Хватит! Политический детектив

Хватит!

Политический детектив

Михаил Борисович Поляков

© Михаил Борисович Поляков, 2018

ISBN 978-5-4474-2206-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я поспешно осмотрел место преступления, изо всех сил стараясь не задеть взглядом лежащее посреди гостиной тело, и вышел. Зайдя в соседнюю комнату, дрожащими пальцами нащупал в кармане пачку сигарет, и, настежь распахнув окно, закурил, глубоко затягиваясь. С улицы в помещение ворвались весенние звуки – встревоженный птичий щебет, рёв воды на освобождающейся ото льда реке и четкий и энергичный звон капели. Из гостиной вместе с тем доносились причитания вдовы убитого, перебиваемые строгими, сухими голосами полицейских, а из кабинета сверху, где работали эксперты – глухие порывистые звуки сдвигаемой мебели, похожие на наносимые с размаху удары. Я снова достал записку – этот чёртов обрывок бумаги, какой-то старый чек из канцелярского магазина, и в тысячный раз прочёл надпись на обороте – коротенькую фразу, две недели остававшуюся загадкой, а минуту назад вдруг объяснившую всё… Итак, расследование завершено, и я, наконец, знаю имя убийцы, больше месяца державшего в страхе город. Осталось довести дело до конца. Один звонок, одно слово, сказанное вполголоса, и всё будет кончено… Я потянулся за телефоном, и с отвращением ощутил, что колеблюсь. Что-то удерживало меня. Странно, но даже сейчас, после этого мучительного месяца, после всех фактов и улик, даже после  злосчастной записки, неумолимая тайна которой вдруг открылась мне мгновение назад, я всё ещё сомневался… Или это не сомнение, а сочувствие? Но разве я действительно сопереживаю ему? Неужели и теперь пытаюсь понять и оправдать? Из соседней комнаты снова послышались рыдания. «Димочка, родненький, Димочка», – причитала вдова убитого. Это наконец отрезвило меня.

Нет, всё, хватит сантиментов! Я выбросил недокуренную сигарету в окно и извлёк из кармана телефон…

Глава первая

Эта странная история началась точно также, как ей суждено окончиться – с телефонного звонка. Мобильник разбудил меня в два часа ночи. Я подскочил на кровати и нащупал на залитом чем-то липком столе холодную дрожащую трубку. Звонить в это время мог только Елисеев – ночной редактор «Вечерней столицы», газеты, в которой я работаю. Видимо, ему снова понадобился корреспондент из отдела новостей, чтобы сделать заметку о пожаре на каком-нибудь складе на окраине Москвы, или о бомже, ограбившем автозаправку. И козёл отпущения, как всегда, я, Игорь Свиридов. Но уже приготовившись услышать в трубке энергичный редакторский дискант, и собираясь от души послать Елисеева по матушке, я осёкся. В звонившем я с удивлением узнал своего школьного приятеля Колю Ястребцова, заместителя начальника полиции подмосковного Терпилова.

– Здравствуй, Игорь, – незнакомым мне у него напряжённо-деловым голосом произнёс он. – Извини, разбудил тебя, наверное?

– Коля, ты? Да уж конечно разбудил. Второй час ночи, – проскрипел я, поднимаясь на кровати, и с отвращением чувствуя, как тяжёлая холодная волна скатывается по спине.

– Ты как, всё ещё в газете работаешь?

– Работаю.

– У тебя время есть на следующей неделе?

– Пожалуй, а в чём дело?

– Встретиться надо. Есть у меня к тебе одно предложение. Я буду в Москве в среду, нормально?

– В среду? – я задумался, спросонья пытаясь припомнить планы. – Да, в среду я свободен. В «Шоколаднице» на Тверской часа в четыре сможешь?

– Договорились.

В назначенный час я открыл стеклянную дверь кафе и вошёл в тесное, пропитанное запахами шоколада и ванили помещение. Николай – высокий, рано начавший седеть брюнет в строгом деловом костюме, дожидался меня за столиком в углу.

– Чай только без сахара, – говорил он тонкой рыжей официантке в накрахмаленном переднике, которая чёткими движениями белых рук расставляла на столе приборы. – И лимон, пожалуйста, не забудьте.

Девушка с фирменной вежливостью кивнула ему в ответ, втиснула блокнот с карандашом в карман фартука и удалилась.

– Игорь, здравствуй, – крикнул Ястребцов, заметив меня в дверях и с неуклюжестью засидевшегося на месте человека делая усилие, чтобы подняться.

– Как дела? – спросил я, подавая руку и опускаясь на кожаный диван у стола.

– А ты ничего не будешь? – суетливо поинтересовался он. – Давай я позову?..

– Ничего, позже закажу. Что у тебя стряслось?

Коля нерешительно взглянул на меня исподлобья, как бы сомневаясь, стоит ли вообще начинать беседу. Затем достал из кармана пачку «Парламента», ловким щелчком выбил сигаретку и, хищно лязгнув затвором никелированной зажигалки, закурил.

– В общем, есть у меня к тебе одно дело, – задумчиво начал он. И вдруг спохватился: – Но только заранее предупреждаю – всё, что мы тут скажем, должно остаться между нами. Договорились?

– Договорились.

Николай выпустил струйку густого сизого дыма.

– Рассусоливать долго не буду. Дело такое: у нас в городе произошли два странных убийства, и для их раскрытия мне очень пригодится твоя помощь.

Этого я ожидал в последнюю очередь, и с удивлением уставился на своего товарища.

– Что, удивила тебя моя просьба? – улыбнулся он на мой взгляд. – Но прежде чем отказываться, сперва послушай меня, хорошо?

За время своей журналисткой работы я повидал многое. Участвовал в облавах на героиновых курьеров на реке Пяндж, что на таджико-афганской границе, прятался под обломками рухнувшего дома в Грозном, вместе со следователями шёл по следам знаменитого битцевского маньяка, и присутствовал при его задержании, унёсшем две милицейские жизни. Но мало чему я удивлялся так, как той истории, что выслушал в следующие полчаса. Месяц назад сонную жизнь небольшого подмосковного городка Терпилова всколыхнуло странное преступление. При загадочных обстоятельствах был убит местный судья – Обухов, человек влиятельный и хорошо известный в городе. Преступники не оставили на теле жертвы живого места – переломали руки и ноги, выбили зубы, выдавили глаза. Убийство произошло поздно ночью, на даче Обухова. По этому обстоятельству оперативникам стало понятно, что преступники хорошо изучили его расписание: за город судья без семьи выезжал редко. Как известно, расследование любого убийства начинается с бытовой версии, но тут она отпала практически сразу. Судья был женат и имел двоих детей. Старшая дочь – двадцадвухлетняя Лариса – была замужем, и уже три года жила с мужем в Москве. Младшему – Вадиму, едва исполнилось десять. С женой Обухов жил душа в душу, об изменах супругов друг другу ни молве, ни близким друзьям ничего не было известно. Материального мотива в деле также не могло быть. Жена распоряжалась буквально всем имуществом семьи через доверенных лиц (напрямую управлять собственностью судья не имел права по закону), и ни в чём себе не отказывала – немалая часть совместного дохода Обуховых шла на её заграничные поездки, наряды и драгоценности. Судья, человек в быту не требовательный, никогда ей ни в чём не препятствовал, в дела по дому не вмешивался, и, как говорили, был только рад тому, что супруга освободила его от хозяйственных забот.

Служебная версия также не подтвердилась. Конечно, на Обухова, который за свою двадцатилетнюю практику отправил за решётку сотни преступников, зуб имели многие. Но ничего конкретного следователи не обнаружили. У кого-то из потенциальных недоброжелателей было алиби, кто-то уже давно не жил в Терпилове, а кто-то не мог быть мстителем просто в силу возраста или здоровья.

Третья часть расследования касалась ещё одной сферы деятельности убитого – его огромного бизнеса. Он владел местной лесопилкой, мясокомбинатом «Городец», сетью магазинов под тем же названием, и двумя городскими кинотеатрами. Но и тут не было ничего определённого. Некоторые конкуренты жаловались на агрессивную манеру судейского семейства вести дела, но и только.

Целый месяц сыщики носом рыли землю, пытаясь выйти на след убийц. Перевернули вверх дном виллу убитого, допросили всех близких и дальних знакомых семьи, подняли и побуквенно изучили дела, которые Обухов вёл. Но ни единой, даже самой ничтожной улики не обнаружили. Когда следователи, работавшие по двадцать часов в сутки и целыми неделями не бывавшие дома, собирались бросить дело, записав его в безнадёжные «висяки», произошло новое похожее преступление. Но вместо того, чтобы хоть отчасти прояснить картину, оно лишь ещё сильнее всё запутало…

На этот раз жертвой убийц стал бизнесмен Пахомов, живший в Апрелевке, деревеньке, расположенной в пятнадцати километрах от Терпилова. Человеком он был скрытным и эксцентричным до странности. Из родных имел одну жену и одиннадцатилетнего сына. С женой развёлся много лет назад, и отношений с ней поддерживать не желал, да и сына навещал нечасто – раз или два в год. О жизни его ходили легенды. Известно было, например, что он сказочно богат, но происхождение этого богатства оставалось для всех, включая даже и ближайших его знакомых, загадкой. Рассказывали разве, что в середине девяностых он сколотил банду, занимавшуюся рэкетом и поборами на местных рынках. Но Терпилов – городок небольшой, и на подобных делишках миллионов там не сколотишь… Да и рэкетирствовал Пахомов недолго, всего около года. В конце девяностых он внезапно, к немалому общему удивлению, отошёл от дел, чуть ли ни в один день порвал все связи, и уединился в своём огромном особняке, который за два года до того по специальному заказу построил для него выписанный из-за границы архитектор. Этого архитектора, маленького чернявого итальянца по фамилии Парцолли, в Терпилове запомнили. Он поразил горожан огромными иссиня-чёрными усами, чрезвычайной любовью к женщинам нетяжёлого поведения и необыкновенной способностью к усвоению русского мата, в котором к концу своей командировки достиг таких невероятных высот, что мог дать фору любому местному слесарю или таксисту. Говорили, впрочем, что иностранец остался недоволен своим хозяином. Угрюмый олигарх предъявлял какие-то слишком уж странные требования к строящемуся дому, и никаких возражений от архитектора не слушал. Когда же тот пытался настаивать, дело доходило и до рукоприкладства, о чём красноречиво свидетельствовали синяки, раз от раза появлявшиеся на смуглой итальянской физиономии. Строительство виллы походило на возведение секретного бункера – там одна за другой сменились восемь бригад, которые каждый раз приглашались из разных, максимально удалённых друг от друга регионов страны. Расходы на транспортировку людей и оборудования были огромны, но Пахомова они, казалось, не пугали. Каждой из бригад доверялся отдельный участок работ, строго отгороженный от остальных, так что никто из строителей не имел представления об общей планировке здания. Когда дело было окончено, виллу оборудовали самой современной на тот момент системой охраны, включавшей лазерные и инфракрасные сенсоры, широкоугольные видеокамеры, и разнообразные датчики движения, способные за сотню метров обнаружить копеечную монету, подброшенную в воздух. В этой небольшой крепости царила военная дисциплина. Пахомов лично отбирал для себя охранников, отдавая предпочтение бывшим милиционерам и военным, ежемесячно устраивал им экзамены на физическую подготовку, сам составлял строгие, выверенные до минуты графики дежурств, и даже проводил внезапные проверки боеготовности.

Однако бандитам, к немалому изумлению следователей, всё же как-то удалось проникнуть на объект незамеченными. В ночь убийства ни одна камера не зафиксировала движения ни возле дома, ни внутри него, не сработал ни один из датчиков, во множестве расставленных на территории, ничего подозрительного не видели и люди, находившиеся в здании. Но рано утром Пахомова нашли мёртвым в его кабинете. В двух шагах от него лежало тело охранника, рослого сорокалетнего мужчины, видимо, пришедшего на шум борьбы и попавшего под руку преступникам. Причём, убит он был необычным способом – ему раскололи череп огромной мраморной плитой, одной из тех, что лежали в хозяйском кабинете и предназначались для отделочных работ. Этой плиты к удивлению следователей на месте преступления не оказалось, нападавшие зачем-то унесли её с собой. Как они попали в дом, и как выбрались обратно, да ещё с массивным мраморным бруском в руках? Как смогли обвести вокруг пальца электронику и не попасться на глаза многочисленным телохранителям? Всё это было очень странно… Ясно было одно: с судьёй и олигархом расправилась одна и та же банда. На это указывало обстоятельство, тщательно скрываемое полицией от прессы: на груди у каждой жертвы была вырезана надпись «Хватит!» Только у Обухова под ней прибавили ещё слово «кумовства», а у Пахомова – «бандитов».

Слушая эту увлекательную историю, я внимательно присматривался к Николаю, стараясь понять, какую роль в ней он уготовил мне.

– Дело в том, что одна зацепка в деле всё-таки есть, – поймав мой вопросительный взгляд, пояснил Ястребцов, старательно давя в пепельнице окурок. – Одна из камер на территории особняка сняла машину, которая сразу после убийства проехала мимо дома.

– И что, нашли владельца? – поинтересовался я.

– А вот это самое интересное. Машина эта, старый «Мерседесик», принадлежит нашей местной газетёнке – «Терпиловской правде». Ну, помнишь «Терпиловку»? Шахматные задачки ещё с тобой и Ванькой Милорадовым решали?

– Да помню, – нетерпеливо пожал я плечами. – Ну так и что – угнали преступники машину, и всего-то делов.

– Да вот не так всё просто, – поёжился Коля. – Я сразу, как запись посмотрел, в оперотдел сунулся – дескать, не заявляли ли тачку в розыск? Нет, не заявляли. Ребят послал к редакции – стоит на месте, у самого входа, чёрт бы её побрал. По своим каналам попытались выяснить, катал ли её кто-то в тот вечер – опять нет. На коробке у неё блокиратор установлен, такой, знаешь, штырь металлический. Для угонщика он особой проблемы не представляет, но снимать всё-таки хлопотно – с корнем драть приходится. Ну а там на месте он, значит…

– Машину брал кто-то из своих, – догадался я.

– Точно! – Коля энергично хлопнул по столу. – И наша задача понять, кто именно.

– Ну так вызывай их по очереди, да тряси как ураган осину.

– Ну а вот это уже глупость, – развёл Ястребцов руками. – Серьёзного бандита допросом не запугаешь. Преступник просто уйдёт на дно, банда, а там ведь наверняка банда, затаится, ну и поминай их как звали. Да и потом – а вдруг машину кто-то посторонний мог взять? Некий приятель друга, пятый дядька на киселе сделал себе ключи, ну и пользует корыто, пока никто не видит? Нет, тут похитрее бы сыграть надо.

Алексей искоса глянул на меня, щурась с хитринкой.

– Ну и что ты от меня хочешь? – пожал плечами я.

– А то, что устроился бы ты, Игорёк, на недельку в «Терпиловку», да изнутри выведал всё как следует? Нет-нет, не отказывайся, – умоляюще протянул он ко мне руки, – делов там реально не больше, чем на неделю, да и потом я от тебя никаких подвигов не требую. Не откроется тебе Сезам, не разузнаешь ничего, ну и хрен тогда с ним. Тогда уж напрямик ломанёмся, допросы там, обыски… А получится – и мы в выигрыше, и ты. Представь только, какой матерьялец получится, а? Ну как, по рукам?

– Да ну что ты… —отмахнулся я. – Сам подумай: как я с бухты-барахты свалюсь в эту твою редакцию, начну там разнюхивать что-то по углам… Преступник же меня в одно мгновение раскусит.

– Нет, тут всё предусмотрено. Твоё появление не шума не вызовет. Во-первых, мы в прессе о деле не болтаем и преступники вряд ли догадываются, что их след уже взят. Во-вторых же и легенда у тебя будет подходящая. Из «Терпиловки» полгода назад уволился твой коллега, и ему давно ищут замену. Вот ты ей, то есть этой заменой и будешь.

– И что, я вот так вот просто заявлюсь в редакцию и попрошусь на работу? А вдруг не примут?

– Конечно, нет. Главного редактора, Стопорова, обо всём предупредим заранее.

– А сам он не может быть связан с бандой?

– Нет, это человек проверенный, у него было твёрдое алиби в обоих случаях, да и, сказать по чести, водятся за ним кое-какие делишки. Он и с арендой мухлюет, и кой-какие заказики на публикации берёт у наших местных козырьков. Короче, как-то не тянет он на народного мстителя. Да и возраст, знаешь ли не тот – семьдесят лет почти.

– Всякое может быть.

– Минимальный риск, конечно, присутствует, – кивнул Николай. – Поэтому и его мы не будем знакомить со всеми обстоятельствами. Придумаем тебе легенду – мол, ты оперативный сотрудник, которому необходимо под видом журналиста появляться там-то и там-то.

– Думаешь, поверит?

– А почему бы ему не поверить? Самая обычная история. Да и нам не столько нужна его вера, сколько чтоб он язык за зубами держал. А уж в этом на него можно положиться.

– А почему никому из своих не поручишь? – снова попытался отбояриться я.

– Игорь! – Ястребцов отчаянно всплеснул руками. – Ну какие из моих ребят журналюги? Из них половина имя-то своё с трудом пишет. Преступник их вмиг раскусит. А ты профессионал, да и человек опытный, компетентный, жизнь знаешь. Без тебя, в общем, никак.

– Ладно, – ответил я после минутного раздумья. – Мне нужно ещё с начальством договориться, но, вообще, думаю, выгорит дело.

– Спасибо, спасибо! – Коля обеими руками схватил мою ладонь, и энергично тряхнул. – Когда приехать сможешь?

– Если всё окажется удачно, то на этой неделе, в пятницу.

– Хорошо, замечательно!

– Но у меня есть три условия.

– Какие?

– Во-первых, ни при каких обстоятельствах не вмешивайся в ход моего расследования.

– Договорились.

– Во-вторых, никакой цензуры быть не должно.. По итогам работы я напишу всё именно так, как увижу, ничего не скрывая. Разумеется, за исключением твоей роли в деле, если ты того пожелаешь.

– Замётано.

– И последнее – мне необходим максимум информации по делу. Это, кстати, в наших общих интересах – чем больше мне известно деталей, тем эффективнее я сработаю.

– А об этом я уже подумал, – торжественно произнёс Ястребцов. Достав из-под стола глянцевый кожаный портфель, он извлёк оттуда толстую пластиковую папку и подтолкнул ко мне. – Я нарушил несколько наших внутренних правил и скопировал для тебя кое-какие следственные матерьялцы. – Он тяжело опустил на папку ладонь. – Тут всё – протоколы допросов, фотографии с мест преступлений, сведения об убитых. Смотри только – поосторожнее со всем этим, хорошо? Не показывай никому, а то секир-башка мне будет, – улыбнулся он.

Перед тем как разойтись, мы утрясли с Николаем кое-какие второстепенные детали, придумали мне легенду и псевдоним. Легенду сочинили следующую: дескать, я московский журналист, работавший в небольшом издании, но временно вынужденный поселиться в Терпилове. В городе, якобы, живёт мой больной отец, которому с недавних пор нужен постоянный уход. Что же до псевдонима, то я сохранил своё имя – так легче привыкнуть к новой роли, но вместо Свиридова стал Кондратьевым.

Глава вторая

C делами я разобрался быстро. Шаховской, редактор моего отдела, по первой же просьбе и без особого, сказать по чести, сожаления предоставил мне месячный отпуск. На сборы ушло пять минут: в кожаный походный рюкзак отправились макбук с зарядкой, две пары джинсов, три свитера, и выходной костюм на случай какой-нибудь маловероятной официальной надобности. Подумав немного, я достал из сейфа и травматический пистолет, стреляющий стальными шариками. Конечно, в настоящей перестрелке он бесполезен, но всё-таки сможет на время обездвижить даже сильного соперника, особенно если знать, куда целиться…

Один из немногих плюсов моего холостяцкого положения в том, что теперь я сам себе хозяин. Никаких долгих проводов и слезливых сцен, которые так любила устраивать мне Рита. Подхватив рюкзак и забрав с полки ключи и мобильник, я уже через двадцать минут топтался в очереди к билетной кассе на занесённом мокрым снегом перроне Ленинградского вокзала. Место в электричке мне попалось плохое, у самого входа. Через разбитое в тамбуре стекло в вагон со свистом рвался упругий ледяной ветер, внося с собой сухую порошу, которая обжигала лицо, как иглами колола шею, и норовила пробраться за воротник. Совокупное дыхание сотни пассажиров наполняло пространство призрачным паром, который клубами поднимался над головами и медленно обращался под потолком, но воздух не нагревало, и стужа здесь стояла уличная. Вдобавок к тому не повезло мне и с попутчиками. На ободранной сидушке по соседству со мной устроились двое работяг, видимо уже успевших в честь пятницы принять где-то на грудь. Всю дорогу они о чём-то громко спорили, дыша перегаром и энергично размахивая своими корявыми багровыми ручищами. Я не мог даже пересесть – в вечерней электричке было тесно как в банке шпрот. Поближе придвинувшись к окну, я поднял воротник пуховика и достал из сумки папку с данными по расследованию, переданную мне Ястребцовым. Первыми в ней лежали материалы из дела судьи. На фотографию с места убийства нельзя было взглянуть без отвращения. Обухов, невысокий лысый толстяк, лежал на синем кафельном полу в ванной, весь сжавшись, скрючившись в позе эмбриона, как будто и теперь, после смерти, защищаясь от ударов неведомого убийцы. Его руки были переломаны, шея неестественно закинута, ноги напоминали две колонны – так они распухли от побоев. Судя по материалам дела, судья халатно относился к собственной безопасности. Его огромный, выстроенный в классическом стиле особняк с колонным фасадом и мраморной лестницей перед входом, охраняли всего два человека. В момент нападения один из них спал, а другой решал сканворд, время от времени поглядывая на мониторы системы наблюдения. Ничего подозрительного он не видел и не слышал. Правда, во время ночного обхода территории он заметил на снегу чьи-то следы, но принял их за отпечатки ног своего напарника, и не только не вызвал полицию, но и не сделал в журнале дежурства соответствующей пометки. Записи с камер наблюдения, установленных вдоль забора, окружавшего виллу, также оказались бесполезны для следствия. Одни из них были неисправны, и их месяцами не чинили, а в поле зрения других было множество слепых зон. Этим и воспользовались убийцы. Отогнув две массивные деревянные доски в заборе, они пробрались на задний двор виллы, невидимый из помещения охраны. Затем, неслышно вырезав стекло на первом этаже, проникли и в сам дом. Несмотря на поздний час, Обухов не спал и, вероятнее всего, ждал гостей. Он был полностью одет, а на маленьком резном столике в гостиной обнаружились два бокала, бутылка дорогого виски и кое-какая закуска на две персоны. Скорее всего именно тот, кто назначил чиновнику эту ночную встречу, и подослал к нему убийц… Но кто это мог быть? Тут следователи терялись в догадках. Ни изучение логов телефонных звонков, ни анализ личной переписки убитого ничего не дали. В день гибели Обухов вообще не пользовался мобильным телефоном, а по служебной связи ему не звонили. Его секретарша, Аронова, сообщила только, что в последнее время шеф находился в приподнятом настроении, часто шутил, и даже как-то обещал ей прибавку к зарплате. Девушку последнее обстоятельство удивило – судья был скуповат. В остальном же не было ничего необычного – никаких особенных поручений Обухов в последнее время не давал, не замечала у него Аронова и каких-либо странных посетителей. Иных зацепок в деле не было. На безрыбье следователи рассматривали даже вариант участия в убийстве охранников виллы, но он подтверждения не получил. Оба охранника были уже пожилыми людьми, оба всю жизнь прослужили в милиции и хорошо зарекомендовали себя, оба лояльно относились к своему сановному шефу, и никогда не имели с ним никаких конфликтов…

Обстоятельства убийства Пахомова были гораздо интереснее. Угрюмое жилище отставного олигарха, подробно запечатлённое на фотографиях, напоминало средневековый замок. И это было не обычное у новых русских вульгарное строение с декоративными башенками, пластиковым сайдингом под старину и медным флюгером на конусообразной крыше. Нет, Пахомов заказал заморскому архитектору настоящую крепость, такую, что возводили в старину с утилитарными целями – для защиты от свирепых врагов, подкатывавших к стенам катапульты и тяжёлые осадные орудия. Толстые стены из крупного нетёсаного камня, узкие проёмы окон, защищённые коваными решётками, массивные дубовые двери, обитые железом… Декоративных элементов, говорящих о желании хозяина украсить своё жилище, я заметил мало – наличники на окнах кое-где были расписаны французскими геральдическими лилиями, да на стенах то тут, то там виднелись декоративные выемки с головами львов, испускавшими из оскаленных пастей фонтанчики воды. Во дворе, таком же угрюмом и неприветливом как само здание – с редкими корявыми деревьями и грубо проложенными дорожками, обнаружились несколько каменных, в тон дому, скамеек, такая же беседка и три скульптуры, изображавшие каких-то средневековых дев, молитвенно сложивших руки у груди и скорбно глядящих в небо. Статуи находились в плачевном состоянии – все они потрескались и почернели от времени, а одна из них к тому же опасно клонились набок. Очевидно, хозяин не придавал им особого значения и не ухаживал за ними. Я предположил, что Пахомов заказал заморскому архитектору отнюдь не волшебный замок, навеянный детскими сказками, а просто серьёзный, крепкий дом, призванный защитить будущего владельца от конкретной, хорошо известной ему опасности. А уж старательный итальянец сам, из любви к искусству, добавил к запланированной хозяином примитивной каменной коробке кое-какие украшения. Дальше в папке обнаружились скреплённые степлером фотографии убитого. Огромное, почти двухметровое тело Пахомова было распластано на персидском ковре в углу огромного кабинета, обставленного с восточной роскошью. Вокруг трупа валялись обломки мебели, обрывки бумаги и осколки китайской вазы, которую он, вероятно, зацепил рукой при падении. Впрочем, особенных следов борьбы, во всяком случае таких, какие оставил бы этот гигант при активном сопротивлении, заметно не было. Видимо, преступники или застали Пахомова врасплох, или их было так много, что он оказался просто бессилен против них. Даже мёртвым он вызывал какое-то инстинктивное, смешанное с ужасом отвращение. Корявые жилистые руки, мощный торс, поросший густым рыжим волосом и напоминающий обезьянье тело, выразительное круглое лицо с толстым носом, жирными щеками и тупым, словно расплющенным лбом. Когда-то этот человек должен был внушать ужас тем, кому не повезло сойтись с ним в битве за место под солнцем. Как он шёл по жизни, как добывал свои миллионы, дома, машины, женщин? Кого сбивал с ног своими огромными кулаками, кто и теперь помнит, как дрожал от страха под взглядом его маленьких, близко посаженных свиных глазок? И кого опасался он сам, окружая себя вооружённой до зубов охраной и сложными системами наблюдения? Найденный рядом с Пахомовым телохранитель – высокий плотный мужчина лет сорока, имел на лице спокойное равнодушное выражение. Вероятно, он погиб едва войдя в комнату, и, может быть, даже не успев заметить преступников. Его лицо и верхняя часть груди были густо осыпаны мраморной крошкой. Те самые плиты, одна из которых была использована для убийства охранника, были сложены на деревянном настиле в углу кабинета, возле планировавшейся к ремонту стены. Это были мраморные бруски площадью метр на метр и не меньше сорока сантиметров в толщину. Поднять подобную махину было бы непросто и двум сильным людям, а уж с размаху нанести ей удар… Но главный вопрос был в том, как преступники вообще проникли на территорию особняка. В случае с судьёй следователи обнаружили на месте преступления и человеческие следы, и признаки взлома. А вот в крепость олигарха убийцы словно бы просочились при помощи магии. На территории виллы не нашлось никаких посторонних следов, ни одна из камер не засекла взломщиков, ни один из пятнадцати охранников, находившихся в это время в доме, не услышал ни единого подозрительного шороха. Следователи ощупали каждый сантиметр пахомовского кабинета, отыскивая какой-нибудь тайный проход, или, по крайней мере, нишу, где могли бы скрываться люди, но ничего не обнаружили.