Полная версия
Любовь литовской княжны
– Как же тогда ты воюешь, великий царь? – с некоторой грустью спросил Василий.
– Когда твое войско, княжич, исчисляет многие тысячи нукеров, – не без гордости вскинул подбородок царь Тохтамыш, – твой поход начинается с того, что ты высылаешь вперед доверенных и хорошо обученных лазутчиков, каковые изучают пути, дабы понять, сколько путников они способны принять, а также ищут и размечают удобные места для стоянок. В эти места к назначенному сроку купцы доставляют потребные припасы… Дрова, скот, сено… А если нужно, то и работников, каковые разделают мясо и разобьют лагерь. И токмо в этом случае твои полки смогут мчаться вперед по сорок верст в день, лошади будут свежи и стремительны, а люди постоянно бодры и сильны для битвы.
– Государь! Но если обоз с ратным снаряжением находится от нас в двух днях пути, то что случится, коли на нас внезапно нападут вражеские полки? – полуповернулся в седле Василий, обращаясь к Тохтамышу. – Ведь мы почти что безоружны!
– В двух днях пути впереди идут дозоры, – небрежно пожал плечами правитель Орды. – Коли они заметят врага, нам достаточно просто остановиться. Обозы нас догонят, правое и левое крылья армии подтянутся к нам, воины получат броню и стрелы, и мы встретим подступившего врага отдохнувшими и во всеоружии!
– Но при этом мы опоздаем к следующей назначенной стоянке! – напомнил княжич.
– Когда случается битва, сие не является главной заботой, – рассмеялся Тохтамыш. – Но ты прав, порою нарушаются самые лучшие из планов. Однако же, как ты помнишь, без обоза моя армия все-таки не передвигается. У нас всегда есть припасы на две-три недели. А там… Либо ты победил, и все остальное уже не так важно, ибо армию можно распускать для изгона[8], либо…
Здесь правитель Орды запнулся и своей мысли не завершил.
– Я полагаю, стоянки удается готовить заранее токмо на своей земле? После перехода вражеских рубежей сие уже не получится? – поинтересовался Василий.
– Ну почему же? – не согласился Тохтамыш. – Не везде подданные так уж любят своих правителей, чтобы отказываться от хорошего прибытка, не везде местные жители догадываются, зачем чужеземцы платят им за убережение их же пастбищ от потравы. Во многих местах полки просто встречаются на переходах с заранее высланными к нужным переправам или городам торговцами, как бы случайно везущими товары, пригодные для армейской стоянки. Орда собирает многотысячные армии уже не первый век, и мы умеем водить их в дальние пределы. Если начать подготовку к походу за полгода, а лучше за год до войны, то несложно довести даже двадцатитысячную армию хоть от волжского Булгара и до самого Танжера!
– У тебя умелые воеводы, великий царь… – склонил голову перед ордынским правителем московский заложник.
Василий Дмитриевич впервые начал ощущать все могущество державы, раскинувшейся к югу от московской Руси. Державы, собирающей для походов тысячи нукеров с такой же легкостью, с какой русские князья собирали сотни, и главное – умело этими тысячами управляющей. Ведь московская дружина всегда просто и бесхитростно шла лесными трактами вслед за великим князем! Ела то, что везла с собой, и сражалась там, где сталкивалась с врагом. На чем вся боярская ратная наука и заканчивалась.
И от сего тоскливого понимания настроение будущего правителя русской державы как-то сразу ухудшилось. Небо стало казаться выцветшим, трава мертвой, земля каменной, а лошадь – совсем даже не ходкой и непослушной…
13 сентября 1385 годаПриморская степь в одном переходе к югу от ТерекаОднообразное походное движение царского отряда прервалось около полудня появлением запыхавшегося гонца – без шапки, одетого в изрезанный до состояния лохмотьев бурый халат, без щита и копья, однако опоясанного добротной саблей с обмотанной кожаным ремешком рукоятью. Серый низкорослый скакун татарина хрипло дышал, готовый упасть на землю, а его шкуру покрывали крупные хлопья розовой пены.
Скатившись с седла, нукер упал на колени, ткнулся лбом в сухую гулкую землю:
– Передовые дозоры столкнулись с черкесами, государь! – выдохнул он.
– Столкнулись или сразились? – натянув поводья, уточнил Тохтамыш.
