Рассказы и повести. По мотивам романа «Новые кроманьонцы»

– Мам, мам! Мы горим! – опять заволновался Дима. – Земля уже близко!

– Садись в своё кресло и сиди спокойно, – строго сказала мама. – Скоро начнётся торможение.

«Эта женщина знает всё не хуже меня, – подумал Георгий. – Видно летала уже не раз».

И вот опять взревели мощные ракетные двигатели. Космоплан как бы наткнулся на собственные струи огня. Началось торможение. Огонь заструился по стёклам иллюминаторов, Земля быстро приближалась.

«Двадцать пять, двадцать, пятнадцать километров. Пора выключать тормозные двигатели» – подумал Георгий и, словно по его команде, двигатели смолкли. Космоплан наклонился носом вперёд и продолжал планировать. Перегрузка уменьшилась, однако пламя за иллюминаторами всё ещё бушевало. Но вот струи пламени стали меньше, затем оно исчезло совсем. Космоплан ощетинился крыльями, потом выпустил закрылки, «разбух» и тяжело шёл над землёй. Вдали показались контуры аэродрома. В последний раз взревели двигатели, космоплан вздрогнул, выпустил шасси и через минуту приземлился в Иркутске.

Лениво падал редкий снег. Снежинки, соприкасаясь с раскалённым корпусом машины, мгновенно испарялись, издавая лёгкое шипение. Георгий Евгеньевич сошёл на землю и, помахивая портфелем, прошёл в здание аэровокзала.

Солнце уже клонилось к закату, когда он вновь поднялся в воздух на самолёте местной авиалинии. До Найска было около часа полёта. Георгий маялся в кресле, просматривая местную газету, купленную в Иркутске. В газете сообщалось, что в заполярном Диксоне спущен на воду новый атомный ледокол с лазерными ледорезами. Ледорезы свободно прорезают лёд толщиной до 2-х метров, после чего он легко обламывается корпусом судна и отводится в стороны, под ледовый панцирь океана. За ледоколом остаётся широкое чистое разводье, по которому движутся обычные суда.

Приводилось интервью с капитаном судна. Внизу была помещена фотография. На фоне белоснежных льдов и синеватых торосов двигался гигантский чёрно-жёлтый корабль похожий на авианосец. На его палубе находились лёгкие самолёты и вертолёты почтовой связи, стояли тяжёлые грузовые вертолёты для снабжения удалённых северных посёлков. В кормовой части были видны трёхсот тонные лихтеры, передвигающиеся на воздушной подушке для движения по рекам и тундре. По бокам полётной палубы и в центре, на самой носовой оконечности ледокола стояли три лазерные пушки, направленные под углом вниз. Впереди по курсу изо льда вырывались столбы водяного пара. Георгий представил себе с каким шумом и свистом должен вырываться этот пар! Сзади за ледоколом расплывался белый кильватерный след на фоне голубоватой воды. Метрах в пятистах начинался длинный, уходящий за горизонт, караван судов.

«Неплохо смотрится, – подумал Георгий, – но космическая станция «Голиаф» красивее. Скоро я опять увижу её.

Он любил свою работу, свои космические станции, и Лунные и Земные. Он вложил в них частицу своей души, своего сердца, да и добрую треть жизни. Он уже не представлял себе, что мог бы заниматься чем-то другим. Пробыв на Земле два – три месяца, он снова стремился в космос. Как истинного моряка тянет в море, так и Георгия тянуло в космические дали. Он скучал по своим друзьям, оставшимся на орбите, по своей работе и вспоминал, с каким удовольствием он кувыркался в спортзале «Голиафа», где искусственная сила тяжести в три раза меньше земной.

Воспоминания его прервала стюардесса, которая объявила о скорой посадке в Найске. Георгий прильнул к иллюминатору, стараясь разглядеть незнакомый город. Но уже темнело, и он увидел лишь множество огней да замёрзшую реку, извивавшуюся среди заснеженной тайги.

