Княжнин, Фонвизин, Крылов. Критика и анализ литературного наследия

Мёртвый правитель при живом своём продолжении. Княжнину не откажешь в Павла Петровича унижении. Не стал тот Павел ещё царём, но правившая Екатерина понимала, говорил Яков о чём. В трагедии о Владисане князь славянский не умер, он во гробе лежит, и ожидает, кто против печенегов город вместо него защитит. Провокация зрима, благо корни её уходят во Франции и Италии пределы, на Руси в редкий момент подданные оказывались аналогично против власти строить козни смелы.

Согласно сюжета, ибо право на трон должно достаться, вельможе положено с женой Владисана браком сочетаться. И встаёт затруднение другого свойства, насколько готова княгиня пойти на сей шаг? Знает каждый русский, поступают в таких случаях супруги властителей как. Они скорее бросятся с башни, разбившись, но чести рода никогда не лишившись. У Княжнина иначе, не о тех славянах ведёт он речь, в мыслях княгиня допускает снова себя в супружеский наряд облечь. Строгий судья тут не нужен, не о том идёт разговор, не будет принято желание спасти град от печенегов за позор.

Испытав народ, дав пройти ему испытание, князь Владисан объявится, дабы наложить на виновных наказание. Прав он в поступках своих или нет, зритель всё равно не даст на то точный ответ. Тирана свергнуть предстоит почившему правителю града, найдя для того средство для слада. Он долго во гробе лежал, мыслью томим, не зная, как поступить с восставшим противником сим. И когда понял, что время пришло, заявил о себе, смяв тирана легко.

Каков сюжет! Княжнин был человеком храбрым, коль поделился повествованием столь ладным. Откуда он сие измыслил для почвы русской? Правдой отдающей сомнительной и тусклой. Нашли бы в граде достойного отразить вражеский набег, не терпеть же печенегов разорения в сей век. В чём-то развития событий не сошлись концы, не могли коварно поступать предков наших отцы. Да не стоит о том судить, всякое может с нами быть. Пусть решил Княжнин выставить радетеля за страну тираном, решившим завладеть коварно отчества станом, тут и не сошлись концы сюжета, потому нельзя дать мотивированного поступку его ответа.

На том завершается о Владисана смерти сказ, он не умирал, на троне снова сам себе указ.

Софонисба (1786)

Правитель от народа, он правит крепкою рукой, не знает сей правитель, не он владеет собственной страной. Нет власти, если Рима воины над ним, иной властитель даёт указы им. То не беда, когда рука чужая управляет, много хуже, свободе если угрожает. Быть противоречиям, спокойствию не быть, другой власть твою может захватить. Так и случается, не изменить того, горевать предстоит: правитель раньше, а теперь никто. Не в том причина, проблема поважнее есть, драматургам её из трагедии в трагедию несть. Имя ей – любовь, и вокруг строится сюжет, прочих затруднений серьёзных будто в мире нет.

Нумидский царь Сифакс на сцене, дочь правителей Карфагена Софонисба его жена. Чета правителей зрителю представлена – царская семья. В чём затруднение? А дело в том, что прежний властитель Нумидский был в Софонисбу влюблён. И быть браку, и править совместно, было бы всё то Риму лестно. Причём же тут Рим? Без Рима никак. Он определяет, кто друг ему, а кто враг. Коли враг, то смерть ты примешь, если друг – у недруга царство отнимешь. Есть ещё народ, которому противна власть Рима, не допустит он в правители сему государству верного сына. Да, трудная вводная дана. Но такая же трудная жизнь наша всегда.

Без интриг никуда, грозит стране с Римом война. Не бывать такому, чтобы царю принимать облик раба. Куда же податься, если сильный соперник тебе противостоит, он дерзости в свой адрес не простит. Подложные свидетельства, нужно внести распри в подлежащий краху дом, от внутренней грызни пусть разваливается он. Пусть всё благородно и нет побуждений изменить стране, всё будет представлено так, что нельзя поверить не.

Как же Софонисбе поступить? Власть Рима она не может допустить. Её же в измене подозревают, в неверном свете помыслы народу представляют. Остаться правительницей может, согласись с римским наместником в союз вступить. Случись такое, каким образом продолжать в новых условиях жить? Рим не допустит противленья, он всё равно получит своё, мир для него поделён на своё и ничьё. Значит ничьё следует брать, для того источник проблем нужно просто убрать.

