – Виргилия выставила ладони, отгораживаясь от готовых сорваться обвинений. – Я не предлагаю помогать варварам добивать Рим. Я предлагаю нечто иное. Если так можно выразиться, окультуривание варваров. Они в большинстве своем суеверные язычники. Живут родом, племенем. У них могли бы появиться свои легенды, которые дадут им цель. Ну, не знаю, поддержания мирового порядка, например. Христианские проповедники до них дойдут. Поймите: новые племена пора готовить вписываться в этом мир. Иначе с приходом варваров погибнет не Рим. Прекратит свое существование весь мир. Замечу: вместе с нами.

– Какие народы ты предлагаешь выбрать?

– Я знаю готов и гуннов. Те племена, которые сейчас населяют Галлию и долину Ренуса мне известны хуже. Из них следует выбрать наиболее воинственные. Потому что они точно примут участие в дележе пирога.

– Бургунды! Однозначно! – Тиль тоже соскочил с места. – Эти горячие парни хотели за море пойти. Еле удержал. А то бы высадились на островах. И конец островам.

– У франков уже есть легенда, что их предки – морские оборотни. Чуть ли не нарвалы с драконами, – Эритея задумчиво накручивала на палец черный локон. Ее зеленые глаза таинственно поблескивали. Быть может, разумеется, в них просто отражался огонь.

– Значит, решено. Я тогда возвращаюсь в Паннонию, – Виргилия вздохнула. Она понимала, что там – в среднем и нижнем течении Данувиуса будет жарко. И страшно. Еще долгое, почти бесконечно долгое время.

Они тогда – полвека назад – разъехались. Для Виргилии не составило труда заменить собой предназначенную для отправки в заложницы к гуннам княжну Тамиру. То, что кроме нее вождю аланов Джимиру отправлять будет некого, стало понятно, когда сын Джимира погиб в нелепой схватке на границе с Сирией. Подмена произошла прямо на тризне. Никто из аланов не удивился, что хохотушка Тамира резко изменилась. Все знали, что отныне она посвятила себя Тенгри – Единому богу Неба, чье царство находится на недосягаемых ледяных вершинах у самых границ мира. Виргилия взяла себе имя княжны, ее место в племени, ее вещи, саму ее жизнь. Самой девушке осталось спокойное мирное счастье с любимым. Да и Джимир мог видеться с дочерью. Даже, наверное, внуков понянчил.

– Тамира! – знакомый голос вернул Виргилию в настоящее. К ней на холм взлетел Аттила. Хм, а солнце-то уже почти село. – Тамира! Вот ты где! Прибыл гонец. Завтра приезжает Флавий Аэций. Ты рада? – гунн спрыгнул на землю, заглянул прямо в глаза.

– А ты? – названная сестра легко улыбнулась.

– Не уходи от ответа. Я знаю: ты умеешь. Так ты рада?

– Да, Аттила. Я рада. К нам приезжает наш побратим. И я знаю, что это означает.

– Война! Самая настоящая! Римляне не мешали вандалам захватывать земли Византии в Мавритании. Византия вынуждена отправить туда свою лучшую армию. А еще умер покровитель Аэция в Риме. Императором провозгласили какого-то Иоанна. А Византия хочет посадить в Риме своего племянника. Правда, этот Валентиниан еще совсем ребенок. Но у него есть мать. И наставники. Византия направила вторую армию против Рима. Руа сказал, что набег за Данувиус возглавим мы с Бледой! – Аттила светился от счастья.

– Подожди. Если Аэций едет сюда, значит ему потребовалась помощь. Руа не даст воинов Аэцию. Но может дать их тебе. Чтобы ты помог другу, – Тамира едва не рассмеялась: такое разочарование было от ее слов на лице ее названного брата. – Да ты не огорчайся! Бледа на Данувиусе, ты – в Иллирии. Два удара. Руа сможет требовать с Византии больше золота.

– Все равно. Бледа-то точно покроет себя славой. А с Римом? Будут виляния и переговоры.

– Если не пролив ни капли крови ты привезешь золота не меньше чем Бледа, это будет не меньшая победа. Впрочем, что гадать? Завтра. Все будет понятно уже завтра.

