Полная версия
Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)
Жестоким ударом для Валентина стало знакомство с запрещенной в России, но ходившей в списках среди студенчества, брошюрой Толстого «В чем моя вера». В воспоминаниях он писал: «Я сразу понял, что Толстой – еретик, весьма далекий от подлинного христианства»[18]. Хотя и спустя годы, например, в письме А. М. Хирьякову[19] (1913), Войно-Ясенецкий свидетельствовал: «Лев Толстой был для меня в полном смысле духовным отцом. Его нравственную философию я воспринял как близкую мне истину, под его влиянием решил труднейший для меня выбор между живописью и медициной, определил свой жизненный путь, свое отношение ко всему окружающему. Величайшая художественная ценность произведений Толстого находится в теснейшей связи с их неисчерпаемой моральной глубиной»[20].
Стоит отметить, что книга «В чем моя вера», как это было заведено в Российской империи, предварительно была направлена в Цензурный комитет. Председатель Комитета архимандрит Амфилохий, ознакомившись с ней, писал, что в книге столько высоких истин, что нельзя не признать их, и что он со своей стороны не видит причины не пропустить ее[21]. Книга вышла и пользовалась популярностью в студенческой и разночинной среде. В последующем некоторые православные богословы, например священник Александр Мень, чтобы как-то объснить данный казус, выдвинули предположение, что цензор прочитал книгу невнимательно.
Интересно, что сказал бы В. Ф. Войно-Ясенецкий, если бы мог прочитать письма Л. Толстого от 1902 года, адресованные императору Николаю II и опубликованные только в 1917 году в журнале «Былое» (№ 1. С. 17–18):
«Ваши советники говорят Вам, что русскому народу как было свойственно когда-то православие и самодержавие, так оно свойственно ему и теперь, и будет свойственно до конца дней, и что поэтому для блага русского народа надо во что бы то ни стало поддерживать эти две связанные между собой формы: религиозного верования и политического устройства. Но ведь это двойная неправда.
Во-первых, никак нельзя сказать, чтобы православие, которое когда-то было свойственно русскому народу, было свойственно ему и теперь. Из отчетов обер-прокурора Синода Вы можете видеть, что наиболее духовно развитые люди народа, несмотря на все невзгоды и опасности, которым они подвергаются, отступая от православия, с каждым годом всё больше и больше переходят в так называемые секты.
Во-вторых, если справедливо то, что народу свойственно православие, то незачем так усиленно поддерживать эту форму верования и с такой жестокостью преследовать тех, которые отрицают ее.
…Самодержавие есть форма правления отжившая, могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в Центральной Африке, отделенной от всего мира, но не требованиям русского народа, который все более и более просвещается общим всему миру просвещением. И потому поддерживать эту форму правления и связанное с ней православие можно только, как это и делается теперь, посредством всякого насилия: усиленной охраны, административных ссылок, казней, религиозных гонений, запрещения книг, газет, извращения воспитания и вообще всякого рода дурных и жестоких дел».
Желание максимально быть полезным людям не пропало, и в 1898 году Валентин поступает на медицинский факультет Киевского университета, бывший одним из лучших в Российской империи и вполне соответствовавший общеевропейскому и мировому уровню. Среди его профессуры были светила мирового масштаба. Если поначалу учение «не захватило» Валентина, то потом он увлекся анатомией и блестяще учился.
Отметим деталь, о которой писал еще М. А. Поповский в своей книге «Жизнь и житие святителя Луки (Войно-Ясенецкого), архиепископа и хирурга». Изучая документы и материалы по истории Киевского университета на рубеже XIX–XX веков, автору не удалось обнаружить сведений или свидетельств о каких-либо общественно-политических предпочтениях и поступках студента В. Ф. Войно-Ясенецкого. Не встретил он его фамилии и в списках неблагонадежных по политическим основаниям студентов.
Однако в ходе наших исторических поисков обнаружилось и некоторое противоречие этим утверждениям. В личном листке по учету кадров, собственноручно заполненном В. Ф. Войно-Ясенецким 30 марта 1946 года для органов здравоохранения Тамбовской области, он, отвечая на вопрос: «Участвовал ли в революционном движении и подвергался ли репрессиям за революционную деятельность до Октябрьской революции», указал: «3 недели в Киевской тюрьме за участие в студенческой демонстрации. Изгнан из Фатежского земства за “неблагонадежность”»[22].