Трагедия право. Чей же сюжет? Вольтер написал? Или всё-таки нет? Княжнин написал? Это его? Тогда скажем: браво. Хватает в пьесе всего. Есть и затруднения, понятны они. Долгие разговоры наполняют «Софонисбы» стихи. Зритель скучает, не видит развития он. В речах запутаться он обречён. Куда происходящее движется и есть ли ему конец? Погибнет правитель, пойдёт вдова под венец? Или оставит Рим претензии свои, приняв владение Нумидским царством за мечты? Зримо всё и предрешено, но трагедии разыграться дано. Итог тяжб за власть будет таков – не избежать никому римских оков.

Сопротивление положено. Но не будет сопротивления в пьесе. Крупная держава – ей быть первой среди прочих государств в весе. Как бы Рим не казался противным, он всё-таки Рим, считаться полагается прежде прочего именно с ним. Как скажет Рим, тому так бывать, не жене правителя Нумидского сему возражать. Она может рыдать, причитать и винить несправедливый рок, только не надо оправдания искать, если сделать ничего не смог. Жизнь не простая, в ней принципам места быть не должно, время для поиска правды, если и было, навечно прошло. Главное заботиться о подданных государства, забыв о себе. Благу везде найденным быть найдётся где.

Хвастун (1786)

Хватает в обществе скупых, хватает и таких, кто хвастается вне всякой меры, во имя получения из всего выгоды рождаются среди людей такие лицемеры. Им не стоит ничего соврать, о чём они не пожалеют. Потому всегда выгоду от лживых слов имеют. Они скажут, будто знают короля, бывали на приёме во дворце, а то и беседой монарх их удостоил пред этим на крыльце. Они знакомы с генералом, он самый лучший из друзей, и друг сей неустанно их удостаивает о подвигах былых речей. Бахвалиться никто не запрещает, беседа с хвастуном потеху обещает.

Как относиться к человеку, когда он говорит, что сын он твой, тебя отцом не признавая? Ему ты прямо сообщаешь, в парике и пудре никак не узнавая. Смутится сын сей, либо не смутится, но постарается скорее удалиться. Он сам не понимал, к кому обратиться решил. Для веса придания о лживой связи сообщил. Ничего не стоило сказать, кто бы проверял. Да слишком часто у Княжнина хвастун не тех людей встречал.

Он мог сенатору сказать о том, что дядя его. Соврав о том без затруднений и легко. Не знал сенатора, о котором взялся говорить, думал сможет своим статусом собеседника он удивить. Сенатору беседа развлечением стала, пришлось шутить, появилась идея хвастуна пожурить. Но тот не поймёт, покуда не скажешь ему о лживости прямо, будет юлить, пока наконец не станет подразумеваемое явно. Куда деваться хвастуну, когда истина ясна? Лгать дальше, ему правда не нужна.

Тут не хвастовство, а патология сознания. Человек ищет не успеха в жизни и не признания. Ему важен факт близости к определённым чинам, до которых не сможет дотянуться он сам. Может выбьется в люди ложью, а может и нет. Тут трудно дать определённый ответ. Но в чём причина его затруднений? Почему у него столько сомнений? Добиться чина мог лавочник любой, достаточно иметь характер пробивной. Может враньё могло в той же мере помочь? Как бы тут на литературную деятельность Княжнина ссылаться не пришлось…

Комедия «Хвастун». Кто её написал? Княжнин, конечно, он её автором стал. Не де Брюйе, подавший идею. Не другой драматург, чью Княжнин подхватить мог затею. Написал Княжнин, потому о чём может быть тут речь? То не имеет значения, не покатится от этой мысли ничья голова с плеч. Яков не говорил, будто он кому-то обязан, порукой ни с кем он не был никогда связан. Обвиняли в плагиате другие его, он же негодовал. Может творчеством иностранных авторов вдохновлялся, но на русском произведения писал сам. А ведь мог прихвастнуть, показав удачный перевод, тогда обрёл бы гораздо больший уважения почёт. Что о том говорить, уподобляясь большинству, лучше точку зрению иметь не общую, а сугубо свою.

