Город двух апостолов. Книга 1. Кровь убитых фараонов

Снизу подъехал лифт. В открывшийся проём шагнули трое тех, скрыльца. Они были невысоки, метр семьдесят, но необычно широки в плечах и бочковаты, а в движениях чувствовалась сила. Андрей затосковал, справиться голыми руками с тремя нереально.

– Сам пойдёшь или помочь? – проскрипел один на ломаном русском языке, и, не докончив фразу, начал сгибаться пополам.

Андрей даже не ожидал от себя такой ловкости, однако понял, что, кажется, сломал ногу, проделывать это в тапочках было глупостью.

Они были нечувствительны к ударам, Андрей несколько раз удачно зацепил второго в челюсть, при этом раздавался громкий чавкающий шлепок. Вообще троица вела себя странно, нападали по одному, все пытались поймать за руки или загнать в угол. Это недолгое событие уже прилично разрушило казённую собственность. После бросков через бедро здоровяки с грохотом выбивали стеклянные двери, летели кушетки, две вместе с оконными рамами уже валялись во дворе. Но посетители, упав и произведя чавкающий звук, упрямо поднимались как ни в чём не бывало, лезли вперёд.

Андрей был в отчаянии: «Почему с первого этажа, с поста ничего не слышат?».

Он не знал, что из высших соображений начальство всех больных эвакуировало в городские больницы, и на всё четырёхэтажное здание был один больной, Бикен и десяток медсестёр, само собой, дежуривший милиционер на первом этаже. Но он сейчас лежал по обе стороны дежурного стола, разрубленный надвое могучим ударом рыцарского меча одного из здоровяков.

Зырянов уже несколько раз кричал в надежде на помощь, затянувшаяся «процедура» изрядно утомила, и силы покидали, а убежать нельзя, уроды всё время оттирали от выхода с этажа. Когда от усталости появилась мысль сдаться, а он видел, что эти не хотели его убивать, вдруг в одном, что стоял в дверях, громко хлюпнуло, как из воздушного шара, шипя, брызнул воздух с яркой жидкостью и вылез конец пожарного багра. Урод с ужасом посмотрел на крюк и завалился навзничь. Позади в проёме стоял ошалевший Михалыч. Здоровяки замерли, а Андрей, не думая, вылетел на лестницу, толкая перед собой соседа, они сбежали до второго этажа и тяжело дышали.

– Андрюха, твою мать, ничего себе, – Михалыч был силён только в ненормативном русском. – Что теперь будет, твою мать? Они прислушались, погони не было.

– Спасибо, сосед, – Андрей похлопал по плечу Михалыча. – Ты как здесь оказался?

– У меня там мужика скрючило, прибежал за врачами, смотрю – из окна мебель вылетает. А сверху шум, твою мать!

Андрей вспомнил седого старика за столом.

– Как тебя пропустили-то на этаж?

– Так нет никого.

– Как нет, а дежурный?

– Так с ним какая-то хрень, твою мать.

– Ладно, надо позвонить, – и они двинулись по этажу в кабинет главврача. В кабинете слышалась возня, там оказалось сразу два главврача.

Одна Бикен Кукашевна, связанная и с кляпом во рту, лежала на полу, вторая стояла у перевёрнутого стола и рылась в сейфе. Андрей, схватив стул, двинулся с правой стороны стола.

– Держи, Михалыч!

Но Михалыч не удержал, вместо этого вылетел спиной в открытую дверь и тихо стёк со стены. Зырянов кинулся следом, но босая Бикен Кукашевна скрылась в лифте, где её поджидали два здоровяка. В руках у них поблёскивали длинные полосы металла. Андрей вернулся к главврачу, она была жива, утренний зачесик пульсировал и показывал, что Бикен всего лишь без сознания…

Глава VII

Снизу слышались шипение рации и обрывки фраз, кто-то приближался к лестничному пролёту. Второй раз за вечер повезло, милиционером патрульного экипажа оказался сержант Геннадий Жихарев, знакомый по областной стрелковой команде.