Наверное, мы можем говорить о глубинных свойствах его характера: принятие де-факто существующего государственного и национально-конфессионального порядка, апатия к вопросам и поступкам политического свойства. Но его аполитичность никак нельзя принимать за космополитизм и отсутствие российского патриотизма. Не случайно же на вопросы товарищей по курсу о будущем студент Войно-Ясенецкий уверенно отвечал, что хочет служить людям, а потому намерен быть деревенским, мужицким врачом, чем приводил их в изумление. Они считали, что для него единственный путь – наука!
Осенью 1903 года Валентин Войно-Ясенецкий окончил университет, получив диплом лекаря с отличием. Но тотчас стать земским врачом не получилось. После выпускных экзаменов Валентин начал посещать в Киеве глазную клинику.
Слепота была бедствием в ряде российских губерний. Русская деревня с ее нищетой и грязью, отсутствием медицинских учреждений издавна была очагом трахомы – хронического вирусного заболевания глаз, которое при отсутствии лечения вело к образованию бельма и слепоте. Множество жертв болезни-ослепительницы бродили по дорогам России, прося подаяние и помощи. Немало их было и в Киеве, и с ними неоднократно сталкивался молодой врач. Амбулаторного приема и операций в клинике ему казалось недостаточно, и он стал приводить больных к себе в дом. Как вспоминала Виктория, младшая сестра Валентина: «Наша квартира превратилась на какое-то время в глазной лазарет. Больные лежали в комнатах, как в палатах. Валентин лечил их, а мама кормила»[23].
…В ночь на 27 января 1904 года японский флот внезапно совершил нападение на российскую эскадру на рейде Порт-Артура, что означало начало Русско-японской войны. Русские войска терпели поражение, неся серьезные потери убитыми и ранеными. На Дальнем Востоке оборудовались многочисленные военно-полевые госпитали, куда направлялись врачи и медицинские работники со всей страны.
В Киеве, на базе Мариинской общины сестер милосердия, Красный Крест формировал военно-медицинский отряд, и выпускнику медфака предложили вступить в него. Сказал за него доброе слово и университетский профессор оперативной хирургии и топографической анатомии П. И. Морозов, заведовавший хирургическими курсами при Общине. Тот самый, что на выпускном экзамене сказал Валентину Феликсовичу: «Вы теперь знаете больше, чем я».
30 марта 1904 года поезд с отрядом Красного Креста выехал на Дальний Восток. Так случилось, что популярный петербургский еженедельный журнал «Нива» опубликовал на обложке одного из номеров большую фотографию киевского медицинского отряда. Белые длинные юбки, ослепительные воротнички и заколки миловидных сестер милосердия чередуются со строгими сюртуками и мундирами добровольцев-мужчин. Во втором ряду слева мы видим и младшего врача В. Ф. Войно-Ясенецкого, возмужавшего, отпустившего усы и бородку.
В течение всего трехнедельного пути молодой врач читал и штудировал медицинские издания, взятые им для работы в госпитале. Из окна вагона он познавал новые для него просторы родной страны. В одном из писем семье делился впечатлением: «Почти целый день сегодня едем тайгой. Какая глушь, какая дикая картина! Тайга не грандиозна, не величественна, но она глуха и мрачна; она какое-то лесное кладбище: бурелом, бурелом без конца, пни обломанные, мертвые стволы без вершин. Земля вся мокрая, повсюду лужи, кочки. Когда карабкаешься по этим стволам, приходят на память те бродяги, что ходили по этой тайге тысячи верст, и не верится, чтобы человек мог столько перенести. Поезд быстро мчится по тайге, и нельзя оторваться от дикой картины и от ощущения быстрой езды. Целую вас крепко, крепко, крепко. Посылаю один из множества цветов, собранных сегодня в тайге. Целую всех. Валентин»[24].
