Полная версия
Беспощадная истина
Я не приступаю к тренировке, пока не выясню, что он готов воспринимать все мои указания. Я уделяю существенное внимание тому, чтобы понять, к какому типу людей он относится. Каждый из нас на данный момент представляет собой совокупность множества действий и поступков. Так, в случае с Майком в процессе наших бесед с ним я пытаюсь выяснить, сколько слоев прошлого опыта, неблагоприятного и пагубного, мне еще предстоит очистить с него, чтобы добраться до самой его сути, а затем обнажить ее, чтобы не только я, но и он смог бы ее увидеть. И с этого момента дело продвигается вперед более быстрыми темпами.
– Что же вы обнаружили после того, как очистили Майка Тайсона от наслоений? – спросил Алекс.
Кас поколебался прежде, чем ответить.
– Я обнаружил то, что и предполагал: это человек, в принципе, с открытым сердцем и чистыми помыслами, он способен сделать все необходимое, чтобы стать выдающимся боксером или чемпионом мира. Когда я понял это, моей следующей задачей было помочь ему осознать эти качества, потому что до тех пор, пока он не будет знать о них так же, как я, они ему ничем не смогут помочь. На мой взгляд, настоящего профессионала характеризует умение быть дисциплинированным, способность делать то, что должно быть сделано вне зависимости от того, насколько тебе это нравится. Я считаю, что Майк быстро приближается к такому уровню, к такой планке, к такой высоте, которую он должен взять, чтобы стать величайшим боксером в мире. Все то, что нам известно о нем, за исключением непредвиденных инцидентов, позволяет вести речь о том, что, если это будет успешно продолжаться, если он будет настойчиво тренироваться и делать все необходимое, он может войти в историю как один из самых выдающихся, если не самым выдающимся боксером из всех, кого мы знали.
Я был безумно счастлив слышать то, что Кас сказал обо мне. Затем Алекс спросил Каса, не тяжело ли для человека его возраста работать с таким молодым боксером.
– Я часто разговариваю с ним, и я знаю, что он порой не в курсе того, что я имею в виду. Но сейчас я скажу ему, что я имею в виду, потому что, если бы его здесь не было, меня, очевидно, сейчас уже не было бы в живых. Тот факт, что он находится здесь и делает то, что он делает, и делает это хорошо, и с каждым днем все лучше, побуждает меня продолжать жить, придает моей жизни смысл, потому что я верю, что человек умирает, когда он больше не хочет жить. Природа умнее, чем мы думаем. Мало-помалу мы теряем своих друзей, о которых мы заботились, и мало-помалу мы теряем интерес к жизни, пока, наконец, мы не скажем: «Какого дьявола я делаю здесь? У меня нет причин идти дальше». Но с Майком у меня есть такая причина. Он придает смысл моей жизни, и я буду продолжать жить и наблюдать, как он добивается успеха. И я не уйду, пока этого не произойдет, потому что, если я уйду, он не только не научится драться, он не только не поймет многих вещей, но он не сможет даже позаботиться о самом себе.
Вот те на! Кас подобным образом вновь хотел, блин, оказать на меня давление. Как я понимаю, Кас считал, что я смогу разобраться в этом вопросе, но наряду с этим он также полагал, что я могу и не сделать этого.
Затем задали вопрос мне – о моих планах, о чем я мечтаю.
– Мечты бывают, когда ты в начале пути. Мечта нужна, чтобы пробудить у тебя заинтересованность, желание. Я хочу просто быть живым через десять лет. Говорят, что я собираюсь стать боксером за миллион долларов. Что ж, я знаю, кто я такой, и это имеет значение больше, чем все остальное, потому что люди не знают, через что приходится пройти. Они думают, что я таким родился. Они не знают, что потребовалось, чтобы стать таким.
– И через что же приходится пройти? – спросил Алекс.
– Тренировки. Бокс – это самая легкая часть. Когда ты поднимаешься на ринг драться, это отдых. Но когда ты занимаешься в тренажерном зале, ты должен отрабатывать некоторые вещи снова и снова, пока тебе это не осточертеет и ты не готов будешь закричать: «Я больше не желаю этого делать!» Но такие мысли приходится выбрасывать из головы. Пока ты любитель, это сплошное развлечение: награды, кубки, медали. Но я, как и вы, хочу зарабатывать деньги, когда дело дойдет до профессионального уровня. Мне нравятся необычные прически, мне нравится модная одежда, золото, изысканные драгоценности и все остальное. Чтобы вести такой образ жизни, тебе надо правильно зарабатывать деньги. Ты не можешь взять ствол и пойти в банк. Ты вполне можешь зарабатывать, занимаясь тем, что тебе нравится, и чувствуя себя комфортно.