– Генка, Жихарев, ты, что ли? – Зырянов облегчённо вздохнул.

– Фу ты, Андрюха, – удивился тот, засовывая пистолет в кобуру.

– Не торопись, трое в лифте уехали, два мужика и женщина босая.

– Босая? – удивился вечно невозмутимый сержант.

– Да, и стреляй сразу, не приближайся к ним.

– Как это? – захлопал глазами сержант.

– Это приказ. За всё отвечу, понял?

Неожиданно заработал лифтовой мотор, кабина спускалась, видимо, незнакомцы перепутали направление. Зырянов жестом показал Жихареву встать за угол и взять под прицел двери лифта. Сам, вооружившись стулом, приготовился. Когда дверь открылась, в кабине снова оказалось четверо. Один, которому Андрюха ещё недавно удачно попадал по роже, с ходу прыгнул вперёд и, взмахнув полосой металла, которой оказался меч, легко разрубил «зыряновскую защиту». Остальные ломанулись на прорыв.

– Стреляй, Гена, стреляй, – почти завизжал Андрей, но краем глаза увидел, что зря. Жихарев как машина невозмутимо начал класть пули в цель. По две в каждого, они выбивали фонтан яркой жёлтой жидкости, которая брызгами ложилась на свежевыкрашенные стены госпиталя, но пули не имели никакого останавливающего действия на гостей!

Последним из шахты вылетел вроде человек, только сдувшийся наполовину и расползшийся в ширину на столько же. Он живо перебирал короткими ножками, и из его широкой спины торчал длинный прут, оканчивающийся кольцом. Это был пожарный багор, который туда поместил Михалыч. Его вид озадачил сержанта Жихарева, тот замешкался на секунду, но следующими выстрелами в голову убегающей босой Бикен уложил её наповал, и она, издав чавкающий звук, скатилась на лестничный пролёт. Остальная троица устремилась вниз, ударяясь ручкой багра на поворотах то по перилам, то по двери.

Внизу послышались выстрелы напарника сержанта Жихарева. Выбежав на крыльцо, милиционеры увидели, что тот, прикрывшись машиной, стрелял вслед двум убегающим, третий, сдувшийся, зацепился кольцом багра за торчащую арматурину теплотрассы и, сильно ругаясь на незнакомом языке, пытался сняться с ловушки. Оба сержанта бросились догонять убегающих, а во двор влетел милицейский уазик, который принадлежал горотделу – по номеру понял Андрей. Ещё через пару минут двор был полон служивого народа и машин.

Только тут прошла дрожь, и он понял, как устал. Его посадили в «скорую помощь» и начали перевязывать голову. В другую «скорую» вынесли несчастную Бикен и Михалыча. Наконец подъехали знакомые «волги».

Из них посыпались: Рахимьяныч, Донцов, Малыгин, полковник Марков. Следом за ними подъехал генерал. Все столпившиеся возле скованного не без усилий гостя, деловито и молча, расступились. Тот, поняв, что это начальство, перестал ворчать на незнакомом языке и уставился исподлобья на подошедшего.

– Тебя нельзя оставить ни на минуту, вот как чувствовал. – Рахимьяныч загородил картинку. – Плохо, да? – он кивнул на повязку.

– Да, зацепил своей железкой, – Андрей поморщился и потрогал голову.

– Этот?

– Нет, другой. Только, Владимир Рахимьянович, – он помолчал, – это не люди, в смысле не человеки. Вот пойдёмте, покажу.

– Тихо, тихо, тихо, – в своей манере произнёс Мухаметшин. – Не спеши. Вот сейчас начальство решит, куда тебя спрятать. Не вмешивайся, пусть думают, что тебя нет. Они же к тебе приходили. Ну вот. Сейчас спрячем, потом дадим бумагу. А тут я сам всё посмотрю. Понял?

