Vita nova, nova…

– Так может быть это твой тайный поклонник? – хихикнула простодушная дуреха.

– Да какой еще тайный поклонник! Я что, замужняя аристократка что ли?

– Ну, тогда шутник.

– Вот это ближе к теме. Да кто бы он ни был, он должен ответить за мои убитые нервные клетки. И ты мне в этом должна помочь.

– Да, как?

– Ты же говорила, что у тебя знакомый есть на телефонной станции, пусть выяснит, кто звонил по моему номеру сегодня ночью в два часа двадцать пять минут.

– Ну, я не знаю. Не так уж это просто.

– Марина, я в долгу не останусь. Последнюю рубаху не пожалею, только б избавиться от этой чертовщины.

– Я попробую, но не обещаю, – недовольно зевнула в трубку Маринка. – На всякий случай готовь бутылку приличного коньяка.

– Спасибо, ты настоящая подруга.

– Да ладно! Ложись спать.

– Спокойной ночи.

Я уснула лишь под утро, когда организм уже совсем обессилел. Но через час меня снова разбудил звонок, на этот раз будильника. Пора было вставать на работу. Лежа в постели, я безразлично рассматривала свое отражение в полировке письменного стола и сонно размышляла. Я думала о том, как ужасно болит голова после бессонной ночи, и о том, как не хочется идти на ненавистную работу, и о том, что теперь в моей пресной жизни появилась хоть какая-то горечь. Может это к лучшему?

Школа как всегда добавила несколько проблем, и я даже на некоторое время забыла о ночном звонке. Но стоило мне выйти за порог, как воспоминания эти, словно зубная боль, возникли снова. И почему это произошло именно со мной? А может быть именно со мной-то это и должно было произойти?

Вечером этого дня я с замиранием сердца дожидалась противно звонкого дребезжания моего старого телефона. Но не дождалась. Никто не звонил мне и ночью, хотя я все равно едва ли уснула более чем на час – два. Я досадовала на себя: случись нечто подобное с кем угодно другим, ну например, с той же Маринкой, стала бы она так беспокоиться? Да конечно нет! Забыла бы через полминуты. А я? Да что это со мной? Почему я такая мнительная? Или просто дура!?

Звонок все-таки раздался. Звонила верная подруга. Ей удалось выяснить кое-что у своего знакомого с телефонной станции. Но меня ожидало ужасное разочарование: оказалось, что той ночью, как утверждал автомат, мне никто не звонил.

– Надеюсь, ты не думаешь, что мне все это приснилось? – спросила я у подруги.

– Да, брось! – успокоила она меня. – Знаешь ведь, какая у нас станция допотопная, вполне возможен какой-нибудь сбой.

Тем временем начала приближаться пора экзаменов. Чужие проблемы, «хвосты», контрольные, зачеты вытеснили воспоминания о ночных звонках. Признаться, я даже была слегка разочарована.

Приближалось лето. Медленно, но верно. Это не могло не радовать меня, хотя я как всегда понятия не имела, как буду убивать отведенный мне законный отпуск.

Изредка я вспоминала и о психологе, а однажды все же решилась ему позвонить. У меня был вполне законный повод: я так и не получила от него счет, хотя за это время уже несколько раз платила по коммунальным счетам. А вдруг он неверно записал мой адрес и теперь думает, что я не собираюсь оплачивать его услуги?

В трубке раздался незнакомый голос, женский. Немного стушевавшись сначала, я все же попросила пригласить его к телефону. Я ведь звонила по делу, чего там.

– Здесь нет таких, – не очень вежливо ответили мне.

Я проверила номер, набрала еще раз, тщательно следя за цифрами. Тот же недовольный голос, и я сразу же нажала на рычаг. Удивительно. Опять какие-то странности. Звонок. Теперь уже звонили мне. Проклятье! У злобной тетки был определитель номера. Она сразу же выпалила:

– Чтоб вы не звонили в третий раз, сразу скажу: он уж два месяца как уехал отсюда. Так что номер можете вычеркнуть!

Не став дожидаться моего ответа (а я, собственно, отвечать и не собиралась), мадам положила трубку. Вот как! Наш уважаемый психолог сменил адрес, ничего не сообщив своим клиентам. Что ж, это не мое дело, я честно хотела расплатиться.

Однако нечто все-таки продолжало грызть меня изнутри. Со мной всегда так, надумываю себе чего-то. И я позвонила своей подруге:

– Не знаешь, куда пропал наш психолог? – как бы между прочим спросила я.

