Ол. Роман-полилог

Глава 9. Сәлем қат30

– Эй, Айша. Айша, да стой же ты, наконец.….

– Салеметсыз ба31, Айкен апай.

– Салем – салем, вот, письмо тебе несу. Не угнаться за тобой.

– Письмо? Мне?

– Да тебе, тебе. Салем хат. С фронта, – запыхаясь, нагоняла ее грузная почтальонша Айкен

– Ой! Рахмет.

– Ну, танцуй. Это, видимо, от твоего Смагула, – пошутила Айкен, вытаскивая из бездонной сумки заветный треугольник. – Эка ты шустрая. Еле догнала тебя, не жалеешь мои старые ноги, – тяжело дыша, ворчала сельская почтальонша.

– Да бросьте, Айкен апа. Какая же вы старая. Вам и сорока нет.

– Вот те на. Какая я тебе апа. Конечно я старше, но уж не апа32. Вот будет тебе 37, ты будешь считать себя молодой. А пока для тебя, я, конечно, старая. Эххх. И мужиков не осталось в ауле, чтобы оценить меня. Все больше старики, дети да больные. Такие времена ведь, что стареешь быстро. За себя и за мужчину.

– Вот это Исаевым. Эти же письма Шаймерденовым и Курбатовым. А вот это тебе, голубушка. Читай, что тебе написали, – суетясь, бурчала Айкен, – слава Богу, что письмо. А то вчера разнесла пять похоронок. А сегодня, тьфу-тьфу, ни одной. День хороший. Поскорей бы это проклятая война закончилась. Даже не от беготни устаешь. А от слез. В старину, говорят, казнили тех, кто приносил плохие вести. …Меня, наверное, нужно казнить уже тысячу раз. Устала я от всего. Ой, милая, устала. Мой-то пишет редко. Но каждый раз со страхом жду письма. Ну на, на, заболтала я тебя. Эка вон у тебя глазки горят от нетерпения. Да улыбнись ты.

– Спасибо, спасибо, Айкен апай. Я вам очень благодарна, – схватив судорожно письмо, благодарила Айша.

– Да ладно. Ты оплатишь мне возвращением Смагула после победы и большим – большим тойем33. И народите вы кучу детей. И тогда я могу уйти на пенсию, чтоб наконец-то отдохнуть. Ну, давай иди, беги…, – уже вслед убегающей девушке крикнула почтальонша.

                                          ***

Спрятавшись в саду, под раскидистым карагачом за сельским клубом, Айша не могла унять бешено колотящееся сердце и нервную дрожь. Сердце готово было выскочить из грудины.

Она боялась раскрыть конверт, настолько ее взволновало ожидание.

Нужно подождать. Унять нетерпение.

Письмо нужно читать в спокойствии, погрузившись в буквы.

Она еще сто раз прочет это письмо. Это треугольное, обклеенное штампами, потертое от многих рук, глаз и расстояния – письмо.

Письмо – драгоценность. Письмо – надежда. Письмо – любовь.

Походив по саду, Айша еще раз посмотрела на треугольник.

Прижав к груди, Айша разрыдалась. Все бы отдала, чтобы он был рядом и сам читал свое письмо.

Она до вечера сидела, читая и перечитывая письмо.

Нюхая и прижимая к груди.

Вставала. Долго ходила вокруг дерева.

И опять раскрывала листок, чтобы перечитать то, что возможно упустила.

                                         ***

Сәлем қат.

Амансын ба34, Айша?

Живы ли, здоровы наши родные?

Как себя чувствуют соседи и аульчане?

Знаю, время не легкое.

Но мы все делаем для того, чтобы настало мирное время, по которому мы все здесь соскучились.

Милая Айша,

В первых строчках своего письма хочу выразить свою нежность и любовь к тебе.

Каждый раз перед боем, я вытаскиваю твою фотокарточку, и говорю тебе слова. Словно ты рядом.

Я разговариваю с тобой после боя.

И ночью. И днем.

Я разговариваю с тобой каждую минуту.

Я ни на секунду не забываю о тебе, милая Айша.

Помни, чтобы ни случилось, твой Смагул всегда любил, и будет любить, пока жив.

Айша, в предыдущем письме ты спрашивала меня про мое здоровье. Про наш отряд. Про фронт.

Скажу тебе, что дела сейчас у нас идут очень хорошо.

Мы сыты. У нас хорошая одежда.

Обычно наш боевой день начинается в 3 утра. До этого ведется ружейная и пулеметная перестрелка. Пули летят над головами, жужжат, ударяются в бруствер окопа и издают звук кипения каши или когда идет дождь – звук падающих капель в лужу. Но на это не обращаешь внимания, дело привычное. Даже разрывов снарядов не замечаешь.

Мы бьем фрица. Фашист бежит. И мы погоним врага до самого Берлина.

Мы ни на секунду не сомневаемся в этом.

Фашисты уже сдаются в плен. Говорят, не хотим воевать за Гитлера.

Ну и правильно. Они чувствуют, что мы их сильнее, потому что правда на нашей стороне.

Со мной в отряде служит Босан. Ты его не знаешь, он старше. Он не дает мне скучать.

Он очень веселый. Правда, болтает много.

Вот сейчас он опять балагурит. Никогда не унывает наш Босан.

Но это хорошо. Не время для уныния.

Зато помогает скрасить время между сражениями.

Погибли Ержан, Сергей, Нариман, Кайрат.

А Шокаю, машинисту из депо, оторвало ногу. Он был как раз рядом.

Мы с санитаркой пытались его перевязать.

Но крови много ушло. И мы не смогли спасти его. Он умер на моих руках.

Перед смертью он просил передать семье, что сильно любит их. И чтобы не забывали его.

Не знаю, может, ты заходила уже к ним.

Передай эти слова им.

Позавчера мы сажали деревья.

Помнишь как мы посадили деревья возле клуба той весной. И еще повязали ленту?

А те деревья, что возле Томар құдық35, где мы дали клятву. Они еще стоят?

Они же большие такие.

Война убивает леса и сады.

Между боями мы помогаем местным жителям восстанавливать дома.

Мужиков в этих домах тоже не осталось. Все на фронте.

Местная малышня напоминает мне детство.

Так соскучился я по аулу. По запаху жусана36. По дикой скачке на коне по степи.

И еще по нашей еде. Мне здесь ее не хватает.

Но это война, Айша. Мы должны терпеть. Ради тех, кто ушел. Ради тех, кто остался.

Мы не отдадим врагу ни одного метра нашей земли.

Мы будем сражаться до конца.

Вот сейчас опять вытащил твою фотокарточку.

Я глажу ее, и опять ощущаю, как глажу твои гладкие волосы.

Ты рядом со мной везде.

И ты не даешь отчаяться мне.

Как я хочу увидеть тебя и прижать тебя к груди.

Айша! Многие говорили, что война постепенно выветривает из души солдата человеческую нежность. Оказывается подобные утверждения – сущая ерунда. Наоборот, мои чувства окрепли, превратились в нечто такое, что нельзя отделить от души моей. Я верю в наше будущее. Оно у нас светлое, молодое и прекрасное. А ты в этом будущем видишься мне знаком чистоты, делаешь жизнь вечно юной, звенящей, как веселый ручей.

Удивительная тишина вокруг.

Кузнечики… Трава… Солнце… Как будто нас сюда на отдых собрали.

А люди отсюда уходят на смерть.

Здесь запах смерти повсюду.

Но я умирать не собираюсь.

Мы столько прошли с тобой.

У нас с тобой еще так много впереди.

…В атаку мы пойдем на рассвете.

Думаю о многом – перед боем всегда как бы входишь в новый мир.

Мир войны.

Спи спокойно, родная. Мы бережем твой покой.

Я стал солдатом, чтобы сражаться за тебя, за нашу Родину.

И с мыслью о тебе и о Родине я пойду завтра в бой.

Поцелуй от меня всех наших родных и друзей.

Твой. С.К.Белорусский фронт, 7 мая, 1944 год.

P.S. Я вспоминаю, как впервые встретил тебя там, в урочище Бетпак Дала. И мы выжили тогда, во время Итзамана.. Выживем и сейчас.

Глава 10. Итзаман37

– Беги, Айша, беги, – стонал ветер. – Беги, чтобы спастись.

– Нет, нет, я не брошу их. Я не оставляю их, – заливаясь слезами, бегала тщедушная девочка вокруг небольшого холма, охраняя уже остывшие тела родителей и сестры от диких зверей.

Степной ветер вздыбал песок Сары Кума и забивал рот, уши, глаза девочки.

Одетая в лохмотья, получеловек, полу-призрак, человеческий обрубок, с демоническим неистовством махала огромным куском саксаула, вцепившись в палку двумя худющими детскими ручками.

Руки затекали, большой платок, накинутый на голову сбивался от ветра, обнажая косички.

Но девочка не отступала.

– Кет, кет38, – кричала она нападавшим то ли собакам, то ли шакалам. То ли отощавшим волкам.

Звери завыли, залаяли и все теснее обступали девочку и три тела, которые охраняла она.

– Рррр, – зарычал их вожак. Пена капала из обнаженных в оскале клыков. Оскал предвкушения жертвы.

Прижав голову, зверь тяпнул за руку девочку, свалив ее на землю.

Обрезанные уши, след от ошейника на шее:

– «Все-таки это собаки», – пронеслось в голове Айши.

Остальная стая одичавших, голодных зверей начала терзать тела рядом. Тела отца, матери и сестренки, упавших от бессилия и голода задолго до этого.

– Это конец, – подумала Айша и закрыла глаза. Ее охватило безразличие, тело стало каменеть.

Гулкий выстрел раздался так громко, что показалось, как будто под самым ухом. Зверь упал на нее, придавив своей массой. Завоняло псиной.

Остальные собаки заскулили и разбежались.

С холма спустился мальчик. Не намного старше ее. Лет двеннадцати. В руках держал ружье.

– Вставай. Пошли, – взяв за руку, потянул он девочку.

– А они? Что с ними?

– Они мертвы.

– Но их съедят ведь.

– Какая разница. Они же все равно мертвы.

Мальчик силой потянул ее в сторону. Девочка покорно пошла за ним, заливаясь слезами.

– Меня зовут Смагул, – важно сказал мальчик

– …. Я… Айша, – прошептала девочка, еще не оправившись от шока.

Глава 11. Апа

Море раскинулось на сотни километров, до самого горизонта.

Словно на этом месте заканчивалась земля, а дальше была бесконечная вода.

Чистое, безмятежное, спокойное в своей ленивой ряби, оно словно жило своей, отдельной, нечеловеческой жизнью, где нет людей и голода, а есть только величественная вечность.

Даже степной ветер, уверенный и сильный в степи, растворял свои силы, покорившись мудрому спокойствию синего великана. Вдали чернели маленькие утлые суденышки рыбаков. А вдоль берега раскинулся тонкой змейкой черный рыбацкий поселок из врытых в землю саманных землянок.

Смагул пошел к самой крайней, самой маленькой, у которой крыша была почти вровень с землей. Внутри сильно пахло рыбой, сыростью, и жженым адыраспаном39.

Тусклый свет падал из маленьких проемов окон, устланных прозрачной животной пленкой, местами оторванной и свисающей лохмотьями.

Возле окна стояла разваленная, потрескавшаяся печь, обмазанная саманной глиной, смешанной с кизяком, на которой варилось что-то терпкое, булькающее и не аппетитное.

У печки хлопотала сухонькая старушка в теплом халате, обмотанная шерстяным платком.

– Апа, – окликнул ее Смагул, – я привел девочку. Она потеряла семью в Степи.

Старушка молча взглянула на Айшу и продолжила мешать варево в казане.

Смагул провел Айшу в другую комнату, еще более холодную и темную.

– Я работаю в рыбачьей артели, мне пора. Ну, не тоскуй, – попрощался он и покинул землянку.

Айша долго сидела, уткнувшись в колени, и тихо плакала.

– Эй, как тебя зовут, – бесцеремонно позвала ее старушка.

– Айша…

– Иди сюда, Айша. Подкрепись, садись к дастархану40, – пригласила старуха к накрытому на кошму износившемуся покрывалу и протянула ей миску с похлебкой.

– Я сыта, спасибо, – отказалась было Айша, с нескрываемым отвращением взглянув на непонятную жижу, хотя в желудке давно ничего не было.

– Кушай. Потом привыкнешь. Мяса нет давно. Рыбу и то забирает власть. Вот, кормимся требухой рыбьей. Хоть она и воняет, но потом привыкаешь. Коңiл тойса-қарында тойады41..

Айша, сморщив нос, превозмогая отвращение, с трудом стала хлебать варево с ужасным вкусом.

– Ничего, – усмехнулась старушка, – это только на первый взгляд. Человек ко всему привыкает. Меня можешь звать Алуаш апа42.

Из каких-то закутков кармана, Алуаш вытащила кусочек желтого сахара и протянула Айше:

– Тебе нужно хорошо питаться. Сахар нужен, силы нужны. Тебе жить и жить. И не думай о тех, кто ушел.

Подкрепившись, Айша почувствовала усталость и незаметно заснула за дастарханом.

Ей снился родной аул, маленький жеребенок Керулен, лужайка и речка в богатых на растительность родовых землях под Омском. И отец, смеясь, усаживал ее на строптивого жеребенка.

– Әке, Әке, – вскрикнула девочка и проснулась в полной темени.

Рядом лежала старуха.

– Әке, – тихо зарыдала Айша, вспомнив день. Сквозь маленькое окошко светила тусклая, безрадостная луна.

– Иди ко мне Айша, ложись рядом, – потянула к себе Алуаш и, укрыв одеялом, стала ласково гладить девочку:

– Давным-давно, Айша, вдоль берега этого моря шел қобызшы Қорқыт43. Говорят, он боялся смерти. Кто ее не боится? Даже те, кто прожил сто лет, боятся ее. И он пытался убежать от нее. Он уходил от людей, чтобы не видеть, как умирают люди.

Но везде смерть его преследовала. Он видел ковыль, выгоревший от солнца, дерево, упавшее от молнии и высохшее, раненого кулана, съеденного волками, рыбу, которая задыхалась на высохших протоках.

Все напоминало ему о том, что и его конец близок. Так устроен этот мир.

Всему когда-то приходит конец.

Видя и слыша все это, Коркыт в своих одиноких терзаниях выдолбил из дерева ширгай – первый кобыз, натянул на него струны и заиграл, изливая свои мучительные мысли и чувства. Он вложил всю свою душу в эти мелодии, и чудесные звуки его струн прозвучали на весь мир, дошли до людей, захватили и пленили их. С тех пор мелодии Коркыта и созданный им кобыз пошли странствовать по земле, а имя Коркыта осталось бессмертным в струнах кобыза и в сердцах людей.

И он перестал бояться смерти. Потому что смерть – это новая жизнь. После конца всегда есть начало.

Алуаш вздохнула, еще тесней прижав к себе Айшу:

– Страшные времена тоже заканчиваются. После них наступит новое время. Лучшее. Радостное. Но для этой жизни нам нужно выжить. Голодомор не вечен. Он не победит жизнь. И Жалан бет тоже не вечен. Придет время, когда появится много скота. Станет много рыбы в море. Когда люди не будут умирать от голода. Появятся новые люди. Новые города. И тебе, Айша, жить в них. Оставь сегодняшний день в сегодня. Завтра будет другой день и другая жизнь. Не мучай сердце. Твои родители в лучшем мире. А ты сделай свой мир лучше.

…Голос Алуаш успокаивал и убаюкивал Айшу. Обнявшись, они всю ночь, не сомкнув глаз, пролежали до утра.

Снаружи скулил голодный ветер, прорываясь через щели ночным морозом.

Но им было тепло.

Одна нашла дочь, другая – мать.

Глава 12. Надломленный стебель

«…. Уже более трех лет наша партия ведет последовательную борьбу против культа личности И. В. Сталина, настойчиво преодолевает его вредные последствия»44.

Десять лет…

Столько времени он не видел Айшу.

Как быстро и в то же время – как долго.

Эти мучительные года, словно сон, словно тяжелый кошмар, долго не уходящий из его сознания.

Кошмар войны сменился другим ужасом.

Ужасом предательства.

«В конце 1922 г. Ленин обратился с письмом к очередному съезду партии, в котором говорилось:

«Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью».…»

Тенистая весенняя аллея благоухала ароматом нежной алматинской весны.

Весны любви, поры надежды, эпохи молодости.

А ведь он уже не так молод.

Он рано повзрослел.

Вот уже 30. А выглядит… выглядит, словно, изможденный потухший старик.

В тех местах нет жизни.

В тех местах юноша становится ветхим старцем.

«…Большой вред делу социалистического строительства, развитию демократии внутри партии и государства нанесла ошибочная формула Сталина о том, что будто бы по мере продвижения Советского Союза к социализму классовая борьба будет все более и более обостряться. Эта формула, верная только для определенных этапов переходного периода, когда решался вопрос „кто – кого?“, когда шла упорная классовая борьба за построение основ социализма, была выдвинута на первый план в 1937 г., в момент, когда социализм уже победил в нашей стране, когда эксплуататорские классы и их экономическая база были ликвидированы. На практике эта ошибочная теоретическая формула послужила обоснованием грубейших нарушений социалистической законности и массовых репрессий».

Его преследовали не страшные картины войны, а вероломство и коварство тех, кого он считал друзьями.

И слова. Те слова, сделавшие его «врагом».

Их забрали сразу после возвращения, даже не дав насладиться мирной жизнью.

«Агенты империализма. Шпионы английской разведки. Коллаборационисты».

Этих обвинений было достаточно, чтобы упечь их на долгие годы в сибирские лагеря.

«…Положение еще больше осложнилось, когда во главе органов государственной безопасности оказалась преступная банда агента международного империализма Берия. Были допущены серьезные нарушения советской законности и массовые репрессии. В результате происков врагов были оклеветаны и невинно пострадали многие честные коммунисты и беспартийные советские люди…»

Значений слов, в чем их обвиняли, они даже не знали.

«После победы отрицательные последствия культа личности вновь стали сказываться с большой силой…».

Айша встретила его на перроне, уже в июле 45-го.

И они шли, обнявшись, счастливые, растворившись в своей любви и счастье.

Но не все радовались победе.

Каждый второй дом не дождался мужчин с фронта.

Рядом были поселения, куда привезли тех, кого депортировали.

Женщины. Старики. И дети.

Трудно было радоваться, когда каждый второй плакал.

И они, Айша и Смагул, украдкой, дворами, добирались до дому.

Пряча глаза от «потерявших». Опуская голову при встрече с «опальными».

Скрывая свою радость под состраданием.

«Однако нельзя вместе с тем забывать, что советские люди знали Сталина, как человека, который выступает всегда в защиту СССР от происков врагов, борется за дело социализма. Он применял порою в этой борьбе недостойные методы, нарушал ленинские принципы и нормы партийной жизни. В этом состояла трагедия Сталина».

Многих уничтожили в 30-х.

Но никто не думал, что репрессии продолжатся после войны. Даже, казалось бы, когда ты победитель.

Не дав ни с кем попрощаться, Смагула забрали на рассвете и после быстрого суда отправили в дальние лагеря.

«Нас вырастил Сталин – на верность народу,

На труд и на подвиги нас вдохновил», – звучало в голове Смагула.

«Руководствуясь этим ленинским принципом, наша партия и впредь будет смело вскрывать, открыто критиковать и решительно устранять ошибки и промахи в своей работе».

С тех пор Смагул не видел Айшу, которая уже к тому времени перебралась в город и, закончив вуз, работала учителем в школе.

Он не писал ей. Надеясь, что она забудет его, вычеркнув из своей памяти.

Два года он украдкой следил за ней, боясь показаться ей на глаза.

Кто он? Бывший зек. Враг народа. Человек без паспорта. Никто и ничто.

А она?

Она еще больше похорошела. Статная, красивая, ухоженная.

Ему было стыдно показаться ей на глаза.

«Наша социалистическая страна перестала быть одиноким островом в океане капиталистических государств. Ныне под знаменем социализма строит новую жизнь более трети всего человечества. Идеи социализма овладевают умами многих и многих миллионов людей в капиталистических странах. Огромно воздействие идей социализма на народы Азии, Африки и Латинской Америки, выступающие против всех видов колониализма».

Смагул шел по тенистой аллее, держа в руках заветную контрамарку и жидкие цветы.

Стебли цветов надломились, и двое из букета повисли, с отчаянием взирая на своих прямых собратьев. Здоровые, занимая центр букета, оттесняли сломавшихся с каждым шагом Смагула. И один из стеблей, надломившись, окончательно упал на землю.

Но другой держался, даже сломленный, держась из последних сил за руку Смагула.

«В современных условиях перед коммунистическими партиями и всем международным рабочим движением открываются широкие воодушевляющие перспективы – добиться вместе со всеми миролюбивыми силами предотвращения новой мировой войны, обуздать монополии и обеспечить длительный мир и безопасность народов, прекратить гонку вооружений и снять с трудящихся порождаемое ею тяжкое бремя налогов, отстоять демократические права и свободы, обеспечивающие трудящимся борьбу за свою лучшую жизнь и светлое будущее. Именно в этом кровно заинтересованы миллионы простых людей во всех странах мира».

– Смагул…

Сердце сжалось, готовое выпрыгнуть из груди. Стало трудно дышать.

– Смагул… это я. Неужели ты думал, что я не вижу тебя, – подошла к нему красивая женщина.

– Айша… я….. стеснялся… Ты стала другой. Величественной… и неприступной…

– …Смагул, – укоризненно покачала она головой, и в ее безумно красивых глазах отразился сжавшийся, рано поседевший мужчина с затравленным взглядом. – Неужели ты думал, что для меня так важно, как ты выглядишь? Неужели ты поверил в то, что я на минуту, на секунду забыла о тебе? Была ли хоть одна ночь без мысли о тебе? Был ли хоть один день без дум о тебе… А мои письма?

– Прости, Айша. Я боялся отвечать тебе… Хотел, – порывисто прижал руку к сердцу Смагул и, судорожно глотая воздух, выдохнул, – Я хотел, чтобы ты поскорей забыла меня. Я ведь другой. Враг. А не герой, – и склонив голову, произнес, – Меня потрепала жизнь. Я не ровня тебе. Я подарю цветы. И исчезну… Навсегда.

– Значит, ты не любишь меня?

– Айша, что ты такое говоришь? – в отчаянии схватил ее руку Смагул. – Я за тебя жизнь отдам.

– Я знаю, Смагул. Я знаю, – подойдя вплотную, прошептала Айша. Она погладила его щеку. И, проведя ладонью по его волосам, прижалась к нему. И словно вдохнув его запах, прошептала. – Как долго я ждала этого мига.

Букет упал на землю.

– Айша …милая Айша, – уткнувшись в ее волосы, пахнущие нежным незнакомым ароматом, прохрипел Смагул, – Ты согласна быть моей женой?

– Да, конечно же, да, – тихо промолвила Айша.

– Несмотря на то, что я – враг народа. Что я – уголовник. Человек без адреса. Без паспорта, с жалкой бумагой, вынужденный всю жизнь бояться людей в погонах?

– Дурачок, – с улыбкой взъерошила она его короткие волосы, – Дурачок. Твой паспорт – это твое сердце. А наш адрес теперь – любовь.

«Вопреки всем проискам идеологов капиталистических монополий рабочий класс во главе с испытанным коммунистическим авангардом пойдет своей дорогой, которая привела к историческим завоеваниям социализма и приведет к новым победам дела мира, демократии и социализма…

…Чтобы создались условия …… для неуклонного подъема жизненного уровня трудящихся,……для всестороннего развития личности нового человека – строителя коммунистического общества…»45.

Прохожая – женщина с авоськой, увидев упавший букет, подняла цветы и понесла к удаляющейся паре.

Но догнав, она застала их целующимися.

Тихонько, чтобы не вспугнуть, женщина аккуратно положила букет на скамейку, и, улыбнувшись им, чему то довольная, пошла дальше по аллее.

Глава 13. Городские аксакалы46

– Эх, Смагул, ты не любишь сына. Ты не любишь Даира, – упрекала Айша, – погладь, обними. Ты словно старая печь – кряхтишь, да не греешь.

– Эх, Айша, – в мыслях отвечал он, – Сын – всего лишь часть твоего дела. Почему же люди любят детей больше, чем они их? Потому что ты творец и дети – твое произведение. И каждый вздох твоего создания отражается на всей твоей сущности.

«Разве могу я не любить его, мою кровиночку. Разве он не смысл всей моей жизни? Почему же ты несправедлива, Айша?