Они помолчали, смотря, как шесть милиционеров загружали «нечто» в уазик. Тот шумел и сопротивлялся.

Подошли полковник Марков и Саша Донцов.

– Ужас! Хрень какая-то. Кто они такие? – брезгливо поморщился Донцов.

– Так, сейчас Андрея в контору на второй этаж. Вот возьми, – Марков протянул Донцову ключ. – В генеральскую комнату отдыха отведи, дайте чая и бумагу. Наряд уже получил автоматы. И чтобы не меньше пяти человек на этаже. Я распорядился, а ты проверь. И пусть попробуют мне отлучиться, ни туалетов, ни перекуров. Всё, игры кончились.

– Ну, давай, друг, – он похлопал Зырянова по плечу. – Держись, мы скоро. Машина завелась.

– Постойте, – опомнился Зырянов. – Владимир Рахимьянович, совсем из головы вылетело, у меня на квартире человек без сознания, пошлите кого- нибудь туда. Сосед кого-то водкой траванул, что ли. Там открыто.

Когда «скорая» с капитаном выезжала со двора, Андрей видел, как вернулись сержант Жихарев с напарником и кинолог с собакой. Одни…

Глава VIII

От усталости Андрей почти три часа проспал в генеральской комнате отдыха, на диване. Спал, отключившись, так же неожиданно и проснулся.

За дверью раздавались размеренные голоса.

– Ну вот, разбудили, – добродушно изрёк полковник Владимир Кузьмич Марков, когда Зырянов вошёл в кабинет генерала. Присутствовали все свои. Мухаметшин, Донцов, Малыгин, Лаврова Зоя Семёновна – эксперт-химик, специалист высшего класса и очень красивая женщина, Зурьянц Яков Борисович – врач, эксперт-патологоанатом и двое следователей. У Андрея стучало в висках, он не мог вспомнить имена этих двух, хотя очень хорошо их знал.

Генерал – начальник областного управления внутренних дел, крепкий седовласый человек пятидесяти шести лет, много повидавший на своём веку, конечно, растерян не был, но все последние события были ему совершенно непонятны. Простая профессиональная логика, начинавшаяся с элементарного вопроса «Кому выгодно?», не давала ответа. Ну кому действительно выгодно выкапывать трупы, бегать по городу в старой одежде, где их долгое время хранили, а главное – для чего это всё. Ритуальное убийство девочки на старом кладбище у разрытой могилы практической цели не имело, а в потустороннюю он не верил, не то воспитание. Погибшие милиционеры были отравлены мгновенно действующим растительным ядом. Это понятно, но почему не сопротивлялись этому? Они были обездвижены, парализованы. Но не- понятно, чем? Кинолог расстрелял все патроны, сбитые веточки тополя указывали, что он стрелял вверх, так же и брызги ярко-оранжевой жидкости. Но кто там находился и почему собака была сброшена с большой высоты? Вот вопрос из вопросов. Кинолог был в прострации, в сумерках, как сказал Зурьянц, и скоро его обратно ждать не приходилось, он, конечно, всё бы прояснил. Сегодняшнее побоище в госпитале вообще не укладывалось в сознании. В подвальной камере управления сидело и шипело существо, похожее на человека. Оно сильно пахло разложением, в нём торчал пожарный багор, а из дыры вытекала такая же ярко-жёлтая жидкость, какая была на дереве и стенах госпиталя, а главное, по городу бегали ещё трое таких же существ. Час назад в этом кабинете происходило самое высокое совещание. Прокуратура, следственный комитет, министерские и местные решили шума не поднимать, количественно следственную группу решили не расширять, но оказывать явную помощь. По старой традиции обратились в МВД России по секретному каналу, ответа ждали через сутки, необходимо было время разобраться. Сейчас сидели все свои и ждали Зырянова.