– Какой психолог?

Она уже и забыла. Ну, разумеется! Сколько у нее гостей перебывало, особенно тех, кто только один раз показывались.

– Ну, помнишь… Ну, тот, который курил постоянно.

– А, тот самый? – напрягала память Маринка. – Мне-то откуда знать, это ведь твой знакомый.

– Ты вечно все путаешь! Со своими знакомыми всегда к тебе приходит Варька, а мне, как правило, ты подыскиваешь… знакомых.

– Нет уж, Дрогина, извини, – она так с института меня и зовет по фамилии. – Я еще не совсем того! Я его, этого твоего психолога, и знать не знала до моего дня рожденья. Он явился тогда, кажется, незадолго до твоего прихода и заявил, что твой друг и что ты его пригласила.

Маринка как всегда перебрала в тот вечер, и в мозгах у нее какие-то кривые линии, видимо, пересеклись не так, как надо. Спорить бесполезно, станет возмущаться.

– Ты все шутишь?

– Делать мне нечего! А зачем тебе он?

– Я же рассказывала тебе, что ходила на прием.

– Ну?

– А счет он так и не прислал. А когда я ему позвонила, оказалось, что его и самого след простыл.

– Вот гад какой! – возмутилась подруга.

– Почему же гад? Может быть случилось что-нибудь, ты не знаешь?

– А ты что, волнуешься?

– Я волнуюсь, потому что не хочу быть в долгу.

– А вдруг он и не собирался брать с тебя деньги? – предположила она.

– Угу, решил провести акцию милосердия и благотворительности? Знаешь что: я бедная, но гордая!

– Знаю, знаю.

– Тем более, я едва с ним знакома.

– Конечно!

Какое дело было Маринке до моих ничтожных волнений? Ее жизнь была настолько разнообразнее моей, что о таких мелочах, как неоплаченный долг или пропавший куда-то малознакомый человек, она и не задумывалась. Вот и об этом разговоре она забыла сразу же, как мы попрощались. Наверняка. А я? Мнительная особа…

И мне надо забыть. Все эти мысли мешают нормально существовать и работать. Еще немного и каникулы, отпуск. Этим можно было утешиться. Но…

Однажды уже перед самым концом учебного года вновь раздался звонок. Сначала в трубке слышалось молчание без единого живого звука кроме технических шумов телефонной станции. А после моего троекратного настойчивого «алло» вдруг:

– Я по объявлению, – выпалили мне и, чтоб я не успела как-то возразить или спросить о чем-то, затараторили: – Я человек оригинальный, сразу скажу, люблю фантазировать. Ну, вы понимаете? Я хотел бы, чтоб вы приехали ко мне домой, адрес я вам скажу. А сколько стоят ваши услуги?

– Какие услуги? – спросила я, обрадовавшись, что наконец-то могу вставить слово.

– Как это, какие? Вот здесь в газете написано…

Кажется, он слегка растерялся. А я-то?!

– Что там написано? – строгим педагогическим тоном спросила я.

Он стал читать:

– «Молодая женщина неординарной внешности окажет услуги в вечернее и ночное время. Возможен выезд на дом». И телефон (он назвал номер), ваш?

– Мой. Но это ошибка, я таких объявлений не давала! – ответила я и быстро нажала на телефонный рычаг.

Как я была зла! Снова розыгрыш? Да что все сговорились?!! Неординарной внешности?!! Ну, это уже слишком!!!

В городе выходило не так много газет. И лишь одна из них была рекламной. Нужно было докопаться до истины и найти эту сволочь. Я отыскала среди многочисленного хлама в моей квартире старый экземпляр этого издания, нашла телефонный номер редакции. Ну, конечно! Они не дают такой информации. А хотите, я на вас в суд подам? Вы же позорите мое честное имя! Эту газету могут прочитать мои ученики! Ну, ладно, они проверят, нет ли ошибки. Так. Ошибки нет, указан именно этот номер телефона. А адрес? И адрес тоже мой… А паспортные данные? Они не требуют паспортных данных. А напрасно, между прочим! А, ладно…

Я оделась и вышла на улицу. Рядом с моим домом стоял газетный киоск. Ни к чему было покупать эту газету: нужно еще мне тратить свои деньги на разных там шутников! Я попросила посмотреть, ведь мне нужно было проверить лишь одно объявление. Продавец взглянула на меня из-под очков, презрительно хмыкнула, но все же дала газету, фыркнув только:

– Не испачкайте!