Всё встаёт на положенное место, потому лучше творить без обмана и честно. Зачем оказываться в водах Леты, в обвинениях потомков утонув, будучи при жизни популярным, после в вечном забвении заснув? Не прост путь писателя, особенно поры романтизма, углублявшего понятие обыденности до символизма. Как иначе написать про хвастуна, если не так, как написал Княжнин? Понятно, образ лжеца выйдет из-под пера драматургов одним. О прочем хватит судить, не для того Яков творил, он во славу театра и русского языка не жалел данных свыше ему сил.

Сбитенщик (1786)

Доверие – основа социальных норм. В доверии друг к другу мы живём. Но стоит проявиться лживым измышленьям, к беседе лживой помышленьям, как рушится расположение к врунам, чьё мнение уже не важно нам. В доверии привыкли жить все люди на планете, им нужно видеть истину в правдивом свете. И вот мелькнут предвестники обмана, им ясное предстанет в окружении тумана, изменится былое впечатленье, пускай пройдёт одно мгновенье. Уже не то! Нельзя обратно повернуть. Такую именно из «Сбитенщика» усвоить надо суть.

Живал в столице дядя некий, Макеем звался прежде он, теперь зовётся Волдыревым и трудится купцом. Взрастил себе питомицу-молодку и думал обручиться вскоре, не ведая, какое ждёт на ниве сего брака горе. Зачем ему столь шаткая супруга? Была бы лучше у него подобная прислуга. Открой сей птице клетки дверь, и выйдет на свет божий из застенков зверь. Изменит, оскорбит, унизит предо всеми враз, если не делает того уже сейчас. И как быть, как не упасть лицом во грязь? Порвать такую лучше связь.

К девице сей попасть нельзя, посредник нужен для того, в дом вхож лишь сбитенщик, тогда начать положено с него. Купец – ценитель сбитня, пьёт без меры. Покуда пьёт, он в сбитенщика полон веры. Да и рогов не замечает он, с рогами не был прежде сей купец знаком. Его питомица желает вырваться на волю, ему же не уразуметь молодки сумрачную долю. Готов он к свадьбе, пригласил попа, не ведает, какая за воротами невестиной красы ценителей толпа. Он то проведает, и будет смеха полон зритель. Княжнин повеселит, в комедиях он знатный веселитель.

В лицо Макею будут говорить, какой купец живёт ума лишённый. Девицу он от всех таит, но то вопрос уже решённый. Нельзя упасть в глазах друзей, пусть остры на язык, и не таких людей купец встречать привык. Досадует он об одном, питомицу от соблазнений уберечь не смог, теперь же хоть узнает, кто соблазнить другим её помог. Виновный выяснится быстро, и без того то было ясно. Так получается, что доверять входящим в дом опасно. Хоть будь знаком тебе входящий, хоть доверяй ему сполна, но не води ты далее порога, не располагай у очага. Чем «Сбитенщик» тому не для примера явлен? Для вразумления другим поставлен. А коли пустишь за порог, покажешь стены и убранство, то удостоишься хлопот, поплатишься за чванство.

Но почему же сбитенщик имел дорогу в дом купца? Пьянил напитком жгучим он Макея-простака? На том и порешим, поскольку кто глаза не заливал, тот глупостей подобных не свершал. Зачем корить других, коль вся на тебе вина? Душа твоя смердит, она изъянами полна. Услышишь правду, обиду ощутишь, посетуешь, но не себя, друзей ты укоришь. Откажешь им в доверии, они – причина бед. Кому же доверять, когда правдивых рядом нет? Себя винить останется, ведь чернота внутри, в собственном нутре правду не сможешь найти.

А раз всё так, то отчего не пошалить? С друзьями если быть врагами, больше не дружить. Помочь им обокрасть свой дом, чья невеста будет после разберём. С таким сумбуром веселей на сцене действо, когда обиженный толкает сам всех на злодейство. Пришла пора разрушить, значит нужно разрушать, друзей бывших от себя отвадить и больше не встречать. Отвадить сбитенщика, и он доверие потерял. Каждый, кто участвовал в опере, последствия поступка понимал.

Улисс и его сопутники (1783). Живописец в полону (1786)

Итаки царь – Улисс (хитрейший, надо сказать, лис), скитался по морям, с богами вступая в споры, потому не мог добраться до дома, возникали пред ним непреодолимые водовороты и горы. Одним испытанием, из многих на пути, стало испитие зелья от Цирцеи руки. Обратились сопутники Улисса в разных зверей, более не походили они на людей. Лишь царь Итаки зелья пить не стал, потому человека облик он не потерял. Как дальше быть? Вернуть сопутников необходимо в прежний вид, надеясь, будто Цирцея, если её обижал, его непременно простит. И простила она, но не тут-то было, у сопутников Улисса желание людьми быть остыло.