– Ну-ка, герой, дай посмотрю на тебя, – поднялся навстречу Андрею, Зурьянц.

– Глаза красные, пульс – ого, ну-ка, присядь.

Пока мерили давление, Зоя Семёновна сходила в буфет и с помощью двух коридорных автоматчиков принесла на всех еды а теперь накрывала на краю длинного совещательного столаи разливала чай.

– Прошу к столу, Андрюша, давай, я тебе сладенького налила, покушать надо.

Андрею импонировала эта профессиональная демократичность и забота. Генерал, три полковника, а кроме Маркова, Зоя Семёновна и один из следователей, Андрей вспомнил, Евгений Александрович Михайлов, тоже были полковниками, вместе со всеми жадно навалились на гору бутербродов с сыром и колбасой. За событиями вечера никто не заметил, что не ужинали. Когда все насытились, закурили, посмотрев на Зою Семёновну, но та, махнув рукой, полезла в карман за своими длинными и тонкими. Окно открыл снова Мухаметшин, и Андрей усмехнулся, они поняли друг друга.

– Ну что ж, Зырянов, начинай, – произнёс генерал.

– Виктор Андреевич, они, по-моему, не наши. Дрались не как мы, ну, например, ни разу не ударили меня по лицу. Все вроде пытались провести захват, сила, конечно, зверская, но очень уж медленно. Холодные и вонючие, чуть не задохнулся. Всё делали по очереди, как бы уступая друг другу. Внутри пустые – чавкали, главное вот. Натыкались на препятствия, все, что ниже колен, не замечали вообще, впечатление, что проваливались.

– Куда проваливались? – спросил Марков.

– Когда идёшь по лесу в темноте, всё время проваливаешься куда-нибудь. Вот тут, так же. Говорили по-русски очень плохо.

– Говорили? – переспросил Мухаметшин.

– Да, очень медленно и очень плохо, ну силища, скажу я, ненастоящая Кукашевна так влепила Михалычу, что он метров пять пролетел, летел бы и дальше – стена остановила.

– Кстати, как он там появился?

– Не поверите, мне из окна свою квартиру видно. Смотрю, Михалыч угощает на кухне мужика. Лет пятьдесят пять, высокий, сутуловатый, лицо продолговатое, бородка. Волосы седые. В общем, видно, спиртом траванулись.

– А Михалыч кто такой?

– У меня на подселении слесарь нашего дома. Демченко Сергей Михайлович, по-моему, шестьдесят четвертого года рождения, разведён, это он багром-то, прибежал врача вызвать.

– Что у вас там, телефона нету? – возмутился генерал.

– Есть, сказал, чтобы побыстрей, – Андрей взглянул на Маркова. – Я просил вызвать «скорую».

– Вызвал, – Марков посмотрел на бумажку. – Клиент без сознания, но были документы. Геннадий Борисович Томилин, пятьдесят пять лет, работает главным инженером ПМК-двадцать три, доставлен в первую городскую, предположительно отравление. Кстати, у Демченко, по-моему, сотрясение мозга, ушибы, он в третьей городской.

– Владимир Рахимьянович, – вздохнул генерал, – это по вашей части. Главный инженер ПМК и сантехник пьют на квартире милиционера палёный спирт. Поподробней, я чувствую, в этом деле нет случайностей. ПМК-двадцать три? Слушайте, двадцать третью ПМК закрыли три года назад. Ну да, я сам в комиссии подписывал протокол.

Все вздохнули, это был след, даже не след, а направление. Неделю все топтались на месте, и это очень угнетало.

– Так, значит, – продолжил генерал, – охрану к этому Томилину и глаз не спускать.

Марков согласно кивнул головой.

– Что с дежурным милиционером?