Я быстро нашла то, что искала, в рубрике «Услуги и предложения». Все верно – мой телефон и больше ничего. Никаких координат, по которым я могла бы вычислить мерзавца. Я собралась было уже свернуть газету, как вдруг наткнулась глазами на обведенное траурной рамкой объявление: «Если Вы хотите изменить свою жизнь, Вы откликнитесь на наш призыв… Ждем вас 24 мая по адресу…» Я не могла глазам своим поверить, здесь был адрес: улица, дом (частный, судя по всему, потому что не указывался номер квартиры). Та же галиматья, что и в том письме. Все ясно. Объявление дал этот псих и лишь для того, чтоб я увидела другое, вот это. Какое сегодня число? Двадцать третье, кажется, или уже двадцать четвертое?

– Милочка! Ты всю газету собралась прочитать бесплатно?! – услышала я гнусавый голос продавщицы.

– Я куплю, куплю, – полезла я в карман за кошельком. – Скажите только, какое сегодня число?

– Пятница, – буркнула тетка.

– Я же число спросила.

– Я что, справочное бюро?!

Я отошла в сторону от злобного киоска и достала из кошелька календарик. Пятница, двадцать четвертое… Сегодня. Конечно, это был расчет. Газета выходит по пятницам. Это всем известно. И что? Он думает, я клюну? Так.

Я добралась до своей квартиры, разложила на кухонном столе газету и уставилась в объявление, будто там можно было еще что-то отыскать между строк. Принялась размышлять. Первое, что пришло в голову: позвонить в милицию. И что сказать? Меня преследует маньяк? А чем докажу? Звонки? – Да это кто-нибудь шутит. Письмо, я его сохранила кажется… Но в нем не содержится никаких угроз. Вот эта газета. Полная ерунда: кто-то опять решил подшутить, такое часто бывает с объявлениями. Неужели мне идти одной? Но зачем мне идти? Кто сказал, что мне нужно туда идти? Да надо быть дурой, чтоб не понять, что это воззвание предназначалось мне.

И я приняла глупейшее решение: пойти по этому адресу.

* * *

Хорошо, что сегодня хоть и пятница, но не тринадцатое. Вообще-то я не суеверная, но в такой ситуации всякий станет суеверным. Черных котов бы еще по близости не бродило.

Отыскивая в частном секторе тот самый дом, я не позволяла себя даже мысли о том, чтоб войти в него. Или я самоубийца? Просто найду, посмотрю на него. А впрочем, что на него смотреть? Зачем тогда идти, раз не собираешься действовать? И «за» и, «против» возникали в моей голове одновременно. Если не войду, то никогда не разрешится то, что не дает мне спокойно спать. А если войду? Могу и не выйти. Никогда…

Когда я вступила на ту самую улицу и начала присматриваться к нумерации домов, вдруг до меня дошло, что необходимо было хоть кому-то сообщить о том, куда направляюсь.

– Вот клуша! – обругала я саму себя вслух. – Хоть бы Маринке позвонила. Она бы меня наверняка начала отговаривать. Или чего доброго со мной бы увязалась. А впрочем, лучше бы увязалась, честное слово! Хоть какая-то поддержка. Не так страшно было бы, наверное. Нет. Все равно бы я не стала ее жизнь подвергать опасности. Скорее всего, поддалась бы на уговоры и не пошла никуда. А валерьянки надо бы…

Я разговаривала тихо сама с собой, не обращая внимания на удивленные взгляды редких встречных, успокаивала себя и медленно продвигалась к цели. Но то, что я не оставила хоть какой-нибудь знак, меня все еще беспокоило. И тут я увидела синий почтовый ящик, сиротливо торчащий на двух ножках возле одного из домов, и у меня возникла идея.

Я достала из сумки записную книжку и ручку, присела на корточки и начертала: «Я нахожусь в доме №31 по ул. 5-й Лиственной. Если я исчезну, поиски прошу начать оттуда. Дрогина Л.» Вырвав страничку из записной книжки, я погрузила ее в синюю щелку и двинулась дальше, отыскивая дом №31.

Нумерация домов на этой улице располагалась черт знает как. Возле дороги, которая скорее походила на сельскую, чем на ту, которая пролегает в черте города, улица обрывалась номером 25-ым, потом начиналась по другую сторону того же тракта уже 35-ым. Куда подевался целый десяток домов? Необходимо было спросить у кого-нибудь, но как назло ни единой живой души. Впрочем, через минуту мне удалось узреть работающую в своем огороде тетку. Я подошла к забору и спросила, где найти остальные дома, потом где найти конкретно номер 31, затем который час и есть ли поблизости магазин. В общем, я постаралась как можно лучше этой тетке запомниться, на всякий случай. Поплутав еще несколько минут, я его отыскала.

Ничем совершенно он не выделялся среди других рядом стоящих построек. Дом как дом, много зелени, яблони растут, сирень под окном, низкий палисадник, резные белые наличники. А что ты увидеть ожидала? Готический дом с привидениями?

Я осторожно подошла к редкому низкому забору, не боясь, что меня заметят, так как окна в этом доме были зашторены чем-то очень плотным. Войдя же в бесшумную калитку, я поняла, что в окнах вовсе не шторы: за стеклами отчетливо виделась непроницаемая кирпичная кладка. Тут уж мне совсем стало не по себе, если не сказать больше. Воображение стало рисовать жуткие картины.

«Все равно ведь будешь мучиться сомнениями, если не решишься и не войдешь, – внушала я себе. – Чертов узел нужно просто разрубить. Понятное дело: умирать не хочется… Но почему же сразу умирать?! Я слишком много смотрю телевизор. А чем еще заниматься в одинокие вечера? Клянусь, если выживу… Ну, вот опять мрачные мысли. Откуда этот фатализм? В общем, если все закончится хорошо, обязательно куплю себе новый современный телевизор».

Я заговаривала сама себе зубы, вернее сказать, пыталась отвлечь себя от страшных мыслей. Таким макаром и подобралась к двери. Нужно было уже решаться… За порог ни шагу! Разговаривать только на улице! Я подошла к двери и занесла руку, чтоб постучаться. Несколько мгновений она так и парила поднятой, но…

– Дрогина Лидия Петровна? – услышала я голос позади и обернулась.

Один из двух одетых во все черное мужчин, стоящих по ту сторону калитки, обращался именно ко мне.

– Да, – ответила я. – Откуда вы меня знаете и что вам нужно?

– Долго же мы тебя искали! – сказал второй с какой-то странной торжествующей интонацией и резко распахнул калитку.

В тот же самый момент дверь дома раскрылась, высунувшаяся оттуда рука грубо схватила меня за плечо, в один миг затолкнула в темный коридор и тут же прикрыла дверь, щелкнув запором. Я оказалась в кромешной темноте лицом к лицу с незнакомцем, так и не поняв, что только что произошло.

– Скорее прочь от двери, они сейчас будут стрелять, – услышала я голос, показавшийся мне знакомым.

Не успела я хоть что-то сообразить, как послышались выстрелы, а в двери рядом со мной образовались две мелкие дырочки, пропускающие свет. Повторять мне было не нужно. Наверняка это была милиция, которая охотилась на этого маньяка, взявшего теперь меня в заложницы, но пуля, как известно, – дура. Поэтому я быстро последовала вслед за мужчиной вглубь дома, и вскоре мы скрылись за толстенной бронированной дверью.

Ошеломлена я была чрезвычайно, настолько, что даже не сразу поняла, кто меня похитил.

– Так вот кто вы на самом деле, знакомый незнакомец!

– Я вовсе не незнакомец для тебя, – сказал он.

– Мы уже и на «ты»?

– Да, и очень давно.

Предо мной стоял тот самый психолог. А я почему-то и не удивилась, увидев именно его, словно ожидала чего-то подобного. Или было это когда-то в моей жизни? Прошлой…

– Некогда выяснять, что к чему, – предупредил он меня.

За массивной кованой дверью послышалась приглушенная возня, железо стало содрогаться.

– Они нашли тебя, это сейчас самое главное. Я едва успел тебя перехватить.

– Они нашли меня? – спросила я, ненароком выдав своей интонацией весь свой сдерживаемый скепсис. – Я и не знала, что меня кто-то ищет!

– И хорошо, что не знала. А теперь без лишних вопросов – за мной. Иначе тебя ждут серьезные, очень серьезные неприятности.

Я осталась стоять там, где стояла, посредине совершенно пустой комнаты с ободранными дореволюционными обоями, единственным украшением которой было большое зеркало в старой бронзовой раме, висящее за моей спиной. Окон не было, на их месте располагались белые оштукатуренные прямоугольники. Свет исходил от единственной голой лампочки под потолком. Психолог засуетился возле какого-то кольца в полу, и вскоре я поняла, что кольцо это – ручка деревянного люка – тяжелого, судя по всему, люка, потому что поднять его стоило ему немалых усилий. Он не обращал на меня внимания, пока занимался им.

– Это милиция, да? – спросила я. – Или что-то еще? ФСБ, например? Ты что-то натворил? Что-то плохое? Отвечай!

– Этих людей ты вряд ли сможешь отнести к какой-либо из известных в этом мире силовых структур, – преодолевая тяжесть массивной деревянной панели, произнес психолог и открыл, наконец, люк.

С той стороны двери послышались громкие хлопки.

– Дверь они все равно не откроют, но вот-вот догадаются о зеркале. Давай быстро вниз!

– Смеешься!? И не подумаю! – отрезала я и отступила назад.

У меня появилась надежда, что он испугается и сбежит через этот самый лаз, а меня оставит. Я попятилась назад, пока не уперлась в стену, а вернее в зеркало.

– Не для того я проделал такой путь, чтобы отступить сейчас! Ты же сама мне этого не простишь потом, – проговорил он, внимательно глядя куда-то за меня. – Оглянись…

– Это розыгрыш, очень злой розыгрыш!

– Оглянись!

Теперь у меня самой появилась жгучая потребность оглянуться и посмотреть в зеркало. Но я убеждала себя, что это лишь прием, чтоб обхитрить меня, отвлечь внимание, убеждала до тех пор, пока не почувствовала легкий толчок в спину. И обернулась, скорее от неожиданности. Вместо своего отражения, я узрела в нем тех самых двоих с темными лицами. Я попятилась, не запаниковала и не вскрикнула даже, так была изумлена, потому что увидела, что один из них с той стороны просунул руку в черной кожаной перчатке и ухватился за раму. Психолог сильно дернул меня, и я просто рухнула в люк, пролетела вниз метра три, упала, ударившись весьма больно о рыхлый земляной пол. Он стоял еще наверху на лестнице, плотно прикрывая крышку и завинчивая что-то.

– Это что? Что это такое было?

– Быстро вставай, двигаться надо.

Как и куда можно было двигаться в кромешной темноте? И ничего я понять не могла: что за глупейшая ситуация? Почему так все не ясно? Все стало еще запутаннее, чем раньше, чем всего-навсего полчаса, да нет, двадцать минут назад! Во что я влипла? Куда теперь отправится моя тихая, скромная и неприметная жизнь? А отправится она к черту! Хочу ли я вновь оказаться в нормальном человеческом мире, за пределами всей этой чепухи и мистификации? Да хочу… Нет, не хочу. Но скорее бы уж все разрешилось!

Он тащил меня куда-то по узкому и сырому подземелью, крепко держа за руку. Я отрешенно следовала за ним, отталкиваясь от земляных стен, решив про себя только одно: вопросы я начну задавать только тогда, когда хоть что-нибудь увижу пред собой, хоть какой-нибудь свет. Невозможно спрашивать о чем-то, да просто сосредоточиться на своих мыслях, пусть даже и самых простых, когда кругом ни зги не видно. Все мысли подчиняются инстинктам, а главенствует среди них инстинкт самосохранения.

Свет хлынул внезапно из-за поворота. Меня занесло, я ударилась о земляную стену и сильно сомкнула веки. Мне их и открывать не хотелось. Несколько секунд я стояла, зажмурившись, и надеялась, что вот сейчас проснусь. Все это будет сном. Но вместо желанного пробуждения меня ожидал толчок в спину. Меня втолкнули в какой-то бункер за мощной стальной дверью, которая тут же основательно задраилась. Психолог тяжело дышал, и я тоже едва переводила дыханье.

– Ну? – спросила я после того, как смогла отдышаться.

– Здесь мы в безопасности, – ответил он, хотя я не об этом спрашивала. – Впрочем, ты ведь не о том меня спрашивала?

– Ты как будто читаешь мои мысли, и мне это не нравится.

– Это вполне понятно.

– Пожалуйста, перестань.

– Я не умею читать мысли, но твои предугадываю, потому что слишком хорошо тебя знаю. Ты ведь никогда не говоришь то, что думаешь. Пока ты не в себе, я не могу считать тебя безопасной.

– Меня безопасной?!! Да о чем ты? Это может быть я тебя заманила сюда дурацкими посланиями и газетными розыгрышами? И теперь ты мне говоришь, будто я для тебя небезопасна? Так это ты не в себе! Послушай, мне надое…

– Хочешь знать, что происходит?

– Разумеется!

– А все очень просто. Ты – это не ты. Ты вообще здесь быть не должна.

– Вот именно здесь я точно быть не должна. Что это за место вообще? Бомбоубежище?

– Ты не должна быть в этой жизни.

– В этой жизни? Что это значит? Меня нужно убить? Только хочу предупредить: я оставила о себе знать. Кое-кто знает, что я в этом доме!

– Ты об этой записке? – с сочувствием спросил мой спутник, достав из своего собственного кармана листок из моей записной книжки, а увидев мои округлившиеся глаза, поспешил объяснить. – Не пугайся, я говорю не о смерти. Ты живешь не своей жизнью, не своей судьбой. Ты взяла чужую жизнь, поступила не слишком вежливо. И кое-каким ребятам это не очень нравится. Хотя это дело десятое, разозлились они на тебя не только из-за воровства.

– Так они хотели убить меня?

– Они подослали к тебе убийц. Да если б и меня задели, не особенно расстроились бы… Мы с тобой повязаны крепко.

В помещении, в котором мы находились, было довольно светло из-за множества свечей. Я почувствовала боль в коленке, которой ударилась, и опустилась на земляной пол. Больше присесть было некуда. Мой чокнутый собеседник проделал то же самое, усевшись напротив, и продолжил свое повествование:

– Так вот, ты прихватила то, что тебе не принадлежит – чужую судьбу.

– Это что, можно просто взять… руками? – довольно скептически спросила я.

– Можно. Вот смотри.

Он полез за пазуху и вытащил оттуда потрепанную колоду старинных гадальных карт, по одной начал раскладывать предо мной на полу. Едва заметные, стертые временем или чьими-то руками изображения являли собой различные человеческие фигуры.

– Вот это – сербская крестьянка, пятнадцатый век, трудное время… Это – испанская герцогиня, век семнадцатый, – объяснял он мне, раскладывая карты по одной. – Это корейская принцесса – одна из лучших карт, по моему мнению, самая интересная судьба. Еще финикийская служанка. Декадентская поэтесса – тоже забавно…

Я рассматривала антикварные картинки почти безучастно. Мне снова показалось нереальным все происходящее. Как будто бы мне предложили игру, правила которой я никак не могла понять.

– Как же я могла для себя выбрать такую жалкую жизненку, как моя теперешняя? – поинтересовалась я насмешливо.

– Тогда, видимо, ты руководствовалась иными мотивами.

– Откуда ты взял эти карты?

– Моя обязанность сохранять их.

– Понятно, – сказала я, хотя мне нечего не было понятно, да и понимать не хотелось. Но в голове стало возникать какое-то пока еще не ясное воспоминание. О чем-то или о ком-то очень знакомом, давно знакомом. Это ощущение, когда не можешь вспомнить что-то очень важное, было беспокойным и мучительным.

– Землевладелица из Афин, девчонка из индийской деревни, метеоролог из Антарктиды…, – продолжал он тем временем.

– Антарктиды?

– Для тебя сегодняшней это будущее.

– Хм… Сколько их всего у тебя?

– Это все. Восемь штук.

– Есть такая, где бы я не была хромой?

– Таких нет.

– Что, из восьми нет ни одной?!

– Сожалею. У каждой души есть свой особый признак, ее собственный, индивидуальный знак отличия, который всегда воплощается. У кого-то больное сердце, у кого-то шестой палец или горб. Это неизбежно.

– А у меня душа хромая… Вот умора…

– Так посмейся, тебе легче станет.

Смеяться мне не хотелось. Слишком я прониклась этой невероятной жалкостью своей серой жизненной карты в сравнении с теми, что лежали предо мной сейчас. И почему-то мой спутник перестал меня пугать. Я спросила:

– Скажи, как твое настоящее имя?

– Может сама вспомнишь? Здесь к тебе должна возвратиться твоя прежняя память. Мы у входа в Безвременье…

Я посмотрела на него пристально. Что-то скользнуло в моем сознании, что-то совсем неуловимое, далекое, но до трепета знакомое. Виски заныли, стало очень больно, давление ударило по глазам. И тут меня обожгло словно вспышкой пламени:

– Гедеон!!!

Гедеон из расы хронидов – людей, живших еще до Великого оледенения и знавших тайну времени. Благодаря этому знанию они и смогли пережить, а вернее, проскочить ту страшную пору. Все они, также как и я, принадлежат к ордену протохронов. Гедеон – мой сподвижник и единомышленник. Самый надежный. Остальные мои последователи исчезли. Всего их было пятеро, и все они меня предали. Именно из-за них мне пришлось скрываться, выкрав эту жизнь, самую, как тогда казалось, неприметную.