Приземлившись, он прошёл в здание аэропорта и позвонил в гостиницу с просьбой приготовить ему номер.

4. Телевизор

После завтрака в больничной столовой Александр вернулся в палату и с нетерпением ждал, когда ему наконец-то можно будет посмотреть телевизор. Утром его обычно не включали, но Саша сказал медсестре, что доктор Зверев разрешил посмотреть детскую передачу.

В 9.30 он был уже в холле. Вскоре собралось человек пять зрителей. Александр сидел на диване и смотрел на большой темно-серебристый экран. На столике возле дивана лежал дистанционный пульт управления. Подошла медсестра и нажала кнопку пульта.

– Откуда будете смотреть передачу?

– Из Москвы, – ответил Саша, – на 34-ом канале.

Сестра включила 34-ый канал, и экран тут же исчез, растворился, будто его и не было. Вместо него Александр увидел залитую солнцем Красную площадь, ветви деревьев возле ГУМ-а, куда-то спешащих москвичей. От неожиданности он окаменел. Ему показалось, что всё увиденное натуральное, живое, настоящее! Хотелось встать с дивана и шагнуть на каменную брусчатку мостовой. Изображение было объёмным, чётким, ярким, цвета – сочными, насыщенными. Какая-то нарядная женщина с букетом огромных алых маков посмотрела мимоходом на Сашу и подмигнула ему. Из динамиков доносились шаги этой женщины, голоса людей, шум проходящих вдалеке машин.

– Вот здорово! – удивился Александр. – Всё как настоящее! Как это делают?

– Это цветное голографическое изображение, – пояснил один из присутствующих. – В телевизоре два канала. Один воспроизводит голограмму, другой даёт опорный луч. В результате интерференции, на экране возникает фазовый фронт волны, который и создаёт впечатление объёмного изображения.

Александр ничего не понял из этого объяснения, но ему стало ясно, что обманывать публику научились здорово.

Другой мужчина попытался объяснить понятнее.

– Это цифровое объёмное телевидение. Сигнал идёт со спутника-геостационара в цифровой форме. В «ящике» сигнал преобразуется в аналоговую форму и модулирует луч по частоте и амплитуде. Другой луч модулируется только по частоте, т.е. проще говоря, по цвету. В результате наложения двух волновых фронтов на экране возникает интерференционная картина, которая и воспринимается нами как объёмное, цветное изображение. Понял?

– А вы на каком языке говорили? – озадаченно спросил Александр, почесав затылок.

– Как на каком? На русском, разумеется, – удивлённо ответил мужчина.

– Да серый он как метеорит! И тупой как булыжник! – отозвался третий. – Что вы ему объясняете, он же из прошлого века!

Присутствующие дружно засмеялись.

Тем временем по телевизору началась детская передача. Показывали фильм ужасов. Это была сплошная компьютерная анимация. Содержание фильма сводилось к тому, что в одном дремучем лесу появился озверелый шакал. Он размахивал красно-коричневой тряпкой, и громко кричал:

«Глупое зверьё! Слушайте меня! Только я знаю дорогу к истинному счастью! Только моя вера – истинная вера! Все под мои знамёна! Я поведу вас вперёд, к светлому будущему! Все вы неправильно живёте! Вы погрязли в своих мещанских заботах о доме, о семье, о пище. Только борьба за высшие духовные идеалы принесёт вам истинное счастье! Будьте принципиальны и непримиримы к враждебной нам мещанской идеологии. Вступайте в мою партию! Партию шакалов!»

И многие звери слушали его, а все шакалы быстренько побежали записываться в свою партию. Днём они агитировали за борьбу со всеми иноверцами, а по ночам тайком хватали бедных зверюшек и поедали их.

А между тем в лесу дела шли всё хуже и хуже. Звери, которые поумнее, стали убегать в соседний лес, другие терпели и дрожали от страха. Были и такие, которые верили шакалам и ждали, когда же, наконец, придёт оно, это необыкновенное счастье.

