Боги пяти Столпов. I Наследие Черного Бога

В общей мешанине человеческих и звериных тел Волх смог вычленить группу из троих детей. Они держались поодаль от остальных и отличались спокойствием взрослого. У каждого из них рядом присутствовал зверь. Волх почему-то был уверен, что королева одарила их именно котами, но это оказалось не так. Среди них было две девочки и один мальчик. 50 на 50 – подумал Волх. – Полноценный выбор. У каштановолосового мальчика в ногах сидел черный щенок, уши которого не встали до конца, и левое забавно шлепало его по лбу при каждом повороте остроносой головы. У одной из девочек, чьи волосы цветом были подобны серебру свежевыпавшего снега, на плече сидел черный птенец какой-то хищной птицы. Как и большинство птенцов, вида он был решительно неказистого, взъерошенные редкие перья еще не покрыли кожаное тело, а громадный непропорциональный клюв заставлял птицу укладывать голову на плечи, крючком изгибая шею. Он щурил глаза, прикрывая нижние веки, отчего становился еще более нелепым. Лишь цепкие лапы выдавали в нем будущего хищника. У рыжеволосой девочки Волх едва ли смог рассмотреть нечто шевелящееся в правой ладони, похоже, это была какая-то змейка, ерзавшая на руке, подобно червяку. Волх перевел взгляд на своего сощурившегося кота и довольно ухмыльнулся. Его переполняла гордость за то, что он так выделял своего хозяина среди остальных. Троица заметила его сразу же, ведь для этого Волху не надо было делать решительно ничего, всю работу сделала громадная гора черной шерсти, сопящая слева от него. Волх потянулся, чтобы погладить кота за большим черным ухом, но тут же остановил себя, вспомнив наказание армариуса. Его ли было это желание? Или же это акшар, уловкой заманивший его свои цепкие лапы. Думы нарушило появление преподавателя в длинной мантии, чья уверенная фигура прошествовала широким шагом от дверей аудитории до кафедры, делящей пространство ровно по центру.

Урок был занимательный, и тянулся не больше часа, но даже за это время несколько неугомонных учеников ухитрились отправиться за дверь. Среди них не было ни одного из тройки студентов, замеченных Волхом перед лекцией. Все четверо с интересом и жадностью впитывали все, что щедро давал преподаватель. По всей видимости, за прошедшие полгода с начала семестра, студенты усердно изучали азбуку магов. Это были особые символы, иероглифы, заполнявшие страницы толстого учебника на руках у каждого из учеников. Волх быстро сообразил, что основой каждого из них являются словосочетания, способные действовать на неодушевленные предметы. Как видно, азбука начиналась с подчинения вещей, не имевших души и воли. Это было предсказуемо, ведь куда проще управлять бездушным предметом, чем существом, наделенным разумом. Строилось все на применении иероглифов. Нанесенный на предмет символ заставлял его парить в воздухе или перемещаться в пространстве под любой осью. Тем не менее, каждый из иероглифов был когда-то кем-то придуман, а значит, можно было создать собственный, но для этого было необходимо выучить азы. Волх понял, что для того, чтобы нагнать остальных учеников, первым делом ему следует выучить их как можно больше. Задача была нетривиальная, но выполнимая, ведь юный ученик обладал фотографической памятью, и легко запоминал страницу за страницей.

Студенты бурной рекой перетекали из аудитории в аудиторию в течение всего дня. Загадочная тройка неразрывно держала связь друг с другом, будто по одиночке их могли разорвать на куски. Почему-то Волху это в голову ни разу не приходило, даже когда он привлек внимание старшекурсников. Впрочем, обстоятельства могли сложиться несколько иначе, не будь рядом кота – акшара. О вампирах ходило множество легенд, а суевериям не было числа. Волх задался целью изучить их все, раз доступ к библиотечным знаниям давал такую возможность. Когда же учебный день подошел к концу, и Волх уже собрался навестить знакомого архивариуса, загадочна троица подошла к нему сама. Вблизи он смог разглядеть каждого из них более тщательно. Единственный среди них мальчик был крепкого телосложения, если бы Волх задался вопросом, кем могли быть его родители, на ум пришел бы союз кузнеца и деревенской доярки. Крепко сбитые конечности крепились к такому же крепкому широкому телу, он был шире Волха раза в полтора. Здоровый румянец на щеках, подобно яблокам, рисовал на лице добродушное выражение, дополняя оптимизм полными любознательности карими глазами. Кожа его была смуглой, но при всем загаре не могла скрыть этого жизнерадостного прилива крови. Он был самым низкорослым из них, но совершенно точно, самым крепким. Щенок у его ног породой походил на пастушью собаку, сильно лохматый и немного нелепый. Беловолосая девочка справа от них была подобна птице, тонкокостная и изящная, с острым внимательным взглядом золотых соколиных глаз. Птенец уронил тяжелую голову на ее ладонь и смешно оттопырил нагую гузку. Рыжеволосая малышка была чуть ниже подруги, стройная и недоверчивая. Змейка, уютно устроившаяся на ее шее, уставилась на мальчика перед ними. Они внимательно смотрели на мальчика.