Флавий Аэций изменился. Как меняется любой мужчина на войне. Хм, не просто прошедший войну. Аэций испил чашу победы – поправилась женщина. Долгий взгляд глаза в глаза. Короткий поцелуй в лоб. Едва слышно произнесенное: «Ты все такая же». И все. Переговоры с Руа. Шестьдесят тысяч всадников под командованием Аттилы выступают через день в сторону Рима. Руа не возразил, когда Тамира заявила, что желает сопровождать названного брата. Бледа тоже промолчал. Зато не промолчал шут. Княжна лишь дернула губами, когда Зеркон посоветовал ей приклеить усы и бороду.

– Я-то смогу приклеить себе бороду. А вот ты, карлик, даже если приклеишь длинные ноги, спина-то все равно останется кривой. Может, надо как-то учиться? Гнуться в разные стороны? – она с удовольствием разглядела полыхнувшую в глазах уродца злобу.

Всю дорогу трое говорили о чем угодно, только не о войне и не друг о друге. Да и времени-то на разговоры оставалось только на коротких ночевках. Они, все же, опоздали. В шатер Тамиры заглянул воин:

– Койл Аттила зовет тебя, – койл – военный вождь, предводитель. Зовет.

– Что случилось? – княжна промчалась по лагерю, вбежала к Аттиле. Увидела лицо Флавия, догадалась: – Плохие новости?

– Армия императора Византии Феодосия заняла Равенну. Иоанн казнен. Его выдали. Сам город неприступен. Равенну невозможно взять штурмом. Это было предательство, – Аэций казался спокойным. Вернее, держал себя в руках. Быть бесстрастным он никогда не умел, да и не учился.

– Ну так давай ударим! – а вот Аттиле все нравилось.

– Ты не слышал? Равенну невозможно взять штурмом. Тем более, армией всадников. Это тебе не в чистом поле дикарей гонять. Брать город в осаду бессмысленно. Мы потеряем время. Кроме того, Иоанна уже не вернуть, – горечью сочился сам голос Флавия.

– Давай посадим на этот ваш трон тебя, – Аттила не огорчился.

– Брат, как думаешь, если я сяду на остриях твоих стрел, признает ли меня Византия?

– Нет, конечно!

– А примет ли меня, пришедшего с иноземными захватчиками, мой собственный народ? Молчишь? Я уже не говорю, что это будет отличный повод вернуться на эти земли готам. Их с таким трудом удалось поселить в Провинции!

– Если ты не хочешь войны, зачем тебе моя армия? – кажется, военный вождь гуннов обиделся.

– Аттила, ты сможешь сделать так, что император Феодосий посадит на трон своего племянника, но власть – настоящую власть – получит твой брат, – эх, княжна! Пришло твое время?

– Это как? – оба уставились на нее, не очень понимая.

– Не уводи свою армию, – хохотнула сестренка. – А ты, Аэций, вступи в переговоры. Сам за спину не оглядывайся. Но стой так, чтобы войско гуннов, готовое к битве, всегда было за твоим плечом. Тогда те, с кем ты будешь говорить, будут смотреть только на него, а видеть тебя. Аттила! Прикажи своим воинам никого не трогать. Флавий, надо обеспечить армию фуражом, едой и водой.

– Да. Да, ты права, – префект римской конницы чуть не отдал салют в ответ на четкий приказ. В последний момент замер, осознав, кто стоит перед ним. Но колдунья из далекого племени аланов, действительно, была права. Опять. Снова. Всегда.

Через несколько дней новый римский император Валентиниан назначил Флавия Аэция магистром конницы в Галлии с правом ведения войны.

– Чего он недовольно ворчит? Что ему не нравится?! – Аттила почти не отпускал Тамиру от себя.

– Давай я с ним поговорю. Только позволь сделать это наедине, – княжна испытующе и почти умоляя, посмотрела братцу прямо в глаза.

– О чем? О чем ты с ним будешь говорить? И почему без меня?

– Аттила, ему сейчас нелегко. Ты же знаешь его понятия о чести. Он вынужден принять твою помощь. Позволь его гордости обойтись без лишних ударов с твоей стороны. Такие испытания могут повредить дружбе.

– Дай слово, что ты не…

– Не возлягу с ним как с мужчиной? Не бойся. Это не входит в мои планы.

В шатре Аэция Тамира сделала несколько пассов руками у входа.

– Что это было?

– Теперь нас не смогут подслушать. Вернее, стражники услышат ни к чему не обязывающие слова утешения и обещания дружбы.

– А ты, разве, пришла не утешить меня?