Город двух апостолов. Книга 1. Кровь убитых фараонов

Магистр незаметно сунул ампулу в карман плаща и показал пустые руки.

– Уверяю вас, это простуда, просто фантомная, мы все простыли и назначили заблаговременно окончание мессы в турецких банях, – он рукой сделал знак.

Ввели четырёх полуобнажённых чёрных девушек.

– Они проводят Вашу Невыразимость в парную и сделают массаж. А мы несмело последуем за вами.

Девушки, умасленные благовониями, шоколадно поблескивали в свете множества свечей и факелов.

– А вы хитрец, Магистр, – не отрывая глаз от невольниц, улыбалась голова. – Большой политик, очень большой политик, – глаза Баффомета перескакивали с одной соблазнительной формы на другую.

– Кстати, – он очнулся. – Можете запомнить это слово, оно скоро станет популярным. Благодаря вам, Магистр! Я согласен, несите.

Девушки подняли блюдо с подставки и медленно двинулись к выходу. Голова, предвкушая удовольствия, сделала капризное выражение и красиво оттопырила губу.

– Иногда полезно побывать в будущем, – сказал Магистр подошедшему канцлеру – Кстати, противоядие найдено, – он показал ампулу нашатырного спирта, глядя на удаляющуюся процессию.

– Дайте попробовать, на него это произвело магическое действие.

– Не советую, это равносильно удару палкой по голове.

– Вот урод, – вздохнул канцлер. – Сегодня он сожрёт одну из моих лучших невольниц. Я-то знаю, чем эти бани кончаются.

– Как это – ваши? Я думал, барона казначея.

– Барон сделал лужу, когда увидел заклинания головы, и я решил вам помочь.

– Ну что же, я вам признателен, господин канцлер, и, как будут говорить в Новом Свете лет через 600, мы с вами хорошая команда. – Магистр похлопал оторопевшего канцлера по плечу и двинулся за процессией.

В нижних помещениях средневекового замка было огромное сводчатое помещение величиной с современное футбольное поле, утыканное в шахматном порядке тринадцатью мраморными бассейнами с подогретой и окрашенной водой. От мраморных скамеек поднимался пар, всё было освещено вытяжными венецианскими светильниками.

Каждому входящему подносился огромный рог подмешанного вина, и пока его раздевали, он доходил до кондиции. Рыцари-новички выпивали рог торопливо, проливая. Опытные, надолго задумавшись и тяжело вздохнув, выпивали, не роняя ни одной капли.

Капитул вина не употреблял, его задача была всё запомнить и проанализировать, от не прошедших испытание – мессу – избавлялись.

Монотонная заунывная музыка расслабляла, и ритм незаметно менялся, ускоряясь. Сотни тел мылись, купались, громко смеялись, удивляясь своей свободе от смущения. Ведь все были голые – и рыцари, и гости, и шоколадного цвета невольницы, которые мыли рыцарей и делали массаж.

Голова лежала на блюде и наблюдала с высокого помоста за происходящим, весело улыбаясь. За ней стоял в полном облачении и с мечами хмурый капитул ордена. Кроме господина казначея – тот незаметно выпил целый рог вина и, раздевшись, затерялся в толпе.

Голова сделала жест глазами, и незаметно для всех купающихся, занятых собой, вдоль боковых стен промелькнули чудовищных размеров козлоногие тени.

Магистр хмуро кивнул своему окружению, и все обнажили мечи. Даже Великий капитул во время развлечений головы не был в безопасности. Музыка дошла до верхнего ритма, и в помещении уже стоял невообразимый хохот и визгливые стоны.

У головы изо рта потекла слюна и глаза закатились. Что-то белое, как удав, поползло из задней части к помосту. Ближние купающиеся в ужасе выскакивали из бассейнов. Вдруг раздался душераздирающий крик, и куски разорванной плоти и крови разлетелись в разные стороны, попав даже на лицо головы. Она очнулась от транса, принюхалась и слизнула сгусток с блюда необыкновенно длинным языком. Секунду стояла абсолютная тишина и в то же мгновение обвалилась ужасным гвалтом и паникой. Чёрные тени метнулись в толпу, а восемь рыцарей Великого капитула плотным кольцом прикрыли чавкающую голову, приняв боевую стойку с мечами для отражения нападения. Нечеловеческие крики теперь не прекращались, и куски плоти сыпались на всех как дождь…

Глава IV

Андрей лежал в милицейском госпитале на улице Алма-Атинской, на четвёртом этаже в полном одиночестве. Боли от дыхания прошли, и только в голове стоял гул да ныла шея. Каждый вечер приходила медсестра и твёрдыми горячими пальцами делала массаж. Наступало облегчение, но он этому не радовался. Во время сна его посещали средневековые видения, оргии, драки, он непрерывно слышал шум битвы.