Черные густые волосы роднились цветом с антрацитовой шерстью рядом сидящего кота. Широкие слегка раскосые синие глаза с проницательным любопытством оценивали трех детей напротив. Телосложение сулило телу вырасти в сильного высокого мужа, обладающим ловкостью и проворностью.

Они молча смотрели друг на друга больше минуты. Со стороны можно было решить, что они введут мысленный разговор. Дети были детьми лишь с виду. Мыслили они масштабами взрослых.

– Вы помните свое прошлое? – нарушил тишину Волх. Вопрос был неожиданный. Каждый из тройки полагал, что беседу стоит начинать со знакомства.

– Нет – спокойно ответила беловолосая девочка, нежно почесывавшая птенца за ухом, напоминающем колодец. Как у любой птицы, наружное ухо просто-напросто отсутствовало. – А ты? Судя по вопросу, ты тоже ничего не помнишь до прибытия в замок королевы.

– Вы тоже с ней виделись?

– Конечно – ответил уже мальчик. – Думаешь, ты самый особенный?

– Была такая мысль – Волх ухмыльнулся, запустил пальцы в длинную теплую кошачью шерсть.

– Ну да, твоего питомца не заметить невозможно. – В его голосе прочиталась небольшая досада. – Хотя мы слышали, что, когда ты приехал, он был размером с обычную кошку?

– Слово «обычный» не подходит ни одному из нас. Я даже не сомневаюсь, что вы все с этим согласитесь. Вы поступили с самого начала семестра? Много успели разведать о здании?

– Может, сначала познакомимся? – предложила рыжеволосая девочка, хитро сощурившись. – Меня зовут Уна. Ее – Гибра. – она ласково погладила змейку по надбровьям.

– А я Бадб. Ее имя Гамаюн – птенец издал писклявый звук, услышав свое имя. – Это Аол и Инпу, его щенок. Он самый храбрый из нас, и всегда говорит то, что думает. А ты?

– Я Волх. Это Морок.

– Морок? – удивился Аол. – Не слишком ли простое имя для такого зверя?

– А мне нравятся простые имена – пожал плечами Волх. Морок был с ним солидарен. Его имя его полностью устраивало, и полностью соответствовало содержанию. – Я рад познакомиться с вами, и надеюсь, мы найдем общий язык. Для начала, может введете меня в курс дела? Вы успели что-то узнать про корпус? Это здание явно не из простых.

– Вообще-то ты, наверное, удивишься, – улыбнулась Бадб – но этот дом по-настоящему видим только мы четверо. Когда я спросила декана, он даже не понял вопроса. Они все будто не замечают, что в его стенах нет ни единого кирпича, что оно растет, подобно дереву. Что тело его пропитано сосудами и венами.

– И что из сердца его тянется большая наполненная артерия, ведущая куда-то вниз, дальше земной коры – осек ее Волх. – Вы нашли откуда тянется эта вена? И откуда она питается? Я уверен, мы найдем ответы на многие вопросы, если это выясним.

– Нет, нас не пускают в ту часть замка – покачала головой Уна. – Но мы слышим, как бьется сердце. Особенно по ночам, когда все спят. Оно будто пульсирует и грохочет, я не могу нормально спать из-за этого шума. Даже завидую тем, кто ничего не слышит, а не слышит вся школа!

– Уверен, королева точно знает, откуда качает кровь этот дом – Волх почувствовал азарт, ведь теперь ему было с кем обсудить эту загадку.

– Но мы же не можем у нее спросить – пожал плечами Аол.

– А она никогда здесь не появляется? Должны же быть какие-то мероприятия, на которых требуется ее присутствие? Праздники, награждения, что-то такое?..

– Это надо спрашивать у старшекурсников, а не у нас. Мы здесь всего полгода. – Бадб была недовольна напором Волха, учитывая, что познакомились они каких-то пару минут назад. – Ты слишком многого хочешь. Да и зачем?

