Девушка с проблемами

Он молчал.

А что тут скажешь? Господи, откуда ты взялась и за каким лядом все перевернула?! Чужая – своя женщина! Подозреваемая и на все способная, откуда ты свалилась на его голову?! Он не хочет ничего усложнять в своей жизни, он не хочет барахтаться в непонятном чувстве вины, обвинений!

– Спокойно, Гуров! У меня есть план! – деловито оповестила Сашка. – Перевести все в шутку и несерьезность незатейливого траха я тебе не позволю! Мы договоримся, что ничего не было, и все! Ты непонятный Гуров, я непонятная Романова!

Да, да, все правильно. Он ее почти ненавидел в этот момент!

– Сашка, – сделал неожиданно он попытку, так непереносимо тяжело было стоять с ней порознь, на разных черно-белых позициях, – расскажи мне…

«Освободи нас обоих, Сашенька! – умолял он ее мысленно. – Расскажи!»

Она рвалась к нему, он видел это в балтийском штормовом море ее глаз, рвалась поверить и… отступила.

– Мне нечего рассказывать и признаваться не в чем, Иван, я безоговорочно законопослушная дамочка и никогда ни в каких темных делишках не участвовала. Даже рядом не стояла! Я не знаю, кто ты и что тебе от меня надо. Для тебя это какие-то неизвестные мне цели, а для меня вопрос жизни. Я знаю, что жизни! Я не доверяю тебе, но не до такой степени, чтобы подозревать, что ты специально затащил меня в постель с намерением привязать к себе или выведать информацию из каких-то своих расчетов. То, что произошло между нами, было честно, искренне, без обмана и невероятно здорово! И тебе так плохо сейчас, потому что ты понимаешь, что, может быть, уже завтра тебе придется меня сдать, продать. А если не сдать, то что со мной такой делать дальше в твоей замечательной жизни? Я все понимаю, Гуров, но мне от этого еще хуже! В миллион раз хуже!

Господи, боже мой! Ну не должна быть баба такой умной! Не должна, права не имеет так понимать и расщелкивать мужика! И что теперь со всем этим делать, с тем, что она выворачивает его своими словами наизнанку?!

Сашка! Санька! Милая, родная – чужая, единственная запретная и, может, единственная нужная женщина! Ну почувствуй меня, расскажи, что знаешь! Ну, давай!

Раздражение поднималось горчащей волной изнутри к горлу, и Иван не знал, что с ним делать. Но она – в который раз – освободила их от тупикового молчания и невозможности что-то изменить, исправить.

– Пойдем завтракать, Гуров! Ничего мы сейчас не решим!

Пришлось затолкать все назад – раздражение, недоверие и вопросы – все!

Завтракать? Хо-ро-шо! Прежнее недоверие и отстраненность? За-ме-ча-тель-но! Ничего не было? Чу-дес-но!

Он, стоя у кухонного окна с чашкой кофе и сигаретой в руках, подозвал ее к себе:

– Сань, иди, посмотри. Похоже, что нам снова надо сматываться.

Александра подошла и встала рядом. Окно было распахнуто, она чуть высунулась, посмотрела вниз на улицу. Возле джипа, который Иван оставил у подъезда, суетились двое мужчин – рассматривали. Один зачем-то присел, заглянул под днище, отсюда, сверху, было плохо видно.

Она помолчала.

– Ну что, Гуров, это твой план? С привычным захватом?

Вот же черт! Послал Бог бабу!

– Нет, на сей раз без захвата, – признался он, – просто бежим.

– Зачем тебе, Гуров, просто? – хладнокровно спросила она, как преподаватель у сдающего экзамены студента. – Чтобы догнали?

Вообще-то он вполне созрел, чтобы ее придушить. Умная очень? Ну так держи свое понимание при себе!

– Останешься или побежишь со мной?

Спросил. Вот как разозлился разбалованный не лезущими в его душу, мысли и жизнь женщинами без особых претензий Иван Федорович.

– А что, предполагалось, что ты можешь бегать без меня? – усмехнулась Санька, глядя ему в глаза. – И кому ты весь такой замечательный сдался?

Вот наподдавать бы тебе ремнем, красавица! Доктор, черт бы тебя побрал, наук! И ведь спуску ему не дает и правил его игры не принимает!

Удушить, и все дела!

– Ну, хочешь, не беги!

– Ванечка, давай в незаинтересованных поиграем потом, – устало предложила она.