– Разрублен пополам, удар был необычной силы. Клинок задел край стола и вошёл в древесностружечную плиту на 30 сантиметров. Причём он не был выдернут, по кругу сзади, без остановки. Такой техники я не знаю. К утру я скажу, из чего клинок, по дежурному всё. А вот по подвальному, – Зоя Семёновна задумалась, – всё то же самое, что и у медбригады неделю назад, причём это уже нарастающее разложение. Не оранжевые пятна, а полностью синие, даже фиолетовые, с отслоением местами кожи и проседанием мышц по скелету, но, тем не менее, это движется и производит звуки. Жидкость из него не определяется, что-то растительное, вчера отослали в Москву в НИИ судебно-медицинской экспертизы. Теперь ждём, что это такое, мистика какая-то!

– Это слово мы произносить не будем, – вздохнул генерал. – Мистики нет, мы взрослые и трезвые люди и понимаем, что, при всей сложности события, человеческая жизнь открывается просто, как дверца в шкафу, надо только найти нужный ключик. Для этого мы и есть, чтобы найти этот ключик, а не взламывать дверцу мистикой. Это слово забудьте, есть хладнокровный убийца наших товарищей, хитрый и подготовленный. Пока мы не знаем, где он нанесёт следующий удар, но мы узнаем и поймаем зверя, тем более что кое-кого мы знаем в лицо.

Он глянул на Зырянова и Мухаметшина.

– Подробный рапорт сейчас же, особенно приметы. Владимир Рахимьянович, такие же от экипажа патрульной машины. Кстати, кто вызвал, разобрались?

«Рахимьяныч» пожал плечами – женский голос, как и в первый раз с кладбищем. Звонили с городского. Эксперты говорят, молодая женщина до 30 лет, волевая, может убеждать.

– Вот, у нас уже есть помощник, надо обязательно на него выйти.

Обязательно. Так, – он что-то записал в блокноте, – что с погибшей девушкой?

– Погибшая Сенцова Лариса Андреевна, восемнадцати лет, студентка второго курса педагогического института, исторического факультета, – Мухаметшин задумался. – Можно сказать, моя соседка, живём на одной улице. Донцов уже третий день копает, никаких зацепок. По отзывам, положительная, общительная, в сомнительных компаниях не замечена, есть парень, он работает у нас на птицефабрике в Бишкуле, водителем директора, полное алиби. Всё время на глазах, да он и прост как пять копеек, чтобы заниматься глупостями. В общем, в этом направлении глухо.

– Такое чувство, что нас обложили. У вас соседка, у Зырянова «Михалыч». Вам не кажется? —

Мухаметшин пожал плечами.

– Соседка чисто условно, она в одном конце, я в другом, расстояние километр, наверное. Я даже родителей её не знаю.

– Ну ладно. Зоя Семёновна, теперь вы.

– У меня тоже тупик. Главное, как их заставляют двигаться. Ну, допустим, я говорю, допустим, это можно сделать. Значит, необходимо помещение, доступ к трупам и соответствующие знания, не говоря уже про оборудование. Тут вся надежда на вас, – она посмотрела на Маркова. —

– Искать врачей, преподавателей кафедры химии или физики, подойдут ветеринары. Тоже те ещё специалисты. Подключите свою агентуру, ну не может же такое произойти незаметно. Судя по следам на кладбище, их там было человек десять или больше. Это я говорю о живых, о мёртвых вообще сказать ничего не могу. Виктор Андреевич, дайте слетать в Ленинград, я там кандидатскую защищала, у меня есть старенький профессор в знакомых, можно сказать, мой учитель. Если он жив, я приеду с результатами.

– Почему так думаете?

– Его когда-то гоняли за вивисекцию, – она улыбнулась. – Мёртвых оживлял, грозились лишить докторской степени, партбилета.