Андрей ночами выматывался сильнее, чем днем от болей. Спал он только до обхода, но в видениях лечащему врачу не признавался, хотелось скорее на волю.

Лечила его толстая женщина – врач Бикен Кукашевна. Приходила она в белом, трещавшем по швам халате, почему-то в туфлях на высокой и тоненькой шпильке.

Её появление здорово отвлекало от болезни и веселило. Особенно забавляла неутомимая борьба Бикен Кукашевны с гравитацией. Женщина принципиально не замечала своих параметров, непрерывно всё роняла, опрокидывала и расплющивала. Она была местной достопримечательностью. Её знали в управлении, да и во всей области. Милиция регулярно, как и учителя, проходит обследования, например, при устройстве на работу или просто ежегодно.

В городе эти медосмотры проводила Бикен. Андрей видел своего врача и раньше, но статичной, сидящей за столом и усердно пишущей в своей тетради, в динамике он её видел впервые. И это производило оздоравливающее действие. Ничего особенного в лечении эта необыкновенная женщина не предпринимала. Известный врачебный набор – аспирин, анальгин и т. д. по алфавиту, плюс массаж – был кредо Бикен Кукашевны. Её пациенты надолго не задерживались, абсолютный покой и молодость делали своё дело, а за врачом укрепилась стойкая репутация классного специалиста.

У себя в отделении она была полновластной хозяйкой, и спорить с ней было бесполезно. В должностях и званиях она не разбиралась, взяток и подношений не брала. Ей хватало собственной зарплаты, потому что она была одинокой девушкой. Частенько Бикен Кукашевна тайно влюблялась в своих пациентов, особенно если вычитывала в их истории болезни, что они холостяки. И хоть чувства испытывала до сих пор без взаимности, таких она лечила особенно тщательно.

Андрей не догадывался, какие усилия прикладывал Мухаметшин, чтобы прорваться к нему. Он весь день анализировал, что с ним случилось, и злился, что от «Рахимьяныча» нет вестей.

Забавно было ещё и то, что он лежал в палате как раз напротив своего дома, и каждый вечер видел яркие окна своей квартиры. Его сосед на подселении развил бурную деятельность по приёму гостей, а второй, семейный, сосед всех гостей выпроваживал и подолгу с Михалычем ругался. Андрей напрасно махал руками, пытаясь привлечь их внимание, но те были сильно поглощены своими занятиями.

Сегодня Андрей заметил, что появление в отделении врача сопровождалось необычайной суетой. На ней были новые замшевые туфли, а на шее едва заметный свежий зачесик.

«Мадам при параде, – подумал он – Даже волосы покрасила. Не завидую тому, для кого эти жертвы».

Андрей с содроганием представил ухаживания этой женщины. Бикен Кукашевна, как женщина внимательная, по-своему истолковала это смущение, и от растерянности многолетних ожиданий даже забыла имя своего подопечного. Ей было стыдно, как невесте на сговоре. Она спутала весь ритуал ежедневного осмотра, быстро и стеснительно прослушала капитана, против обыкновения ничего никуда не записала, и, чуть не задохнувшись от приливших чувств, выскочила из палаты.

Весь день она провела в кабинете как в тумане, пока её не привёл в чувство молчавший весь день телефон. Звонил начальник госпиталя и спрашивал о состоянии Зырянова.

– Им интересуются из управления, что я могу туда передать? Мечту надо было спасать, и Бикен прямо заявила:

– Зырянов очень слаб, сильные головные боли, частичная амнезия. Никак не может прийти в себя, заметны расстройства в координации.

– Что же, за неделю никаких сдвигов?

– Почему нет, стал разговаривать, появился аппетит, процедуры дали результаты. Теперь необходимы восстановительные процедуры. Я сегодня приму решение.

– Но, Бикен Кукашевна, они просят с ним свидание, ссылаются на срочность, приехали люди из Алма-Аты, уже ждут несколько дней.

– Никаких свиданий, больной очень слаб, я против, если только дней через пять-шесть.