Я был настроен весьма решительно и упорно работал. Я еще никогда так не нагружал себя, ежедневно я отрабатывал каждое движение до бесконечности. Я настойчиво готовился к предстоящей Олимпиаде.
Чиновники сборной США не позволили мне участвовать в соревнованиях в своей обычной весовой категории, потому что Кас враждовал с организаторами боксерских турниров на Олимпиаде. Ссоры начались, когда меня в составе американской сборной поставили на бой, который должен был состояться в Доминиканской Республике, но Кас меня не пустил, потому что Кевина не утвердили в качестве тренера. У меня должны были быть другие тренеры, предоставленные организаторами. Кас также опасался, что меня могут попытаться похитить революционеры.
Чтобы отомстить Касу, чиновники сказали ему, что я буду драться в весовой категории до 201 фунта[59]. Я весил около 215 фунтов[60], поэтому я сел на диету. Кроме того, я вновь натянул костюмы из винила и носил их весь день. Мне нравилось это: я чувствовал себя, как настоящий боксер, который должен потерять вес, чтобы выступить в нужной категории. Я был помешан на этом. Я думал, что приношу большую жертву.
У меня был напряженный график подготовки к отборочному туру Олимпийских игр. 12 августа 1983 года начался Национальный турнир штата Огайо, в котором я принял участие. В первый день я выиграл нокаутом за сорок две секунды. На второй день я выбил у своего соперника два передних зуба, он был без сознания минут десять. На третий день действующий чемпион турнира отказался от боя.
На следующий день мы поехали в Колорадо-Спрингс на Национальный чемпионат США. Когда я добрался туда, четверо из шестерых боксеров отказались от участия в соревнованиях. Обе своих победы я одержал нокаутом в первом раунде.
10 июня 1984 года я, наконец, получил шанс попасть на Олимпиаду. Мой отборочный бой был с Генри Тиллменом, более старшим по возрасту и более опытным боксером. В первом раунде я отправил его в нокдаун, он через канаты вылетел с ринга. Он поднялся, и я преследовал его в течение следующих двух раундов. Но в любительском боксе агрессивность не приветствуется, и мой нокаут засчитали за легкий джеб в одно ласковое касание. Когда огласили решение, я не мог поверить, что победу отдали Тиллмену. Зрители тоже стали недовольно гудеть и свистеть.
Я ненавидел любительские бои. «Мы здесь – боксеры», – утверждают эти напыщенные ничтожества.
– Нет, это я – настоящий боксер и боец, сэр. Моя цель состоит в том, чтобы драться, – отвечаю им я.
Весь любительский бокс ненавидел меня. Им не нравились мои дерзкие замашки, которые я вынес из Браунсвилла. Да, я вел себя именно так, может быть, недостаточно прилично, но вы можете сравнить это с чванливой и самодовольной манерой Нью-Йорка. И если им не нравился я, значит, они ни во что не ставили Каса. А он мог так смело переходить все границы, что порой приводил меня в замешательство. Мне не было дано полностью понять его. Я наблюдал, как он наезжает на этих ребят, и всегда поражался тому, как он говорит с ними. Он был злопамятным и всегда был готов отомстить. Он не мог жить без врагов, поэтому он создавал их. Я иногда думал: «Черт, почему мне не выпало встретиться с белым парнем, не склонным к конфронтации?» Я-то думал, что избавился от шумного образа жизни, когда принято вопить во всю глотку. Но Кас постоянно напоминал мне о том, что это не так.
Месяц спустя, в отборочных поединках Олимпиады, у меня был шанс отомстить Тиллмену за свое поражение. Я снова утюжил его все три раунда, и на этот раз он смог показать даже меньше, чем в первом бою. Даже Говард Коселл, спортивный комментатор канала ABC, который полагал, что Тиллмен победил меня по очкам в первом бою, на сей раз признал, что у меня было гораздо больше шансов на присуждение победы.