Подходил Улисс к каждому, от всех получая отказ. Свинья человеком не станет сейчас. Не станет человеком кролик, откажется стать человеком баран. И волк откажется, и не потому, что каждый из сопутников будто бы пьян. Им нет стыда за обличье звериное, стыдиться нечего им, будь хоть волком злокозненным, хоть львом удалым. Медведь не захочет быть человеком опять, даже желание осла остаться ослом никак не понять. Все сопутники довольны, ибо избавились от человеческой шкуры, обрели желанные сызмальства для них они натуры.

Потому предпочёл остаться человеком Улисс, хитрее он самых хитрых из лис. Получается у него скрывать всякого зверя внутри, сколько снаружи на него не смотри. Есть в нём свинья, кролик в нём есть: всех зверей тут не сможем мы перечесть. Его сопутники предпочли открытой оставить им данную суть, потому Улиссу без них продолжать дальше путь. А может и с ними, ибо знает всяк Улисса суть, царь Итаки может всех без труда обмануть. Княжнин не скажет, но читатель знает, судьбою сопутников всё же сам Улисс управляет.

Не только об античности, о современниках Княжнин тоже писал. Он практически то же самое о них рассказал. Для того представленный им Живописец в полону оказался, где для повелителя басурманского расписывать стены старался. Получил он задание, отразить народы все, которые есть. Так всякой нации можно устроить бескровную месть. Пороки во всех красках отразить, дабы зрители не смогли их долго забыть.

Вот испанец-гордец, гордым изображён. Вот итальянец-смутьян, за спиною с ножом. Вот голландцы, вот англичане, вот мавры и прочие все басурмане. А вот французы, только погляди, среди прочих голые они одни. Почему? Что за бесстыдство в крови народа сего? Зачем они ходят откровенно так без всего? Не покривил живописец душой, нашёл для того он ответ простой. Кто знает, тому известна французская мода. Меняются пристрастия французов год от года. Не знаешь уже, чего ожидать. Так не проще ли в голом виде их представлять? Дабы не ошибиться, чтобы наверняка, ведь когда-нибудь обязательно, оголится их нация вся.

Только об этом и решил рассказать Яков Княжнин, дабы пороком среди россиян меньше стало одним. Сколько можно галломанией страдать? Пора бы себя начать уважать. Да не начнут, рано пока. В обществе для таких перемен судьба нелегка. Но как и с Улиссом, человек подобный людям потребен, который докажет, насколько человеческим принципам верен. Пока его не случится опять, звериную суть из люда не изгнать. Не помогут басни, и от сказок толку нет, сколько бы не минуло ещё лет. Но явится Улисс, выведет из мрака людей, более не станут они походить на зверей. И что? Уйдёт Улисс – люди снова звери. Ничего не поделаешь, сами того захотели.

Притворно сумасшедшая (1787)

Сложна девушек судьба, решающих бежать из-под венца. Как сбежать? Решение необходимо найти. Например, за безумную можно сойти. Пусть тогда жених с причудами попробует совладать, если сам из-под венца не решит раньше сбежать. Дабы было проще, перенести в Венецию действие стоит, такой вариант никого не расстроит. А ещё лучше на сцене не ставить, чтобы не смогли в вину схожую с чьей-то историю поставить. Увидят оперу в собрании сочинений, ранее она не нужна, значит так решил Княжнин. И у произведений судьба сложна.

Вздумал опекун на питомице жениться, стал с нею ласково он обходиться. Ладно всё было, не случись ночных у жениха бдений, ставших для будущей невесты причиной сомнений. Как бы подстроить так, дабы он под дверью не ходил? Подстроить ему оказию, пусть бы он нос себе во мраке разбил. Отчего не исполнить задуманное, так решено, но жениху желается с невестой быть всё равно. Дверь запирать он не даёт, не слушает, будто вор ночью придёт. Сам охраняет, зачем же замки? Защитить он может любви интересы свои.

Остаётся сойти за безумную, притвориться больной: нелепости нести, о стену биться головой. А то и взять в руки оружие, на войну собираться, с жизнью готовясь во имя края родного расстаться. Допустимо любое решение, лишь бы оно помогло, пусть сердце точит червя дьявола зло. Хворь потребна, она должна помочь, с её помощью опекун будет прогнан прочь. Так и случится, ибо тому бывать, влюблённые во имя любви готовы жертвой стать. Примет удар опекун и окажется у корыта, когда очнётся, то поймёт – надежда на счастье оказалась разбита.

Из лучших побуждений блага не твори, ты лучше на всякое дело смотри. Желаешь добрым стать, заботиться о ком решил? Похоже, о самом главном при этом забыл. Не нужна забота, нет нужды в опекуне, каждый человек всегда себе на уме. Не надо счастья тем, желаешь ты его кому, строй счастье лучше себе одному. Попробуй иначе на всё посмотреть, тогда не придётся горько жалеть. Имел надежду вниманием обласкать, а пришлось ушибы от шишек растирать. Зачем ещё раз говорить о наболевших проблемах, если молодые не думают о подобных дилеммах? Любовь им важнее всех добрых для них дел, каждый второй из них на том погорел. Когда поймут, тогда потянутся опекать неразумных других, но пострадают, будто сами не творили безумных поступков таких.

Чью позицию занять? Сбежавшей питомицы волю принять? Оскорбиться за оскорблённого опекуна? Или пусть все сходят с ума так, как они хотят сходить с ума? Зависит от количества прожитых читателем лет. Из этого стоит исходить, слушая ответ. Молодой поймёт молодую, укорив старика. Старшее поколение молодёжь пожурит, понимая, что мнение их ничего не решит. Сходятся точки зрения, соприкосновения не найдя, слова говорить можно, но будут сказаны они зря. И нам не стоит судить снова о том, чего подтверждение в спорах никак не найдём.

Что слова, какой от них прок? Жизнь преподнесёт каждому персональный урок. Стоило ли опекуну любить питомицу столь рьяно? Питомице такого внимания от опекуна не надо. Пусть заботится и позволит счастье обрести, не навязывая ей страсти любовные свои. Должен то понимать опекун, никак не умея понять. Потому пришлось ему жертвою обстоятельств стать. Коли ума не нажил к годам седым, лучше разойтись скорее с ним.

Меркурий и Аполлон, согнанные с небес. Меркурий и Резчик (1787)

Не стоит портить отношения со властью, быть тогда в жизни несчастью. Сгонят с насиженного места, указав на дверь. До того человек, после ты – зверь. Не примут нигде, ибо никому не нужен станешь, как средства на пропитание добыть думать устанешь. Имея много, растеряешь всё, будто не имел, доказывай потом, насколько ты в жизни умел. Случается со всеми, и с богами бывает так, если язык не держат за зубами, коли Зевес для них дурак. Властью Верховного божества он опустит дерзких с небес, оставив Меркурия и Аполлона всего без.

Случилось! Как далее быть? Людям не нужен никто, коль не может платить. Оставили кошельки боги, не успели забрать, не могут, денег не имея, товар покупать. Оголодали, изорвали одежду, внимания ждут. Люди на сих оборванцев посмотрят и мимо пройдут. Они думают – богам на Олимпе нужно жить, не участи смертных для богов плетут мойры нить. Пора раскаяться и пред Зевесом повиниться, но не желают изгнанники столь быстро воротиться. Они тешатся желанием обрести земной почёт. Вдруг купцами возьмут? Вдруг дело пойдёт?

Честным быть в торговле не с руки. Утратит амбиции Аполлон свои. Добрый малый, мог ли он знать, как именно нужно с лотка торговать. Он честно говорил, показывал товар со всех сторон, ничего от покупателей не скрыл он. И продал, денег нажил? Отнюдь, никто ничего у него не купил. Зато Меркурий, покровитель торговых дел, преуспеть в продажах успел. Не за товаром приходит человек, ему одобрение потребно, говори о прекрасных качествах продаваемого, и купят у тебя всё непременно. На рынке – не у Зевеса на приёме, нужно подход знать, грубой лести кроме.

В следующий раз Аполлон с Меркурием не станут Вседержителя оскорблять, на небесах лучше в подчинении у власти пребывать. Зачем опускаться до человека мира, где честности нет, где возводят для почитания угодного людям кумира? Богу положено быть богом, запомним раз и навсегда. Но запомним и то, что поступь бога в отношении смертных весьма тяжела.

А стоят ли боги того, что за них дают? Меркурий и Резчик общий интерес разве найдут? Придёт в лавку фигурок бог поглядеть, цену себе дабы узреть. Увидит Зевеса, Аполлона увидит, стоимость их никого не обидит. Но свою фигурку никак не найдёт. Видимо, к богу торговли, цена подобная не подойдёт. Он ценится всех выше, может цены Меркурию нет. Процветать тогда лавке сей хоть тысячу лет. Может спросить у резчика, где Меркурия фигура? Жаждет поскорее узнать правду бога натура. Да не найти. Весьма печальна причина тому. Фигурку бога торговли не продашь никому.

Как же? А может? Правда в другом. Меркурия у резчика всё же найдём. Он не продаётся. Да невелика за него цена. Изображение его даром даётся, если фигурка бога другого была приобретена. Как не обидеться на такое? Впрочем, не богу торговли на то обижаться, сам бы он мог о мотивах резчика быстрей нас догадаться. Закон продаж суров, если желаешь продать – ценное лучше вперёд менее ценного дать. Покупатель купит Зевеса и Аполлона, ибо с Меркурием фигурок станет у него много.

О богах, как и о людях, говорить необходимо с намёком. Дабы людям, как и богам, то послужило уроком. Пусть никто не заносится, ибо скорее его занесут. О том в назидание детям после сказку иль басню прочтут.

Неудачный примиритель, или Без обеду домой поеду (1787)

Лучше обманывать во имя блага, нежели отстаивать правду ради корысти. Кто заботится о благе, тот стремится примирить. Кто думает о корысти, во всём ищет разлад. Комедия с таким назидательным сюжетом не будет интересна зрителю. Княжнин не сумел найти ей применения, поэтому читатель о ней узнал из собрания сочинений. Другой примечательной особенностью является то, что комедия написана прозой. Так можно ли примирить непримиримых соперников? Этого сделать не получится, пока они сами того не захотят. Поэтому предлагается молчать, не вмешиваясь в спор.

У действующих лиц комедии Княжнина незавидное положение. Хозяин желает одного, хозяйка – другого. Угодить нужно тому и другому. Но как это сделать? Надо постараться их примирить. Не глупость ли, доказывать правоту, лишь бы оказаться всего лишь правым? Иногда для придания веса словам требуется заранее подготовить почву для доказательства весомости мнения. Тут-то и приходится страдать слугам, вынужденным потакать спорящим сторонам, не смея им в том отказывать. Но если правым должен оказаться один из спорщиков, значит нужно выбирать чью-то сторону. Ежели решишься выбрать, другая тебя уволит. Дилемма!

Нет выбора у слуг. Просят испечь пирог с куликами, будь добр такой приготовить. Попросят куропатками начинить блюдо – начини. Можешь приготовить два пирога сразу, а то и ещё такой, где будет две начинки сразу. Княжнин решил придать абсурдность происходящему. Пирог всего один. Что внутри – неизвестно. Хозяйке будет сообщено, будто начинён ею желаемым. Хозяин получит похожую информацию. Оба довольны – могут доказать правоту. Но ситуация изначально понимается как неразрешимая. Придётся сказать, с чем именно пирог. А можно ничего не говорить, пусть пробуют и решают сами, либо вообще к нему не притрагиваются, оставаясь голодными.

Может всё-таки убедить супругов искать компромисс? Такое легко сделать. Даже легко добиться согласия. Княжнин усилил проблематику, с единой меркой подойдя к хозяину и хозяйке. Угождать друг другу настолько же неразрешимая ситуация, как пытаться казаться главным в споре. Остаётся сделать виновным примирителя, не додумавшегося рационально использовать предоставившуюся ему возможность. Всё равно нет существенной разницы, когда спор бытового характера. Глупо ругаться из-за начинки пирога, если имеешь возможность заказать любую.

Просто судить о ситуации, не являясь её участником. Княжнин мог предложить для спора более важные вещи. В некоторых моментах действительно не получится без затруднений придти к согласию, одной из сторон придётся уступить. Тогда и нужно выяснить, чему быть, а чему не бывать. Желать же спорить из желания спорить – глупость, достойная оказаться представленной на сцене театра, причём в комедийной обработке. Пусть зритель посмотрит на происходящее и узнает себя, может ему станет понятнее неразумность создания бытовых конфликтов, где они никакого значения не имеют.