Начальник госпиталя с тоской подумал: «Бикен закусила удила, и начальству придётся давать отрицательный ответ». Майора Мухаметшина такой ответ не устраивал. События не давали времени на раздумья, и они с полковником Марковым пошли к генералу.

Генерал разговаривал по телефону, жестом предложил присаживаться. Говорили, видимо, по их делу. Вечером следовало ждать гостей из Акмолы.

– Да, понаделали мы шуму. Из Министерства будут четыре человека, да ещё из Генеральной прокуратуры пару, там ещё кто-нибудь найдётся, – он с досады хлопнул по столу. – Вы-то хоть что-нибудь скажете мне, сыщики?

Всё происшедшее на этой неделе не укладывалось в головах этих умных и профессиональных людей. У каждого было по двадцать, тридцать лет службы в органах. Повидали всякое. Генерал начинал участковым милиционером, лампасы и большую звезду заслужил ещё в Советском Союзе. Был знаком и с Марковым, и с Мухаметшиным в их лейтенантскую пору. И видел, что у них сейчас подвижек нет.

– Что хоть Зырянов говорит?

– Ничего он не говорит, нас к нему не пускают врачи. Сначала твердили, что боятся какой-то заразы, инфекции, что ли. Теперь Досманова скалой встала. Все втроём улыбнулись, вспомнив замечательного доктора.

– Ну, теперь за его здоровье беспокоиться нечего, а поговорить надо срочно, может, что-нибудь прояснится. Поговорите с ним сами, езжайте прямо отсюда, вернётесь сразу ко мне, постарайтесь до приезда министерских обернуться. Марков вопросительно кивнул на телефон.

Генерал возмутился: – Да вы что, в самом деле, на неё управу не найдёте? Он поднял трубку и попросил соединить с госпиталем.

Андрей искренне обрадовался, увидев входящих к нему в палату товарищей по работе.

– Ну наконец-то, вы что там, совсем с ума посходили? Дел невпроворот, а меня здесь квасят. Одежду принесли?

– Спокойно, Андрюша, давай всё по порядку, – невозмутимо произнёс Мухаметшин, присаживаясь, и достал из кармана три прихваченных в буфете управления апельсина. – Как здоровье?

– Да бросьте вы, Владимир Рахимьянович, смеётесь, что ли, заладили все, болит, не болит, тошнит, не тошнит, на горшок заставляют ходить и в респираторе всё уносят. Что за дела?

– А ты что, Андрей, не в курсе, что ли? – спросил Марков, здороваясь и доставая шоколадку. – Это от меня.

– Ни настолько, – показал жестом Андрей. – Все молчат, первый день вообще без респираторов не заходили, представляете картину, как у американцев в блокбастерах. На мне ни нитки, только простыня, а девица на стол приглашает массаж делать.

– На этот, что ли? – Марков потрогал качающийся прикроватный столик Андрея.

– Да нет, тот они на колёсиках с собой привозят.

– Так вот, Андрей, ты хоть знаешь, какое сегодня число? – мрачно произнёс Мухаметшин. – Ты, друг, провалялся без сознания пять суток, думали тебя уже на том свете встречать.

Андрей не понимал, о чём они говорят.

– Тех двух ребят из патрульного батальона помнишь, их потеряли в реанимации, кончились.

– Нет, вы серьёзно?

– Какие могут быть шутки, ты хоть помнишь медсестру, которая к тебе подбежала?

– Да, Владимир Кузьмич, помню. Я что-то там разлил, и медсестра ко мне подлетела.

– Малыгин говорит, что она к тебе подбежала, толкнула, а потом ты уже опрокинул консервную банку.

– Не помню, да зачем ей.

– Надо вспомнить, Андрей. Очень подробно, – смотря в упор, произнёс полковник Марков.

– Владимир Кузьмич, я не понимаю, разве это важно, что за медсестра, какую банку? Главное по убийству, что с ребятами или с этой девочкой. Да вы медсестру допросите.

– Медсестру уже не допросишь, – вставил Мухаметшин. – Дело в том, что пока суд, да дело, они тебя в «скорую» погрузили. А Саша Малыгин выбежал посмотреть, в какую сторону тебя повезут: ну там, в областную больницу или в третью городскую. А тут вас на Индустриальной, на перекрёстке «КАМАЗ» и накрыл, прямо на красный свет.

– Ну и… – от нетерпения дрожал Андрей.

– Ты, как видишь, живой и ни царапины, – откинулся на стул Мухаметшин.

– А они?