– А тебя устраивает, что кто-то взял и отнял твои воспоминания? И зачем? Я так понимаю, ты этот вопрос часто задаешь? – Волх почти разозлился. – Ваше безразличие выводит меня из себя. Раз вам нравиться быть такими послушными коровами, может вы и протестовать не будете, когда вас поведут на убой? Королева не тот человек, которому стоит доверять. Она подарила мне кота, но я боюсь, что этим она преследовала свои интересы. Вы доверяете своим питомцам?

– Да как тебе в голову вообще пришла такая мысль!? – Аол взбунтовался. – Мой щенок лучший из всех, и я люблю его больше всех!

– Правда? – прошипел Волх – А как быстро ты его полюбил? Дай угадаю, с первого взгляда? Да, я не спорю, он очарователен и наверняка смышлен, но ты уверен, что это твои собственные чувства? Я тоже люблю своего кота, но я не позволяю чувствам взять верх над разумом, и вам не советую. Всем здесь известно, зачем королева прислала нас сюда, и всем известно, что мы с вами претендуем на что-то. Как знать, может на высокую должность, а может и на сам трон. А может, нам уготована роль священной коровы? Не задумывались?

– На роль священной коровы сгодится тогда любой маг, достигший успехов – фыркнула Бадб. – Слишком уж громкие разговоры для второго дня пребывания в школе, не находишь? На твоем месте, я бы получше разведала обстановку, прежде чем делать такие смелые выводы.

– Хорошо. Здесь я с тобой соглашусь. – Волх сбавил темп. – Тогда давайте все выясним вместе. Сделать это будет куда проще, если мы объединимся.

– Быстро же ты себя пропихнул в лидеры – осклабился Аол. – Мне такие выскочки не по душе. Делай что хочешь. Только нас не втягивай. Мне пока что еще жизнь дорога. Ты видимо не в курсе, что здесь каждый день погибают ученики. И иногда, кстати, из младших классов. Отсев идет, как через сито, и к старшим классам остается меньше четверти поступивших, и я хочу попасть в эту четверть. Раз у нас отняли память, значит так было нужно, значит, это должно нам помочь. А насчет священной коровы, думаю, ты не прав. Все знают, что власть сменяет друг друга по истечению четырех столетий, а королева правит уже очень долго. Может, настало ее время уйти на покой, и она выбирает себе преемника?

– Может и так, но я предпочитаю видеть путь, по которому иду – Волх ожидающе посмотрел на девочек. Бадб сомневалась, а Уна смотрела на него с подозрением, как и прежде. Волх знал, что у него не выйдет сманить их в первый же день, но семена он посеял, и теперь оставалось только ждать всходов. – Я даю вам время подумать. За собой никого не тяну. Единственное, прошу никому не говорить об этом разговоре. Я сам по себе, вы сами по себе. Пока что.

На этом они и разошлись. Морок не подал виду, что его задели слова юного хозяина. Он неспеша проводил его до комнаты, и стоило закатному солнцу утонуть и раствориться в пустынном горизонте, прошмыгнул в окно на ночную прогулку. Ночь манила свежей прохладой и напитывала воздух свежестью. Внутри корпуса климат сильно отличался от сухого безжизненного воздуха за его стенами. Дом создавал экосистему, способную поддерживать в нем жизнь. Это было необходимым как для самого дома, так и для его обитателей. В некотором смысле, это можно было назвать симбиозом, ведь побочный продукт магической деятельности магов тут же шел в переработку. Здание проглатывало любую крупицу лишней энергии и пускало ее в ход. Оно не требовало ремонта и любых вмешательств во все системы именно благодаря трудолюбивым муравьям, ежедневно оттачивающим магические способности. Надо отдать должное проектировщику, он отлично спроектировал корпус. Поскольку дети славились излишком энергии во всех направлениях, не только магических, кто-то очень прагматичный и скрупулезный создал систему так, что ничто не пропадало даром.

Морок мягкими лапами неслышно пробирался вперед. Патио выглядел необычайно уютно для кота в лунном свете. Его длинные уши чутко улавливали любой звук, от сверчка в траве, до летучей мыши, чьи предки поколениями не покидали этих стен. Он слышал, как черные вороны цокают коготками по каменным парапетам, наблюдая за кошачьей тенью, текучей массой движущейся к башне – донжону. Кота не интересовали звери, обитающие внутри корпуса, его интересовало нечто другое, нечто с энергией, так похожей на его собственную. Запах этих существ манил его, словно деревенского кота на аромат домашней сметаны в котелке. Эта кровь была сладкой и наркотически притягательной.