А главный шакал кричал всё сильнее:

«Кто не с нами – тот против нас! Да здравствует монолитное единство наших рядов! Да здравствует партия шакалов! Только в борьбе за наши идеалы вы сможете обрести истинное счастье! Даже умереть за наши идеалы является счастьем!»

Его подручные бегали по всему лесу и всем давали указания: как надо охотится, когда надо ложиться спать и вставать, как надо строить жилища и воспитывать детей. Они поучали всех и мешали всем, но им казалось, что они выполняют очень важную и нужную работу: всё организуют и направляют, всех мобилизуют и вдохновляют.

Но вот однажды с главным шакалом вдруг случился удар, и в лесу воцарилась непривычная тишина. Многие стали оглядываться, шушукаться и впервые задумались:

«Так, где же оно – это необыкновенное счастье? Уж и обыкновенного-то не видать!»

Многие недосчитались своих родственников и знакомых.

И тогда звери поняли, что до необыкновенного счастья им далеко, а вот «шакалье счастье» они уже имеют. Это счастье состоит в том, чтобы обманывать и жрать других, давить инакомыслящих и заставлять доверчивых зверюшек работать на шакалов.

А, поняв это, звери заговорили во весь голос. Среди них нашлись свои лидеры. Они образовали разные партии, чтобы отстаивать интересы разных зверей и чтобы ими не командовали одни только кровожадные шакалы. И тогда к зверям вернулось их обыкновенное житейское счастье. Они снова стали строить жилища, рожать детей, учить их охотиться и были счастливы.

В заключение диктор с очаровательной улыбкой объявила, что всем кому было очень страшно, следует посмотреть ещё один, весёлый мультфильм.

Саша решил посмотреть, поскольку всё ещё переживал от страха, вспоминая, как озверевший шакал терзал бедных зверюшек.

После детских мультфильмов началась передача «На космической орбите». Часть зрителей разошлась, но Александр остался.

Он увидел большую летающую тарелку, освещённую прожекторами, которая медленно приближалась к какой-то гигантской конструкции похожей на колесо от телеги или волчок со спицами, медленно вращающийся вокруг оси. На конструкции были видны иллюминаторы, какие-то антенны, солнечные батареи и огромное вогнутое зеркало телескопа в средней части. Тарелка подлетела к центру волчка по другую сторону от телескопа и прикрепилась к ней, начав тоже медленно вращаться. В это время диктор сообщил, что международную околоземную космическую станцию «Голиаф» сегодня посетила экспедиция с планеты Центура, которая до этого побывала в лунном городе Мунтауне. Целью посещения является разработка совместного проекта преобразования планеты Венера и создания на ней условий для зарождения белковой жизни. Затем показали, как инопланетяне сидят в большом зале вместе с нашими космонавтами и ведут переговоры.

На огромном экране появлялись какие-то схемы, конструкции похожие на белковые молекулы и вообще что-то непонятное. Сами же инопланетяне не понравились Саше. У них были лысые продолговатые зелёные головы, круглые как бы стеклянные глаза, смотревшие не мигая, и острые птичьи носы, напоминавшие клювы. Длинные руки с четырьмя пальцами, тела одетые в какие-то жёсткие зелёные каркасы, напоминающие кузнечиков, производили неприятное впечатление. Говорили они тоненькими противными голосами не раскрывая рта. Говорили вроде бы по-английски, но Александр ничего не мог разобрать.

Подошла медсестра и выключила телевизор.

– Хватит, – сказала она, – доктор разрешил полчаса, а ты смотришь уже минут сорок.

Экран погас, Александр встал с дивана, но никак не мог прийти в себя. Он шёл в палату, обдумывая и удивляясь увиденному..