– А они как сказать, – перебил Марков, раскрывая папку и подавая заполненный формуляр судебно-медицинской экспертизы. – Читай, я главное подчеркнул.

Андрей взглядом пробежал по метрическим данным и остановился на подчёркнутых выводах…

«Состояние тел совершенно удовлетворительное, макроскопические наблюдения показывают: характер тканей, их напряжённость и окраска совершенно не изменились, подкожно-жировой слой не изменился ни по объёму, ни по консистенции, состояние мышц исключительно хорошее. Пальпация ткани показывает временный прилив к месту соприкосновения неизвестной жидкости и местное изменение цвета кожи…».

– Что за чушь? Вы что, их варить собираетесь? – пошутил Андрей.

– Скорее бальзамировать, понимаешь, они ещё в семьдесят втором разбились. Да ты до конца дочитай, интересное чтиво. – Но Андрей протянул листы полковнику, понимая, что его сейчас вырвет.

– Это ещё что. Я в морге на опознании их родственников откачивал, вот это была картина.

– Ошибки быть не может? – с трудом проговорил Зырянов, вытираясь полотенцем.

– Нет, вчера ночью эксгумацию делали, в могилах ничего нет, куча тряпья в гробах, – мрачно вздохнул Марков.

– То-то я сразу почувствовал неладное, – вспомнил свои ощущения Андрей.

– На тебя одна надежда, ты единственный, кто с ними общался и живой остался.

– Да нет, чушь это всё. Понимаешь, я ещё удивился, помнишь, холод собачий, а она в капроне, вырез на платье до пупа и грудь неестественно огромная.

– Или неприятного цвета, ну вспомни, – подсказал Мухаметшин. —

Загримирована, у них ведь там в моргах стежки в палец толщиной, прикрыть то как-то надо было.

– Маразм какой-то, – произнёс Марков. – Если бы шеф со стороны нас услышал, с работы поснимал бы.

Все замолчали, думая о своём.

– А как они двигались, они же мёртвые? – нарушил тишину Зырянов. – Вот чёрт, они ко мне притрагивались. Вдруг захотелось закурить или выпить.

– Дайте хоть сигарету, что ли.

Мухаметшин с силой раскрыл запечатанное окно, впуская городской шум, и все втроём закурили.

– Так, а по убийству-то что?

– Да ничего, тут такие события с этими ожившими трупами. Все в шоке, хорошо хоть в прессу ничего не просочилось. Представляешь, генерал каждый час с большим домом по спецсвязи разговаривает. Сегодня вот вечером целую делегацию ждём, – рассказывал майор Мухаметшин. – Разыгрываете, говорят, не верят, какое тут разыгрываете, когда эта медсестра в бегах.

– Как в бегах? – недоверчиво покосился Андрей.

– С твоей курткой, так и дёрнула из машины, Малыгин с Донцовым до самых гаражей гнались. Куртку она бросила, карманы вывернуты, а сама как сквозь землю.

– Ты там случайно, кроме банки, ничего не трогал?

– Да я и банку то, по-моему, не задевал, она вроде бы сама упала.

– Андрей, ты опытный сыскарь, что именно, по-твоему, всё это значит? – спросил Марков.

– Не знаю, кто или что, Владимир Кузьмич, знаю одно, убийство ритуальное и связано с этой «медицинской бригадой». И ещё знаю, что они меня в покое не оставят, если узнают, что я жив.

Только теперь Зырянов заметил, что они разговаривают шёпотом…

Глава V

Месса продолжалась, но Великий магистр с приближенными незаметно вышли в другие комнаты, толщина стен позволяла не слышать ужаса, происходившего в большом зале. Все опустились в стоявшие полукругом кресла, кому не хватало, сели на ступени большого камина, обогревавшего и прилично освещавшего комнату. Молчание присутствующих выдавало их мнение и показывало, что они единомышленники.

Следовало обдумать увиденное. Вызванный из небытия прошлого предыдущим Великим магистром Баффомет входил в силу, сторонников его среди капитула становилось всё больше, ненасытность ищущей новых ощущений братии была понятна только Великому магистру. Все действия со столовым вином он производил только сам, поддерживая у окружения мнение искусного волхва. Он усмехнулся про себя: «Наивные, если бы они знали, зачем я мотаюсь во времени, хотя и, надо признать, это даёт важные преимущества, но можно и допрыгаться».