Донжон всегда находился под охраной старост, которые сменяли друг друга ровно через 12 часов. Полночь – время изменений и магии. Горящие красными углями кошачьи глаза четко уловили движение в дозорном отделении сверху башни. Это старосты пришли на смену своим соплеменникам. Отлично, идеальное время, чтобы прошмыгнуть незаметно. Черная шерсть кота растворилась в тени донжона, впиталась в его стены. Камень покрылся инеем в месте, где проникло инородное тело, но спустя секунду, облегченно вздохнул, не вызвав подозрение у стражи. Морок растекся по жилам, будто кровь, внедрился в лимфатическую систему каменного исполина и, оседлав давление громадного сердца, как лодка, устремился к наружной стене. Он легко подавил желание впиться острыми клыками в вены корпуса, ведь сегодня на ужин собирался отведать нечто более притягательное. Сквозь толстую дерму стены его глаза легко различили пятерых суккубов, ползающих на четвереньках у подножья башни. Тела их были белыми и казались нежными, как лепестки цветов. Полупрозрачные конечности, ощупывали землю под донжоном бережно и осторожно, будто боясь потревожить душу башни. Они были ласковы с ее стенами, бережно и трепетно они стремились вверх по ее бороздкам и морщинам, как насекомые, стараясь оставаться незаметными. Головы их, как бутоны, не имеющие ни глаз, ни рта, хоботком нащупывали изъяны и слабости каменной кожи, чуткими прикосновениями собирая пыльцу и нектар, питающий ее веками. Размером они были с обычного человека, субтильного телосложения. Белые нежные тела пульсировали от энергии, Морок различал под их тонкой кожей каждую жилу и вену, в которой текла полупрозрачная кровь. Каждый из суккубов был наделен разумом и чувствами, развитием они ни в чем не уступали людям, а некоторые из них, даже превосходили интеллектом некоторых человеческих ученых. Весь их внешний облик говорил о нежности, ранимости и в чем-то даже, человечности. Но кошачьи глаза не так легко затуманить, как людские. За этой белой периной скрывалось нечто опасное, жаждущее и стремительное. И пусть все движения их были плавными и текучими, Морок точно знал, что даже мангусты не смогли бы тягаться с ними в скорости и проворстве. Он знал, что острые жала всегда ждут своего часа обнажить острие и вонзиться в глотку или сердце жертвы. Маги годами учились заглядывать дальше, чем видят их глаза, и не поддаваться соблазну суккубов. Но коту это было не нужно. Морок сам состоял из чистой энергии, и энергия эта была родственна суккубам. Но в отличие от этих существ, Морок имел более сложные корни.

Его длинные усы, подобно их хоботкам, ощупывали воздух, не пропитанный ничем. Не было в нем ни запахов, ни влаги, способной принести с собой следы жизни. Единственными живыми организмами были эти странные белые цветы, ползающие у подножия донжона. Стены дома словно выработали мощный иммунитет от их прикосновений, и не пускали их выше пяти метров, становясь абсолютно гладкими словно вода или стекло. Не за что было им зацепиться и протолкнуть тела выше, они сползали вниз, попадая в ловушку из маслянистой жидкости. Тем не менее, они не оставляли попыток, и упорство некоторых из них время от времени вознаграждалось, когда общими усилиями удавалось испить весь сок с тела дома и проскользнуть через эту медленную реку. У них не было другого выбора, ведь их единственная пища обитала только за стенами каменного гиганта, а юркнуть за ворота пустыря не давал ядовитый плющ, сжирающий всякую тварь, незаконно пытающуюся покинуть территорию. Суккубам была отведена особая роль в этой экосистеме, и они об этом знали.