Я был уверен, что выиграл, и когда судья снова поднял руку Тиллмена, я был ошеломлен. Я не мог поверить, что они, блин, два раза присудили ему победу. Весь зал вновь освистал судей. Кас был в ярости. Он начал ругаться и попытался ударить одного из олимпийских чиновников США. Кевин Руни и кто-то из должностных лиц вынуждены были удерживать его. Я в тот момент был настолько занят своими собственными мыслями, что решил, будто поведение Каса связано исключительно со мной. Когда я стал старше, я понял, что эта история в действительности уходит своими корнями в прошлое около тридцати лет назад. Это были его страхи, его бесы, его духи-искусители, и они на самом деле имели мало общего со мной.
Такова история о Касе, которого обманули и лишили славы. Я до недавнего времени даже не знал, что Кас просил нашего друга Марка, который работал на ФБР, обратиться в окружную федеральную прокуратуру в Олбани, чтобы провести расследование в связи с присуждением побед Тиллмену.
После присуждения двух побед Тиллмену я вышел из себя. Когда мне вручили кубки за второе место, я швырнул их и разбил. В любом случае, Кас послал меня на Олимпиаду, я должен был находиться вместе с олимпийской сборной. Олимпийские игры проводились в этом же году в Лос-Анджелесе. Кас сказал, что я должен просто поехать туда и наслаждаться происходящим. Он принес мне два билета на каждый бой, но у меня и так было право на свободный проход, поэтому билеты я перепродал. Таким образом, Олимпиада не была для меня полным проигрышем. Кроме того, там еще была такая весьма симпатичная стажерка, которая работала в Олимпийском комитете США. Все боксеры и тренеры кадрили ее, но заполучил ее только я один. Она мне нравилась. После всех этих лет лишений было приятно наконец-то заняться сексом.
Но даже занятия любовью не притупили разочарования и боли от того, что у меня украли олимпийскую мечту. Когда Олимпиада закончилась, я прилетел обратно в Нью-Йорк, но в Катскилл вернулся не сразу. Я бродил по городу и был очень подавлен. Однажды после обеда я пошел на Сорок вторую улицу, чтобы посмотреть фильм про каратэ. Перед началом фильма я выкурил косячок.
Я получил кайф и вспомнил, как однажды Кас поймал меня с марихуаной. Это было сразу же после того, как я выиграл вторые юношеские Олимпийские игры. Один из боксеров, который завидовал мне, настучал на меня. Прежде чем я успел уничтожить доказательства, Кас послал Рут, немку-уборщицу, ко мне в комнату, и она обнаружила травку.
Когда я вернулся домой, Кас был в ярости.
– Это должна быть хорошая вещь, Майк. Я уверен, это должна быть очень хорошая вещь, потому что, выкуривая ее, ты возвращаешься назад на четыреста лет, к временам рабства и каторжного труда.
В тот день он морально раздавил меня. Он заставил меня чувствовать себя, как ниггер дядя Том. Он ненавидел людей этого типа. И он знал, как заставить меня почувствовать бездну своего морального падения.
Так вот, я сидел в кино и вспоминал это, погружаясь в депрессию все глубже и глубже. Затем я начал плакать. Когда фильм закончился, я отправился прямиком на вокзал и вернулся в Катскилл. Весь обратный путь я напоминал себе, что я должен немедленно приступить к полноценной подготовке к профессиональным боям. Когда я стану профессионалом, мои выступления должны быть захватывающими. При подъезде к Катскиллу я начал говорить сам с собой:
– Они больше не захотят никого смотреть, кроме Тайсона. Он переступит границы. Он войдет в пантеон великих боксеров наряду с Джоном Л. Салливаном, Джо Луисом, Бенни Леонардом, Джо Гансом и остальными. Тайсон станет блистательным боксером.
Я рассказывал себе о себе самом в третьем лице.
Когда я сошел с поезда и взял такси до дома Каса, я накрутил себя до предела. Мир скоро увидит боксера, подобного которому он никогда прежде еще не видел. Я собирался переступить границы. Хотя это звучит высокомерно, но я вполне здраво представлял свои перспективы в качестве боксера. Я знал, что ничто не могло остановить меня и что я стану чемпионом, так же твердо, как то, что после четверга настанет пятница.
В течение следующих шести лет я не проиграл ни одного боя.
