Девушка с проблемами

Всю дорогу Сашка выдвигала варианты, зачем она понадобилась врачу, и ничего, кроме этого, не придумала.

– Пока нет, подождем, посмотрим. Я хотела поговорить с вами о другом. Видите ли, Александра Владимировна, страх, который испытывает Ирина, он не пройдет быстро, лечение может занять годы.

– Значит, будем лечить столько, сколько надо! – предупредила Сашка ход данного высказывания.

– Я не о деньгах, Александра Владимировна. Вы при первой нашей встрече прояснили этот аспект. Я о том, что не вижу пока никаких сдвигов, и это меня беспокоит больше всего!

– Может, лекарства нужны какие-нибудь?

– Лекарства нужны, но вы же знаете, что Ирина категорически отказалась от обезболивающих и антидепрессантов! Она сильная девочка и понимает, что можно легко попасть в зависимость. Единственное, что сейчас является смыслом в ее жизни, – дети. Я старалась на этом построить процесс лечения, но… Любые попытки перевести внимание на нее как на личность вызывают мгновенное отчуждение.

– Объясните проще.

– Проще? Она не хочет жить. Не в смысле суицидальных мыслей, а в том, что она отказалась от себя как от личности. Как от женщины. Понимаете, ей придется до конца своих дней жить теперь с тем ужасом, через который она прошла. И мы, люди из обычного мира, не можем и не сможем ее понять! Я могу много говорить и объяснять, но не стоит отнимать ваше время. Я думаю, что Ире надо сменить обстановку, уехать из Москвы. Этот город подсознательно для нее ассоциируется со смертельной опасностью. И еще. Я могу посоветовать одну группу, по типу анонимных алкоголиков, только там занимаются люди, пережившие насилие. Может, что-то сдвинется, я никак не могу вывести ее из ступора страха, тем более что нет медикаментозной помощи. Ей надо услышать, понять, что она не единственная, кто прошел через ад. А еще увидеть, что люди живут дальше, строят жизнь. Хорошо бы ее на природу с детьми отправить, туда, где людей поменьше.

– Коля, возьми ее сюда пожить, хотя бы до конца лета. Она сильная, молодец, умница, я знаю, она справится со своими страхами, но сейчас она инвалид – у нее постоянно болит все тело, все кости, волосы выдраны клоками и больше не растут, приходится ходить в платке, и это еще больше отдаляет ее от людей! Я делаю, что могу, но этого мало, да и не та это помощь! Ей действительно надо туда, где людей поменьше и нет поводов для такого страха. И главное – дети! Их сейчас надо спасать от жизни в постоянном страхе! Ее нельзя жалеть – ее понять надо! Может, ты поймешь?

– Саш, ты чего меня уговариваешь? – принимая ее дружеское «ты», спокойно спросил Коля.

Вытащил откуда-то телефон, да не простой сотовый – тяжелый, странный, Сашка таких и не видела раньше.

– Водитель твой может их привезти до станции?

– Может, – удивилась Сашка.

Он протянул ей телефон.

– Вот пусть и привезет. Звони. Скажи, чтобы вещи брала только самые необходимые свои и детей, на первое время. Остальное потом решим. Я их у станции встречу.

– Что, прямо сейчас? – совсем опешила Сашка.

– А чего тянуть, Саш? Пол-лета уж прошло. Из Москвы их забрать надо, ясное дело!

– Да она напугается! Ночью ехать неизвестно куда, да еще и в Подмосковье! – сопротивлялась Сашка такому молниеносному решению.

– Вот ты и придумай, как ее успокоить, да так, чтобы она не боялась. Звони!

Сашка, как под гипнозом, набрала номер телефона, но не Ирины, сначала Сергея – водителя. Николай с Иваном отошли в сторонку, за пределы антикомариной сетки, и тихо о чем-то разговаривали.

Дав указания Сергею, она вздохнула пару раз и даже перекрестилась, бросив взгляд в сторону беседующих мужиков – не заметят ли? – и набрала Ирину.

– Ирочка, это я.

– Александра Владимировна! Вы где? – конечно же, перепуганно спросила Ирина.

– Я на даче у друзей.

Господи, помоги найти правильные слова! Тут и здоровый человек, с которым самое страшное, что случилось в жизни, – это протечка унитаза, перепугается – ехать куда-то, уж почти в ночь, к незнакомым людям! А Ирина!

– Ириш, ты ничего не бойся. Для тебя и детей все плохое закончилось. Теперь только хорошее будет! Обещаю! Ты мне веришь?

Ира подумала, осторожно помолчав, и ответила. Твердо:

– Верю.

– Вот и хорошо. Ты собери вещи летние свои и детские, сейчас Сергей приедет и отвезет вас на одну станцию. Там вас встретит мужчина. Ты его не бойся, это очень хороший человек и мой друг, можешь ему верить, как мне. Его Николай зовут. Он большой, и машина у него большая – не бойся. Ничего не бойся!

– Ладно, – тихо сказала Ира.

Саша подошла к мужчинам, отдала телефон Николаю.

– Через два часа они будут на станции.

– Вот и хорошо, – подвел итог Николай. – Где вам постелить?

– А знаешь, давай на сеновале. У тебя там благодать! – принял решение Иван.

– Порознь! – уточнила Сашка.

– Тебе, Саш, наверху, на втором этаже, – задушевно предлагал хозяин, – там красота! Спокойно, реку, небо из окна видно. А Ивана внизу устроим.

– Коль, мне с тобой ехать надо, – ушла от темы красот природы Сашка к заботам людским.

– Не надо тебе со мной ехать. Не волнуйся, Саш, все будет хорошо! – как-то так сказал он, что Сашка поверила.

– Я вас дождусь, надо, чтобы они меня увидели.

– Саш, не надо ждать. Спи. Я же обещал: все будет хорошо! – уверил ее Николай.

Пахучее, покалывающее сеновальное счастье мягко приняло в себя уставшее, избитое Иваново тело.

Хорошо!

Только сна не было ну ни в одном глазу. Мысли крутились, крутились, крутились в голове, не давая покоя навязчивыми вопросами.

Тишина. И темень. Совсем не из жизни жителя мегаполиса, и пугали, и завораживали, и располагали к размышлениям.

– Саш, не спишь?

На сеновале посреди ночной темноты и тишины голос Ивана звучал как оперная ария, пропетая знаменитым тенором.

– Нет, – отозвалась сверху Сашка.

– Почему вдруг такое доверие мужику, которого ты первый раз видишь?

Она помолчала. Что-то шуршало в дальнем углу большого амбара, может, мышь, может, какой ночной зверек, или просто сено «вздыхало».

– Так бывает в жизни. Редко, но бывает, – ответила наконец она.

– А если твоя Ира не согласится остаться без тебя здесь? Что тогда?

– Я не поняла, ты за нее переживаешь или за Колю?

– Саш, – повысил голос Гуров, раздражаясь. – Он такое перенес, только оклемался! Зачем ему лишние переживания, чужие причем?

– Нет, Гуров, не оклемался он! – возразила Сашка, помолчала и объяснила: – Ему, чтобы спастись самому, надо спасти кого-то другого, помочь, чтобы простить себя наконец, перестать обвинять в смерти своих. Он не хочет принимать ту истину, что иногда в жизни случаются события помимо нашей воли и желания, и ничего мы с этим сделать не можем, и изменить ход событий не можем, можем только разбираться с последствиями. И Ирина – это наглядный пример. Она у него перед глазами будет, и, может, он примирится в душе со своей потерей, стараясь помочь ей и детям.

– Саш, а ты все помнишь про благие намерения? – продолжал раздражаться Иван.

– Гуров, нет у меня никаких далеко идущих намерений! – в ответ раздражилась Санька. – Это я сейчас надумала, что Коле не мешало бы увидеть, что беда не только у него приключилась! А вообще я думала, что детей надо на природу вывезти. И Ирину. И что им здесь спокойно будет и хорошо! И о здоровье их думала!

И они замолчали, весьма недовольные друг другом.

«А чего я, собственно, завелся? – подивился Иван. – То, что Ирина эта и дети здесь здоровье поправят, это факт, и, чем черт не шутит, может, и Коляна растормошат и к жизни вернут! Мне бы ей спасибо сказать!»

Задело его, зацепило, что она вот так – сразу, без сомнений – поверила Николаю! Рассмотрела его, прочувствовала! Николая – да, а его, Ивана, – нет! И не доверяет она ему, на расстоянии держит, сверкнет злым балтийским глазом и отстраняет, выставляя за ограничители доступа.

– Гуров, ты что примолк? Считаешь, я неправильно сделала? – с сомнением спросила Сашка.

– Чего гадать, посмотрим, – не стал ее успокаивать он.

На пустой станционной площади стоял «Хаммер». Коля вышел из машины, облокотился о капот и курил в кулак, волновался.

Чего вдруг он начал пороть горячку? Надо было дождаться утра, обдумать все, да и лишних переживаний девчонке ночными поездками не добавлять!

Он увидел ее, когда Сашка рассказывала – увидел! Ну, привиделось ему что-то – с кем не бывает! Ишь какой вещун-колдун! Одичал совсем в глуши-то или так история этой Ирины на него подействовала?

Да и Сашка хороша, так рассказала, что его всего перевернуло, девчонка эта перед глазами стоит, а он подумал – моя! Даже не подумал, а затеплело где-то в груди – не то надежда, не то предчувствие какое!

Хорош! Нечего сказать! Девочка совсем – двадцать четыре, а он, старый хрен, почему-то решил, что его!

Он щелчком выбросил бычок от выкуренной в несколько затягов до фильтра сигареты. На темной привокзальной площади, едва освещенной единственным тусклым фонарем у входа закрытой на ночь двери станции, он ярко полыхнул, пролетев по дуге, и упал на асфальт, предсмертно раскидав полыхнувшие искры. Николай проследил полет и падение бычка, достал еще одну сигарету и закурил.

«Ну, ничего, – приободрил он себя, – ничего. Лето на природе побудут, отъедятся нормальными продуктами да с огорода, речка, лес, живность моя – раздолье детям. Хоть в себя придут, успокоятся, а чего им у меня-то на хуторе бояться? Опять же, Лукинична с Ильичом за ними присмотрят. Да с радостью! Может, и Ирина эта отойдет немного на наших-то красотах!»

Лукинична и Ильич, его соседи, единственные оставались на умиравшем хуторе. Старики были крепкими, по-народному юморными, шебутными, но загибались совсем уж от бедности, одиночества и заброшенности, пока Коля не появился рядом. Он выстроил дом, обзавелся хозяйством, а заодно и им помог взбодриться, оклематься и зажить по-новому. Жили они с соседями душа в душу – одной семьей, почти одним домом. Лукинична шебуршилась у Коли по хозяйству, когда он в леса уходил, в район отправлялся или в Москву, или начальство какое наезжало, клиенты на охоту да на рыбалку или водки попить в тишине. За живностью втроем ходили, корова одна на два дома, а что, им даже слишком. Лукинична нет-нет да и на рынок в район ездила, излишки продавала, радовалась всегда доходу. А Коля только тихо улыбался ее неугомонности хозяйской – отошла от нищеты и беспросветности, а то все поверить не могла, что жизнь теперь у нее спокойная, сытая началась.

Вот будет кому за детьми доглядывать – старики обрадуются! Коля улыбнулся в темноту – еще как! Ильич начнет игрушки деревянные мастерить, а уж Лукинична их пирогами да блинами откормит!

Хорошо, что едут! И им на радость и веселье на выселках своих, и детям – раздолье и здоровье!

Хорошо, что решил, пусть прямо сейчас едут, а что тянуть! Пол-лета, почитай, прошло, глядишь, поутру и передумают, или Сашка отбой даст, перепугается сама своего решения! Ее там сейчас небось Иван-то распекает, отчитывает!

Он улыбнулся – обнародился совсем, стариковские словечки-присказки даже мысленно вставляет.

На площадь въехала синяя «Нива», лихо завернув вираж, рассекая тишину повизгиванием шин, тормознула возле Николая. Из машины выбрался парень лет тридцати, степенно подошел к Николаю и протянул руку для пожатия.

– Вы нас ждете? Александра Владимировна сказала, что встретят на «Хаммере». Я Сергей.

– Николай, – пожав ему руку, представился Коля.

– Что за спешка такая? В ночь. Я бы завтра привез. Вот, взял свою машину, ночью-то на моей спокойнее.

– Александра воспользовалась подвернувшейся возможностью, чтобы подругу и детей на природу вывезти на оставшееся летнее время, – пояснил Коля.

– Это правильно! – согласился Сергей. – Им на воздух очень надо! Что им в Москве-то сидеть!

Но комментировать больше ничего не стал. Молодец! Толковый водитель.

– Давай, Сергей, перегружай вещи. А пассажиры что, спят?

– Дети спят, а Ирина нет, – ответил Сергей и направился к «Ниве».

Коля распахнул задние дверцы и багажник своей машины. Пока они с Сергеем обменивались рукопожатиями и присматривались друг к другу, девушка из машины не вышла, но тут осторожно, чтобы не разбудить детей, выбралась, когда он подходил к «Ниве».

Вот ни черта же не видно в этой темноте под усталым станционным фонарем!

Он шагнул навстречу – она прикрылась распахнутой дверцей, слегка отступив.

– Здравствуйте, – как можно мягче сказал он. – Я Николай, меня за вами Александра прислала.

Она молчала. Он понимал – как бы Сашка ни старалась ее успокоить, предупредить страхи, но здоровенный незнакомый мужик, в потемках, ночью, хрен знает где, на какой-то станции, а за спиной маячит агрессивная дорогая машина! Это при ее-то воспоминаниях!

– Ирочка, давайте детей перенесем, – совсем уж мягко предложил Коля.

Нежно и очень осторожно.

Она стояла, не шевелясь, за дверцей и молчала. Помог Сергей.

– Ириш, давай я кого-нибудь возьму.

– Да, Сереж, – подала она голос. – А ты с нами поедешь?

Как о спасении просила.

– Действительно! – обрадовался возможности успокоить ее Николай. – Сергей, давай с нами! Ты на своей «Ниве» по нашей дороге пройдешь. У меня там банька еще под парами, с вечера. Отдохнешь, с начальницей пообщаешься!

– Нет, – расстроился Сергей, – я домой, меня жена ждет, и дела завтра. Раз Ирину не везти, машину надо на профилактику поставить. Жаль, конечно, банька – это хорошо!

В темноте Николай никак не мог ее рассмотреть – ну, высокая, худая, из-под небольшой косыночки на голове струятся длинные светлые волосы. И вся как натянутая струна – один сплошной страх и настороженность.

Ладно, разберемся!

Коля нагнулся, нырнул в машину и взял спящего ребенка. Потревоженное дитя зашебуршилось, хныкнуло сквозь сон.

– Тихо, маленький, – успокаивал Коля с перехватившей горло нежностью, – спи, мой хороший, скоро дома будем, в кроватке. Ирочка, вы садитесь на заднее сиденье, посередине, а детей мы вам по бокам положим.

Она позволила себе несколько секунд сомнений, взяла с сиденья объемную сумку и пошла к «Хаммеру». Мужчины пристроили детей головками у нее на коленях и осторожно, с разных сторон закрыли дверцы.

– Спасибо, Сереж, – поблагодарил Николай и полез в задний карман джинсов за бумажником.

– Да ты что?! – остановил его движение Сергей. – Все, поехал! Александре Владимировне привет! Ирину и детей берегите, не обижайте!

Хотел сказать еще что-то, но передумал, пожал Коле руку, махнул Ирине и пошел к «Ниве». Николай сел в машину, завел мотор и, посмотрев в зеркало заднего вида, спросил:

– Вы там удобно устроились?

– Да, – еле слышно ответила она.

Взвизгнув прощально шинами, «Нива» развернулась и отъехала. Николай включил свет в салоне и обратился к девушке:

– Ирочка… – начал было он и замолчал.

Ее он видел, и именно такой, в своем коротком видении, во время Сашиного страшного рассказа!

Значит, все-таки вещун-колдун от природы и лесных угодьев!

Она действительно симпатичная. Очень. Глаза темно-синие с плещущимися в них болью, настороженностью и ожиданием плохого.

– Ира, – главное, ее сейчас успокоить, найти нужные слова, – вы не бойтесь ничего, ладно? Вам теперь больше не надо бояться. Совсем. У вас с детьми теперь все хорошо будет. Обещаю.

– А куда мы едем?

Ну, слава богу! Хоть заговорила с ним. Решилась!

– Далеко, мы на хуторе живем, на выселках, у нас там очень красиво. И спокойно. И тихо. Вам понравится. Ну, поехали?

– Поехали, – сказала она, без прежнего напряжения, но еще настороженно.

Значит, нужные слова нашел. Молодец!

Дорога у них, конечно, не американский хайвей, и поспать ей не удалось, придерживая детей на колдобинах и рытвинах.

Сашка спала так сладко и безмятежно, наверное, никогда так раньше не спала. И заснула она, глядя через окно на звезды – сумасшедшие огромные звезды на бездонно-черном небе. И расстроилась почти до слез, увидев одну падающую звезду, пролетевшую по небу, – ни черта же загадать не успела! А вообще есть такие быстрые, кто успевает загадать? Звездное бездонье втягивало в себя, умиротворяло, успокаивало, делясь своей возвышенностью, по сравнению с которой все человеческие страстишки становились смешными в своей суетной глупости и мимолетности бытия, шептало что-то прямо в разум и убаюкивало. Отяжелевшие веки закрывались сами собой, и Сашка все старалась их разлепить – обидно же, когда еще такое небище звездное увидишь?

Она проснулась сразу, в одну минуту, потянулась сладко, до хруста в костях, беспечно-счастливо. И спохватилась.

Ирина! Дети!

Заспешила спуститься со второго сеновального этажа, съезжая неуклюже попкой на приставленную лестницу и обрушивая вниз кучи сена.

На первом этаже народных апартаментов спал Иван Федорович Гуров, лежа на животе, засунув обе руки под подушку. Спровоцированные наблюдением за спящим мужчиной, в Сашкином мозгу шевельнулись подозрения, стремительно сформировавшись в две пугающие мысли. Подталкиваемая этими мыслями, Санька присела возле Ивана на колени и стала его тормошить.

– Гуров, проснись немедленно!

– Дорогая, – сонно пробормотал он в подушку, – ты пришла неспешным сексом пожелать мне доброго утра?

– Ты не мог бы просто проснуться, без проявлений гиперсексуальности?

Он вздохнул преувеличенно тяжко, перевернулся на спину, продемонстрировав ей то самое, о чем она упомянула, вздыбленной простыней на определенном месте.

– Я рада за свою страну! – не смутилась Сашка. – Когда у нее есть такие герои, то демографическая проблема не в такой уж опасности!

– Прошу! – широким жестом предложил он с язвительной усмешкой.

– Остынь, Гуров!

– Если ты не собираешься помочь родине в трудную минуту, то какого черта разбудила меня, прервав чудный эротический сон на самом интересном месте?

– Скажи мне, Гуров, ты братков неугомонных все это время вел за нами?

Еще раз вздохнув демонстративно тяжко, он перевернулся на бок, но не ответил.

– Ты их сюда, к Николаю, привел?!

– Расслабься, Александра.

– Я спрашиваю!

– Сюда они не придут!

Сашка охнула от испуга и уселась рядом с ним.

– Как я забыла?! Зачем я только Ирку сюда с детьми выдернула?!

Иван сел.

– Саш, Саш, успокойся. Да, я их вел и в метро, и в электричке, ты же догадалась, но на какой станции мы вышли, они не видели.

– Ну еще бы! Мы по вагонам мотались туда-сюда на глазах у изумленных граждан!

– Вот именно! От той станции, где они нас еще наблюдали в электричке и потеряли потом, до конечной три остановки. Они будут искать на каждой, бомбил на вокзалах расспрашивать, людей. Найдут мужика на «москвичонке», но он нас только до развилки довез. А там, как водится, на Руси три дороги – налево километров семь до деревни, направо до другой столько же или побольше, прямо к Николаю на хутор.

– Вставай! – потребовала Сашка. – Надо уезжать немедленно!

– Да не немедленно, Саш!

– Сейчас же! Нельзя Ирину пугать, представляешь, что будет, если она их увидит!! И Колю подставлять нельзя!

– Романова! Прекрати немедленно панику! – прикрикнул Иван. – Никто сюда не приедет! Коле позвонят, когда они на станции нарисуются!

– Кто позвонит?

– Пошли, Александра Владимировна, лучше на речку, поплаваем, – доброжелательно предложил он.

Встал, потянулся всем телом, хрустнув костями.

– Гуров, я тебя сейчас пристукну, точно! – пообещала Сашка, подскакивая и вскипая негодованием.

– А как же спасение родины?

– Родина переживет эту потерю!

– Саш, Коля у нас человек известный во всем районе и области. Его здесь уважают, преклоняются и побаиваются, и любые его просьбы, если таковые есть, исполняют со всем рвением. Конечно, его знают все бомбилы города, и не только они. Он сказал парочке знакомых, если кто начнет о нас расспрашивать, сообщить ему. Сообщат мгновенно, попутно запудрив мозги спрашивающим. По моим расчетам, раньше часов двух дня братки не объявятся. Мы поплаваем, вода в речке теплющая, познакомишься с Колиными соседями – чудесные старики, они с ним одной семьей живут, вчера не показались из деликатности, не хотели мешать. Иру свою успокоишь, посидим, пообедаем, а потом неспешно двинем назад, в Москву.

– А что, вчера ты мне это объяснить не мог, разведчик хренов? – бушевала Сашка скорее от облегчения.

– Ну, извини…

– Не извиню!

Она развернулась и пулей вылетела из сеновального царства.

– Саша, Саша!!

К ней бежали из огородных грядок два белоголовых ангелочка. Саша опустилась на колени, прижала их к себе, зацеловала.

– Вы мои зайчата сладкие! Вы мои маленькие!

– Мы кроликов смотрели!

– И лошадку!

– И коровку!

– А баба Лукишна нам пироги печет!

– А мы клубнику едим!

Сашка смотрела на их счастливые перепачканные клубникой мордашки и не могла поверить! Как? За одно утро и так просто?!

Конечно, не все так просто и не в одно утро, но боже мой! Боже мой! Она за восемь месяцев такого добиться не могла – они вцеплялись в нее или Ирину и ходили везде, как хвостики, боясь, что эти единственно надежные в их мире женщины могут исчезнуть куда-нибудь!

А тут! И кролики, и лошадки, и «клубнику едим», да еще Лукишна – сразу и пироги печет! И не держатся ни за кого!

Сашка быстренько справилась с навернувшимися слезами облегчения, чтобы не напугать маленьких!

– Ну пошли. Покажите мне, как вы тут! – Она поднялась с колен и взяла их за ладошки.

На летней кухне вовсю топилась печь, пожилая женщина раскатывала на столе тесто, завидев их процессию, широко улыбнулась, разгоняя по лицу симпатичные морщины доброго человека.

– Проснулись! Вы Сашенька, Коля рассказал о своих гостях. Как спалось?

– Как в сказке! – радостно призналась Сашка.

Дети не жались пугливо к ней, как обычно при появлении любого человека, а подбежали к столу, быстро и сноровисто забрались на лавку.

– Ну, что, пострелята, – спросила, улыбаясь, женщина, – будете со мной пирожки лепить или пойдете клубнику щипать?

– Лепить!

– Щипать!

И все это радостно, никакого испуга! Спасибо тебе, Господи!

– Ах вы мои ангелочки! – засмеялась старушка.

Вытерла руки о фартук, прижала детей к себе и расцеловала в макушки.

Сашка была потрясена до немоты, с места двинуться не могла! У нее внутри все замерло – только бы не спугнуть! Старушка кинула на нее быстрый острый взгляд.

– Идите, ягодки поешьте, – сказала детям.

Они скатились с лавки и побежали в огород.

– Да в ведерке полощите, что Коля дал! – вслед им напомнила женщина и, повернувшись к Сашке, представилась: – Я Серафима Лукинична, все просто Лукиничной зовут, а мужа моего – Ильичом. Я тут пироги затеяла, надо пострелят подкормить, худые больно, да и вас побаловать!

– А где Ирина? – спросила Санька.

– Ирочка-то? Так они с Колей на речку пошли, купаться.

– Что-о?! – оторопела Сашка.

Она, не глядя, села на лавку, уставившись потрясенным взглядом на Лукиничну.

Этого не может быть! Этого просто не может быть!

– А чего такого-то? – подивилась Лукинична, вприщур глянув на Сашку. – Вода хорошая, теплая. Чего не поплавать-то?

Сашка прижала обе ладони к губам, борясь со слезами радости, рвущимися фонтаном наружу.

– Ты чегой-то, плохое что подумала? – насторожилась Лукинична.

Сашка энергично замотала головой, не в силах ничего сказать. Вот не могла, и все – либо говорить, либо со слезами бороться!

Справилась. Перевела дыхание.

– Ира боится незнакомых людей, – непонятно объяснила она.

– Какие ж мы незнакомые! Мы свойские! – подивилась старушка.

– Да! – рассмеялась сквозь предательски выкатившиеся-таки слезы Сашка. – Это точно!

– Ты чего ревешь-то? – допытывалась неугомонная бабулька.

– От счастья!

– От счастья – это правильно. А с Ириной-то что? Болеет? Чего людей сторонится?

– Болеет. Ее сильно избили. Очень сильно. И напугали. Она боится всего. И дети у нас… тоже всего боятся, людей боятся.

– Ты не переживай, Шуронька! – Лукинична присела рядом с ней на лавку, обняла за плечи теплой, натруженной рукой и прижала к своему боку. – Мы их откормим, отогреем. Вишь, вон с Коленькой-то на речку пошла-а! И детки щебечут – не боятся! Это сразу-то! Вчерась в ночь приехал, мы с Ильичом слыхали. А утречком-то шумнул меня – иди, говорит, Лукинична, познакомься с новыми жильцами. Я и прибегла. А уж они, малые-то, поначалу испужались, за Шарика спрятались, так я их вытащила, расцеловала. Отошли! Вон как гоняют, зайчатки! Все сладится, ты не боись, Шурочка, мы за ними приглядим!

Сашка отлепилась от убаюкивающего теплого бока.

– Спасибо вам большое!

Лукинична погладила Сашку по-матерински нежно по голове большой шершавой ладонью с застарелыми, потемневшими трещинами от непростой тяжкой работы.