Морок затаился недвижимой тенью внутри стены, зрачки его расширились, вцепившись в силуэт ближайшей твари. Голод давал о себе знать, и утолить его нужно было немедленно, ведь иначе он мог наброситься на любой другой источник, будто дикий зверь. Кот есть кот, а коты любят есть мышей, и мыши как раз водились здесь в неограниченном количестве. Какой соблазн впиться в шею нескольким из них, обездвижить, и лакомиться их кровью почти всю ночь до самого рассвета! Красный его язык непроизвольно лизнул мокрый нос, и протолкнул выделившуюся слюну вниз прожорливой глотки. Едва слышимый звук отозвался в коже стены, и суккубы, замерев на секунду, рванулись в стороны от черной тени. Появившиеся их пасти тут же обнажили зубастые глотки, испещренные рядами острых змеиных клыков. Головы, подобные бутонам, теперь походили на пасть Харибды, показавшейся из пены морской. Морок, как пружина, накопившая потенциальную энергию, вырвался из тени, молниеносным прыжком настигнув ближайшую жертву, не дав ей издать ни звука, крепкими клыками раздробив шейные позвонки и разорвав глотку. Лишь тихий хрипящий стон вырвался из пасти суккуба, и тут же стих. Не успев разделаться с одним, Морок в ту же секунду зацепил когтями передней лапы еще одно существо за тазовую кость, поймав того в прыжке, и рванув в свою сторону. Суккуб мерзко взвизгнул и извернулся в воздухе, будто змея, по инерции собираясь ужалить кошачий бок. Но кот оказался быстрее, и отпрыгнув в сторону, тут же нанес второй удар. Точный укус, и голова твари отлетела на десятки метров. Визг мог привлечь внимание стражи, поэтому кот заблаговременно перенес два тела в пасти ближе к стене, и прыжком вторгся в тело здания. Мертвые суккубы не представляли опасности для дома, поэтому реакции от него не последовало, кроме тут же растворившегося влажного пятна от растаявшего инея на стене. Кот проглотил первое тело с жадностью, утолив яростный приступ голода. Второе он смаковал еще несколько часов, время от времени предаваясь жестокой игре кошки-мышки с недвижимым телом между колонн террасы на заднем дворе кампуса. Следов от суккубов не оставалось, кровь их была подобна воде, и испарялась без остатка, что несомненно было удобным. Хотя иногда в кошачьей голове гнездилась мысль о том, чтобы принести кусочек маленькому человеку на кровать, чтобы тот мог оценить, какой ловкий и проворный у него друг. Но кот, будучи котом, все же был им не до конца, и разум оставлял кошачьи амбиции в пользу логике и прагматичности.

Едва за зубцами стен появился первый свет, и звезды, каруселью, кружащие над миром, затмила рассветная пелена, Морок довольно промурлыкал что-то себе под нос, и засеменил к окошку спальни Волха, обнаружив его в холодном поту. Мальчик плохо спал всю ночь, снова ворочался и беспокойно смял все одеяло под собой. Морок заботливо обнюхал его лицо, длинные усы защекотали детские щеки. Волх открыл глаза, обнаружив перед собой большой черный нос и широкий мощный подбородок. Теплое кошачье дыхание ласково накрывало лицо Волха, сродни материнскому. Похищенная память не давала ему покоя даже во сне, и едва открыв глаза, Волх тут же стремился найти ответы на все свои вопросы. Погладив кота по широкой голове, Волх потянулся в постели, уперевшись руками в кряхтящую деревянную спинку.

***

Когда-то давно, когда мир только зарождался из пыли и газа, Боги наблюдали за творением из своего царства. Время от времени они вмешивались своей божественной дланью в животворящие процессы и закручивали столбы космической пыли, сотворяя центры мироздания один за другим. Частицы пыли и газа сбивались в крошечные жемчужины, к ним прирастали другие, спаиваясь в единое целое. Круговорот закручивал гигантские кольца, образуя внутри гравитацию, давая начало новой жизни. Боги с удовольствием наблюдали за ростом сжимающейся массы новых тел и радуясь, когда процесс превращал обычную пыль и газ в живую слепящую звезду. Остатки пыли Боги направляли чуть по другой орбите и силой притяжения лепили из них планеты. Но без божественной длани то были лишь мертвые камни, холодные и пустые. Они наполняли их своей любовью, заставляя гигантские сердца издать первый удар. Удар, ознаменовавший рождение нового мира.