Наконец, поздним апрельским утром поезд прибыл на конечный пункт – в Читу. Во вновь оборудованном эвакуационном госпитале было два хирургических отделения: одним заведовал опытный одесский хирург, а другое главный врач отряда поручил Войно-Ясенецкому, хотя в отряде были хирурги значительно старше и опытнее.
Работа поглотила молодого врача. Он оперировал много. Помощником ему была книга известного французского хирурга Лежара «Неотложная хирургия» – классическое руководство по военно-полевой хирургии, рассматривавшее к тому же различные способы местного обезболивания, которое тогда только-только начинали применять при операциях.
Как правило, раненых доставляли в госпиталь в течение трех-пяти дней, и многие раны покрывались гноем, а как бороться с этим явлением, на медицинском факультете не учили. Более того, самого понятия «гнойная хирургия» не существовало; соответственно, не существовало никаких методов и практики, в том числе обезболивания и анестезиологии. В сложных обстоятельствах приходилось ежедневно, днем и ночью, делать десятки операций, быстро определяя характер ранений и ставя диагноз. Молодому врачу приходилось оперировать большие суставы, ампутировать конечности, удалять внутренние органы, сшивать части человеческого тела, работать скальпелем, долотом, пилой, молотком. Уже через пару месяцев недавний выпускник медицинского университета превратился в универсального врача военно-полевого госпиталя. Он писал домой: «Стал сразу делать крупные операции на костях, суставах и черепе. Результаты работы были вполне хорошими, ошибок я не делал, несчастий не было»[25].
Здесь же, в Чите, Валентин ближе познакомился с сестрой милосердия Анной Васильевной Ланской, дочерью управляющего поместьем в Черкасской губернии на Украине. До этого она работала в Мариинской общине сестер милосердия в Киеве, где ее называли «святой сестрой» за доброту, кротость и глубокую веру в Бога. Она покорила Валентина не столько своей красотой, сколько исключительной добротой.
В госпитале ей было определено место на первом участке, где происходила сортировка поступавших раненых и больных. Привозимые в отряд на подводах сотни и сотни покалеченных, поломанных и истекающих кровью солдат умоляли скорее оказать им помощь, кричали, стонали, плакали. Хрупкая на вид девушка научилась необычайно стойко преодолевать себя и владеть ситуацией. Она не мчалась к тем, кто громче всех кричал, а шла к тем, кто безмолвствовал. Их молчание означало, что у них либо нет сил говорить, либо их жизнь уже на исходе. Этих тяжелых раненых она срочно отправляла на операционный стол, благодаря чему удавалось многих из них вовремя прооперировать и спасти.
Валентин сумел добиться расположения Анны, и 10 октября 1904 года они обвенчались в Читинской церкви Михаила Архангела. Церковь эта, построенная из толстых лиственничных бревен в 1776 году на пожертвования горожан, получила в народе наименование «церкви декабристов», поскольку она была непосредственным свидетелем жизни 85 декабристов, находившихся в Читинском остроге с 1827 по 1830 год. В ее стенах обвенчались Иван Анненков и француженка Полина Гебль, Дмитрий Завалишин и Аполлинария Смольянинова. В 1923 году церковь была закрыта, использовалась она под общежитие, соляной склад. В 1985 году, к 160-летнему юбилею восстания декабристов, в здании был открыт музей декабристов, действующий по сей день и повествующий о жизни ссыльнокаторжных и их жен в Чите.
В дальнейшем Анна Васильевна оказывала мужу важную помощь в амбулаторном приеме и ведении личных историй болезни пациентов.
В конце зимы 1905 года раненых стало поступать все меньше и меньше. Война приближалась к завершению. Госпиталь сворачивал свою деятельность. Молодой семье следовало думать о дальнейшей судьбе.
Интересно прочертить исторические взаимосвязи. Внук владыки Луки, Алексей Михайлович (род. 1935), окончил в 1958 году 1-й Ленинградский медицинский институт имени академика И. П. Павлова. Его супругой стала Елена Михайловна, выпускница того же медицинского вуза. Семья молодых врачей поехала работать в Читу, где в 1904 году начинал трудиться врачом-хирургом их знаменитый дед В. Ф. Войно-Ясенецкий. Алексей Михайлович работал хирургом урологического отделения в Читинской областной больнице, а Елена Михайловна – сначала врачом в городском роддоме, а потом преподавателем на кафедре патофизиологии в Читинском медицинском институте.