5. Родня

Поезд плавно подходил к перрону станции г. Орёл. Юля смотрела на знакомые, занесённые снегом постройки, и с нетерпением ждала встречи с отцом. Наконец поезд остановился, и в окошко вагона она сразу заметила знакомую фигуру. Отец стоял лохматой пыжиковой шапке, в лёгкой меховой куртке, тёплых штанах и меховых унтах с блестящими застёжками. Юля вышла из вагона и кинулась к нему в объятия.

– Здравствуй доченька!

– Здравствуй, па!

Они поцеловались. Юля взглянула на знакомые с детства, грубоватые черты лица, на седеющие виски отца, на его мозолистые руки и на неё повеяло чем-то родным, близким, домашним.

«Стареет отец» – с грустью подумала Юля.

– Ну, как ты, пап?

– Да ничего, нормально. Кручусь помаленьку. Вон машину новую купил. Садись, поехали.… А ты-то как поживаешь в своём Найске?

– Тоже нормально. Сессию сдала на отлично.

– Молодец, умница. По дому-то не скучаешь?

– Да нет, привыкла уже. Там веселее.

– Небось, кавалеров много, отбою нет?

– Ну что ты. Меня не очень-то беспокоят. Я девушка с характером.

– А этот, как его, ты писала, Сергей что ли? У тебя с ним серьёзно?

– Серьёзно.

– Что, пожениться надумали?

– Нет ещё, но, возможно, надумаем.

– Смотри дочка, береги себя. Парни-то, они ведь такие. Добьются своего, а потом шасть в кусты. А ты останешься с носом и с опоросом!

– Ну что ты, папа, Сергей не такой. Он очень порядочный, из интеллигентной семьи. У него и отец и мать – учителя.

– Знаем мы этих интеллигентов! С виду только культурные, а внутри тоже скоты порядочные. У тебя с ним уже это самое было?

– Было, – потупясь, призналась Юля.

– Значит, сама всё решила, без родителей.

– Да ты не волнуйся, па, всё будет хорошо. Мы любим друг друга.

– Ну, ну. Дай-то бог. Так, так… Значит уже не девочка…

– Мне скоро двадцать, папа! Я и так уже в девках засиделась, – чуть не плача заявила Юля. Ты лучше расскажи, как дома дела? Как Олег, как Юрка?

– Олег в Забайкалье. Звонит редко, но у них всё нормально. Ферму, купили машину, трактор, грузовик. Всё конечно в кредит. Его Милка на сносях. Скоро второго выдаст. В общем, обжились на новом месте. Климат там, правда, суровее, чем у нас, но земля родит неплохо. Картошка, капуста, зелень всякая. Скотину развели. С кормами там хорошо… В гости зовут, да мне всё никак не выбраться. Разве хозяйство бросишь? Да и Юрке помогать надо. Молодой ещё, неопытный.

– А Сергей-то Олежкин как? С вами живёт или забрали?

– Да кто ж его заберёт? Куда он денется? Он отца с матерью и не знает. Они как уехали, так всего раз за два года и были-то. Да и мы к нему привыкли. Четвёртый год уже. Он нам теперь как сын.

Пусть уж у нас живёт. Они себе ещё настругают.

– Меня-то не вспоминает?

– Вспоминает. Ждёт тебя.

На сердце у Юли потеплело.

– А Юрка как?

– А что Юрка? У него всё нормально. Живёт как у Христа за пазухой. Свиноферму купил, автоматизированную. В долги влезли.

– Большая свиноферма-то?

– На 100 свиноматок. Да сейчас приедем, увидишь. Жонка-то его, Ленка, опять рожать собралась. Третьего уже сбацали. Вторую, девку-то, ты летом видела, 10-ый месяц уже пошёл. А старшему, Косте, год и девять стукнуло. Так что теперь у меня два внука и внучка. И двое ещё в проекте. Ты-то как, пустая, аль уже?

– Ну что ты, папа! Какой может быть ребёнок, когда мы ещё не женаты?

