– На фиг, это не надо. Кирилл сам потом придумает что-нибудь. Это его проблема. Как деда привезли, я не видел. В три часа меня повезли в психушку на осмотр к врачам на освидетельствование моего состояния. Милиционер прямо так из кожи лез, хотелось ему, чтобы я был выпивший или укуренный. Облом. Его ухмылка слезла с рожи. Я оказался полностью вменяемый. Вот только с врачом был разговор.

Женщина. Сразу видно – добрая, но подневольная. Она не может мне ничем помочь. И все же честно написала. Спасибо ей за это.

– Сестра! Скажите, что со мной? Я ничего не боюсь. Я спокоен. Но мое сердце так сильно стучит, что кажется, что сейчас взорвется. Оно вырывается из груди. У меня такого никогда не было, даже когда я дрался. Это началось сейчас. – Медсестра ответила:

– Это нормально. У тебя до сих пор еще не прошел шок. Слишком много адреналина в крови.

– Вы считаете, что это нормально? А с вами-то… с вами-то все нормально?

Вернулись в клоповник. Там тоже всех ехидн ожидал большой облом.

После разговора со следователем и его якобы справедливого помощника пришли к выводу, что никакой стрельбы и серьезного происшествия не было.

Якобы была небольшая потасовка и обоюдная ссора, драка. Ничего страшного. После добрый следователь отвез меня, деда и одну девушку, приблизительно 20 лет. Она очень устала от этого капкана, в который она попала, которая, как я понял, убила ножом своего мужа в ванной. Он был намного старше ее, хотел изнасиловать.

У деда на лбу насчитали три обоюдных разреза от молотка. У меня был небольшой синячек под глазом. Про то, что он ударил меня молотком, я почему-то забыл, потому что я не чувствовал боли. За всю драку он ударил лишь однажды. А если бы я думал бы только за себя, то суеты насчет молотка бы не было. В руках моих сперва топорик был. Повезло не только нам с дедом. И тем парням тоже был подарен шанс. И дед успел подумать, когда топорик под диван забросил в момент нападения на него. Я мог найти топорик. Но он не попался на мои глаза второй раз. Этот шанс есть. Я его и тот боевик увидел эту суть. Я уверен. По прошествии лет он понимает это лучше, чем тогда.

В шесть утра нас с дедом отпустили. Вести нас не стали. У них были не лица, а морды. Я понимал, что это может быть самое громкое дело в нашем городе, которое показывает реальную картину мира, я даже не знаю, как это можно назвать. Жизнь или сплошной облом. Тупость? Глюк? Стоит ли жить в таком мире, где человек не ЧЕЛОВЕК, а гнида, клоп или животное под маской – Суть?

До этого момента я думал о людях и знал, что…., но теперь я знаю то, что я совсем ничего не знаю о жизни, и какая она должна быть. За меня все решают вот такие люди.

Двери в квартиру нараспашку. Это не дверь, а что-то похожее на нее. В квартире бардак. Телевизор со стеклами на полу. На стенах и в некоторых местах струи крови присохшей. Кровавые коврики, подушки, простыни – все это было похищено. А и так же молоток, топорик, гильза от пули.

– Надо найти пулю. Мы в момент выстрела стояли вот так. Значит, пуля прошла в двери шифоньера. – Пулевое отверстие в бетонной стене на уровне солнечного сплетения. Пуля прошла между нами и попала в бетонную стену, пролетев примерно в пяти сантиметрах от моего деда. Пули, конечно, тоже не было.

– Как я смогу доказать свою правоту?

Дед посмотрел на эту картину и пошел на кухню проверить ту начатую им днем бутылку водки. Дед не стал пить. Он выпил всего рюмочку. Он был в ту ночь абсолютно трезвый. К его удивлению он думал, что его черпак тоже украли.

– Бутылку не нашли. Вот бандиты. Не так, так по-другому они… но все же сделали свое воровское дело. Где теперь коврик, телевизор, молоток, который я, будучи токарем, для себя тридцать лет тому назад лично сделал. Сынок. Фронтовик. Давай выпьем с тобой.

– Этой ночью ты принял бой. Все живы. За это надо выпить. – Я пить не стал.

Держа в руках гнутый на 90 градусов вырванный дверной замок, я вспомнил об училище. Учитель предмета право нам как раз рассказывала о подобных сюжетах, связанных о неправомерном исполнении служебных обязанностей со стороны Закона. Превышение служебных полномочий.