…Желание стать земским врачом и послужить наиболее нуждающейся части российского общества не отпускало Войно-Ясенецкого, и в этом его поддерживала жена. На тот момент в России действовали земские больницы не менее чем в 35 губерниях, где организовано было земское самоуправление. То есть можно было выбрать новое место приложения молодых сил.
Один из излеченных офицеров пригласил молодую семью к себе в Симбирск – пожить там, пока они не выберут новое место работы.
Глава 2
Земский доктор
1905–1917
У земского врача, каким я был тринадцать лет, воскресные и праздничные дни самые занятые и обремененные огромной работой. Поэтому я не имел возможности ни в Любаже, ни в Романовке, ни в Переславле-Залесском бывать на богослужениях в церкви и многие годы не говел.
Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)Земская медицина в Российской империи
Годом рождения земской медицины принято считать 1864 год, когда было введено «Положение о земских учреждениях», обязавшее земства осуществлять «попечение в пределах, законом определенных и преимущественно в хозяйственном отношении, о народном здравии». Однако «попечение о народном здравии» было отнесено к числу необязательных повинностей земства. Закон обязывал земства только содержать переданные им учреждения бывших приказов общественного призрения (519 больниц, 33 «приюта для умалишенных», 113 «богаделен и домов для неизлечимых» и 23 «сиротских дома») и принимать меры к организации оспопрививания.
Организация земской медицины предусматривала разделение уезда на врачебные участки (по пять-шесть на уезд) с больницей в каждом. Лечебница участка должна была обеспечивать медицинской помощью все население в радиусе пятнадцати верст. На практике радиус обслуживания участковым врачом был намного больше. В среднем в центральной России одна лечебница приходилась на сто селений и двадцать тысяч жителей, а в Восточной России – на триста-четыреста селений и пятьдесят-шестьдесят тысяч жителей. Общее руководство земской медициной осуществляли совещательные «врачебные» или санитарные советы, куда входили все земские врачи, несколько гласных по выбору земского собрания и членов земских управ.
Из многочисленных инфекционных болезней, имевших распространение в России во второй половине XIX и начале XX века, одно из первых мест занимала холера. Холерные эпидемии многократно повторялись и уносили значительное количество жертв. В эпидемию 1892 года умер 300 821 человек, что составляло половину заболевших. Широко были распространены и другие заразные болезни. В 1894 году, по неполным официальным данным, от оспы, скарлатины, дифтерии, кори, тифов и дизентерии умерло 550 500 человек. Смерть от инфекционных болезней составляла в разные годы 30–40 процентов общей смертности.
В первые годы в земской медицине практиковалась так называемая разъездная система медицинского обслуживания: врач, живший в городе или в уезде при амбулатории, должен был время от времени (раз в месяц или реже) объезжать фельдшерские пункты уезда, во главе которых стояли фельдшера, имевшие краткосрочную медподготовку, для контроля за их деятельностью и оказания врачебной помощи населению. Земства оправдывали существование такой системы соображениями экономии и необходимостью «уравнительного обслуживания» всего крестьянского населения, поскольку оно уплачивало общий уравнительный земский сбор. Большинство земских врачей отрицательно относилось к разъездной системе, указывая, что «врач всегда в езде, а больные не знают, где найти врача».
Начальный период земской медицины характеризуется упорной борьбой земских врачей с хозяевами земств не только за признание необходимости врача в деревне, но и за введение стационарной системы вместо разъездной. При этом под «стационарной» системой в данном случае понималось не наличие коечных учреждений, а постоянное пребывание врача в определенном месте. Не случайно, что врачебные съезды в 70—80-е годы XIX века требовали отмены разъездной системы.
Кое-где прижилась и смешанная форма обслуживания больных, когда врачи жили и работали в постоянных врачебных пунктах, а выезжали из них только в экстренных случаях: при отравлениях, трудных родах, тяжелых травмах, эпидемиях и др.