– Ладно. После обеда разберётесь с подвальным субъектом и вечером самолётом, я распоряжусь насчёт билетов. Только понимаете, Зоя Семёновна, шум не поднимать. И вообще, товарищи, полковник Марков сегодня со всех присутствующих возьмёт расписку о неразглашении. Не дай бог просочится в город. Итак, подбиваю итог. Зырянова под охрану, куда бы ни шёл, с ним всегда двое. Изолировать его не будем, пусть просто работает, будет живцом – нужен же он им для чего-то. Демченко и Томилина в оборот. Охрана у Томилина. Зоя Семёновна занимается своими делами. Мухаметшин и я сегодня, в четырнадцать ноль-ноль, с полковником Лавровой в городской морг, посмотрим, что там за начинка. Все свободны, кроме следователей.

Глава IХ

Архитектурная ось Петропавловска расположена с юга на север, вдоль неё город вытянулся вместе с пригородами на добрых двадцать километров. Промышленные предприятия расположены на севере, потому и транспортные артерии города, улицы Мира и Джамбула, имеют то же направление. В конце улицы Джамбула, в тихом закутке, расположена ветеринарная станция. Она представляет собой огромное, в стиле семидесятых годов двадцатого века здание из стекла и бетона, большую часть которого занимают ветеринарная клиника, областная ветеринарная инспекция, а также маленькая трехкомнатная квартира для сторожа. Двадцать лет живёт в ней сторож-пенсионер со своей женой, бывший главный ветврач области.

В начале девятого вечера его жена, худенькая и тихая старушка, обеспокоенная отсутствием мужа, смотрела в окно на ухоженный двор клиники. Её не удивило, когда во двор въехал серый станционный уазик.

Из него вышли муж, Пётр Алексеевич, и двое ветеринаров в белых халатах. Они о чём-то поговорили и двинулись к зданию. Двор был хорошо освещён, и она заметила, что все, кроме Петра Алексеевича, легко одеты. Анна Георгиевна всплеснула руками и бросилась надевать пальто, чтобы пригласить гостей к чаю, но на улице никого не было, только в подвале из маленького ветрового окна пробивался свет.

Вернувшись, она стала заваривать чай, и вздрогнула, когда взвыли электромоторы принудительной вентиляции.

– Ну-ну, наш друг, не надо делать такое лицо, это запах удачи, ещё усилие – и мы триумфаторы! – густым отдалённым голосом проговорил один из специалистов.

– А вообще-то, вы правы, если вам этим хорошенько подышать, можно и не дождаться.

Старый ветеринар, стараясь меньше вдыхать, прошёл к стене и нажал кнопку вентиляции.

– Что это? – воскликнул бас.

– Сейчас вытянет запах, – криво усмехнулся Пётр Алексеевич.

– Смотрите, чтобы не было сквозняков, как ни странно, но они нам так же противопоказаны, как и вам – живым. Увы, мы начинаем активно гнить.

Ну ладно, это не главное. Осмотрите, наш друг, меня и моего спутника.

– Извольте раздеться и лечь на столы. А где ваша спутница? – сквозь респиратор пробубнил Пётр Алексеевич.

– Ей попали в голову. Думаю, нашему Магистру надо найти новое тело. Сможете это сделать?

– Не знаю, завтра рабочий день. В морге полно служащих, – ответил старик, тщательно зашивая ниткой отверстия от пуль, из которых сочилось что-то жёлтое. Он знал, что это нельзя ни нюхать, ни прикасаться, потому что его бывший помощник, забыв помыть руки, сделал всего лишь одну затяжку сигареты и теперь сидел в клетке, в дурдоме, напротив сельхозтехникума.

– А куда дели тело?

– Когда я убегал, – гулко, как из ведра, гудел пациент, – оно катилось вниз по лестнице.

– Странно, почему вы его не взяли с собой, там же Магистр?

– Магистру ничего не угрожает, он уже, наверное, пьёт вино и ест жареное мясо у себя в замке.

– А если нет? Если он ещё не очухался? Ваше счастье, что сегодня воскресенье, завтра они его вскроют.

Оба пациента мгновенно вскочили.

– Надо его сейчас же вытащить!

– Успокойтесь, – вздохнул Пётр Алексеевич, – и не делайте резких движений, иначе вы прямо сейчас развалитесь, у вас обоих разошлись швы. Сейчас я всё прошью, а завтра к обеду я достану машину, в обед в морге никто не бывает.

– Почему вы нам помогаете? – продолжил бас, когда старый ветеринар снова стал его штопать.

– У меня погиб единственный сын, ваш Магистр обещал его вернуть.

– Но это ужасный грех!

– Я атеист и не верю в эти сказки.

– Безумцы, безумцы, не верящие, что он, – бас поднял палец вверх, – реальность, такая же как вы, я и этот стол.

Старик молча пожал плечами.

– Поверьте мне, если это произойдёт, то не будет никому хорошо. Ни вам, ни вашему сыну. Я это знаю наверняка!

Ещё полчаса провозился возле тел старый ветеринар, а когда собрался уходить, бас прорычал: – Идиоты, живёте как в сказке, чего вам ещё надо. Хотите чего-нибудь остренького? Живые позавидуют мертвым, когда всё случится.

Но Пётр Алексеевич пропустил эти слова мимо ушей. Выключив свет, он поднялся к себе в квартиру.

– А где наши гости? – спросила у сурового мужа Анна Георгиевна, – я уже три раза чай разогревала.

– Ты опять смотрела в окно?

– Что же мне делать, Петя, когда тебя нет.

– Смотри телевизор.

Пётр Алексеевич намеренно был суров со своей женой. Он боялся размякнуть и пожалеть свою Аннушку, тогда всё пропало. Он, конечно, любил свою супругу, с ней он прожил почти пятьдесят лет, но пять лет назад они похоронили своего единственного сына, погибшего в автокатастрофе. Их объединяло не только время, но и одиночество.

Они были ласковы и приветливы друг с другом, но их обоих съедала мысль о несправедливости судьбы к их сыну. Это было невыносимо. И вот два года назад горе для Петра Алексеевича ослабло, его племянник, человек учёный, кандидат наук, доказал, что всё можно вернуть и судьбу исправить. Со всем пылом упрямого человека он поверил и всячески помогал племяннику.

Пришлось заплатить большую цену. Он стал груб с Аннушкой, боясь ей всё рассказать, ведь она точно бы не одобрила. И он стал убийцей, как-то просто и буднично, но это его мало волновало.

Он не мог ничего рассказать своей супруге, потому что он боялся опять стать человеком с чувствами и совестью, а тогда всё пропало! Молча смотрел он, как вздрагивали её худенькие плечи, когда она мыла чашки после чая, он хотел запомнить её такой, и что-то человеческое рванулось из него, но он властно всё запихнул обратно…

Глава Х

С рапортом Андрей провозился, как ни странно, довольно долго. Спать он больше не ложился, хотя все коллеги мгновенно рассосались, как только вышли из кабинета генерала Зотова. Только Донцов забежал с бумагой и стандартными бланками и молча исчез. Все события он изложил подробно, даже свои ощущения, а вот подвести итог не смог, даже не знал, за что зацепиться. Несколько раз выходил в коридор и молча курил с охраной. Он всех их знал по именам, и они встречали его как хорошего знакомого, но первыми не заговаривали, а ему говорить не хотелось. Преступления не походили ни на одно предыдущее. Все штампы, которым их учили в Карагандинской высшей школе милиции, вообще не подходили в данном случае. Были страшные преступления, были жертвы, как ни странно, даже участники преступлений были, они лежали в моргах, но юридически они не существовали. Андрей помнил посмертные швы от вскрытия на тех здоровяках, с которыми он бился четырнадцать часов назад. Но что это было такое, ум отказывался понимать.

Было уже довольно позднее утро, в коридоре возникло движение, это здание УВД заполнялось служащими и сотрудниками. Зазвонил телефон. Донцов, весёлый и отдохнувший, сказал: