Пёс. Боец

Константин Калбазов

Пёс. Боец

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава 1

Барон Авене

– Барон!

– Я тороплюсь, Георг.

– Мне только…

Но, как видно, барону Гатине и впрямь не до разговоров. Он лишь торопливо отмахнулся и прошел мимо. Молодой сотник и не подумал таить обиду на столь пренебрежительное отношение. Не та ситуация. Сейчас в лагере творилось настоящее столпотворение. Впрочем, лагерем это скопление вооруженного, а нередко и безоружного люда можно назвать с трудом. Отовсюду слышны крики, стоны, проклятия, ржание лошадей, топот, бряцание железа – все то, что сопровождает отчаяние и горечь поражения.

Год назад, окончательно добив восставших кармельцев, загросцы не осмелились пересечь границу и вторгнуться в Несвиж, власти которого долгие годы своей поддержкой не давали погаснуть очагам сопротивления в этом королевстве.

Кармельцы на сей раз оказались гораздо более упорными в своем стремлении прогнать захватчиков. Немалую роль в этом сыграл принц Канди, законный наследник королевского рода Кармеля. Под его знамена стекались целые толпы народа. Восставали даже те бароны, которые, казалось, уже смирились с властью загросцев и с тем, что они больше не являются истинными хозяевами у себя на земле. Загросу пришлось изрядно напрячься, чтобы окончательно подавить сопротивление. Островная армия была измотана в ходе боев с восставшими, так что ее удара Несвиж и не опасался.

Беда пришла с той стороны, откуда ее не ждали. В свое время в Несвиже была создана сильная армия, заслуживающая уважения. Долгие годы никому и в голову не приходило подвергать сомнению ее боеспособность. И вот этот грозный колосс оказался прохудившимся бурдюком с гнилью, лопнувшим от первого же удара, который нанес застарелый противник Несвижа – королевство Памфия.

Возможно, Георг преувеличивал недееспособность несвижской армии. Быть может, на этот раз памфийцы просто оказались более стойкими и напористыми. А может, все дело в неумелом командовании. Думать об этом отчего-то не хотелось. В данном сражении армией командовал сам король – наверное, именно поэтому Георг и искал причину поражения в исполнителях.

Да, он не признавал родства с этим человеком, безжалостно гоня от себя подобные мысли, но они все равно возвращались. Любому сыну неприятно думать о том, что отец оказался хоть в чем-то несостоятельным, даже если тот и не подозревает о существовании отпрыска.

Армия Памфии вторглась в Несвиж со стороны графства Хемрод. Не сказать, что это явилось большой неожиданностью. Об этом стало известно примерно за неделю до перехода противником границы, но все же сведения поступили слишком поздно. На этот раз хваленая шпионская паутина барона Гатине не смогла вовремя среагировать и предупредить о надвигающейся опасности. Когда же все произошло, король сумел собрать только семитысячную армию, с которой и двинулся навстречу десяти тысячам памфийцев.

Соотношение сил само по себе говорило о необходимости вести сражение от обороны. Однако король Берард Первый резко высказался против, не допуская даже мысли о том, что его армия станет обороняться. Только наступать. Раздавить застарелого противника, перейти границу и принести разор на его земли – таков был план. Никакие уговоры и доводы не смогли убедить его величество в обратном.

Место для сражения подобрали хорошее, но опять-таки смысл во всем этом был, если сначала измотать противника в оборонительном бою, а затем перейти в контратаку. В этом случае даже простейшие полевые укрепления смогли бы сыграть немалую роль. Но вместо этого армия Несвижа сама двинулась в наступление.

Вообще Берарда можно понять – подобное соотношение прежде никогда не останавливало несвижцев и они всегда выходили победителями. Но он забыл о том обстоятельстве, что славные сподвижники его отца либо уже покоились с миром, либо успели одряхлеть. Из тех, кто раньше водил в атаку полки, сейчас все так же крепок оставался только Несвижский Пес, барон Гатине, да и тот никак не мог рассматриваться в качестве военачальника. Разумеется, на смену уходящим поколениям приходили другие, молодые и полные сил, однако с уходом старой гвардии хирела и сама армия, уровень ее подготовки уже значительно уступал прежней. Почти за четверть века от былой мощи практически ничего не осталось.

Армии Памфии и Несвижа сходились на участке, исключающем обход с флангов. Справа протекала полноводная река Гура, слева имелся глубокий овраг, протянувшийся на несколько миль. Все должно было решиться в противостоянии лицом к лицу, ни о каком маневрировании не могло быть и речи.

Дела пошли плохо с самого начала. Памфийцы сосредоточили в центре около трех тысяч лучников, вооруженных длинными луками, отличающимися дальнобойностью. Прежде еще никто и никогда не сосредоточивал столько стрелков на таком узком направлении, и вообще подобное количество лучников было просто запредельным. За короткий срок стрелы сумели изрядно проредить ряды наступающих, а затем рыцарская конница ударила по центру. Не сказать, что у памфийцев все прошло гладко, но все же им удалось прорвать ряды пехоты.

Когда в образовавшуюся брешь хлынула пехота противника, армия Берарда оказалась рассеченной надвое, а в ее тылу накапливались и приводили в порядок свои ряды памфийские рыцари, которых все же изрядно потрепало в ходе прорыва.

Рыцари Несвижа в этот момент погибали в безуспешной попытке опрокинуть правый фланг памфийцев, сосредоточивших на этом участке своих копейщиков и арбалетчиков. Последних было не особо много, но они прицельно пускали болты, нещадно разя всадников, возвышавшихся над пешими бойцами. Доспех далеко не всегда мог противостоять оперенной смерти, так что потери несвижцы несли изрядные.

Казалось, еще немного, еще чуть-чуть – и коннице удастся опрокинуть врага, к тому же пехота была уже на подходе и готовилась поддержать своих рыцарей. Но прежде чем это случилось, в спину ударила конница памфийцев, восстановившая свои боевые порядки и обогнувшая войска несвижцев сзади. Удар был куда страшнее, чем тот, что пришелся по центру.

Известие о происходящем несколько запоздало, ведь с началом сражения только находящийся в ставке командующий может охватить всю картину целиком, командиры на местах могут оценивать лишь то, что видят поблизости. Потом сказалась и выучка армии, ощутимо более слабая, чем в прежние времена. Войска попросту не успели подготовиться к новому удару. Творившееся на левом фланге несвижцев иначе как бойней назвать было нельзя, большинство потерь пришлось именно на этот участок: люди гибли в полном окружении, даже не имея возможности просто бежать.

Сотня Георга находилась на правом фланге у единственного моста через реку. Наемникам предписывалось охранять переправу и противодействовать врагу, если тот вздумает отправить некоторые силы в дальний обход (хотя в это никто не верил). В случае если противник будет опрокинут, они должны были его преследовать. Если же начнется отступление, то они будут прикрывать отход армии за мост, а точнее, постараются предотвратить избиение бегущих, так как отступление и бегство зачастую мало чем отличаются одно от другого.

Со своей позиции Георг прекрасно все видел. Однако его сил было явно недостаточно, чтобы помешать такому ходу событий. Ему вовсе не будоражили кровь мечты о славе, и он не намеревался губить сотню в лихой и самоубийственной атаке. К тому же абсолютно ясно, что вот-вот начнется бегство, а это означало, что Георг обязан охранять переправу и прикрывать отступающих.

Но ему не суждено было сохранить хладнокровие до конца сражения. Не менее сотни рыцарей в тяжелых доспехах отделились от основной массы и устремились к ставке короля. С Берардом в этот момент находилось около пяти десятков рыцарей, среди которых был и сын короля, кронпринц Гийом. Они имели шанс прорваться к мосту, избегнув удара. Само собой, барон Гатине ни при каких обстоятельствах не мог забыть о том, кто именно прикрывает мост и какими возможностями этот человек обладает. Однако его голос остался неуслышанным, и король повел всех, кто находился рядом с ним, в атаку на превосходящего противника. Чего он пытался достичь подобным образом, решительно непонятно. Практически любому, кто сумел бы обозреть поле боя с той позиции, что занимал король, стало бы очевидно: сражение проиграно вчистую и самое большее, что мог предпринять командующий, – это отдать приказ к отступлению.

Еще оставалась возможность спасти хотя бы часть войск и избежать полного разгрома. К тому же это была не вся армия Несвижа, а только та ее часть, которую удалось собрать в тот короткий срок, что оставался до вторжения. Проигранное сражение – еще не поражение в войне. Но король решил иначе и очертя голову ринулся в бой. Ладно бы это хоть как-то могло изменить ход сражения – тогда его решение имело бы оправдание. Но в подобной ситуации…

Видя эту самоубийственную атаку, Георг без раздумий повел свою сотню в бой. Они ударили в спину памфийцам настолько неожиданно, что те молниеносно были опрокинуты. Во время этой стычки наемники не потеряли ни одного человека убитыми. Удар был настолько же неожиданным, насколько и губительным. Но эта маленькая победа уже не могла ни на что повлиять.

Войска левого фланга погибали в полном окружении. Центр оказался связан боем, сражаясь сразу на два фронта. Все же тамошний командующий сумел хоть как-то организовать противостояние, задействовав последние резервы. Правый фланг мог с минуты на минуту обрушиться, и если этого еще не произошло, то лишь по той простой причине, что на него оказывалось наименьшее давление. Уже были видны бегущие через мост несвижские солдаты: многие из них побросали оружие, а часть на бегу сбрасывала доспехи.

Сотня Георга и остатки отряда короля также направились к мосту. Как выяснилось, король не уберегся в ходе этой сшибки и был тяжело ранен. Георг даже не был знаком с этим человеком, мало того – ни разу его не видел, но, когда услышал печальное известие, сердце отчего-то будто кольнуло остро отточенной иглой.

В командование вступил кронпринц. Смотреть на этого всегда миловидного молодого человека сейчас было страшно. Ярость, разочарование и боль читались на его лице, но нет и намека на отчаяние. Весь его вид словно говорит о том, что это еще не конец, что он еще вернется и припомнит сегодняшний день.

Ни на миг не усомнившись в собственных возможностях, Гийом принялся отдавать приказы. Просто удивительно, как этот молодой человек, по сути не имевший опыта командования войсками, сумел организовать отступление. Конечно, полностью предотвратить бегство ему не удалось. Люди, охваченные страхом и отчаянием, не способны прислушаться к голосу рассудка. Пусть они трижды осознают, что бегущий с поля боя – легкая добыча для догоняющего его противника, однако страх забивает все их существо, лишая разума. Но кронпринц сумел-таки сориентировать около пяти сотен солдат, и те встали щитом между наседающим врагом и беглецами. К этой части присоединился и Георг со своей сотней.

В немалой степени помогло то, что наступающие уже расстроили свои порядки и хоть и не сразу, но вынуждены были отхлынуть, напоровшись на уступающие по численности, но находящиеся в строю войска. Сначала памфийцы понесли изрядные потери, основная доля которых была на счету наемников Георга. Восседая на лошадях, те безнаказанно и методично расстреливали из арбалетов солдат Памфии, которые, не будучи в строю, представляли собой прекрасную мишень.

Вскоре стало очевидно, что нахрапом опрокинуть заслон не получится. Противник был вынужден оттянуть свои силы и начать перегруппировку для слаженного удара. Но когда памфийцы наконец изготовились и двинулись в атаку, несвижцы начали пятиться назад. Первыми перемахнули через мост наемники, которые тут же заняли позиции на берегу, по обе стороны от переправы. Ведя обстрел с флангов, они сумели сбить наступательный порыв атакующих и прикрыть пехоту. Памфийцы пытались задействовать лучников, но те только несли бессмысленные потери, так как наемники использовали щиты, а их соперники подобной возможности были лишены.

Последнюю точку в этом сражении поставил подожженный мост. Впрочем, вряд ли ее можно было назвать последней. С того берега все еще доносились яростные крики и звон стали. Памфийцы добивали остатки несвижцев. Изредка к реке выбегали одиночки или небольшие группы, которые, сбросив с себя все, прыгали в воду и устремлялись к спасительной суше. Везло далеко не всем. Многие памфийцы занимались тем, что грабили трупы и добивали раненых. Часть же лучников устроила соревнование, расстреливая плывущих беглецов. Так что для воинов, которые, казалось, были в шаге от спасения, еще ничего не закончилось.

Разумеется, спасется и какая-то часть из тех, кто сейчас бьется в полном окружении, но таких будет очень мало. Хорошо, если удастся спасти хотя бы половину армии, но в подобное верится с трудом. Это поражение больше походило на полный разгром, иначе и не скажешь.

– Сотник, пятый десяток из поиска вернулся. Привели дюжину беглецов, – хлопнув правой рукой по левому плечу, доложил возникший перед Георгом десятник Виктор.

– Хорошо. Доставьте их к месту сбора, передайте капитану Бону и идите к нашим повозкам. Ужин уже готов, – приняв доклад, распорядился сотник.

– Слушаюсь!

Обоз сотни, с ее имуществом и запасом продовольствия, сохранился полностью, в отличие от обоза армии. Случилось это благодаря трусоватой натуре старшего обозника Сэма. Тот сумел убедить сотника, что особой разницы, где именно будет находиться обоз, нет, ведь сотня все равно у моста. Вот и решил Георг оставить свои повозки на правом берегу реки. Так, на всякий случай. Как оказалось, решение было верным. Сейчас только он мог похвастать тем, что его люди расположились в палатках. Впрочем, лично Георг был лишен этой возможности, поскольку свою довольно просторную палатку уступил раненому королю. Нельзя сказать, что ему удалось сберечь и все продовольствие – его попросту реквизировали по причине того, что весь провиант армии стал добычей победителей. Но хотя бы поужинать его люди сумеют достойно, а там что-нибудь придумают.

Мимо прошагали усталые мужчины, которых разыскали парни из его сотни и доставили к месту сбора остатков армии. Многие из них были ранены. Трое – в доспехах и при оружии. Они шли с угрюмыми лицами, кусая губы, но весь их вид говорил о том, что с поражением они не смирились. Еще двое сохранили доспехи, но никакого оружия при них нет. Остальные одеты кто во что горазд, а точнее, полураздеты: они сбросили с себя все, что только возможно, дабы одежда не стесняла движений. Эти брели откровенно понурившись, мало чем отличаясь от каторжан, участи которых не позавидуешь. И таких сейчас – около половины из тех, кто смог выжить в том аду, что творился всего несколько часов назад.

Как только удалось сбросить преследователей, Георга вызвали к принцу. Так уж случилось, что его сотня оказалась чуть ли не единственным отрядом конницы, остававшимся в распоряжении Гийома. Поэтому сотник наряду с прочими получил приказ разослать по окрестностям разъезды, чтобы начать собирать беглецов. При встрече с организованными отрядами его людям предписывалось направлять их к месту сбора армии, предварительно узнав имя командира. Разрозненные же – сбивать в команды и под конвоем отправлять туда же. Гийому предстояло вновь собрать армию, чтобы суметь противостоять врагу.

Проводив взглядом беглецов, сопровождаемых его людьми, Георг вновь обратил взор в сторону палатки, где сейчас находился Берард Первый. Именно там недавно скрылся и барон Гатине, когда отмахнулся от сотника. Интересно, жив ли еще король? Его рана показалась Георгу смертельной. Но ведь воображение склонно дорисовывать картины в преувеличенном виде. Похоже, он опять волнуется за короля больше, чем нужно. Впрочем, пустое это дело – ведь его величество даже не знает, кто такой Георг.

В палатке от множества светильников было довольно светло, а потому бледность короля, лежащего на мягких шкурах, особенно бросалась в глаза. «Боже, как он осунулся, – промелькнула мысль, – а ведь ранили его всего несколько часов назад. Или все же целых несколько часов назад?..» Жерар бросил вопросительный взгляд на лекаря, но тот легонько покачал головой. Жаль, что мастера ни под каким предлогом не желают сопровождать армию. Возможно, будь здесь один из них, его сюзерена можно было бы спасти. Правда, этот лекарь вместе с несколькими другими науку врачевания проходил у мастера Бенедикта. Но все же эти врачеватели умели не особо много. Конечно, их знания лежат далеко за пределами знаний знахарей или иных лекарей, лечивших бедных дворян и простых людей, которым не светило пользоваться услугами мастеров, но дара они лишены.

Барон кивком головы приказал лекарю выйти и сам последовал за ним. Король по-прежнему лежал с закрытыми глазами. Казалось, он без сознания. Жерар не знал, радоваться этому обстоятельству или нет.

– Как его величество?

– Боюсь, рассвета он не увидит. Эта ночь – вот и все, что ему осталось. Будь здесь даже мастер Бенедикт, сомневаюсь, что у него что-либо вышло бы. Копье пронзило короля насквозь, задев позвоночник.

– Было дело, мастер Бенедикт вытащил меня с того света.

– Не все подвластно даже им. Но будем надеяться, сила мастера все-таки поможет. Его высочество отправил гонца в Хемрод сразу после того, как короля переправили на другой берег. Мастер должен прибыть уже совсем скоро…

– Стой! Назад! – вдруг послышался голос караульного.

Поглядев в том направлении, куда был обращен взор солдата, Жерар увидел одного из оруженосцев короля, того самого, которого отправили в столицу графства. Рядом с ним стоял мужчина в годах, с бородой, щедро усыпанной сединой. Разглядеть больше в темноте Жерар не мог, да в этом и не было необходимости. Вот он – тот, кто может явить чудо.

– Я сэр Артур, оруженосец короля, со мной мастер Гарн из Хемрода, по приказу кронпринца.

– Прошу прощения, но я должен все уточнить.

Неуверенность солдата легко объяснить. Он не имел никакого отношения к гвардии короля и заступил на этот пост впервые в жизни. Однако ждать, пока он вызовет начальника караула, который также может не знать оруженосца, просто некогда.

– Солдат, пропусти их.

Барона Гатине не знает разве что распоследний тупица. Его приказам лучше подчиняться.

– Слушаюсь, ваша милость.

Мастер проследовал в палатку один, велев оруженосцу оставаться снаружи. Палатка сотника, конечно, побольше, чем у его подчиненных, но назвать ее просторной сложно. Лекарь, извинившись, тут же скользнул следом за мастером. Ну, он-то помехой точно не будет.

Наружу эти двое вышли через полчаса, однако обрадовать барона было нечем. Мастер подтвердил прежний диагноз, уточнив, что до утра король протянет благодаря его вмешательству, а без оного преставился бы уже через пару часов. Также он заверил, что, даже окажись мастер под рукой, это ни к чему не привело бы, разве что продлило бы агонию на несколько дней. Мастера могут многое, сила их велика, но они не боги. Может, и не простые люди, но все же смертные.

– Он в сознании?

– Да. Но, на мой взгляд, было бы гуманным дать ему покой в последние часы жизни, – глядя в глаза Гатине, ответил мастер.

– Гуманность – для всех остальных, а над королями довлеет долг, даже когда они на сметном одре, – резко возразил барон. – Сэр Артур!

– Я, ваша милость! – тут же отозвался оруженосец. Его глаза, полные слез, явственно поблескивали в отсвете костров.

– Немедленно призови кронпринца. И разыщи монаха, если таковой тут сыщется.

– Слушаюсь!

Барон вошел в палатку самым последним. Сначала умирающего посетили кронпринц и члены совета – те, кто находился здесь и кто выжил. Потом настала очередь священника. Он пробыл у короля не меньше часа и, вероятно, находился бы там еще дольше, если бы барон Гатине грубо его не прервал. Как видно, его величество весьма серьезно отнесся к отходу в мир иной и довольно подробно изливал душу. Жерар наткнулся на осуждающий взгляд церковника. Несомненно, тот был чрезвычайно горд тем обстоятельством, что исповедовал самого короля. Несмотря на трагичность ситуации, это его звездный час: совершивший подобное никак не мог остаться простым монахом. Гатине отмахнулся от потуг святого отца даровать покой умирающему и отправил его восвояси. Велев караулу образовать периметр в десятке шагов от палатки, барон вошел вовнутрь.

– Гатине, – едва завидев вошедшего, слабым голосом пролепетал Берард Первый. – Прости… Несмотря на все твои старания, я оказался плохим королем.

– Бог вам судья, ваше величество, ибо никто из живущих не вправе осуждать короля.

– За исключением тебя.

– Я пришел не для того, чтобы упрекать вас в чем-то. Я никогда не относился к тем, кто предпочитает пинать смертельно раненного человека, неспособного постоять за себя. Все, с чем не согласен, я говорил всегда в лицо, когда вы были в полном здравии.

– К сожалению, я тебя не понял вовремя. Не понял, что значит быть настоящим королем. А теперь уже слишком поздно. Позаботься о моем мальчике. Он куда лучше меня, хотя и с изъяном.

– Пока бьется мое сердце, ваше величество, преданнее слуги у вашего сына не будет.

– Ну вот и все… Знаешь, а ведь мне уже не терпится уйти. Она там, и она меня ждет. Иначе и быть не может, ведь мы так любили друг друга.

Нет, его величество неисправим даже перед лицом смерти! Какой-то червячок засвербел в душе, и Жерар вдруг почувствовал, что не может молчать. Да, король из Берарда вышел никудышный, но человек он хороший. А потом кто знает – может, это окажется для него радостной вестью. Хотя… Сказанное, возможно, сразу сведет его в могилу, но точно обрадует. Дьявол! Не может он промолчать. Жерар всегда был уверен, что поступил тогда правильно – этого требовали интересы королевства и он выполнял приказ короля. Но это не значит, что он никогда не испытывал чувства вины перед теми, кто стал разменной монетой в его игре. В последнее время он стал задумываться над этим все чаще. Наверное, все-таки дает о себе знать подкравшаяся старость.

– Она тебя не ждет, Берард. Изабелла не покинула этот бренный мир.

– Как?.. Что?..

Вот и все. А он-то, дурак, надеялся, что король уйдет с радостной улыбкой на устах. Вместо этого – выражение крайнего удивления и широко распахнутые глаза. «Покойся с миром», – вздохнул про себя барон. Он осенил себя святым кругом с заключенным внутри крестом и склонился, чтобы смежить веки умершего…

Господи, только бы не прознал никто!!! Жерар и представить не мог, что есть еще что-то на этом свете, способное его напугать. Он не боялся выходить против оборотня в ночном лесу, точно зная, что не может использовать оружие, потому что зверь нужен был его другу Волану для опытов. Он охотился на волколака. Он целый год подвергался страшным пыткам. Да много чего еще, а тут… подскочить на полметра от легкого прикосновения умирающего! Оказывается, Берард вовсе не собирался отправляться в последний путь, не узнав, что именно имел в виду барон.

– Погоди, Жерар… – едва слышно скорее выдохнул, чем сказал, король. – Расскажи мне все… Я умоляю…

– Если коротко, то разбойник ударил Изабеллу ножом в грудь и сбросил с обрыва. Но Господь уберег ее, она выжила. Ее спас один трактирщик. Она лишилась ума, но взамен получила дар исцелять людей, этим сейчас и занимается. Она всеми любима и почитаема, по-своему счастлива. Не смотри на меня так. Я узнал об этом совсем недавно. Прости, но я не мог тебе сказать.

– Несвиж?..

– Да, Несвиж.

– Боже, порой я думаю, что моему отцу следовало завещать корону тебе.

– Мы не всегда вольны в своих поступках. Он ни за что не хотел завещать ее твоему брату, но долг потребовал этого, и он подчинился.

– А дитя? Мой сын?

– Он тоже выжил, уже стал взрослым. Он славный малый и прекрасный боец. Наемник. Да, я поведал ему, кто он есть на самом деле, – правильно поняв немой вопрос, ответил Жерар. – Мальчик – настоящий внук своего деда. Он попросил, чтобы я оставил его при себе и приглядывал за ним, дабы никто и никогда не посмел использовать его против семьи.

– Он в твоем замке?

Спокойно смотреть на умирающего не было никаких сил. Берард беззвучно плакал, по его бледным щекам пролегли две мокрые дорожки слез…

Да что же это?! Не иначе как комок подкатил к горлу, мешая дышать и говорить. Телячья немочь! Да возьми ты себя в руки! Нельзя! Пользы от этого никакой, только вред!

– Он здесь. В этом лагере. Не проси. – Барон все же нашел в себе силы говорить твердо, никак не выказывая своих чувств.