В начале 1880-х годов разъездная система существовала в 134 уездах, в 206 была смешанная, и только в 19 уездах появилась стационарная. Через двадцать лет, к 1900 году, смешанная система была представлена в 219 уездах, разъездная сохранилась только в двух, а 138 уездов перешли на стационарную систему.
Появление в земствах двух и более врачей на уезд создало возможность разделения территории на участки в соответствии с количеством врачей и постоянного (стационарного) размещения их в определенных пунктах уезда, не обязательно с наличием больницы. Тем самым впервые зародилась система медицинского обслуживания, впоследствии переросшая в участково-территориальную.
Увеличение числа врачей и медицинских учреждений на селе поставили вопрос об их правильном размещении. Врачебный участок должен был включать участковую лечебницу, в которую входили:
1) стационар (как правило, на 5—10 коек) с родильным и сифилитическим отделениями;
2) заразный барак;
3) амбулатория для приема приходящих больных.
Предусматривались также помещение для аптеки, квартира для врача, дом для персонала. Однако во многих земствах существовали не все эти структурные подразделения. Земские медицинские деятели полагали, что врачебный участок на селе должен иметь радиус в пределах 10 верст, площадь 314 квадратных версты с населением на участке 6–6,6 тысячи человек.
Обращаемость сельского населения в участковые лечебницы находилась в прямой зависимости от расстояния: при расстоянии до участковой лечебницы в 5–6 верст обращаемость была близка к 100 процентам (от всех заболевших), при расстоянии в 7—12 верст падала до 50 процентов, а при большем расстоянии, учитывая плохое состояние дорог, едва достигала 20 процентов.
Наряду с земским врачебным участком в земской медицине сформировались земские уездные и губернские больницы, возникшие в результате реорганизации приказов общественного призрения в уездных и губернских центрах. Эти больницы были реконструированы, коечный фонд расширен. В губернских больницах создавались прозектура, операционные нового типа, расширялся штат врачей и другого медперсонала.
Таким образом, к началу XX века сложилась структура организации медицинского обслуживания сельского населения, включавшая три звена врачебной помощи: земский врачебный участок – уездная больница – губернская больница. Однако в дальнейшем в связи с недостатком лечебных стационарных учреждений, врачей и другого медперсонала эта структура не получила последовательной и повсеместной реализации.
Симбирская губерния. Город Ардатов. 1905
В конце февраля 1905 года Войно-Ясенецкий получил место земского врача больницы в уездном городе Ардатове Симбирской губернии[26]. По мерке тех лет больница относилась к разряду средних. Кроме амбулатории, у нее был стационар на тридцать пять коек. Персонал больницы состоял из двух человек: заведующего и фельдшера. Население города не превышало шести тысяч человек, тогда как в уезде насчитывалось около 20 тысяч человек, разбросанных по малым населенным пунктам, отстоявших порой от уездного города на 15 и более километров. Круг обязанностей земского врача мало отличался от работы военно-полевого хирурга: та же непрерывная череда больных в течение 14–16 часов рабочего дня, те же стоны и страдания измученных болезнью людей. Заведующий был в одном лице главным врачом и главным хирургом, акушером и педиатром, терапевтом и окулистом, отоларингологом, онкологом и проктологом. Вот когда полностью был востребован опыт работы в военно-полевом госпитале! Добавлялась и обязанность при необходимости посещать больных на дому.
Кроме чисто врачебной деятельности на Войно-Ясенецкого возложена была обязанность заниматься организацией здравоохранения в земстве, проводить профилактические прививки, открывать детские сады и дома для престарелых. Надежным помощником ему стала супруга Анна Васильевна, нередко помогавшая в амбулаторных приемах больных.
