Земля живых (сборник)

Земля живых (сборник)

Посвящается памяти Андрея Круза

Предисловие

Pro Андрея и его фантастические миры

На дворе стоял 2009 год, книжный отдел «Ашана» заполонили черно-тусклые томики про четвертый энергоблок и бродящих вокруг него сталкеров, а в старой доброй серии «Фантастический боевик» все чаще мелькали очень похожие обложки с мужиками при ружбайках, в нехилом обвесе – и с незнакомой мне фамилией Круз. «Эпоха мертвых: начало» чем-то привлекла, купил и прочитал. А потом…

Приводить давнее мнение, возникшее после прочтения и выложенное в Сеть, сейчас неуместно – оказалось оно не слишком комплиментарным. Думаю, сам Андрей, вспомнив о той истории почти десятилетней давности, посмеялся бы. Нрав у него был довольно крут, он тогда ответил на критику, слово за слово – и понеслось…

В 2013-м, на своей странице СамИздата, Андрей прекратил наш с ним сетевой срач четким мужским предложением: забыть, пожать друг другу руки и просто писать фантастику. Так и сделали. Через пару месяцев он предложил приехать в Германию на тактическое учение, пообещал много интересного и уйму стрельбы. К сожалению, не сложилось и лично мы так и не встретились.

Сейчас, спустя почти десять лет после первой прочитанной его книги, пишу предисловие к сборнику, посвященному его памяти. И, как бы это ни показалось странным, не стану перечислять подмеченные качества Андрея Круза как человека, пытаясь донести свою личную позицию. Лучше рассказать о моем взгляде на его книги, причем с точки зрения не писателя, а читателя. Полагаю, многие авторы сборника думают так же.

Андрей Круз писал о том, что любил. Его неприкрытая страсть к суровым «мужским» вещам – оружию, снаряжению, серьезной технике, – чувствовалась в каждой книге. Возможно, именно эта страсть и подарила Андрею так много читателей, вывела его в топ русскоязычных писателей-фантастов. Да, тиражи романов Круза не могли сравниться с тиражами Лукьяненко, Панова или Семеновой. Наверное, его этот вопрос и не заботил. Андрей четко знал: его книги найдут своих читателей – и не ошибался.

Знаю, что многие авторы не понимали причину роста его популярности, пеняли на засилье ТТХ и матчасти, на шероховатый язык, чуждый изящным литературным оборотам.

Причина проста: Андрей Круз был в душе авантюрист, и, родись он несколькими веками раньше, полагаю, наверняка первым бы пересекал океаны и прерии, открывал неизвестные земли, воевал с дикарями-каннибалами – ведь авантюрный склад характера, если уж есть, не даст усидеть на одном месте.

Не сложилось: эпоха другая, все неведомые земли открыты, и пересечь океан можно за несколько часов, проведенных в комфортном кресле «Боинга». И Андрей, человек нашего времени, смог реализоваться на страницах своих романов. Авантюрная же проза, наполненная головокружительными приключениями, всегда останется в цене, и число почитателей талантливо написанных в этом жанре книг никогда не убавится.

Андрей Круз любил оружие, Андрей Круз разбирался в оружии, и Андрей Круз был гуру выживанцев. Скольким начинающим фантастам задали планку его книги? Очень многим. И найти «фирменные» приемы Андрея в книгах других авторов жанра несложно. Но у него те же приемы получались как-то особенно – непередаваемо лично и по-мужски.

«Земля лишних», «Эпоха мертвых» и «Мир тьмы» – три основных сольных цикла Андрея: неофитам, лишь начинающим знакомиться с творчеством Круза, эти книги откроют много интересного. Динамичного. Жесткого. По-настоящему мужского.

Он не чурался экспериментов, и «Лучший гарпунщик», изданный как «Ветер над островами», «Рейтар» и последние книги это доказывают. И если поначалу, столкнувшись с неприятием читателями авторских новаций, Андрей возвращался к привычным темам, то чем дальше, тем больше он стремился выйти за рамки жанра. И очень жаль, что мы не сможем больше оценить новые результаты его творческого поиска и желания удивить своих читателей.

Спасибо тебе, Андрей. «Я Еду Домой» всегда будет стоять на моей книжной полке. И прощай.

Дмитрий МанасыповСамара, 05.05.18

Часть первая

Братья наши мертвые

Шимун Врочек

Русские в «Космосе»

Недавно умер писатель Андрей Круз. Мы не были лично знакомы.

Поэтому я не буду говорить о нем лично. Уверен, он был прекрасным человеком и другом… А его книги радовали и будут радовать миллионы читателей даже после его смерти. Я скажу о печали.

Все мы кого-нибудь теряли.

В этот момент в киноленте нашей жизни появлялся засвеченный, темный слайд. Или целый обожженный кусок кинопленки, направить на который луч света было бы слишком больно.

И тогда появляется желание схватить монтажные ножницы и вырезать этот кусок к чертовой матери, и спрятать. Чтобы боль наконец ушла. Чтобы кинолента нашей жизни снова выглядела целой.

Не делайте так, пожалуйста. Отвыкайте от людей постепенно. Это невероятно больно. Дайте им собрать вещи, сесть на поезд в светлый край, заказать чай у проводницы… Дайте им уехать, болтая и смеясь, и жить в наших воспоминаниях. И когда поезд тронется, тихонько помашите им с перрона. Можно плакать, но, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, продолжайте улыбаться. Потому что вы их любите.

Пусть, когда мы уйдем, о нас останется лишь светлая, чистая печаль. Словно затихающий звук гитарной струны.

Вечная память, Андрей.

«Ураган» – зверь-машина, поэтому мне не доверяли. Оно и к лучшему. Я бы, наверное, не удержался, вдавил разок от души. Там в движке моща космическая, на орбиту можно запросто улететь. За рулем «урагана» прапор с допуском, он сидит в левой кабине с офицером, а в правой кабине – дозиметры, генератор, вся техническая байда.

Я потихонечку за рулем автобуса – везу комплект «звездочек», от лейтенанта до полковника. Офицеры в салоне сладко дремлют, обняв автоматы. На такое дело нам положено ходить с оружием, даже мне пистолет выдают. Я «погоны» с вечера собирал по городу, с частных квартир, из военного городка, а утром, когда все заканчивалось, развозил отоспавшихся обратно. А потом тащил их «калаши» оптом в оружейку. Видели фильм «Коммандо»? Там Шварц идет, увешанный оружием по брови? Так это я, в розовых лучах утренней зари.

Вообще, люблю ночью ездить. Печка автобуса тихонько гудит, тепло, за окном темный лес мелькает. Хорошо.

Боеголовки мы возили только ночью. Чтобы штатовские спутники не застукали. Огромный «ураган» прет себе, не включая фар, как огромная черная тень. Перед ним, метрах в пятистах, движется «урал»-бытовка с двумя отделениями охраны, там автоматчики с офицером. На каждой своротке высаживают по солдатику, перекрывают съезды, чтобы никто не выскочил атомной машине в стратегический бок. За «ураганом» иду я на автобусе, а за мной – еще один «урал», тоже в полукилометре: он собирает солдатиков, оставленных на своротках.

Таким караван-сараем и движемся до подземной пусковой. Снимаем боеголовку, загружаем на «ураган» и прем обратно на базу – там ее проверят до винтика. И все за одну ночь. Или за две, если пусковая далеко. Тогда мы днем стоим, маскируемся и отсыпаемся.

А через две ночи обратно – ставить боеголовку на место.

Местные и так знали, кто тут по ночам ядерные боеголовки туда-сюда возит. Завидев «урал», сами съезжали на обочину и ждали, пока «ураган» пройдет мимо. Он же широченный, в две полосы. Однажды, было дело, неместный один выскочил, да и решил, что он тут самый джигит.

И прет себе по пустой дороге на приличной скорости. Лоб в лоб.

За рулем «урагана» тогда сидел прапорщик Севцов, ехидный, как все старые прапорщики. Ему даже палец в рот класть не надо, ему только намекни – он у тебя все пальцы откусит. По жопу боевого товарища.

Севцов спокойно дождался, когда «жигуленок» подойдет ближе. И врубил фары в последний момент. Порадовался за «Гастелло».

Мужик за рулем «жигуленка», наверное, совсем о… очень удивился. Удивишься тут, когда на тебя такая дура прет, вполнеба. И светит прожекторами. Джигит ударил по тормозам. Визг и скрежет. «Жигуленок» вывернулся и улетел с дороги, в кусты на обочине. «Ураган» даже не дрогнул, так и продолжал идти ровно.

Я проезжаю на автобусе, а там в кустах просека и дымится что-то. Словно профессор Пржевальский решил добраться до Монголии прямо отсюда. С матом и жигулями.

А не лезь, когда советский ядерный щит прет на техническое обслуживание.

* * *

1993 год, август

– Короче, пацаны, не отсвечиваем и ждем Борю, – сказал нам Киря. – «Поляна» накрыта, пошлите жрать, пожалуйста.

Боря – бывший морской диверсант, «пиранья», служил на Черном море, через границу с одним ножом ходил, а сейчас он второй человек в бригаде. Служба безопасности.

Киря – юрист. Трепло феноменальное, за это и ценят.

Мы сидим в ресторане, на двадцатом пятом этаже гостиницы «Космос». С нами две симпатичные девчонки-бухгалтерши, они какой-то аудит для бригады свели. Может, по лесозаготовительному заводу, куда я Кирю возил, может, еще по какому. Не знаю, не мое дело, в общем. Бригада решила легализоваться, а бухгалтерши сделали комар носу не подточит. Теперь пацаны их душевно благодарят. «Поляна» ломится. Икра, шампанское, фрукты, закуски всех видов. Шашлык горкой, в гранатовых зернышках. Бабок не жалеем. У бригады бабок завались.

Время такое. Веселое.

А я опять водила. Поэтому водку пью умеренно, чтобы с ног не падать.

После армии я подался на Север, Самотлор осваивать. Возил трубы и вахты. Там и познакомился с Костей Длинным. Закорешились крепко. Вместе возили вахту, шабашили, чинили машины на пятидесятиградусном морозе, вместе квасили, потом в Севастополь переехали, я Ленку перевез. Люблю море. Чтобы семью кормить, я по Крыму дальнобои гонял, по половине России, по всей Украине, а затем, когда начались смутные времена, и через Польшу до Германии. Польша вообще опаснее всего, там много наших, шоферюг, полегло. Бандюки польские открыто днем грабили машины, а людей убивали. Полиции насрать было. И монтировкой я отмахивался, и в меня несколько раз стреляли. Помню, однажды уходил от погони по проселочным дорогам, гнал бешено, а в кабине оглохнуть можно от свиста. Дыры в лобовом от пуль, палец проходит. Воздух и свистел. Но ничего, оторвался.

Пока я там весело гонял, Длинный крутил дела: продать там, купить, подвезти, а потом пересекся с Борей, своим старым другом-диверсантом. Тот Длинного в Москву позвал, а Длинный меня с собой сосватал. Так я и оказался в бригаде.

– Серый, глянь, Боря подъехал? – сказал Киря. Я встаю и иду мимо молдаван к балкону.

Молдаван в бригаде двое. Один квадрат размером два на два, шея как Останкинская башня, кмс по вольной борьбе, уши изуродованы – розовые оладьи свисают, лицом чувствительного человека убить можно. Такой Кинг-Конг. Кликуха Батый, не знаю почему. Может, потому что русских не любит. Другой – Юра, его так и звали Молдаванин, хотя он русский из Кишинева, ростом ниже меня, щуплый, курносый, всегда молчит. На первый взгляд кажется, что Батый опаснее Молдаванина, но нет. Юра – это ходячая смерть. Его даже Боря опасается, мне кажется. Хотя Боря вообще ни фига не боится.

Мы на даче под Москвой жили. Двое молдаван и я с Длинным. Киря обозвал нас «засадным полком» и долго ржал.

Я как-то вышел ночью отлить, а Юра там, в подсобке, топор точит. Я спрашиваю: «Ты чего это задумал?» – он улыбается. Так и разговорились. Оказывается, он ночью спать не может, а если днем спит, то сидя и вполглаза. Привычка. А инструмент точил, чтобы от безделья не маяться. Молдаванин – настоящий солдат удачи, прошел Афган, Карабах, Приднестровье. Высшие награды от правительства Армении и Молдовы. Только Юре на них плевать. Он только две вещи ценит: деньги для семьи и войну.

Я, говорит Молдаванин, сюда приехал, думал, тут дело будет. Настоящее, опасное. А тут скучно. Сидишь на этой даче… Я не могу, когда скучно, я с ума сходить начинаю. У меня зависимость от войны, Серый. Я на войне, как на игле.

Вот сейчас Молдаванин сидел скучный за столом и только водку глушил. Даже в лице не менялся, перепить его невозможно. Молдаванам, похоже, наверху дополнительную печень выдают. Кивнул мне и снова наливает.

Я закурил и выглянул с балкона. Стемнело уже, парковка освещена фонарями. Де Голль торчит, как средний палец. Наши «тачки» кучно стоят. Потом смотрю, знакомая серебристая точила заворачивает на пандус. Ну все, Боря приехал. Теперь бухать будем по-серьезному. У Бори здесь номер, трехкомнатные апартаменты, есть где погудеть. На неделю зависнут. А мы завтра с Длинным на самолет – и в Крым. Типа в отпуск.

Точно, Боря. Его зеленый пиджак. Боря вышел из «бумера», огляделся и вразвалочку пошел ко входу.

И тут появился мудачок.

Это позже мы узнали, что мудачков трогать не стоит. А лучше мочить их с расстояния, из крупного калибра. А тогда кто ж знал? Тем более что у Бори и ствол при себе был.

Мудачок расхлябанной походкой шел к Боре. Диверсант наш насторожился, замедлил шаг. Зырк, зырк по сторонам. Я уже собрался пацанов звать, но не успел. Боря расслабился. В Боре два метра, он сейчас еще жирком зарос, такая живая медная статуя. Его взгляда даже дети пугаются. Что ему какой-то мудачок.

А мудачок идет и руки к нему протягивает. Алкаш, по ходу. Совсем берега потерял.

Я аж вздрогнул, представив, что сейчас с ним будет. Но Боря просто его толкнул. Мудачок покачнулся и упал, Боря пошел дальше.

Мудачок встал и побежал на Борю. Камикадзе хренов!

В последний момент Боря развернулся и вдарил ему от души. Мудачка на несколько метров откинуло, он грохнулся затылком на асфальт – словно мешок с тряпьем, а не человек. Боря вошел в гостиницу. Мудачок остался лежать.

Я помедлил. Убил он его, что ли? Черт. Нет, мудачок зашевелился и начал вставать. Нормально алкаш удар держит, я бы уже помер…

Я затушил окурок и вернулся в ресторан.

Вошел Боря и сразу к нам. Он вообще везде ориентируется в две секунды, одно слово – диверсант.

– Полотенце дай, – сказал Кире. Боря взял бутылку «Абсолюта» и щедро полил ободранную руку водкой. Розовая вода закапала на скатерть.

Взял и замотал кисть. На белой ткани салфетки проступило бледно-кровавое пятно.

– Ты чего? – удивился Киря.

– Да забор одному поправил, – сказал Боря. – Весь кулак ободрал. И пиджак запачкал, блин. Че ты резину тянешь? – это уже Длинному. – Наливай.

Я же говорил, Боря быстрый. Нет, мгновенный.

Боря опрокинул стакан и сел. Выдохнул. Даже закусывать не стал.

– А алкаш, по ходу, из этих, – сказал Боря задумчиво. – Интуристы, блин.

– Это почему? – Киря почесал затылок.

– Так негр он, – обыденным голосом сказал Боря. – Представляешь?

Лева гулко засмеялся. Лева – бывший боксер, мастер спорта. Он «серебро» по Казахстану брал в тяжелом весе, прежде чем попался на фарцовке валюты. Потом «присел отдохнуть» на десять лет. Как начался развал Союза, Леву выпустили.

Рядом с Левой сидит Вован – словно его брат-близнец. Только Лева огромный, тяжелый, в «адидасе», с золотой цепью на шее, а Вован мелкий. Но тоже в «адидасе» и с цепью. И даже бритый налысо, как Лева. Только Лева при этом выглядит мощно и угрожающе, а Вован как ощипанный цыпленок. У него особая, сидельческая худоба. Впалая грудь и худая, морщинистая шея.

Вован – гость бригады.

Вован выпил и проводил взглядом делегацию сенегальцев… Или кто они там? В общем, целая вереница негров прошла мимо нас. Вел их рыжий парнишка, с виду русский. В очках, растянутом свитере с оленями, поверх свитера – пиджак с квадратными плечами. Смешной. Он что-то объяснял на чистом русском языке. Сенегальцы прошли мимо нас и заняли большой стол в следующем отсеке. К ним тут же побежали халдеи. Оно и понятно, валюта, все дела.

– А эти что здесь забыли? – удивился Боря.

Все повернулись и посмотрели на сенегальцев, словно до этого их не видели.

А я почему-то посмотрел на Борю. И как-то мне не по себе стало.

– Боря, – сказал я.

– Че?

– А ты чего такой…

– Какой такой? – Боря даже повернулся ко мне.

– Зеленый. Траванулся, что ли?

И правда, он совсем бледный стал, с прозеленью. Еще и в поту весь, от пота лоснится, словно из графита сделан. И главное, глаза.

Глаза у Бори стали совсем нехорошие.

Я вспомнил, такие глаза были у польского бандюка за секунду до того, как он начал в меня стрелять. Черт.

– Эй! – Боря щелкнул пальцами. Официант тут же подбежал, склонился услужливо.

– Водки хорошей, похолодней. Бутылки три. Чтобы ваще ледяная, понял? Быстро! Стой. – Халдей остановился. Боря кивнул в сторону негров: – Эти кто?

– Делегация из Африки, – ответил официант. – Они со вчерашнего дня в нашем отеле живут.

– Ну-ну, – сказал Боря. Бросил на стол несколько купюр. – Водку неси. И позови того… рыжего…

Официант убежал рысцой. Через несколько минут к нашему столу приблизился тот русский паренек. Очки опасливо сверкали на его коротком носу.

– Эй, ржавый, подойди сюда, – благодушно позвал Киря. – Давай, не бойся. Не обидим.

Рыжий нехотя подошел.

– Вы что-то хотели? – голос у него дрогнул. Бригаду все боятся, особенно почему-то интеллигенты. Словно у них есть что брать.

– Тебя как зовут? – спросил Боря ласково. Вообще, это фирменная манера бригадных. С равными разговариваешь, словно проверяешь. А этого что проверять? Он явно лох педальный.

Но не барыга. Барыги не заслуживают никакого уважения. А лох может пригодиться, и вообще, что его зря тиранить?

– Алексей, – сказал Рыжий.

– А что ты с этими? – Боря кивнул на сенегальцев.

– Сопровождающий от института. Меня назначили.

– Так ты за Африку бакланишь? – удивился Киря. В смысле «говоришь по-сенегальски».

Студент помотал головой.

– Нет?

– Я даже английский со словарем, если честно. Не, просто у них половина по-русски говорит лучше меня. Учились здесь в разные годы. Делу марксизма-ленинизма в основном. А сейчас привезли своего принца – будет в нашей Керосинке осваивать нефтегазовое ремесло.

– Принц? – заинтересовался Боря. – Это который из них принц?

– Вон тот, в зеленом.

Боря пригляделся.

– Жирный? – спросил с сомнением.

– Нет, рядом с ним. Толстый – это его дядя, начальник охраны. Принц молодой, перед ним еще тарелка золотая. Видите? Ему по традиции нельзя есть иначе как с золота. Иначе он опозорит свое звание «принца».

– Эдди Мерфи, – сострил Длинный. Пацаны заржали. По мне, так вообще не похож, только шапочка круглая, как у Мерфи была в «Поездке в Америку». Ничего так фильмец. Мы, сидя с Длинным и молдаванами на даче, уже миллион фильмов посмотрели. Некоторые по несколько раз. А что еще на даче делать?

А мне девчонки-бухгалтерши сказали, что я похож на Мерфи в «Полицейском из Беверли-Хиллз». Аксель Фоули. Ну, я не негр, но смуглый по жизни. И волосы жесткие, как проволока, и курчавые. И такой же резкий, как Фоули. Так что нормально, мне нравится. Я подмигнул Юле через стол. Она улыбнулась.

– Говоришь, он в нефтегазе будет учиться? – уточнил Боря.

– Да, а что?

– Получается, нефть у них там нашли?

– Нефть? – Рыжий поморгал. – Да, вроде нашли. А… а что?

– Пойдем познакомимся, – Боря подмигнул Кире. Юрист усмехнулся, намахнул стопку. Выдохнул, с хрустом скусил огурчик. Вытер губы, отложил салфетку, встал. Опять пацаны какую-то аферу задумали.

– Пора с неграми о делах побазарить. – Киря отправился к сенегальцам. Через две минуты он уже сидел там за столом, пил с сенегальцами водку и болтал языком. Потом начал показывать на пальцах и черкать на салфетке – явно цифры пошли. Уже дела крутит.

Вообще, одно из сильнейших ощущений от бригады – нет ничего невозможного. Пацаны такие дела крутят, только успевай поворачиваться. Уровень страны. Раньше я думал, это когда еще советское время было, что делами мира управляют какие-то особые люди, их для этого специально учат и воспитывают. Оказалось, нет. Столько мудаков и идиотов, как при власти, я больше нигде не видел. А пацаны умные. Они этот мир взяли в свои натренированные спортом руки и вертят, как хотят. И они щедрые, за бабло не держатся. Это во власти в основном барыги сидят, что за копейку удавятся и других удавят. А пацаны барыг презирают и ненавидят.

Сейчас и с Африкой что-нибудь сообразят. Отправят братьям-неграм десять вагонов списанного нефтегазового оборудования из Бобруйска или Баку – по-братски за «зеленые». Или еще что. Может, тот же лес.

– Эй, Рыжий, – Лева почесал затылок. – А че им, больше некого отправить было? Ну, учиться? Че сразу принца-то?

Рыжий помедлил.

– Давай, колись, – добродушно сказал Лева. Рыжий покосился на великана-боксера.

– Говорят, у них там эпидемия в стране началась, – сказал Рыжий. – Какой-то вирус. Поэтому, говорят, принца срочно в Москву отправили.

– Спидяра? – спросил Боря. Голос дрогнул.

Спида все боятся до усрачки. Киря рассказывал, как Лева-боксер однажды пытался два презерватива надеть – один на другой, чтобы от СПИДа застраховаться. Ему подозрительная шлюха попалась. Вот Киря ржал, да.

– Не, там что-то другое, – пояснил Рыжий. – Очень странное. Они не рассказывают, я случайно услышал, когда толстый дядя водки перепил. Он все говорил, что зараженные чуваки из провинции идут на столицу. Армия разбегается и не может остановить зараженных. И все мы, мол, скоро умрем. Поэтому они и сбежали в Москву.

Мы переглянулись. Юра Молдаванин взял стул и сел поближе. Я оглядел стол. Девчонки-бухгалтерши щебетали о чем-то своем. И хорошо. Их Лева с Вованом развлекали. Незачем девчонкам знать о всяких ужасах.

– А что за болезнь? – говорю. – На что похоже-то?

– Ну, я сам не видел, конечно. Но говорят, они… как сказать… кивают.

Рыжий почесал курносый нос. Я тоже почесал, только затылок.

– Че? – говорю.

– Кивают они все время. И остановиться не могут. Как деревянные болванчики.

Не знаю, про каких болванчиков он говорит, а я почему-то вспомнил шоферский оберег – их из капельниц плетут. Висит такой под потолком кабины «урала», шея из витой трубки, и дрожит. Вверх-вниз, вверх-вниз. Я представил, что такое с живым человеком, и мне аж муторно стало.

Когда Рыжий ушел к своей делегации, я передернул плечами. Ладно, это в Африке, не в России. Все-таки другой континент.

От этих дурацких историй у меня проснулся волчий аппетит. Я навернул шашлыка, добавил оливье, заполировал водочкой. И сразу стал лучше себя чувствовать. Поесть это вообще первое дело.

– Серый, – сказал вдруг Молдаванин.

Я поднял голову. Что-то меня начало в сон клонить. От сытости, похоже. Покурить надо, вот что. Подышать никотином, проветрить мозги. Я достал сигареты, зажигалку. Но закурить не успел…

– Видишь? – спросил Молдаванин. Вот упорный.

Я не сразу сообразил, про что Юра. Но понял, что дело серьезное. Молдаванин просто так рта не раскрывает.

– Где? – я повертел головой.

– Вон туда смотри. Странные типы.

И верно. В ресторан «Планета» ведет длинный узкий коридор. И по этому коридору медленно и уныло бредут какие-то инвалиды. То есть это я сначала подумал, что инвалиды. Они шли молча и дергано, словно им кости переломали. У кого руку, у кого ногу, у кого ребра. Утро в городской поликлинике, блин. День травмы.

– Что-то не так, – сказал Молдаванин.

Я кивнул. У меня даже нутро заледенело от ощущения «что-то не так». Я встал и поставил перед собой стул. На всякий случай. Положил руки на спинку – если что, стулом можно отлично драться. Пальцы подрагивали – адреналин попер. Люблю это чувство. Скоро драка.

– Что там студент говорил? – спросил я.

Мы с Юрой переглянулись. Потом снова посмотрели на «инвалидов». Они приближались медленно и устало, словно их тянули к нам тросом, как бурлаков на Волге. Теперь я почувствовал, как от них воняет. Головы «инвалидов» качались, как у игрушечных болванчиков.

– Они кивают? – сказал Юра.

– Шухер! – заорал я.

* * *

– Америкэн бой, уеду с тобой. Уеду с тобой, Москва, прощай… – запела группа «Комбинация» на весь ресторан. Они что, специально эту песню поставили?

На секунду все застыло, словно в немом фильме. «Инвалиды» надвигались. И кивали, кивали… Жутко. У меня холодок пробежал между лопаток.

– Мочи козлов! – заорал вдруг Боря. Это был сигнал. И мы начали мочить. Когда действуешь, страх исчезает…

– Америкэн бой, америкэн джой! – надрывалась музыка.

Я бил и бил стулом, пока не взмок. Руки налились свинцовой тяжестью.

Драться с мудачками врукопашную – все равно что бить подушку палкой. Боли они не чувствуют, переломов не замечают. А только прут на тебя и прут. Их голод гонит. Мудачки медленные, но когда их много – это страшно.

В итоге мы выработали тактику. Похватали стулья и выставили их ножками вперед, как копья. И встали плечом к плечу, что твоя древнегреческая фаланга. Справа плечо товарища, слева плечо товарища. И давим массой. А избранные, вроде Бори, лупили поверх наших голов, выбивая «инвалидов» одного за другим.