Но был среди Богов один удивительный, одаренный демиург. Он был самым молодым, самым любопытным и, как следствие, самым смелым из них. Он жаждал создать нечто уникальное, что будет отличаться от всех остальных. Тщеславие не чуждо и Богам. Он выбрал самую красивую и гладкую новорожденную планету, ласково согрел в своих ладонях и осторожно коснулся своим дыханием. Кусок камня, мгновение назад казавшийся мертвым, вдруг шевельнулся. Каменные горы и пустыни, словно тесто, проваливались и нарастали, формируя живой эмбрион. Этот эмбрион был напитан силой и жизнью демиурга, но в леденящем холоде космоса он сжимался и медленно погибал. Тогда молодой Бог выдохнул еще раз, и эмбриона коснулся мягкий, наполненный поток, накрывший планету, как икринку, тонкой защитной газовой оболочкой. Еще один глубокий вздох, и планета заснула под защитой тяжелой перины соленой воды. Океан, омывший ее, был нежен и ласков, обволакивал каждый изгиб и заполнял выемки. Демиург осторожно опустил ласковые руки, и новое небесное тело встало на свое место в системе новых планет. Остальные Боги лишь улыбнулись находчивости своего брата, и с любопытством наблюдали, как меняется эмбрион под толщей океана и превращается в нечто прекрасное.

Теперь сердце и душа планеты приняли очертания женщины, свернувшейся калачиком и сладко дремлющей в уюте и тишине воды. Так она проспала много тысячелетий.

Волны, вздымающиеся на водной глади, были велики, их горбатые спины китами проплывали по поверхности планеты, не зная препятствий, и разрастаясь ввысь, как горы. Все было заполнено водой, соленой подобно крови и чистой, словно слеза. Этот мир был каплей, удерживаемой сердцем из камня и лавы, текущей по его венам. Водное царство кишело обитателями, каждая унция содержала в себе мегаполисы планктона и бактерий. Могучие киты взбивали хвостами пену на поверхности океана, гигантские косяки рыб вихрем сооружали лестницы воронок, стремящихся пронзить водную пленку. Вода обеспечивала жизнью все и вся вокруг. И жизни этой было настолько много, что планета проснулась, и из каменного ее чрева, с потугами и огненной кровью лавы, растекшейся по могучим бедрам, уродилось пятеро детей. Только лишь открыв глаза, титаны вырвались из лона Матери, и мальками устремились вперед, каждый к своей стороне света. Мать любила их, и связала каждого тонкой еле видимой красной тонкой нитью, дабы чувствовать каждого из них. Со временем ее раны затянулись, и чудища выросли, исследуя толщу океана. Души их были чистыми и простыми, но время накладывало свои отпечатки. Они становились яростнее и алчней, поглощая все больше и больше пищи. Ядро планеты впитывало каждое чувство, клокочущее в исполинских сердцах своих чад. Спустя пять тысяч лет оно раскалилось от их свирепого нрава, и вода начала закипать. Сотни видов растений и рыб сгинули в этой жгучей страсти, тысячи находились на грани вымирания, и тогда планета-Мать вздернула красные нити, подобно удилам. Удила оковались в прочный металл, их цепи сдавили животы детей и врезались в толстые трещины каменной кожи. Их пронзительные крики наводнили уши океана. Ярость и страх поселились в их душах впервые за время рождения. Второй раз Мать дернула поводья, и спины чудищ покрыли губчатые каменные плиты, подобные застывшей лаве, и потянули они их к поверхности воды. Сколь бы не противились они воле родительницы, крики их остались без ответа. Каменные губки произрастали вверх, ровными шестигранниками сцепляясь вместе в гигантские столпы, рвущиеся в синее небо. Чем сильнее и неумолимее вырывалось чудище, тем выше вырастал столп. Но этого было мало. Чудища и дальше могли стращать океан с каменными плитами на спинах, будто черепахи, передвигаясь вблизи от поверхности воды. Мать не могла высасывать из них жизнь по капле, чтобы сохранять их в спокойствии. Была необходима другая мера. И тогда она породила человека, и соединила его сердце с сердцем чудища. И стал человек тянуть из детей ее сок, вбирая силу и разум. И расплодился он по всем пяти Столпам, и занял власть на них. И обучился магии, присвоив все заслуги Матери себе.

Так гласила первая глава учебника по мирозданию. Учебные будни тянулись один за другим. Волх сидел за партой, с тоской наблюдая за беснованием других детей. Бессонница отнимала у Волха последние силы. Он становился невнимательным и вялым. Биение исполинского сердца корпуса будто наковальней стучало в висках мальчика, становясь все сильнее с каждым днем. Казалось, что этот монотонный стук заглушает все прочие звуки. Поток крови, бурлящий в стенах, словно океанический прилив, шуршал в ушах, и доводил Волха до изнеможения. Лицо его стало носить зеленоватый оттенок, как от морской болезни, и это становилось заметным для окружающих. Морок, редко покидающий ребенка, сверлил его взглядом и словно ждал каких-то действий, но их не следовало, отчего болезнь прогрессировала сумасшедшими темпами.