– Во славу твоего имени отдали свои животы многие храбрые воины, государь! Но мы не смогли взять пленника для допроса, государь! Мы виноваты, великий царь, смилуйся над нами!
– Я вижу, ты тоже дрался и пролил свою кровь. – Тохтамыш расстегнул поясную сумку, достал сверкающую золотом монету и бросил гонцу: – Вот, купи себе новую броню вместо испорченной. Пусть твоя будущая храбрость искупит случившуюся неудачу. Ты можешь отдохнуть.
– Благодарю, великий царь. – Сцапав награду, нукер снова ткнулся лбом в землю, а Тохтамыш тронул пятками коня, переводя его на широкий походный шаг.
К нему приблизился престарелый воевода Нур-Берды: седовласый, с белой же окладистой курчавой бородкой на морщинистом выцветшем лице. Одевался воин на русский манер: парчовая ферязь поверх атласной рубахи вместо халата, полотняная округлая шапочка с собольим хвостом на боку и лайковые сапоги вместо войлочных. По слухам, воевода происходил откуда-то из Булгарского улуса и вполне мог оказаться кем-то из московских переселенцев.
– Похоже, друг мой, черкесы боятся персов больше меня, – скривившись, сказал правитель Орды. – И вместо того, чтобы мирно пропустить наши тумены, они возжелали сечи. А ведь я предупреждал, что острие моего копья направлено не на них! Или, может статься, эмир Абу Мухаммед или шах Шуджа[9] прислали им помощь?
– Купцы из Дербента не видели проходящих через город полков, государь, – степенно ответил старый воин. – Иначе они обязательно прислали бы весточку. В Астрахани сидят наготове несколько гонцов с лучшими арабскими скакунами на тот случай, коли понадобится доставить важные сообщения. Но вестей нет. Посему, полагаю, здешние князья собрались сражаться в одиночку.
– Без помощи со стороны им не собрать больше двух тысяч всадников!
– Местные князья еще не испытывали твоего гнева, государь, – слегка склонил голову воевода, – и потому они куда больше опасаются персидской обиды, коли пропустят тебя без битвы, нежели сражения с твоими туменами.
– Значит, пусть испытают, – кивнул Тохтамыш. – Стягивай крылья для битвы.
– Впереди, в одном переходе, течет Сулак, – вытянул руку куда-то влево Нур-Берды. – Если мы перейдем реку и встанем за ней, то у нас будет вода, а у черкесов нет. Но тогда надобно свернуть с размеченного пути и скакать до поздней ночи.
– Отдохнем там, – без промедления решил ордынский правитель. – Прикажи поворачивать!
Этот вечер стал первым, когда знатные путники ночевали без крыши над головой, да еще на голодный желудок. Дойдя под звездным небом до назначенного воеводой места и перейдя вброд широкую, шагов пятьдесят, но мелководную – только стремена намочили – реку, всадники сами расседлали лошадей, отпустив их с коноводами, расстелили попоны прямо на сухую траву и легли спать, подложив седла под голову вместо подушек. Все – даже великий государь Волжской и Заяцкой Орды Тохтамыш.
Однако уже к полудню нового дня возле озера появились кибитки с припасами: дровами, арбузами, вяленой рыбой, еще через пару часов в центре стоянки выросла крытая алым и желтым атласом юрта – и походная жизнь вернулась в привычное русло.
Ордынская армия стремительно разрасталась – что ни час, к лагерю подходили с разных сторон отряды в несколько сотен, а то и тысяч всадников. Татары спешивались, скидывали походные вьюки – и отдавали скакунов коноводам, каковые уводили лошадей куда-то за горизонт. И да – трава вокруг лагеря стремительно исчезала под копытами и в желудках многих тысяч голодных животных.
На третий день впереди, верстах в пятнадцати, возникла темная полоса, каковая в ночи тоже расцветилась множеством костров.
В ордынский же лагерь тем вечером наконец добрался огромный ратный обоз. Копуша и Пестун, отыскав княжича, в порыве радости даже обняли паренька, забыв на миг о его знатности и своем холопьем положении.
– Сказывай, Василий Дмитриевич, как ты тут? – придирчиво ощупал воспитанника Пестун. – Как поход, что видели, что случилось, каково тебе середь ордынцев?
– Скучно, – пожав плечами, кратко ответил заложник. – Спим, едим да скачем. Право слово, в мектебе сидеть и то интереснее.
– Ну, сие ненадолго, – развязывая узел одного из мешков, пообещал Копуша. – Коли царь полки вместе стягивает, стало быть, сеча завтра-послезавтра случится. Татары долго на месте стоять не способны, у них от бескормицы кони дохнут. Им либо наступать надобно, либо драпать. Третьего не дано…
Воспитатель вынул увесистый замшевый сверток, откинул края и достал на свет княжеский доспех. Встряхнул, развернул на мешках.
Это был юшман: кольчуга панцирного плетения с закрепленными на груди чернеными пластинами, на которых на двух языках, на русском и на арабском, золотом была наведена надпись: «Да пребудет милость Божия на Его воинстве!»
– Пластины толстые, крепкие, – тут же торопливо напомнил дядька. – Скользящий удар сдержат легко. Но под прямой укол лучше не подставляйся! Кольца порваться могут. И поминай тогда как звали! Ради облегчения позади плетение тоньше сделано, с размаху даже мечом прорубить возможно. Посему, почуешь опасность – крутись, али щит на спину забрасывай!
– Да помню, Копуша, помню, – кивнул княжич. – Ты меня сему все годы, сколь тебя знаю, учишь. Напрыгался с мечом вдосталь, не зазеваюсь.
– С учителем али с друзьями попрыгать, деревянной сабелькой махая, это одно, – наставительно произнес Пестун. – Ан в сече настоящей оказаться ужо совсем другое.
– Поддоспешник! – встряхнул длинную, почти до колен, серую войлочную куртку Копуша. – Материал тут, сам видишь, в палец толщиной. Не всякий нож даже без кольчуги прорежет. Да еще на груди запах. Почитай, вдвое толщина увеличена. На спине же, опять выходит, все тоньше.
– Да я спину ворогу показывать и не собираюсь! – натянуто засмеялся Василий, в животе которого зашевелился какой-то неприятный холодок. Словно бы там появился голодный червячок, сосущий силы юного княжича.
– Прямо сейчас и надевай, – еще раз встряхнул поддоспешник дядька. – Дабы потом, коли нужда срочная возникнет, в броню скорее забраться.
– Да жарко же, Копуша! И чего я един среди всех в броне ходить стану?
– Жарко не холодно, – мотнул головой холоп. – Надевай!
– Лучше быть потным, да живым! – поддержал Копушу Пестун. – Давай, давай, застегивай!
Не дожидаясь ответа, они распустили воспитаннику ремень, сняли с него ферязь, накинули поверх рубахи поддоспешник, запахнули, зацепив медными крючками за петли на боку, опоясали. Княжич волей-неволей подчинился – но, едва вырвавшись из рук дядек, тут же ушел в царскую юрту.
К его удивлению, большинство татар здесь тоже сидели в поддоспешниках – кто в простых войлочных, как у него, либо в пухлых стеганых, прошитых для прочности проволокой и конским волосом, а иные – и в нарядных, крытых атласом и шелком, украшенных шитьем и парчовыми накладками. Такими поддоспешниками, в каковых и на царский прием явиться не стыдно.
Княжич попал на самый разгар воеводского совета – командиры отдельных тысяч и сотен оживленно спорили по поводу грядущей битвы.
– Нас больше почти впятеро! – горячо доказывал розовощекий воин лет тридцати, в пухлой атласной жилетке, прошитой ромбиками. Причем вместо нити там поблескивала серебряная проволока. – Развернуться широкой лентой, двинуться всем разом, охватить с краев, окружить да уничтожить!
– Черкесы тоже не дураки, бек Чалтан, – возразил ему умудренный опытом Нур-Берды, стоящий чуть позади и слева от государя. – Коли они увидят, что мы пытаемся их окружить, они сразу отпрянут и уйдут! И гоняйся потом за ними по всем землям, вместо того чтобы поход продолжать. А коли прозевать ворога – отпустить, не уничтожив, – так опосля черкесы станут отряды наши тревожить и обозы походные разорять. Посему нельзя нам их упускать! Здесь, на месте, истребить надобно!
Тохтамыш, сидевший, поджав ноги, на ковре, молча перевел взгляд на другого татарина, могучего телом, особенно в области живота, непривычно желтолицего и с узкими раскосыми глазами. Тот кашлянул, пожал плечами:
– Выставить вперед малый отряд, остальные спрятать. Когда черкесы в сечу ввяжутся, главные силы в обхват пустить и пути отхода им отрезать!
– А то им неведомо, какова наша армия размером! – тут же возразил Нур-Берды. – Засадный полк – сия уловка всем давно известная, и черкесы ее будут ждать.
– Ты токмо ругаешь всех, мурза, а сам ничего не предлагаешь! – обиделся узкоглазый толстяк и обеими руками с силой дернул себя за ворот халата.
– Широким охватом надобно идти, – мрачно поведал седовласый Нур-Берды. – Не дожидаясь сечи, отправить на рассвете двадцать сотен степью по большой дуге и к вечеру за спину черкесам зайти, пути отхода накрепко заступив!
– А то у них дозоров в степи нет! – чуть ли не радостно подхватил желтолицый толстяк. – Заметят черкесы охватный отряд, развернутся да всей силой на него и обрушатся! А поскольку число воинов там выйдет равным, то удержать ворога нашим нукерам не получится. Крови прольется много, сотни татар голов и животов лишатся, ан черкесы все едино уйдут, и их придется ловить да искать по всем концам света! Посему коли уж охватывать, то здесь, на месте! Здесь мы завсегда своим отрядам, в беду попавшим, помощь оказать сможем!
– Надобно просто в лоб ударить да изрубить! – неожиданно вмешался в спор юный Джелал ад-Дин, тоже переодевшийся в поддоспешник, и тоже в войлочный, однако с вышивкой по подолу. – Атаковать и бить, покуда все черкесы не кончатся! А побегут – так гнать и рубить!
Воеводы примолкли – спорить с сыном царя и наследником престола никто не рискнул.
Тохтамыш негромко хмыкнул, огладил ладонями лицо и негромко сказал:
– Однако сие есть самое разумное за весь вечер предложение. Ударить в лоб и стоптать! Правда, и в нем имеется сильный недостаток, Джелал. Коли атаковать ворога в лоб, то потери твои выйдут никак не меньшими, нежели потери чужака. А главное искусство войны состоит в том, чтобы уничтожить армию врага, сохранив свою. Нукеры, каковым придется полечь в этой сече, мне надобны в Персии. Каждый меч и каждое копье!
– Да, отец, – склонил голову Джелал ад-Дин.
– Да, государь! Да, великий царь! – подхватили его слова остальные воеводы.
– Скажи мне, старый воин, – вскинув руку, указал пальцем себе за спину Тохтамыш. – Если бы у тебя был малый отряд супротив большой армии, как бы ты сражался за свою победу?
Василий невольно поежился: «малый отряд» в понимании ордынцев был размером с полностью исполченное войско Московского княжества, считая сюда и ближних союзников.
– Я? – Воевода задумчиво потер пальцем кончик носа. – Вестимо, я бы всей силой ударил в сторону вражеской ставки. Коли зверю голову отсечь, то от тела прочего опасности нет, как бы сильно и когтисто оно ни было. Коли повезет, может и получиться.
– А ты, бек Чалтан?
– Премудрый Нур-Берды глаголет истину.
– Ты, мурза Аластай?
– Истинно так, государь, – развел руками странный толстяк. – Надобно бить в голову.
– Вестимо, черкесы захотят того же самого, – огладил подбородок Тохтамыш. – Потребно им в сей задумке помочь. Завтра на рассвете мы выстроим всю армию, не оставляя засадных полков, по плану бека Чалтана, в очень длинную, но тонкую ленту. Для окружения общим наступлением. Пусть черкесы увидят, что прорвать наш строй не составит большого труда. Ты, мой славный Нур-Берды, выбери в полках три сотни самых лучших лучников и поставь их пешими между ставкой и строем конницы. Черкесы их за всадниками не разглядят. И позаботься, чтобы колчаны сих лучников были полны, как никогда! Посмотрим, насколько хорошо черкесы умеют сражаться с ливнем стрел. На этом все, воеводы! Поезжайте к своим сотням, готовьте их к сече. С рассветом выстраивайтесь к битве!
Воеводы, склонившись перед повелителем, все дружно направились к входному пологу – Василий поспешно метнулся в сторону, к стене, пропустил татар мимо себя.
– О, княжич! Ты здесь, дружище! – Джелал подошел к московскому заложнику, крепко его обнял: – Ну что, брат, завтра деремся?
Нездоровый смешок, каковым сопровождались эти слова, подсказал княжичу, что его друг тоже очень сильно волнуется.