Глава 4
Нельзя утверждать, что после двух поражений от Тиллмана на меня слишком уж зарились в мире бокса. Кас предполагал, что я выиграю на Олимпиаде золотую медаль и начну свою профессиональную карьеру с выгодного контракта с телевидением. Но из этого ничего не получилось. Профессиональные промоутеры не были заинтересованы во мне. Никто в мире бокса по-настоящему не верил в созданный Касом стиль боксирования «пикабу». И многие полагали, что я был недостаточно высоким, чтобы успешно выступать в тяжелом весе.
Думаю, все эти разговоры доходили до Каса. Однажды вечером я выносил мусор, а Кас прибирался на кухне.
– Хотел бы я, чтобы у тебя было тело, как у Майка Уивера[61] или Кена Нортона[62], – сказал он неожиданно. – В этом случае ты выглядел бы очень устрашающе. Ты бы производил зловещее впечатление. У них нет темперамента, но зато есть телосложение, которое устрашает. Ты мог бы парализовать других боксеров одним своим видом.
У меня сдавило горло. И по сей день, когда я рассказываю эту историю, я начинаю задыхаться. Я обиделся и почувствовал себя задетым, но ничего не сказал Касу, потому что тогда бы он ответил: «О-о, ты плачешь? Ты что, маленький ребенок? Как ты собираешься проводить важные бои, если у тебя нет эмоциональной выдержки?»
Каждый раз, когда я проявлял свои эмоции, он презирал это, поэтому я сдержал слезы.
– Не волнуйся, Кас, – я придал своему голосу высокомерный тон. – Ты увидишь: придет день, и весь мир будет бояться меня. От одного только упоминания моего имени кровь будет стыть у них в жилах.
В этот день я превратился в «Железного Майка», я на все сто процентов стал этим парнем. Хотя до этого я и выигрывал почти каждый бой эффектным образом, эмоционально я еще не полностью превращался в зверя, как того хотел от меня Кас. После разговора о том, что я слишком низкорослый, я стал этим зверем. Я даже начал фантазировать на тему о том, что, если бы я на самом деле убил кого-нибудь на ринге, это, безусловно, смогло бы всех устрашить. Раз уж Кас желал создать общественно опасного чемпиона, я решил позаимствовать манеру поведения у плохих парней из фильмов, у таких ребят, как Джек Пэланс[63] и Ричард Уидмарк[64]. Я ушел с головой в роль высокомерного социопата, человека, склонного к антиобщественным поступкам.
Но прежде всего я получил «Кадиллак». Кас не мог позволить себе оплачивать мои расходы, пока выстраивалась моя карьера, поэтому он организовал все так, что деньги выкладывали его приятель Джимми Джекобс и его партнер Билл Кейтон. Джимми был удивительный парень. Он был Бейбом Рутом[65] в гандболе, и, пока он путешествовал по всему миру, выступая в соревнованиях, он начал коллекционировать редкие фильмы о боксе. В конце концов он встретил Билла Кейтона, который сам был коллекционером, и они организовали компанию «Биг Файтс» («Большие Бои»). Они монополизировали боксерский кинорынок, и Кейтон позже сделал состояние на продаже киноматериалов про бокс американскому кабельному спортивному телевизионному каналу «ESPN». Когда Кас был еще в Нью-Йорке, он лет десять жил вместе с Джимми, поэтому они были близкими друзьями. Что интересно, Кас разработал секретный план подготовки Джимми как боксера, чтобы он мог провести свой первый поединок, неважно, в качестве любителя или профессионала, с Арчи Муром[66] за звание чемпиона в легком весе. Джекобс интенсивно тренировался с Касом шесть месяцев, но бой так и не состоялся, потому что Арчи отказался от участия.
Однако Касу никогда не нравился Кейтон, партнер Джимми. Кас полагал, что тот был слишком влюблен в свои деньги. Мне он тоже не нравился. Если Джимми был яркой личностью, то Кейтон представлял собой надутого бесчувственного сухаря. Джимми и Кейтон много лет занимались боксерским менеджментом, они работали с Уилфредом Бенитесом и Эдвином Росарио[67], поэтому, несмотря на свою нелюбовь к Кейтону, когда я стал профессионалом, Кас обещал им участие в организации моих дел.
Думаю, Кас рассматривал Джимми и Билла в качестве инвесторов, которые не вмешивались бы в мой профессиональный рост и позволили бы Касу полностью контролировать мое воспитание. К настоящему моменту они инвестировали в меня более 200 000 долларов. Когда я вернулся с Олимпийских игр, Джимми сказал Касу, что он хотел бы купить мне новую машину. Как я подозреваю, они были обеспокоены тем, что я могу бросить Каса и начать работать с кем-то другим, исключив их из своих планов. Безусловно, я бы этого никогда не сделал.
Кас рассердился, поскольку полагал, что я этого не заслужил. Ему не нравилось, что не вернулся домой с золотой медалью. Тем не менее, он отвел меня в местный автосалон. Вначале Кас пытался отправить меня в дилерский центр «Олдсмобиль Катласс», потому что эти автомашины стоили не так много.
– Не-е, Кас, я хочу «Кадиллак», – сказал я.
– Майк, а я тебе говорю…
– Если это не «Кадиллак», то тогда ничего другого, – стоял я на своем.
Я получил машину, мы вернулись на ней домой и поставили ее в гараж. У меня не было водительских прав и я не умел водить, но, когда Кас, рассердившись, вспылил, я схватил ключи от своей машины, прибежал в гараж, сел в машину, заперся и включил музыку.
В сентябре 1984 года я подписал два контракта: один с Биллом Кейтоном, другой – с Джимми Джекобсом. Кейтон был владельцем рекламного агентства, и он подписал со мной личный контракт на семь лет, по которому он становился моим агентом при рекламных съемках. Вместо обычных 10 или 15 процентов он брал 331/3 процента. Мне были неизвестны все эти детали, я просто поставил свою подпись. Несколько недель спустя я подписал контракт с Джимми, и он стал моим менеджером. Стандартный четырехлетний контракт, две трети – мне, а одна треть – для Джимми. Затем они договорились делить доход от контрактов друг с другом. Кас также поставил свою подпись под моим контрактом. Под его подписью было обозначено: «Кас Д'Амато, советник Майкла Тайсона, принимающий окончательное решение по всем вопросам, связанным с Майком Тайсоном». Теперь у меня была официальная управленческая команда. Я знал, что Кейтон и Джимми были весьма искушенными парнями в общении с прессой и умели из дерьма сделать конфетку. А уж с Касом, который должен был принимать все решения в сфере бокса и тщательно подбирать мне соперников, я тем более был готов начать свою профессиональную карьеру.
Где-то через неделю после начала тренировок я исчез на четыре дня. Меня выследил Том Патти: я сидел в своем «Кадиллаке».
– Майк, ты где был? – поинтересовался Томми.
– Мне не нужно все это дерьмо, – выдохнул я. – Отец моей подруги Энджи работает менеджером в универмаге «Ньюберри». Он может устроить меня на работу, и я буду зарабатывать сто тысяч долларов. Я получил этот «Кадиллак», и я собираюсь сбежать, – ответил я.
На самом деле я просто нервничал, поскольку теперь мне предстояло выступать уже в качестве профессионала.
– Майк, ты не будешь зарабатывать сто кусков в год только потому, что встречаешься с его дочерью, – пытался образумить меня Томми.
– Я способен на многое, – сказал я.
– Чувак, у тебя не такой большой выбор. Вернуться в спортзал, выиграть бой и двигаться дальше.
На следующий день я вернулся в спортзал. Справившись со своими нервами, я был горд тем, что собирался стать профессиональным боксером в восемнадцать лет. В моем углу у меня была отличная команда. Кроме Кевина Руни, в ней был также Мэтт Барански. Мэтт был замечательным человеком, который делал упор на системный подход, методику и тактику. Кевин просто орал «А-а-а!» прямо тебе в лицо.
Мы обсудили, каким у меня будет прозвище. Джимми и Билл считали, что в этом нет необходимости, однако Кас хотел назвать меня «Ужасным Тэном»[68] как дань уважения Джо Луису, «Коричневому бомбардировщику». Я подумал, что это было бы круто, но мы так и не воспользовались этой идеей.
Я воздал должное и другим своим героям. Мне на голову водрузили миску, прошлись вокруг электробритвой – и у меня получилась стрижка в духе Джека Демпси. Я решил также принять спартанский вид, который был у всех моих кумиров: ни носков, ни халата. Я хотел продемонстрировать, что возвращаюсь к истокам бокса.
Мой первый профессиональный бой состоялся 6 марта 1985 года в Олбани. Моим соперником был парень по имени Эктор Мерседес. Мы ничего не знали о нем, поэтому утром в день боя Кас повисел на телефоне, переговорив с некоторыми тренерами и владельцами спортзалов в Пуэрто-Рико, чтобы убедиться в том, что Мерседес не «темная лошадка». В ночь перед боем я нервничал. При этом я знал, что смогу побить парня, как только увижу его на ринге. Я понимал также, что Кас, чтобы вдохнуть в меня уверенность, на первые бои будет подбирать мне более слабых противников.
Я оказался прав. Они прекратили бой в первом раунде, когда я мутузил брякнувшегося на колени Эктора в углу ринга. Я был воодушевлен, но в раздевалке Кас указал мне на все мои недостатки.
– Ты должен выше держать свои руки. Твои руки болтались, – подчеркнул он.
Мои следующие два боя также были в Олбани, который стал моим родным городом. Через месяц после победы над Мерседесом я дрался с Трентом Синглетоном. Выйдя на ринг, я поклонился всем четырем сторонам зала, затем поднял руки, приветствуя зрителей, как гладиатор. Я трижды отправил соперника в нокдаун, не потратив на это много времени. Рефери остановил бой. Не спеша вернувшись в свой угол, я поцеловал секунданта и потрепал его по голове.
Через месяц я должен был опять драться, а между боями я бегал, тренировался, боксировал и вообще делал все, что хотел от меня Кас: бокс, бокс и снова бокс, спарринг, спарринг и снова спарринг.
23 мая я дрался с Доном Хелпином, который был гораздо более опытным соперником. Он продержался три раунда, поскольку мне пришлось приспосабливаться к левше, меняя традиционную стойку, экспериментируя и приобретая необходимый опыт. В четвертом раунде я чисто попал в него с левой и затем с правой, и он уже падал, когда я еще раз достал его правым хуком. Он валялся на канвасе довольно много времени, прежде чем его, наконец, подняли. Кас, конечно, полагал, что я недостаточно работал по корпусу и перемещался фронтально. Джекобс и Кейтон, однако, были в восторге от того, как я смотрелся.
После этих боев я обратил на себя внимание. Появились некоторые характерные надписи и плакаты. Например, на играх в бейсбол был плакат: «Гуден – это доктор Нок, а Майк Тайсон – это доктор Нок-аут». У меня появились поклонницы, но я не воспользовался своими успехами в этих целях. Я слишком любил себя, чтобы думать о ком-нибудь другом. Кас вообще-то считал, что мне стоило слегка проветриться. Он полагал, что мне следовало больше выходить из дома. Поэтому я съездил в Олбани и пообщался там с некоторыми из своих приятелей.
Мои первые бои практически не принесли мне никаких денег. Мой первый бой вообще явился потерей денег для промоутера, но Джимми дал мне 500 долларов. Затем он взял из них 50 долларов, чтобы отдать Кевину, и еще 350 долларов – чтобы положить мне в банк, так что в результате я получил на руки 100 долларов. Они были больше озабочены рекламированием моего имени, чем зарабатыванием денег на первых боях. Джимми и Кейтон были первыми боксерскими менеджерами, которые сделали нарезки со всеми моими нокаутами и отправили кассеты с видеозаписью каждому писателю в стране, освещавшему события в мире бокса. Это был очень инновационный подход.
Я выступал просто сенсационно, но Кас, казалось, брюзжал все больше и больше. Иногда я начинал думать, что Кас принимает меня за дядю Тома. Я старался быть вежливым с теми, с кем я встречался, я говорил им: «Да, мэм» и «Нет, сэр», и Каса это раздражало.
– Почему ты так разговариваешь с ними? Ты думаешь, они лучше тебя? Все эти люди пустышки и жулики, – ворчал он.
И когда я вел себя, как бог, которым, как он сам уверял меня, я был, он смотрел на меня с отвращением:
– Ты похож на тех, кто продвигает тебя, не так ли? Такие ребята, как Кейтон и ему подобные, прожужжали тебе все уши насчет того, как ты велик.
Думаю, ему было просто необходимо на ком-то сорваться. Мой день зависел от того, с какой ноги Кас вставал утром. К этому времени я уже получил водительские права и отвозил его на различные совещания и конференции.
20 июня, незадолго до моего девятнадцатилетия, я дрался с Рикки Спейном в Атлантик-Сити. Это был мой первый профессиональный бой за пределами Олбани, и Кас послал меня посмотреть крупные бои по всей стране, чтобы я привык и к другим залам.