Он с содроганием подумал о двух своих предшественниках, Гийоме де Боже и Тибо Годене, которые застряли во времени. Несмотря на пышные похороны, их гробы были пусты!!! Об этом знал тоже только он, да Робер Берсюме. Этот прохиндей теперь раздражал Великого магистра, оказывая мелкие услуги, заискивающе смотря в глаза. Этот циник когда- нибудь загонит мне в спину нож, – Магистр вздохнул. – Надо подумать, как его нейтрализовать

Надо сказать, несмотря на строгую иерархию и полувоенную дисциплину в ордене, эта иерархия была очень запутанная. Все мало-мальски значимые обладатели должностей были по-собачьи спесивы и упрямы. Что же говорить про капитул, если даже приоры чувствовали себя вообще на уровне королей, а их было ни много ни мало числом шестьдесят семь. Чтобы держать их в повиновении и маломальском уважении, приходилось иметь ум змеи. Для этого и предназначался ужасный терафим, громадная рыжая голова. Она была посланником оттуда, куда живому дороги не было!

Жака де Моле съедало громадное любопытство, как Тибо Годену удалось его оттуда вытащить и где он сейчас сам?

Судьба Гийома де Боже его вообще не волновала, тот был, по его мнению, предателем. Хотя он, а не кто другой, заметил молодого рыцаря, Жака де Моле, и приблизил к себе, ввёл в ближний круг, любил сам и приобщил его к роскоши, к богатству, к вседозволенности, граничащей с развратом. Но после того как в палатку тогдашнего Великого магистра ударила молния, он после трёхнедельного небытия вдруг начал выделывать непонятное. Стал везде говорить о возмездии, необратимости расплаты, подолгу замыкался в себе, пока однажды, кинув меч на пол, а магистерскую цепь и ключ в капитул, с криком «пропади всё пропадом» не скрылся во времени.

Хотя из этого случая Жак де Моле извлёк немало выгоды, он стал вторым человеком в ордене. И долго ему бы пришлось ждать магистерских регалий, если бы его предшественник, шляясь во времени, вдруг однажды не вернулся очень весёлым и смешливым, подолгу хохотал, потом съедал упитанного поросёнка и однажды ночью не исчез навсегда.

После пышной похоронной процессии пустого гроба он наконец стал двадцать третьим Великим магистром великого ордена тамплиеров. Поистине великого ордена, богатства которого были несметны, а возможности безграничны. Они знали дорогу в Новый свет и сами чеканили серебряную монету, кроме всего этого, были Ворота времени, Баффомет, который всё знал наперёд и для которого не было преград в этом мире.

От размышлений отвлёк нарастающий одинокий крик человека, и в зал ввалился голый Великий казначей. Он кричал, корчась на полу, у него отсутствовала до плеча рука и из неё и огромной дыры в боку хлестала кровь.

– Что это было, что это, брат? Помоги мне, я хочу жить. Помоги мне, брат.

Он дёргался в конвульсиях, и голос его постепенно затихал. Великий магистр не спеша подошёл и, склонившись, заглянул в стекленеющие глаза Великого казначея.

– А надо было всего лишь за трапезой выпить побольше пресипторского вина, и ничего бы ты не заметил. А если не пил, то и не лезть в бассейн, ты сам это выбрал. Отпускаю тебе, брат мой, – Магистр при молчаливом согласии присутствовавших закрыл ладонью глаза теперь уже бывшего Великого казначея.

– Ну вот что, времени у нас мало, – рыцари окружили полукругом говорившего. – Вы единственные в курсе всего, и именем Невыразимого этого достаточно. Следующая месса через две недели, у нас четырнадцать дней. Ты, Робер Артуа, – он обратился к могучему рыцарю, стоящему дальше всех, – исполняй обязанности Великого казначея. Братья Жан де Ирсон и Пьер де Карссе, известные своей учёностью, займётесь архивом, хотя, судя по количеству свитков, он не весь, но к нашему возвращению я надеюсь на ваш доклад. Брат Генрих де Оне, тебе поручаю главное – хранить Ворота времени, пока мы будем выполнять волю Невыразимого.

И ещё, – он взглянул на лежавшего, – предай тело брата нашего земле, как подобает его положению. Это всё. Остальные готовьтесь в путь, теперь оставьте меня, мне надо хорошенько подумать.