– Да кто вас знает, нынешнюю молодёжь-то. Теперь так принято. Сначала ребёнка сделают, а потом уж женятся. А многие и так живут, неофициально. Не то супруги, не то любовники.

Через час с четвертью они подъехали к дому. Навстречу выбежала мать Юли, вышел брат Юрий. Лена стояла на крыльце, держа за руку племянника Серёжку. На руках у неё сидел старший сын Костя.

– Тётя Юла плиехала! Тётя Юла плиехала! – закричал Серёжка и рванулся к ней.

Она подняла его на руки, поцеловала в обе щёки. Он обхватил тётку за шею, прижался.

– Ты скучал без меня? – растроганно спросила Юля.

– Ага. Им всем некогда, никто со мной не иглает. Только деда иногда.

– Ну, теперь я буду с тобой играть целых две недели. Однако, какой же ты тяжёлый. Мне даже держать тебя трудно.

– Пусти, – сказал Серёжка, – я покажу тебе свою машину.

Через минуту он выехал из детской комнаты на ярко-красной открытой легковой машине с электроприводом.

– Би-бип, бип, – гудел он, разъезжая по дому.

Через сорок минут все уже сидели за праздничным столом. Отец достал бутылку водки. Пил он редко, только по великим праздникам, но сегодня решил отметить событие. Все выпили за приезд дочери, за встречу, только Лена едва пригубила.

– Нельзя мне, – сказала она и, вздохнув, поглядела на свой живот.

Брат Юрий, выпив водки, порозовел, разговорился и решил сразу же показать Юле свою свиноферму. Они оделись и вышли из дома. Серёжка увязался за ними.

Свиноферма находилась неподалёку от дома. С виду ничем не примечательное длинное одноэтажное здание с вентиляционными трубами на крыше и почти без окон. Перед входом небольшая огороженная площадка, расчищенная от снега и заваленная туго набитыми мешками с комбикормом. Но когда Юля вошла внутрь, она была приятно удивлена. Внутри всё выглядело иначе.

– Раздевайся и накинь халат, – сказал Юрий. – Сапожки резиновые надень. Я очень боюсь инфекции. Свиньи – животные нежные, не то, что люди, поэтому у меня тут строжайшая гигиена.

Они переоделись и вошли в свинарник. Всё здесь сверкало чистотой и блеском пластика. По обе стороны прохода тянулись бесконечные загоны со свиньями, поросятами и свиноматками. Проход был увешан люминесцентными лампами. Вдоль загородки установлены транспортёры кормораздачи. В каждом загоне автопоилка. В углу ультрафиолетовая лампа.

– Поросятам ультрафиолет нужен, – пояснил Юрий, – чтобы рахита не было.

Откормленные свиноматки и молодняк лежали на пластиковом перфорированном полу.

– Не холодно им на полу-то? – спросила Юля.

– Нет. Под полом трубы с горячей водой. Там же канавы для стока фекалий.

– А как ты моешь загоны?

– Очень просто. Через каждые два часа автоматически включается душ. Это вертушка такая над полом. Из неё бьют струи тёплой воды, которые смывают фекалии и обмывают синей. Свиньи всё время чистые.

– Так они у тебя и грязи не видели?

– Нет, конечно. Мои свиньи очень чистоплотные. Чувствуешь, даже запаха от животных почти нет.

Свиньи приветливо хрюкали и совали морды сквозь прутья решётки. Серёжка шлёпал их ладонью по носу и весело смеялся.

– Так у тебя тут полная механизация! Тебе и делать-то нечего.

– Что ты! Какое там! Кручусь как Бобик с утра до вечера. То кормёжка, то уборка, то опорос, то случка, то выбраковка, то забой, разделка туш, кастрация, прививки, сдача мяса, подвоз кормов. Да я, считай, живу тут со свиньями!

– И всё делаешь сам?

– Почти всё. Ленка помогает, когда я совсем зашиваюсь. Иногда отец подмогнёт. Корма привезёт, мясо отвезёт, туши разделает, поросят кастрирует.