В субботние дни в училище проходит практика. Городские должны быть там обязательно учиться сварному делу. Это мне можно в субботу не приходить, так как на выходные мне, допустим, надо быть в деревне. Проще сказать, что у меня есть такое право и сварочный аппарат тоже. Практики дома хватит.

Я не стал звонить в деревню. У нас там телефона пока еще не было. Родители все равно в понедельник приедут сами.

– Все дела нужно делать прямо сейчас.

В девять часов утра я пришел в мастерскую. Наш мастер Александр Николаевич не поверил мне.

– Ты что, Рафаэль? Такого быть не может. Тебя бы не отпустили.

Учитель по праву не стала меня слушать. Она крутила носом.

Нашлись люди, которые меня выслушали и поняли. Я понял, что они тоже попадали в такие ситуации и видят то же самое. Ну, хотя бы приблизительно. Туманно. С одной стороны, трудные подростки. Общаковцы. Парни из моей группы подтянули меня на квартал.

– Да. Вот ты тоже понял, в чем тут дело. Ты знаешь, кто я такой?

– Братва? Люди заодно?

– Я считаюсь в общаке шпанюк. Общак – это общество с криминальным уклоном. Мы идем на квартал «Осенняя». Мы шли украдкой, как будто мы шпионы. Он авторитетный парень воровского мира. На него идет охота. Поэтому ему необходимо всякий раз проделывать новый путь и не повторяться в своем маршруте. Женя – Рыжий. Казалось, что за каждым домом может на крыше сидеть снайпер и целиться в него. Или еще хуже. Не дай бог, чтобы его сфотографировали.

– В этом деле, Рафаэль, надо соблюдать конспирацию. Нельзя, чтобы кто-нибудь знал, что мы солдаты невидимого фронта. В каждом микрорайоне есть свои точки, базы, где прикуп – все на котел и общаковскую кассу. Половина с прикупа, который ты сделал, – твое.

– Цель. Смысл этого сообщества в чем? Борьба с беспределом туда входит?

– Конечно. Это основная задача этого сообщества. Нас, если посчитать в этом маленьком городке, только нашего возраста можно собрать в один день 2000 человек. Должен быть порядок, ответственность и соблюдение воровских понятий. Это святое. Надо помочь людям, которые попали в такую же ситуацию ни за что в тюрьму. Во благо дальнейшей здравой жизни на земле. С гадами надо бороться. Где поймал – там его и нахлобучил. Тем самым очистим мир от грязи. Одному не выжить в этом мире. Одному он не нужен. Надо собираться в группы. Вместе собравшись, можно сделать все. – Мы пришли на Осеннюю. Походили по его знакомым. Он прикалывал их за мою сегодняшнюю ночь.

– Что это у тебя на голове?

– Где?

– Подожди, я посмотрю. Это присохшая кровь. – Я забыл об ударе о молоток. Я думал, что с головой все в порядке. Но на ней был глубокий разрез в пару сантиметров.

– А что же тогда с его головой? Да менты говорили, что его в госпиталь отправили на лечение.

– Прикинь, за деда опера поломал. Такого еще не было.

– Так они меня сами Молотобойцем окрестили.

Меня хотели приобщить к общему. Я не стал сразу соглашаться на мутное дело.

Я сказал, что подумаю над этим и в понедельник дам ответ.

Вернулся я обратно к деду на квартиру около 12 часов дня. Я позвонил своему другу Пинчаку Сергею, чтобы он позвал моего брата к трубочке. Брату и затем матери я объяснил суть дела, и в воскресенье, рано утром, они уже были в городе, прихватив с собой видеокамеру и нейтрального человека. Мы не стали ждать, когда меня посадят в тюрьму, и провели свое независимое внутреннее расследование.

Оказалось, что милиция весь подъезд так перепугала, что они все разом память потеряли. Но все же из всех квартир нашлась одна честная. Хотя я даже не рассчитывал на них. В этой квартире жили три сестры. Я с восьми лет их знаю. Они били меня по лицу, а я говорил, что мне не больно. Они рвали мои волосы, но я и здесь не подавал вида. Моя сестра говорила, что я дурак. Надо было побить их. А я отвечал: «Ты не понимаешь, сестренка, они проиграли. Ты посмотри, какая у них жажда причинить кому-нибудь боль. А со мной это не выходит». Девочки думали, что если мы из деревни, значит мы дураки. Они оплевывали нам двери. Я заставлял их смывать, но они прятались за свою старшую сестру.

– Я хоть из деревни, но вашу дверь не оплевываю. Я не дурак!

Девчонки подросли. Преобразились. Одна девушка рассказала, как все было.

Милицию вызвала женщина с пятого этажа. Ее муж кинулся на нее с ножом. Он не ударил ее, а просто напугал и ушел из дома. Он уехал на дачу. Его жена подумала, что он выпивает с дедушкой, и вызвала криминальный отдел милиции, и заявила о покушении на ее жизнь. Милиция не стала разбираться в подробностях и сразу же начали выбивать дверь. Они думали, что двери сразу вылетят. Получат премию за успешную ликвидацию особо опасного преступника. Двери выбить не смогли. Нашелся верхолаз, который решил отличиться. Он думал, что нахлобучит упитых бичей, как описала им тетя с пятого этажа, – и все вершки его. Хотели газом травануть, но у самих масок нет. Они долго били двери. И соседи помогали. Как минимум с трех квартир из нашего подъезда проявляли свою сноровку. Двери толкало человек пятнадцать. Стать на площадке некуда было. Они сами все охирели от такой брони. Потом стрелять начали. Скорая приехала. Милиционер весь в крови был. Парень кричал, что с дедушкой живет. Машин понаехало.

Я соседей не слышал, и в окно смотреть времени у меня не было. Да и вообще я не думал, что это милиция. Я знал, что это бандиты. Если бы приехала милиция, то удары должны были бы прекратиться. И тем более звонили же по телефону три раза. Адрес и все остальное они знают. Неужели нельзя было сказать в трубочке деду, что это сама милиция беспредельничает?

Отец снял все это на видео пленку и отправил в прокуратуру на расследование. Хотя бы пусть двери восстановят. Не просят извинений.

Дело стало в тупик. Там прямо сказали: могут голову оторвать. Здесь даже Москва не поможет. Отец написал в газету статью под названием «По чьей наводке брали хату?», но эту статью не пропустили. Шолохова, работающая, как она до этого считала, в независимой и свободной газете, вскоре поменяла свое мировоззрение и уволилась из газеты. Потом смирилась и устроилась в газету уже с другим названием. Муж той женщины с пятого этажа развелся с женой и куда-то уехал. Милиционер не выдержал насмешек, получил строгий выговор. Уволился и уехал подальше из России в государство Израиль. Человек, державший меня за шею, стал начальником криминальной милиции города Биробиджана и ЕАО. Тоже татарин.

В воскресенье я приехал в Надеждинкое и пошел с парнями на дискотеку. Танцевать желания не было. Я много думал обо всем, что случилось.

– Этот голос кого-то: «Не вздумай! Держись! Есть еще шанс!» Выстрел. Парни, успевшие уехать. Кровь. Запах смоли. Запах смерти.

Паша внезапно решил уехать в Сибирь к родственникам.

– Братело, не грузись. Все живы, здоровы. Чего еще надо? Все хорошо. Давай плясать. Я через неделю уезжаю навсегда. Давай запомним этот вечер! – Мы стали танцевать, веселиться.

Вышли за клуб. Там парни химку курили. У одного парня брат в милиции работает. У нас с ним зашел спор. Он не мог поверить в это и назвал меня балаболом. Мы с ним подрались. Я справлялся с ним, но среди ребят были люди, которым больше хотелось, чтобы победил он. Я самый младший среди всех, но самый загазованный. Быстрый. Ему подсобили. Я проиграл бой.

В понедельник Жене общаковцу я ответил:

– Нет, Женя. Я не хочу быть таким, как вы. У вас, похоже, там тоже многие врут. Тут я уже не стал продолжать.

– Привет, Эйнштейн. Ну как дела?

– Да все нормально. Как всегда.

– Вчера сказал один чудак, что вечности, мол, нет. Ты вечный двигатель собрал?

– Да нет, братан, бухаю. Иду налево – спотыкаюсь. Направо – падаю всегда.

Наутро просыпаюсь и снова я пытаюсь пройти прямей свой путь просторный. И натыкаюсь на вопрос: «Я что свободный? И выхода другого нет, как вечный двигатель собрать». Над этим я работаю и часто выпиваю. Теряя память под луной, я часто разбиваюсь. Сегодня палец мне сломали. Что поломают завтра, я не знаю. Сейчас обед, и мы хороним парня. Его три дня назад машиной сбило.

– Свобода в выборе твоем. Во сколько б ты не умер, что б снова смог родиться. Наука, брат, поможет. И двигатель спасет. Один я не справляюсь. И времени в обрез. В поту я просыпаюсь и снова осаждаюсь.

Все бьет и бьет по голове отчет. А ты спросил: «Ну как дела?»

Твой брат вчера попался в клетку. Он тоже ничего не понял. Ведь мы неправильно живем.

В училище с общением проблем не было. Было три случая, когда меня все же разводили. (Кто вообще придумал эту чушь?) Как подаяние я давал два рубля. Было три на проезд. Рубль я всегда оставлял себе. На тот мрак больше двух не дают. Видите ли, там нужнее будет. Святое, брат, святое.

Я эту мысль сразу понял.

– Ну что? Драться по очереди будем или вы сразу все втроем кинетесь?

Было дело: парню из группы куртку дал до завтра, но она там задержалась на три дня. Пацан вовремя сообразил, как ему культурно отъехать от предъявы. При таких вещах кровь закипает в жилах. Это было до этого дня. Но с этого я в группе был среди тех, кто в общем составляет мозговой центр всего нашего коллектива.

Получилась хорошая, дружная группа. Конечно же, не обошлось и без кадров, где по всеобщему принципу было собрано много интересных индивидуумов, как, в частности, Карпенко. Этого человека нетрудно представить в образе. Рассеянный тип. Но прикольный как раз вот именно этим.

– Какая разница – большая разница? – Это был его коронный вопрос, после которого он почему-то перестал учиться. А было так весело.

У нашего мастера, то есть у его жены, умер брат. Мастак пришел к нам в кабинет, объяснил всем ситуацию, что его не будет, и чтобы мы не подвели в такой момент.

– Не сорвите, ребята, уроки, я вас прошу. – Если бы он этого не говорил, я бы уроки не сорвал.

Я натыкал при всей группе спички в замок кабинета. Учитель не смог открыть. Конечно же, у меня бы это не получилось, если бы мне не помогали два парня, которые уверенны в том, что это все придумали и затеяли именно они. Поэтому им пришлось припугнуть всю группу о том, что, если кто проговорится о содеянном и останется в училище, тот получит по башке. И пусть нас выгонят с фазанки. Из училища выгнали только Женю. Женю выгнали из-за меня. Хотя я уверен: его могли выгнать и после. Он уже успел не понравиться многим учителям. Парень – лидер по натуре. Уже был чемпионом Украины среди юниоров по поднятию веса. Он не мычит. Если сказал, то сделал. Язык подвешен. Все, что хочешь, обоснует. А учитель – носорог, шнягу толкнул, его попутал бес.

То, что меня не вбагрят одногруппники, был уверен. Я со всеми ладил. Все очень просто. Любая остроумная реплика или шутка исходила от меня. Никто не станет угнетать человека, дающего задор и юмор в жизни общей. Тем более, что в группе я был отличником. В моей школе у меня списывали только брат и друг. Здесь же у меня списывает не меньше пяти человек. В других ячейках класса тоже есть стремила к науке, так что не только у меня списывали.

Мне запомнился диктант по русскому языку. Получил четыре. (В нашей школе я всегда получал двойки. Наталья Васильевна мне говорила, чтобы я не думал об ошибках, а просто писал, потому что ошибки были лишь только в тех словах, о которых я долго думал. Бывало, по шесть раз исправлял).

Я подумал о будущем и закрепил специально для себя разработанный план по подъему авторитета в группе. Избил при всех группах одного пацана просто так (вам так показалось). Я выбрал не хилого парня для того, что бы все не думали, что это мною придумано. Это они думают, что я слабее, чем выгляжу. Главное – скорость, концентрация, ловкость, неосязаемая защита, и любой бык свалится. Не свалится, значит, выносливости не хватило. Я сделал это так, что парень подумал, что виноват он. После втихушку он принес мне свои извинения. Он осознал свой косяк. Парень нормальный, я – тем более. Чтобы все видели и не забывали это. Возьму и растерзаю. Больше уважать начинают. Я-то был прав. Они же это видели. Конечно же, я бы мог выбрать человека, который бы смог мне дать сдачи, но это уже было бы глупо.

Урок истории вела молодая красивая учительница Ирина Васильевна. Она умела рассказать. Я не всегда ее слушал.

Мой близкий друг из деревни Олег учился в Хабаровском речном училище №5 на первом курсе на моториста или механика речного судна. Что-то не очень горело мое желание быть всю жизнь сварщиком. Для себя можно познать этот предмет в деревенских условиях. Поэтому я забрал свои документы из нашего города и перевелся в Хабаровск, в группу моего ближайшего другана. Когда я забирал документы, в кабинет к директору забежала Ирина Васильевна, заплаканная. В истерике.

– Все! Я больше так не могу. Этот Гальян. Он меня достал. Что за человек такой? Я тоже забираю свои документы. – Все учителя, что там были и занимались мной, стали успокаивать ее. Мне тоже захотелось ее успокоить и пожалеть. Даже более чем… Зачем же забирать свои документы?

– Тогда выгоняйте его.

– Ну, ты же знаешь, что он сирота. Его выгонять некуда.

Поступал в Хабаровское училище две недели. Прошел медосмотр. Мастер не стала торопиться брать меня в свою группу. Сперва хотела познакомиться с моими родителями. Я пытался ей объяснить, что мои родители не шибко-то поддерживали мой выбор. С Олегом в общежитии мы нашли мне подходящего отца. Нужно было прийти с ним в понедельник.

Была пятница. Олег предложил поехать с ним в поселок Николаевка к его бабушке в гости. Подъезжая к поселку, друг в шутку предложил продолжить наш путь до Биробиджана. (Этого не следовало делать, а, может быть, так должно было случиться).

Приехали в Биробиджан. Двое суток мы прошатались по знакомым с Сопки. Воскресенье 1 декабря нам нужно было вернуться в Хабару. Мы думали поехать утром на нашей местной электричке. Могли проехать зайцем.

– Какая разница на каком поезде ехать? Поедем вечером на Ленинском.

На Ленинский поезд мы сели с разрешения шефа – капитана поезда. Проехать смогли на нем в долг только лишь 60 километров до станции «Ин». Хорошо что через десять минут из Хабаровска объявили наш местный поезд, так бы замерзли. Одеты мы были простенько, по осени. В тот вечер наступила резко зима (-32 градуса). Промерзли мы до самого мозга костей. Зуб на зуб не попадал. Кондуктор по нашему виду определил, что денег у нас нет.

Два парня и дедушка с нами были по соседству, выпивали спиртное. У меня была пачка примы. Парни предложили нам согреться алкоголем. Мы не стали отказываться. Пили мы технический спирт. Закуски не было. Я пошел и взял у проводницы кружку и набрал воды. Она не спросила за проезд.

– Не забудь вернуть кружку!

– Хорошо.

Со спиртным я переборщил. Помню, как ребята говорили.

– Да, какая кружка. Забудь о ней.

– Нет. Я сказал верну, значит верну.

Я вышел не с той стороны поезда и пошел сам, не зная, куда. Память дальше идет с перерывами.

Я в милицейском УАЗике. Двери открываются, и ко мне, в это маленькое пространство, милиция пытается запихать какого-то мужика. Я смеюсь. Мужик бьет им по морде. Они его травят газом, но на него он не действует. Они бьют его дубинками, но мужик и это выдерживает. Тогда они вытаскивают и отпускают меня и толпой загоняют его, как в консервную банку. В другие двери, в салон, запихивают тех двух моих попутчиков. Олега с ними нет.

– Саня! Братан, где Олег?

– Не знаю. Подожди нас в Мутном глазе (бар), нас сейчас отпустят.

В баре никого не было, кроме двух толстых женщин и одного мужчины. Они сидели за столиком, пили холодное пиво. На столе было много закуски.

Я прислушался, о чем они говорят.

– Как они достали, эти бродяги! – Сказал мужик.

– А я их жалею. Ну не могу я пройти мимо таких людей.

– Зачем? Мне кажется, что проще их всех собрать и расстрелять. Все равно из них толку не будет.

– Как так можно? Они же дети.

– Уроды. Отбросы. Они далеко не дети.

– Послушайте меня. Я не отбросы. Я просто жду друзей, они должны сейчас подойти и увести меня домой. Я просто очень пьяный, и мне холодно. Еще милиция хочет убить.

– На вот тебе, дитя, пиво попей, согрейся.

Я взял большую кружку. Сделал глоток и отказался.

– Становится еще холоднее. Мне бы горячего чаю стакан, если вы мне хотите помочь.

– Кокой тебе горячий чай? Ты что, баран, имеешь против милиции?

– Кто баран? Ты, дядя, попутал? Похоже ты один из них же?

Мужик вскипел. Мы вышли с ним на крыльцо. Он хотел снять с меня часы за тот глоток пива, но не успел, пришли мои знакомые. Память снова пропала.

– Милиция?

Я снова в УАЗике. Куда меня так долго везут? Отпустили.

– Где я?

Не могу понять. Куда идти? Этот забор. Он вообще когда-нибудь закончится? Надо перелезть. Мои руки чуть не сгорели от холода железного высокого забора с пиками.

– Да, что ты будешь делать? Опять этот забор не кончается. Е-мае, это же банк.

Пришлось перелазить снова. Тут меня опять взяли и увезли в милицию.

– Так! А теперь я где? Что за деревня? Где город? На этот раз они меня напрочь завезли. Теперь я точно замерзну. Здесь и залезть-то некуда. Надо найти магазин, разбить окно. Я совершу преступление, пусть лучше меня посадят в клоповник. Там я не замерзну.

– Что за деревня такая? Это куда они меня так завезли, что магазинов нет? Я пропал. Надо же было так случиться, чтобы пьяным к ним попасть? Самая глупая суть. Меня никто в квартиру не пустит. Тупые пристрелят. Надо идти туда, где больше света. Там должен быть выход.

Я пересек большое озеро. Падал много раз. Вставал и шел дальше. Наконец, я уперся в колючую проволоку.

– Это что, граница с Китаем? А какая разница, где подыхать?

Я лег на землю, чтобы проползти под проволокой. Стало так тепло, что не хотелось вставать.

– Интересно. Кто проделал здесь лаз? Еноты? Собаки? Посплю немного и продвинемся дальше. Стоп. Я же уже умираю. Мне стало тепло и сонно. Это признаки переохлаждения. Если я сейчас не встану, то меня, может быть, даже не найдут. Эти сволочи выиграют. Нет. Я просто так не сдамся.

Я прополз под проволокой и уперся в еще такое же препятствие.

– Это точно граница. Смотри-ка. Надо же? Как нас берегут.

Легко пролез и под этим ограждением. Вышел на тропинку и пошел по направлению к трехэтажному зданию. Меня глючило. Мне казалось, что я иду не один. Со мной шли священники по обоим сторонам и сзади. Мы шли целой группой. Наша цель: разбить окно в каком-нибудь магазине и согреться.

– Ребята. Да не расстраивайтесь вы так. Все будет хорошо. Прорвемся.

– Стой! Стой, стрелять буду!

– А. Это сумасшедший. Не обращайте внимания. Он это не нам. Тем более, кто ему ствол доверит.

Прозвучал выстрел.

– Стой говорю, сейчас убью!

– Опа. Атас! Руки вверх. Этот дурик все же где-то ствол достал. Не дергайтесь.

Делайте, что он скажет.

– Да, бог с тобой. Стреляй! Если тебе станет легче. Я все равно замерзаю.

Мужик с ружьем с кем-то что-то разговаривает.

– Похоже, его тоже глючит. Ха-ха-ха! Во попал. Батюшки, братцы, его тоже плющит, как и нас.

Через пару минут мужиков стало больше, и меня со священниками под ружьями повели вперед. Пришли в тепло и поднялись по этажам в одну комнату, где за длинным столом сидел военный с усами. Сзади меня держали на мушке. Священники же не стали входить в этот кабинет и остались снаружи.

– Ты кто? Откуда? Зачем?

Я рассказал ему все….

– Эти сволочи. Они хотели убить меня. Просто. Замерз и все. Они должны были меня как малолетку доставить прямо домой. Двух месяцев не прошло. Я у них на первом счете как особо опасный.

– Не дави на гниль. Мне плевать на тебя!

– Тогда и мне на тебя чихать. Разберусь сперва с ними, и до тебя очередь дойдет.

– Ты что, пацан, о себе возомнил?

– Я знаю, что в будущем я очень важная персона. Я это знаю с самого рождения. И все, что сейчас творится, тоже очень важно.

– Ладно, парень. Не горюй. Я пошутил. У меня сын твоих годов.

Ты как себя чувствуешь? Согрелся? Отрезвел?

– Лучше.

– Не беспокойся. Я не отдам тебя им, пока тебе не станет лучше.

Мне принесли чай.

– Я прослежу. Ты совершил преступление. Тебя могли застрелить, и по нашим законам служивый получил бы не по шапке, а, наоборот, его бы поощрили. Поэтому видишь вот этого дядю с ружьем. Вот он с гражданки и работает за зарплату. Пенсионер. В стране дурдом. С тобою я согласен. Может быть, у тебя что-то получится. Но не будь таким злым. Не все уроды.

<1...3 4 5 6 7 >

На страницу:

Перейти

5 из 7