Он поставил чашку на подоконник, щелчком отправил за окно окурок, ухватил ее двумя руками и развернул к себе.

– Саш, расскажи! – попросил он. – Мне будет проще все разрулить и тебя из этого вытащить!

Они смотрели в глаза друг другу.

– Вот честное слово, Иван, мне нечего рассказывать, я понятия не имею, что за беспредел творится вокруг меня!

– Ладно! – не поверил он.

Сашка сдалась – нет так нет, что теперь доказывать!

– Иди, собирайся! – отдал он приказ.

Зло, холодно, отгораживаясь и отстраняясь от нее душой, телом, насколько мог. Ну, что ж, подруга – ничего не было, и мы бежим. Снова!

Она кивнула, соглашаясь со всем – его отстранением и продолжающимся бегом неизвестно куда и от кого, с призрачным финишем в итоге.

И они побежали. Образно.

Обнаружилось, что Сашке не в чем выйти на свет божий и очи прохожих – вся ее одежда была перепачкана кровью, грязью из-под кустов разведывательных и порвана в нескольких местах в пылу событий. Иван, пошарив по своим «закромам», нашел в гардеробе позабытые и задвинутые в дальний угол джинсы и белую футболку, он утверждал, что его, только размерчиком поменьше от старости, но Санька подозревала, что какой-нибудь барышни. Выбора не оставалось, и она облачилась в то, что дали. Либо барышня была крупненькой, либо наряд все же гуровский – на Сашке все болталось и висело, с чем они оперативно справились при помощи ножниц и ремня, обрезав лишнее и подтянув широкое. Стильные босоножки с ободранными на каблуках и носках ошметками кожи дополняли прикид из новой коллекции.

Выход из подъезда был один. Задача стояла проскользнуть незамеченными мимо «пасущихся» у подъездных дверей двух красавцев у джипа. Не выдумывая ничего лишнего, Иван, высунувшись по пояс из подъездного окна на третьем этаже, метнул прицельно прямехонько на капот джипа прихваченную из квартиры именно с этой целью гантель. Джип хрюкнул и заорал заполошно сигнализацией. Братки отреагировали подскакиванием и разглядыванием окон, пытаясь обнаружить источник нападения.

– Быстро вниз! – на ходу приказал Иван, скатываясь по ступенькам лестницы.

Сашка не отставала. Они еле успели спрятаться за выступом, отгораживающим мусоропровод, когда, оттолкнув старушку, открывшую кодовый замок своим ключом, вломились разъяренные парни и, игнорируя лифт, побежали по лестнице вверх.

Кого они там узрели и пытались найти?

«Эти не лучше, – порадовался Иван, – оба ломанулись, не оставив наблюдающего у дверей! Хотя, может, для поиска машины простых шестерок отправили? Кто-то у них наверняка толковый есть, чтобы проверить жителей дома по базе?»

«Что-то он не особо усердствует. Не побег, а прогулка какая-то!» – засомневалась Сашка.

После стремительного броска вдоль дома Гуров притормозил, придерживая рвущуюся умотать как можно дальше и быстрее Сашку за локоток.

– Не надо так спешить, теперь не догонят.

Ох, что-то здесь было не так!

– Гуров, мы убегаем или ручкой машем?

– И то и другое, – неохотно ответил он.

– Та-ак! – протянула воинственно Сашка. – Значит, мальчонок ты решил поводить за собой!

– Указать направление нашего движения.

Ну не сочинять же ему что-то, бесполезно!

– Понятно.

Он разозлился, какого черта! И так все понятно, ты же умная не в меру!

– Ты бы, для разнообразия, огласил план мероприятия, – саркастически предложила Сашка, – ну, чтобы знать, когда бить начнут.

– Не начнут бить, Саш, обещаю!

– И на том спасибо!

Когда они на метро доехали до вокзала и Гуров двинулся к пригородным кассам, Сашка недоверчиво полюбопытствовала, куда, собственно, ее транспортирует Иван Федорович.

– В одно замечательное место, тебе понравится.

– А добираться до него мы будем посредством электрички или предполагается совместное веселое шагание по проселочным трактам?

– Пройдемся немного.

– Тогда мне надо сменить обувь, или я никуда не поеду!

Гуров вздохнул над доставшейся ему тяжкой судьбинушкой, привычно ухватил Сашу за локоть и потащил через вокзальную площадь к стоящим в ряд прилавкам. Торговали там исключительно всякой ерундой, в том числе и безрадостно дешевой, удручающего вида обувью.

Сашка купила какие-то босоножки без каблуков, самое приличное из того, что предлагалось, но, как говорится, для сельской местности сойдет, тем более с учетом сложившихся обстоятельств.

– Все? Можем ехать? – поворчал слегка Гуров.

– Нет, мне надо позвонить на работу. Сотовый у меня разрядился еще вчера, зарядка осталась дома и в машине.

– Не надо звонить, Саш, – мягко предупредил Иван.

– Надо! Иринка там с ума сойдет! Да они в милицию обратятся, меня нет второй день, ни один телефон не отвечает! Да вообще, что мы обсуждаем?

– Ладно, – вздохнув, сдался Иван. – Идем, купим карточку, позвонишь из автомата.

Конечно, она не удержалась, подробно расспрашивая Филимонова, как дела, отдавая поручения, и постаралась успокоить Ирину, промямлив что-то невразумительное о своем отсутствии.

До «замечательного» места они добирались долго-долго на электричке, потом на каком-то разбитом стареньком ярко-желтом «москвичонке», в котором их так немилосердно трясло по проселочным колдобинам, что Сашка пару раз весьма ощутимо стукнулась макушкой о крышу. Веселый пенсионер высадил их у развилки, жизнерадостно сообщив, что дальше не проедет, и они еще долго пылили пешком по дороге.

– Мы, часом, не в Петербург? – полюбопытствовала уставшая Сашка.

– Не, тут недалеко уже.

– Землянка партизанская али заимка глухая?

– Не вредничай, Романова, я же обещал, тебе понравится! Вон, смотри, уже пришли!

Он указал вперед. С небольшого пригорка, на котором они стояли, открывался вид на несколько чернеющих изб и круто спускающийся склон к реке. Это была не деревня, а скорее хутор, состоящий из пяти изб, три из которых оказались заколочены, давным-давно брошены, заваливались на разные бока, истлев лет десять назад. Четвертая изба являла миру недавно сделанный ремонт, сверкая светлыми досками и бревнами, ну а пятая, к которой привел Сашу Иван, оказалась новеньким двухэтажным доминой с каменным основанием, множеством хозяйственных, не менее добротных и внушительных пристроек, амбаром, сараями, ухоженным огородом, больше похожим на половину совхозного поля размерами.

– Хозяин!! – проорал Иван, когда они подошли к калитке.

На его голос из глубины участка рванулось, исходя истошным лаем, огромное лохматое чудовище.

«Монстр!» – подумала Сашка, отскакивая на пару метров.

Монстр кидался на забор с такой силой, что казавшееся неприступным и монументальным деревянное богатырское сооружение ухало, стонало и поскрипывало от его ударов.

– Гуров! Пойдем отсюда! – перекрикивая непрекращающийся лай, проорала Сашка. – Он нас сожрет!

– Не боись, Романова! Мы с ним договоримся! – жизнеутверждающе пообещал Иван и двинулся к калитке.

– Договоритесь?! – не поверила происходящему Сашка.

Она метнулась к нему, схватила за руку, останавливая.

– Ванечка, может, тебе что-то повредили в голове, когда били?

– Все будет хорошо!

Он отцепил от себя ее руки, чмокнул Сашку в нос и шагнул к калитке.

– Что хорошо?! И что ты будешь делать, когда он тебя загрызет?! Укусишь его в отместку?!

Посмеиваясь, Гуров распахнул калитку и вошел на участок. Огромное чудище, больше похожее размерами на пони, чем на собаку, почуяв добычу, метнулось к нему.

– Ива-а-ан!!! – заорала от испуга Сашка, сделав пару шагов за ним.

Спасать, что ли, собралась?

– Шарик! Дружище! Это же я! Не узнал? – подивился Иван.

И… и пес-убийца гигантских размеров превратился в нежнейшее создание, подлетел к Ивану, встал ему на плечи лапами, так, что Гуров покачнулся под его весом, и попытался его облизать.

– Это лишнее! – уворачивался от его языка Иван и скинул с плеч тяжеленные лапы.

Пес присел, виляя хвостом, выдал приветственный восторженный лай, подскочил и сделал круг почета вокруг Ивана. Сашка, открыв рот, наблюдала происходящее действо.

– Шарик! – добродушно поощрил пса Гуров, похлопав по спине и хватая двумя руками за холку. – Молодец! Я тоже рад тебя видеть!

– Шарик?! – пришла в себя Сашка. – Ты хочешь сказать, что этот кошмар улицы Вязов зовут Шарик?

– А что? – неподдельно удивился Иван. – По-моему, вполне хорошее собачье имя!

– Шарик! – расхохоталась Сашка. – Очень информативно для незнакомых людей! Пушок было бы еще лучше! «Здесь живет Шарик» написать на воротах, типа: заходите, гости дорогие!

Санька не могла остановиться и хохотала от облегчения так, что пришлось сесть прямо на землю у ворот – ноги не держали!

– Иван! – раздался довольный насыщенный бас.

– Привет, Коля, гостей принимаешь?

К Ивану подошел огромный мужик, отодвинув Шарика в сторону, как щенка малого, и сгреб Гурова в охапку. Они пообнимались, похлопывая друг друга по спинам.

– Молодец, что приехал! – отстранился, хлопнув напоследок Ивана по спине ручищей, хозяин. – Ты здесь не гость, ты же знаешь! А что с девушкой?

Они повернулись и вдвоем уставились на сидевшую в изнеможении Сашку.

– Кажется, имя Шарик ее слегка развеселило.

– Здрасте, я Александра, – представилась Сашка, не сдвинувшись с места.

Мужик шагнул к ней, не успела она что-то сообразить, подхватил под мышки, рывком поставил ее на ноги, отступил и протянул ручищу:

– Николай.

Сашка пожала предложенную для приветствия ладонь.

– Проходите, чего стоим! Щас баню затопим, вчера свинью заколол, как чувствовал, что гости нагрянут, шашлык сделаем! Пошли, пошли!

В доме все было монументальным и добротным, под стать хозяину. Сашка поймала себя на том, что улыбается, рассматривая интерьер, и поняла почему: здесь все умиротворяло, успокаивало, настраивало на неспешность простого, незамысловатого бытия.

И Санька расслабилась. Вся расслабилась, даже внутри.

Николай наладил настоящий самовар, выставил на белую льняную скатерть затейливые вазочки и розеточки с вареньем, сушками, пряниками, большущие чайные чашки с блюдцами. Сашка как бы выключилась, пила с удовольствием чай, краем уха слыша разговор мужчин, но как-то издалека, не вникая в смысл слов и речей, и не заметила, как они ушли, оставив ее допивать свой чай. Она опустила голову на сложенные на столе руки.

«Всего минуточку», – пообещала она себе и уснула крепким сном.

– Спит, – тихо сказал Николай, когда они вернулись в дом. – Измучилась, видать. Давай отнесу ее в кровать.

– Сам отнесу, – возразил Иван.

– Даже так! – хмыкнул понимающе Коля.

Александра проснулась, открыла глаза и резко подскочила, перепугавшись.

«Господи, где я?!»

И вспомнив, сообразив, плюхнулась на край дивана, на котором спала, от облегчения.

– Я становлюсь истеричкой! – поругала она себя.

Повздыхав, посидела пару минут и пошла искать мужчин. Они были за домом, на летней кухне, столь же справной, как и все Колино хозяйство. Под навесом находилась печь, рядом с которой радовали глаз добротностью деревянный стол и скамейки, врытые в землю. На столе красовались на расстеленном белоснежном полотенце чистые тарелки стопкой, рюмки, вилки, рядом дополнял сельский натюрморт таз, с верхом наполненный только что сорванными с грядок овощами, зеленью, луком, распластавшим по деревянной поверхности длинные зеленые стрелы. В мангале, установленном у печи, полыхали угли прогоревших дров, мужчины нанизывали мясо на шампуры, тихо разговаривая.

Санька остановилась, не замеченная ими, и загляделась.

День плавно переходил в сумерки, завершая свою суматошность, мирно текла река, далеко просматривавшаяся с пригорка, на котором стоял дом, на том берегу резко поднимался вверх косогор, поросший соснами от самой воды, за ним виднелась часть поля, упиравшегося в кромку темнеющего леса. В небе кружили ласточки, переговариваясь резким, высоким стрекотом, им аккомпанировал негромкий лягушачий хор. Жизнь текла в тягучем чистом воздухе, наполненном ароматами трав, сосновой смолы, свежестью близкой воды реки.

Красотища сказочная!!

Саша сделала несколько глубоких вздохов, впуская в себя умиротворенность вечерней природы вместе с красотой.

Чудо. Тихое, спокойное, неспешное чудо.

– Саш! – позвал Иван, заметив ее. – Иди к нам.

– Красота такая, с ума можно сойти! – поделилась она впечатлениями, подходя к мужчинам.

– Да. У нас хорошо, – согласился Коля.

– Здесь не просто хорошо, здесь замечательно! – восторгалась Сашка.

– Спасибо, – поблагодарил хозяин. – Выспались?

– Да. Извините, я не заметила, как заснула.

– Умаялись. А мы с Иваном напарились уже. Скоро шашлык будет. Вы в баньку-то пойдете?

– Да, с удовольствием! – обрадовалась она.

– Тебя попарить? – предложил свои услуги Иван.

Буднично так, как будто чай предлагал, восьмую чашку, не без намека и заранее зная, что откажутся, – наказать неудобством вопроса.

Нет, дорогой, это к другим своим барышням, она в твои игры не играет, слабо тебе, Ванечка, с ней тягаться!

– Попарить, конечно! – подивилась барыня холопьей недогадливости.

Иван слегка опешил, поднял удивленно бровь – не удержался, Николай никак не отреагировал, продолжая заниматься мясом.

Вот так-то, мистер Гуров!

Холодно, отстраненно Сашка разделась на глазах у Гурова и прошествовала в парилку.

Ее «немама» многому научила, в частности, умению так выражать мимикой, жестами, всем телом надменное превосходство и вынужденное терпение, отсекающее любые разговоры, вопросы, контакты.

Иван свои мысли держал при себе, прикрыв, правда, их возможное проявление банным полотенчиком вокруг бедер, и охаживал ее дубовым веничком от души, вкладывая свое раздражение в удары.

Санька потерпела-потерпела и остудила надменным тоном, словно водицей холодной из ушата окатила:

– Тебе кажется, что у меня недостаточно синяков на теле?

– Прости, – буркнул Иван, поубавив пыла.

Сашка не снизошла до послаблений, она парилась долго, с удовольствием, с небольшими перерывами в предбаннике и дубово-веничными продолжениями на полатях.

Он терпел. А куда деваться – сам напросился! Терпел, сжав зубы, и дурел от созерцания ее распаренного, розового, словно светящегося, соблазнительного тела, которое он знал теперь во всех подробностях, кончиками пальцев, губами, руками… и такого недоступного теперь.

Договор – ничего не было!

«А не хер было выпендриваться! Подлавливать ее на слабо, язвить! Терпи теперь, придурок!» – ругал он себя почем зря.

Они вышли из баньки, она распаренная, расслабленная, разомлевшая, даже синюшно-зеленоватый окрас синяков затушевался, а он…

Николай, присмотревшись к ним, еле заметно улыбнулся, ничем иным не выказывая своих мыслей. Пока Сашка спала, Иван посвятил его в некоторые детали дела и странного, неожиданного появления в нем Александры.

Коле можно было рассказать все.

Николай был не просто друг, нечто гораздо большее. Они дружили с детства, с одного московского старого двора, вместе ходили в школу, в один класс, вместе поступили в Академию, правда, на разные факультеты. Все вместе – драки спина к спине, влипали во всякое дерьмо в бесшабашной молодости, прикрывая друг друга, доверяли, как самому себе, а то и побольше! Да чего только… взаимный тыл и последняя инстанция перед Богом. А потом у Николая, работавшего военным атташе в одной далеко не благополучной стране, убили жену и двоих пацанов в глупой и жестокой в своей обыденной тупости перестрелке на улице. Они просто попали под перекрестный огонь, когда выходили из магазина.

Колька выл от горя и не мог себе простить, что вытащил их из Москвы в посольство, хотя выбора у него не было. Иван не отходил от него полгода, перебрался к нему жить. Жил, приглядывал, не делая попыток вытянуть из нескончаемой водки, заливающей рану.

И плакал вместе с ним, потому что Катюху, жену его, знал и любил, как родную, как и обоих его мальчишек, своих крестников.

И это горе было, есть и теперь будет всегда непереживаемым и неизлечимым.

А Коля вынырнул из горячего отчаяния, ушел в отставку, продал все в Москве, купил участок у черта на куличках, знатный внедорожник, снегоход, обозначил себя в районе егерем, оставив там, за бортом, родителей в столице и его, Ивана.

И все бы ничего, но вот только здоровый тридцатидевятилетний мужик живет на выселках один без бабы, без любви, наказывая себя, что ли?

А при таком раскладе жизни нет, только боль и обвинения нескончаемые. Иван не сдавался и так просто отпускать Николая в его тоску беспросветную не собирался. Он периодически заваливался к Коле с боевым комплектом в количестве не менее двух девиц, якобы в баньку и для отдыха от работы. Они охотились, рыбачили вдвоем, и Иван норовил подсунуть другу кралю. Колян брал с удовольствием и благодарностью, если дама не возражала и сама проявляла инициативу, и… провожал.

Все это было не то, Иван понимал – столичные барышни с их непростыми расчетами и очень четкой установкой «что вы можете предложить моей будущей шикарной жизни?», как говорят в Одессе. Да и местные дамочки на Колю заглядывались, он в районе был личностью заметной, известной, наезжали в гости, и обхаживали, когда он в райцентр по делам заглядывал. Мужик видный, деловой, непьющий, да все эти интересы были с дальним прицелом, с расчетцем, со взвешенными, продуманными маневрами и шагами.

Не то! Тут другая нужна, что пойдет за ним до конца, и любить будет, и примет на себя его горе и его жизнь.

Сильная, настоящая, вот как Сашка, например.

А где их таких возьмешь, в московской-то действительности? Это для него, Ивана, такие дамочки раздолье холостяцкого выбора, а для Николая рубеж с возможными изменами, тасканием по юбкам, легоньким незатейливым сексом по съемным квартирам, чтобы, не дай бог, жена не узнала, – пройден безоговорочно.

Ах, чтоб ее, жизнь эту нашу!

Неужели так много надо потерять, чтобы стать другим? Целостным, не разменивающимся на копейки ненужных пустых отношений без обязательств, так, от скуки и бытовой жвачки?

Иван, погруженный в свои размышления, не слышал, о чем тихо беседуют Саша с Колей. Говорил в основном Николай, а Сашка слушала, прислушался и Иван…

И оторопел! И не поверил. Даже головой тряхнул, так невозможно было то, что он услышал!

Николай рассказывал о своем горе!

Легко рассказывал, без надрыва сердечного, тоном человека, знающего о своем неизлечимом хроническом заболевании и давно смирившегося с неизбежностью.

Николай ни с кем не делился, не рассказывал об этом. Родные и близкие знали, переживали вместе его беду, соседи Лукинична и Ильич тоже были родными и близкими, берегли его, как могли.

Почему ей-то?!

Он же Коле ситуацию обрисовал и ее весьма туманное и непонятное участие в деле?

Что ж это вы, Александра Владимировна Романова, умудряетесь с мужиками вытворять?! А?

– Я полгода бухал не просыхая. Вон, Ванька меня пас, жить ко мне перебрался, запирал в квартире, когда на работу уходил, боялся, что денусь куда или сгину на улице пьяный. Спасибо ему бесконечное – без него я бы пропал, точно! А потом, в один день, как отрезало! Оклемался я, понял, что нет меня прошлого, никакого нет, и надо себя заново строить.

Иван потрясенно слушал, не понимая, что случилось. Почему именно с ней он заговорил об этом, да так, как не говорил ни с кем до сих пор, даже с ним!

Что происходит-то?!

Александра посмотрела на Ивана – ничего себе новые штрихи к портрету героя!

А она понимала, что происходит!

И вдруг ей пришла в голову неожиданная идея, и, слушая вполуха дальнейший рассказ Николая, как он сюда перебрался, обосновывался, о замечательных стариках соседях, ставшими ему родными, она судорожно обдумывала пришедшую идею.

Саня редко ошибалась в людях. Почти никогда. Она и про Лильку все понимала и знала, знала, что та продаст за милую душу, если побольше предложат. Ну и что?

И рисковала, зная, ведь Лилька была единственной. Еще восемь месяцев назад.

Сейчас в жизни Сашки нежданно-негаданно появилось трое самых близких людей.

Она приняла решение, быстро взвесив все «за» и «против», уверена была, что права и это может помочь!

– Николай, – решилась она, когда Коля замолчал.

Непросто это было, и получилось как-то хрипло, от волнения. Сашка прокашлялась. Он почувствовал, что она о чем-то важном, и ободряюще спросил:

– Да, Сашенька, вы о чем?

– Коля, вы могли бы взять сюда к себе пожить одну женщину? На время?

И мгновенно почувствовала, как изменилась атмосфера вокруг, превратившись в холодную, почти враждебную. Ей показалось, что даже воздух стал холодным, недружелюбным. Мужики оба, и Коля и Иван, как-то враз отдалились от нее – с презрением, разочарованием? Черт его знает с чем. Они сидели напротив Сашки, через стол, плечо к плечу, и ощущение было такое, что ее выкинули, обдав холодом неприятия.