– А боров-то у тебя где? Что-то я не вижу его, – спросила Юля.

– Хряка Петьки больше нет, забил я его. Перешёл полностью на искусственное осеменение.

– А чего так?

– Так ему одному не справиться. Ферма-то большая. А потом хлопотно очень со случкой. Пока свиноматку к нему пригонишь, пока он её покроет, время теряется много. А теперь я за час до двадцати свиноматок обрабатываю. Есть разница? Правда, сперма дорогая – элитная, но в целом выгоднее получается.

– А это что у тебя?

– Компьютер. Без него мне труба. У него в памяти всё записано. В какой кабине, какая свинья, её возраст, вес, дата опороса, количество поросят, привесы, какие ей давать корма и сколько. Я всё по науке делаю. Знаю, какие свиньи, когда должны родить, какие подлежат выбраковке. Если поросёнок плохо растёт – сразу выбраковываю. И свиноматок старых тоже. Как опорос снижается, так забиваю.

– А как ты их забиваешь? – осторожно поинтересовалась Юля.

– Да очень просто. Загоняю в специальную кабину. Там на полу две металлические пластины на изоляторах. Включаю ток и свинья брык на бок. Сверху опускается гильотина и рубит голову. А дальше две петли на задние ноги и тельфером наверх. Кровь стекает, и я начинаю разделку туши. Хочешь, разделочную покажу? Там тоже всё механизировано. Если парную свинину сдать не успеваю, то вешаю в морозилку. Пошли, посмотришь.

– Нет, – покачала головой Юля, – этого я смотреть не буду. У меня и так уже мурашки по коже бегают.

– А я привык. Работа такая. Свининку-то любишь?

– Люблю, – созналась Юля.

– А она вот здесь делается. Поначалу и я крови боялся, а теперь хоть бы что. Теперь я её тёпленькую пью. Кружку подставлю, наберу и выпью залпом. Вкусно и полезно. А ещё я яичницу из поросячьих яичек делаю, которые после кастрации остаются. Деликатес необыкновенный! Хочешь попробовать? У меня тут осталось немного с утра.

– Да иди ты! Совсем обалдел! Чтобы я такое ела?

– Ну и зря, вещь стоящая!

– Дядя Юла, я писать хочу, – заявил Серёжка, нетерпеливо переступая ногами.

– Лей вон туда, за решётку. Скоро душ включится, – предложил Юрий.

Серёжка прижался к прутьям и побрызгал свинье на морду. Та хрюкнула пару раз и встала на ноги, моргая глазами.

– Ты что ж это хулиганишь? – строго сказала Юля.

– Это я её мою! – весело ответил малыш.

– Озорник ты, – заявила Юля, легонько шлёпнув племянника по толстой попке. Потом, обращаясь к брату, сказала, – Даа…, работы здесь действительно много.

– Что ты! За день так ухайдакаешься, что вечером сил только до постели добраться хватает. Плюхнешься и отрубаешься сразу.

– А когда же ты детей-то «стругать» успеваешь? – не удержалась от щекотливого вопроса Юля.

– Да тут много времени не надо. Ленка у меня плодовитая.

– А зачем вам столько детей? Ей всего 22 года, а она уже третьего носит.

– Так лучше уж всех сразу родить, пока молодые, а потом завязать.

– Всех, это сколько?

– Ну, штук пять – шесть надо.

– Почему же пять – шесть?

– Так ведь помощники нужны. Не век же мне одному тут кувыркаться! Да и дело расширять надо, выгодное! Пока родители в силе – помогут детей вырастить. Нам с Ленкой хлопот меньше. А там, глядишь, и дети начнут помогать. Надо всё вовремя делать.

– Практичный ты, Юрка, ужас! У тебя всё по полочкам разложено. Ты хоть Лену-то свою любишь?

– Это в каком смысле? Если ты про всякие там шуры-муры, так это только когда женихались было. А потом, как впряглись, так про всё и забыли. Теперь всё проще. Антимонии разводить некогда. Жену покрыл и отрубился. Вставать надо рано. Мне хозяйка в доме нужна, а не любовница. И чтоб дети ухожены были, и чтоб пожрать было вдоволь, и чтоб в доме порядок. Вот деньжат накоплю, с долгами рассчитаюсь, начну свой дом ставить. А то в отцовском всем тесно будет.

Они закончили осмотр фермы и направились домой. Серёжка сразу стал показывать Юле свои игрушки.

6. Пещера

Пещерами в Найске, да и в других городах России, называли подземные квартиры, расположенные под центральной частью города. Строить их стали сравнительно недавно, но они успели приобрести уже достаточно большую популярность у населения. Первый пещерный город был построен на Луне. Там это было вызвано необходимостью беречь воздух, привозимый с Земли для жителей Мунтауна. Технология подземного строительства позволяла обеспечить полную герметичность жилища. Был разработан специальный проходческий щит, управляемый дистанционно. Он совмещал две функции: выбирал породу, отгружая её в специальный бункер, из которого она поднималась на поверхность, и укреплял стенки выработки с помощью расплава песка или гранитного щебня, подававшегося с поверхности. Выглядело это примерно так.

Передняя часть щита, с помощью вращающихся крестообразных ножей срезала и крошила породу (глину, песок, известняк), подавая её на шнековый механизм и транспортёр. От туда эта порода попадала в бункер-накопитель и поднималась на поверхность. Песок или гранитный щебень подавалась с поверхности в специальную камеру для приготовления расплава. Там, с помощью мощной электрической дуги порода плавилась и выбрасывалась из реактивного сопла широкой струёй в виде мелких капель. Манипулятор направлял струю в нужное место и расплав оседал на стены, потолок или пол будущей комнаты. Так, слой за слоем наращивалась твёрдая оболочка выработки, достигая толщины в 20 – 25 сантиметров. Компьютер регулировал подачу расплава и стены такой оболочки получались ровными и гладкими.

Все трубопроводы и каналы для электропроводки закладывали в стены заранее, а затем замуровывали расплавом. Наружу выходили только нужные концы. Комнаты располагались не рядом, а на некотором расстоянии друг от друга. Толстые метровые стены служили опорами свода. Комнаты сообщались с помощью узких коридорчиков. Из-за этого квартира напоминала просторные кельи старинного монастыря.

Куполообразные своды украшались лепными или пластмассовыми барельефами. Стены комнат оклеивались фотообоями. Пол шлифовался до зеркального блеска. На потолке клеились плёнки с росписями известных живописцев. Там были копии со знаменитых полотен Ван-Гога, Рафаэля, Микеланджело, а также фрагменты росписей и фрески из знаменитых соборов, дворцов и храмов.

Стоила такая квартира недёшево, но в конечном счёте, все затраты окупались благодаря долговечности квартиры и малыми затратами на эксплуатацию. Наружного фасада у такого жилища не было, и косметический ремонт его не требовался. Отопление также не требовало больших затрат, поскольку под землёй всегда было одинаково прохладно и в зимнюю стужу и в летний зной.

Имели такие квартиры и другие преимущества. Все они располагались недалеко от центра города, где сосредоточились большинство магазинов, офисов, кафе, кинотеатров – словом, всё, что нужно человеку, чтобы чувствовать себя в центре деловой и культурной жизни города. Наверх жителей подземных квартир доставляли специальные лифты, которые выходили в подъезды обычных домов или во двор. Квартиры были соединены между собой просторными подземными галереями, которые тянулись на сотни метров и назывались именами проходящих над ними улиц. Некоторые из них выходили прямо на станции метрополитена. Нижние этажи подземных городов залегали на глубине до ста метров. Ещё ниже были расположены герметичные бункеры для стока канализации и накопления отходов. Оттуда бытовые отходы поднимались на поверхность и шли в переработку.