Все восемь рыцарей вышли бесшумно из зала и после долгой ходьбы по лабиринтам коридоров вышли на воздух, наполненный свежестью и утренним щебетанием пернатой мелочи. Они стояли на высоком мосту, соединявшем донжон замка прецепторий с могучей стеной и спуском в огромный двор, сейчас заполненный веселящимися людьми. Внизу всё звенело музыкой дудок и свирелей, бубнов и барабанов, хохотом и радостными возгласами, запахом жареного мяса. А вдали из-за холма показался краешек задумчивого солнца.

Оставшись один, Магистр опять почувствовал, что за ним следят, это ощущение проходило только тогда, когда он уходил в темноту.

Может, показалось, впрочем, это не важно. Заботило другое – там, в будущем, некто неумолимо вмешался в накатанный ход событий и на чёрной мессе подсунул этих людей с собакой. Усилия нескольких веков и многих людей сорвались, когда дрессированный пёс вцепился ему в руку.

Впрочем, мы надёжно замели следы, он вздохнул, только в спешке не заметили, что на кресте не хватает главной святыни, камня Люцифера. Его будет найти тяжелее, чем огромный золотой крест, усеянный бриллиантами. Надо возвращаться обратно, в холодный весенний город будущего.

Угнетало только одно: там, в будущем, приходилось подолгу таскаться в теле умерших современников. Во-первых, невыносимый запах, и ещё ощущение склизкости и липкости. Причём чем дальше в будущее, тем радости больше, они там уже начали вскрывать своих покойников и зашивать обратно огромными швами, и когда холодно, через стежки дуло такой невыносимой тоской. Зато летом было ещё хуже, из-за жары эти разрезы прорывались, астральный терафим вываливался наружу и под солнцем мгновенно испарялся, оставляя своего хозяина здесь, в сосновом гробу, уже навсегда. Так далеко он ещё не заглядывал. Удаляться было небезопасно, можно было так удалиться, что возвращаться было бы некуда. Но сейчас он, Великий магистр, поставил хранителем Ворот времени, а значит и тел путешественников, этого тугодума Генриха де Оне, человека недалёкого и как собака преданного, единственной радостью которого было есть, спать да драться. Он был уверен в своём выборе. Итак, через пять дней в путь, а точнее, через пять ночей…

Глава VI

Когда коллеги ушли, Андрей лежал на кровати и, глядя в потолок, обдумывал случившееся. Всё время его преследовало чувство дежавю, он пытался вспомнить, что будет в следующее мгновение, и не заметил, как наступила ночь.

Город зажёг огни. Славные петропавловцы уже вернулись с работы и ужинали на кухнях, включали телевизоры в залах или шли делать уроки в детские. Всё это Андрей наблюдал в своём дворе, через окно, не включая света. Он заметил, что его сосед Михалыч шарится в чужом холодильнике, своего у него не было. Вот он разлил что-то по стаканам и протянул один крупному худощавому старику, сидевшему с ним за столом, тот пошевелил губами, видимо, говорил тост, и залпом хлопнул полный стакан. Михалыч меньше не наливал, он философски ценил время. Старик на мгновение замер, этого хватило, чтобы Михалыч метнулся к умывальнику за ковшом с водой, и бессильно упал на стол.

«Странных гостей угощает сосед», – подумал Андрей, услышав, как по коридору кто-то шёл и зажигал свет.

– Вы почему в темноте? – сказала Бикен Кукашевна. – Пойдёмте на процедуры.

И, не дожидаясь ответа, вышла в коридор. Андрей вспомнил, что у него в 9.30 электрофорез или что-то такое, и стал закрывать окно, открытое Мухаметшиным. Его взгляд упал на освещённое крыльцо госпиталя, по которому поднимались четверо, мужчины в белых халатах и женщина, в которой он узнал Бикен!

– Вот это номер! – Он выскочил в коридор. Врач оглянулась, кокетливо улыбнулась и позвала рукой следовать за собой. У Андрея защемило сердце, он автоматически сунул руку под мышку.

– Вам плохо? – остановилась Бикен. – Присядьте, я вызову лифт. Она заботливо усадила его на кушетку в коридоре и, позвонив с поста, пригласила с первого этажа санитаров.

– Догоняйте, – улыбнулась она, не по-доброму сверкнув глазами, и пошла к лестнице.

Андрей потерял чувство реальности. «Что делать?» – рука автоматически искала пистолет.

– Тьфу ты, что за наваждение, совсем нервы сдали.

За годы службы Андрей выработал в себе ощущение, когда он сам решал свою судьбу, а когда нет. Сейчас всё делалось без его воли. Он физически почувствовал, как не хватает уверенности и надёжного девятимиллиметрового друга.