* * *Холопов в царскую юрту, понятное дело, не пускали. Но едва поутру Василий вышел за полог, как дядьки тут же его поймали, отвели в сторону, натянули через голову юшман, застегнули крючки на плече, затем насадили поверх войлочной тафьи туго сидящий остроконечный шлем, расправили бармицу, затянули ремни под подбородком.
– Вот, личину в сумку кладу, – показал маску с прорезями для глаз Копуша. – Перед самой схваткой ее надевай. У наносника крепеж.
– Я помню…
– Щит вот с золотым львом на червленом поле, – показал выточенную из легкого тополиного теса «капельку» Пестун. – Ремни я проверил, прочные, сшито на совесть.
– Хорошо…
– В сечу не рвись, тебе в татарских распрях искать нечего. Себя, главное, блюди. Ну, и мы рядышком будем, коли что…
Однако быть с Василием рядом у дядек не получилось. В знатную свиту, что стояла под прикрытием разделенных на два полка телохранителей, худородных русских воинов не пустили – холопам пришлось остаться в стороне, позади ставки. Даже не в войске – а среди простых обозников, пришедших посмотреть на редкостное кровавое зрелище с ножами, да кнутами, и мешками заплечными. Драться возничие, коноводы да слуги не собирались – но вот пограбить после сражения были отнюдь не против.
Армия уже выстроилась поперек степи, когда царь Тохтамыш вышел из своей юрты, поднялся в седло вороного жеребца и в окружении ближайших советников, сыновей и самых близких слуг поскакал к замершим в строю нукерам. Сверкающие золотом и серебром доспехи, алые и желтые плащи, шелковые халаты, высокие бунчуки как государя, так и старших воевод… Даже самый глупый прохожий на много верст окрест обязательно заметил бы блеск невероятной роскоши и догадался, что на ратное поле выехала не просто еще одна ратная полусотня – а знатнейший из знатных властителей ойкумены!
– Мы слишком близко! – встревожился седовласый Нур-Берды, когда до линии ордынских всадников осталось всего лишь три сотни саженей.
– Черкесы должны видеть цель и верить в ее достижимость, – спокойно ответил Тохтамыш.
– Они заподозрят ловушку!
– Не заподозрят. У меня ведь впятеро больше войск! Я имею право на беспечность.
Ордынский царь натянул поводья только возле самых лучников, в двух сотнях саженей от передовых нукеров, и закрутил головой:
– Где мой щит? Я хочу, чтобы он был на луке седла! Мало ли, удача отвернется и дарует врагам шанс скрестить со мной клинки?
Василий от этих слов еще крепче взялся за рукоять своей «капельки», сдвинул ее вперед, прикрывая опускающимся вниз кончиком левую ногу.
Вместе с царевичами он стоял слева от Тохтамыша, почти вплотную. Ибо – являлся третьим по знатности человеком во всей татарской армии. Его не имели права обгонять даже царские телохранители – кроме особых случаев, разумеется. Но сейчас – личная охрана государя просто стояла недалече в степи, пусть и на ратном поле. А значит, первое место, во главе свиты и армии, занимал правитель; второе – его первый наследник, Джелал ад-Дин, а третье – наследник трона соседней державы.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Здесь и далее все даты даны в современном формате, дабы читатель не мучился с постоянным вычитанием 5508 лет, различающих летосчисления «от сотворения мира» и «от рождества Христова».
2
Беляны – огромные «корабли», до двух сотен метров в длину и полусотни метров в ширину, собранные из строительных материалов (белого дерева). С древних времен и вплоть до середины XX века строились в лесистых верховьях Волги и в половодье сплавлялись вниз по реке. В степных районах их полностью разбирали и продавали местным жителям.
3
«Булгарский поход» 1376 года дружин московской и суздальской под командованием воеводы Боброка.
4
Мектебе – учебное заведение, школа.
5
Гульбище – широкий длинный балкон, обычно опоясывающий весь дом или двор.
6
Фалака – любимая на востоке пытка в виде битья палками по ступням ног. Широко применялась за неуспеваемость в школах всех уровней. К образованию на средневековом Востоке относились очень серьезно.
7
Здесь и далее – пересказ идет по «Сборнику летописей» Рашида ад-Дина, единственному известному науке источнику сведений о деяниях Чингис-хана и существовании Монгольской империи.
8
Изгон – это такой маневр, когда армия расходится по вражеским владениям для насилия и грабежей.
9
Правители северных провинций раздробленного на тот период Ирана.