Несмотря на немыслимые нагрузки, Войно-Ясенецкий постоянно и аккуратно делал стенографические заметки обо всех своих операциях, понимая, что собираемый материал поможет при научном осмыслении наиболее часто встречаемых заболеваний. Через эти сохранившиеся записи мы узнаем, что пациентами его были в основном женщины и дети. Причины, которые приводили их к доктору, – всякого рода удары и ушибы, травмы и ранения, воспаления и гнойные заражения. Приведем один фрагмент из истории болезни двенадцатилетнего крестьянского мальчика, сбитого с ног коровой и в течение восьми дней остававшегося дома без оказания помощи:
«Уже на другой день у него внезапно начались сильные боли в нижнем конце бедра и лихорадка настолько интенсивная, что по ночам он бредил. При поступлении в больницу мальчик был бледен, имел очень измученный вид, со страхом оберегал больную ногу от всякого движения и прикосновения; температура у него 39,6, пульс 104 в минуту. На внутренней стороне нижнего конца бедра заметна небольшая припухлость, при прощупывании которой мальчик чувствует сильную боль. Я без всякого колебания распознал остеомиелит бедра и безотлагательно приступил к операции. Она была выполнена в 15 минут… Рана заживала без всяких осложнений, но температура долго оставалась высокой и пришла к норме только через месяц после операции. Мальчик пролежал в больнице полтора месяца и выписан здоровым»[27].
Для всех земских больниц типичной проблемой было отсутствие квалифицированных медсестер. При проведении сложных операций случалось, что непрофессионально выполненный наркоз приводил к смертельным исходам. Эта проблема уже тогда заставила задуматься молодого хирурга. Как в последствии он записал в своей автобиографии: «В Ардатовской больнице я сразу столкнулся с большими трудностями и опасностями применения общего наркоза при плохих помощниках, и уже там у меня возникла мысль о необходимости по возможности избегать наркоза и как можно шире заменять его местной анестезией»[28].
Курская губерния. Деревня Верхний Любаж, город Фатеж. 1905–1908
Невыносимые нагрузки и трудности работы в Ардатовской больнице, да к тому же весьма скудное жалованье и бытовая неустроенность, заставили Войно-Ясенецкого искать другое место работы. В том числе и для того, чтобы получить время для научной работы.
Как он узнал о вакансии заведующего маленькой участковой больницы на десять коек в деревне Верхний Любаж Курской губернии, остается загадкой. Но в журнале Фатежского санитарного совета от 11 октября 1905 года имеется запись: «Председатель управы [Ф. А. Полторацкий] сообщил о ходе переписки по приглашению врача Войно-Ясенецкого»[29].
В ноябре 1905 года семья Войно-Ясенецких переехала в Верхний Любаж. Населенной пункт вел свою историю с XIV–XV веков. Название носило местный диалектный оттенок; его можно перевести как «любимый, хороший, удобный». Не позднее середины XIX века деревня разделилась на Верхний, Средний и Нижний Любажи[30].
Верхнелюбажский врачебный участок был только образован и еще не обустроен. Кроме названной деревни, в него входили еще несколько деревень и сел. Время приезда молодого врача совпало с развитием эпидемий брюшного тифа, кори и оспы, и основные силы и время первоначально были брошены на борьбу с ними.
Кроме того, Войно-Ясенецкий опять участвовал в земской работе, занимался проведением профилактическо-организационных работ. Сохранились протоколы заседаний Фатежского уездного санитарного совета, на который земством возлагалась работа по всем вопросам оздоровления местного населения. Из них мы узнаем, что Войно-Ясенецкий постоянно отстаивал меры санитарного оздоровления, проведения прививок, установления противоэпидемических мероприятий, возвращения с воинской службы земских врачей, созыва съезда врачей, постройки заразных бараков в сельских больницах, посещения школ врачами. Для участия в этих заседаниях доктор готовил ежемесячные ведомости по своему участку, а дважды в год готовил отчеты.
Очень часто после заседаний, уже в позднее время, он возвращался в свою больницу и оперировал. Молодой врач пользовался авторитетом, к нему обращались крестьяне всей Курской и соседней Орловской губерний. Больных становилось все больше, а очередь в амбулаторию – все длиннее. Цифра ежедневных приемов перевалила далеко за сто человек. Принимать амбулаторных больных, оперировать в больнице с девяти утра до вечера, разъезжать по довольно большому участку, а по ночам исследовать под микроскопом вырезанное при операции, делать рисунки микроскопических препаратов для статей… И так каждый день! Скоро для всего этого не стало хватать даже и молодых сил Валентина Феликсовича. Он обратился в Совет с просьбой, можно ли упорядочить его напряженнейший рабочий день. В журнале заседания оставлена запись: