Убить еврея

– Я думал, ты рецепт выписываешь, – сказал Артём.

– Само собой, – кивнул врач, – я и выписывал рецепт. А это – их визитка. Возьми. Возьми- возьми. Не понадобиться – не помешает.

Выйдя от него, Артём заехал в аптеку. Стараясь не покраснеть, протянул рецепт молоденькой провизорше, получил свои лекарства и отправился в «Поплавок» на встречу с Котиком. До встречи оставалось минут 10. Артём заказал пиво, и слегка прикрыл глаза, подставив лицо осеннему солнцу. Через 7 минут он получил месидж с неизвестного номера: «Грузите апельсины бочками. База примет». Это было из детства, когда они с Котиком сперва были два друга до гроба, потом, когда появилась Алка – враги до гробовой доски. Известная фраза из любимой книги служила паролем – где предстояло встретиться. – Что же случилось, – подумал Артём, – если Котик прислал такую «шифровку»? И о какой базе идет речь? И, вообще, в этой новой действительности разве сохранилось такое понятие – база? Где в этом городе может быть овощная база? Или другая? Пискнул мобильник. Сообщение – интернет-адрес – было с неизвестного, но уже другого номера. Артём просигналил официанту – счет. Не дожидаясь, положил деньги под пепельницу, спросил у бармена дорогу в туалет и тихо – на всякий случай – слинял. Он не стал садиться в свою машину. Прошелся садиком и вышел на Проспект. Нашел неприметное интернет кафе в одном из боковых ответвлений. Зашел, выбрал место поудобней и набрал адрес. Чат назывался «База данных». Артём зашел: «Привет! Тема ищет кота». Чат принадлежал продвинутым интерманам – так Артём называл интернетных маньяков, точнее, фанатов. В бреде, последовавших ответов – что это за вирус «Кот» и о какой теме идет речь, Артём нашел нужный: «Коты лазят по крышам». Дальнейший бред он не стал читать. Отстучал: «Самый мощный вирус – 0,5 алка» и вышел. Он знал, что Котик понял, что он понял – речь о крыше дома напротив алкиного, куда он доберется через 0,5 часа.

Котик его ждал, сидя на том самом месте у края крыши, где они в детстве воспитывали в себе смелость. В сентиментальные воспоминания ударяться не стали. Котик достал бутылку водки и стаканы. С ударением на «ы». Нет, все-таки, он «сентиментальнулся»: «По законам жанра, – буркнул он, – я должен бы получить удовольствие, что, наконец, могу за все тебе отомстить. Причем, имея на то все основания».

– Сличил отпечатки пальцев? – безразлично спросил Артём, выстрелив окурок вниз. Котик пожал плечами, что верно означало – какая мелочь, и сказал: «Мы нашли твое имущество и… парней… точнее, их трупы. Кстати, шлюшку, с которой ты переспал, переехала машина». Он не смотрел на Артёма и он был прекрасной мишенью. Артёму стоило сделать одно движение, и Котик покатился бы с крыши. Артём подумал, что это профессиональная проверка на вшивость, но на всякий случай отошел подальше. Он не стал задавать идиотских вопросов, типа, причем тут я? Ему все было ясно, а играть с Котиком не хотелось.

– Почему ты мне помогаешь? – спросил он.

– Мы дрались из-за одной девчонки, – напомнил Котик. Это был кодекс чести. Котик ему следовал, хотя профессионально не имел права. Артём закурил и начал рассказывать. Когда он кончил, оказалось, что Котик выхлебал пол бутыли.

– Ну? – наконец, отреагировал он.

– Нет, сказал Артём, – к убийствам я не имею отношения… прямого.

– То есть,… когда ты входишь в образ, то тогда…

– Нет, – покачал головой Артём, – не думаю. Иначе как-нибудь мне бы об этом дали знать.

– Кто?

– Не знаю. Меня больше занимает – что?! Что они хотят? Они загоняют меня в угол, при этом, убеждая не бояться. Никакой логики.

– Надо перевернуть.

– Что? – не понял Артём

– Логику, – сказал Котик. Он тщательно собрал все следы их пребывания на крыше и сказал: «Конечно, смешно с ТАКИМИ действовать по схеме, но… У тебя есть, где ночевать? Не у Ады. Хорошо. Машину оставь, где стоит. Встречаться будем на «Базе» – если там, куда идешь, есть Интернет, отправь мне письмо. Он продиктовал свой электронный адрес, и, не прощаясь, пошел к выходу. Минут через 10 Артём последовал за ним.

Но совету Котика он не последовал. Артём не сомневался, что его никак не свяжут с убийствами, потому что Котик ему поверил. Значит, ни со стороны законников, ни со стороны блатных его никто не будет беспокоить. Остаются ТЕ. А от Тех не скрыться – они всегда и везде найдут – им ведь не «тело» нужно, а мозг. Значит, никакой нужды для конспирации – физической – нет. А мысли… тут, пожалуй, стоит послушаться Котика и общаться через сеть с разных адресов. Вдруг сработает. Придя к такому заключению, Артём отправился к «Поплавку» за своей машиной.

– Странная вещь – мужская дружба, – думал он, – такая мощная, что пробить ее может только… женщина. И тогда – смертельное соперничество и… без подлости. Интересно, если честно, я смог бы как Котик, отбросить прошлое и постараться помочь?

Зазвонил мобильный. Котик сказал, что придержит его вещи, пока… Но Артём перебил:

«А можно мне их взять?». Котик не стал выдерживать паузу, просто сказал иметь при себе паспорт – надо будет заполнить бумаги.

Когда с формальностями было покончено, Котик протянул ему новую трубку: «Только для связи со мной. Ни в коем случае не звони на мою мобилу. Только на этот номер».

Дома, расставив привезенное по местам и слегка разобравшись с беспорядком, он позвонил отцу в Швейцарию и спросил, может ли приехать на пару дней?

Через три дня, в течение которых, все – включая сон, было тихо и размеренно, он вылетел в Париж, откуда собирался в Женеву. Послал Котику месидж – «3», что означало, что тот должен зайти на «Базу». Из интернет-кафе отправил туда сообщение: «Праздник, который всегда с тобой». Котик поймет.

*****

Лет пять назад он перестал с иронией спрашивать у отца: «Новенькая?», потому что научился безошибочно чувствовать это. Отец менял парфюм и занавески. Артём как-то попытался понять, почему он делал это и почему делал именно это, но потом оставил. Оставил и попытку классифицировать пассий отца. Их ряд не был поиском определенного типажа, тем более, сходного с матерью Артёма или напротив – контрастного.

Если бы они были абсолютно разные, это тоже было бы понятно, но и это было не так.

Вот и сейчас в аэропорту, как только он обнял отца, понял – его ждет встреча с новенькой. Отец выглядел всего лет на пять старше сына – он следил за собой, как актриса, с той, правда, удивительной разницей, что абсолютно не скрывал этого. Отец утверждал, что убрать морщины имеет равно такое же значение, как убрать испорченный зуб. А откорректировать нос или губы эквивалентно коррекции любого другого органа – сердца, печени и прочее. Поскольку делал он это открыто, в гомосексуальных наклонностях замечен не был, к тому же был блестящим, на грани гениальности астрофизиком, то его оставили в покое. А «чудачество» его со временем отнесли к категории гениальных.

В машине, по дороге на виллу отца, еще раз думая обо всем этом, Артём вдруг понял, что «чудачество» проявилось после «аннигиляции». Именно так когда-то отец обозначил поведение своей жены, ее уход в себя. Как только Артём понял это, он резко, почти грубо прервал «гуманитарный» – ни о чем – монолог отца: «Пап, надо общнуться. Давай сразу к тебе». Отец только кивнул, словно был готов к этому: «Ясно. Я видел сон».

Какого черта он это сказал?! Дальше ехали молча. Причем, на виллу. Она была пуста, но той пустотой, которая говорит: «Все готово, добро пожаловать, не будем вам мешать». Они оба не были голодны, и пока Артём принимал душ, отец сервировал столик на террасе. Сервировка была странной – никаких заморских деликатесов, только то, что привез Артём. А привозил он всегда только тутовку, коньяк, бастурму и чараз. Артём понял, что слова отца – я видел сон, не были пустыми, видимо, что-то его задело, и к чему-то он был готов.

– Спрашивай, – сказал он, когда они опрокинули по стопке тутовки.

– Рассказывай, – так же односложно ответил Артём. Отец набил трубку, задрал ноги на перила и начал: «Она ушла в себя, как только ты поправился. Сразу. Будто ждала этого, будто это был сигнал. Впрочем, нет, сперва договорилась со своей сестрой Нелькой, чтобы отправить тебя к ней, в Москву. Как только ты уехал, попросила отвезти ее на дачу. Когда я в субботу приехал к ней туда, она уже «аннигилировала». Это было жутко – она днями пребывала в полной прострации. Ни в Ереване, ни в Москве ничего сделать не смогли и я отвез ее в Грецию, к ее родне. В советское время это было почитай не возможно, но я все провернул через Академию. Фактически, это был шантаж – сказал, что, если не помогут, перееду в Москву. Я работал над темой, которая тянула на нобелевскую и, конечно, Ереван не хотел меня отпускать. Вот так я и «выбил» Грецию.

Анну показывали лучшим врачам в Европе и в Америке – благо, ее родня очень состоятельна, а она – единственная дочь единственной сестры пятерых братьев. Мальчиков – ее дядей – во время геноцида разбросало по миру. Сестра, то есть, твоя прабабушка, попала в Россию. Там же вышла замуж за армянина и после установления советской власти, переехала в Ереван, где родилась и мама Анны, и сама Анна. Пока я занимался Анной, мне, честно говоря, было не до тебя. К тому же я знал, что Нелька тебя обожает, и у тебя все будет ОК. А когда стало ясно, что с Анной… что Анна останется в Афинах, в клинике, я вернулся в Москву, за тобой…

Мне тебя не отдали. Нелька показала письмо, в котором Анна просила ее не отдавать тебя мне. А мне советовала вообще забыть о тебе, о ней и снова жениться. И еще… Она писала, что понимает, что я «встану на рога» и буду бороться за сына, считая ее поступки бредом сумасшедшей. Но, если она мне что-нибудь попытается объяснить, то я уж совсем точно сочту ее идиоткой. Поэтому она просит, чтобы мальчик несколько лет пожил у Нельки, а потом «жизнь изменится так резко, что ты поймешь, как хорошо, что Артём не в Ереване. А когда переедешь за границу, тогда он сам тебя найдет». Конечно, я все это посчитал за бред, решив, что она ударилась в ясновиденье. Но, подумал, что глухая борьба ни к чему не приведет. К тому же я был на грани нервного срыва, да и тебе после болезни, действительно, лучше было бы пожить с теткой, души в тебе не чаявшей, чем с отцом, которого интересовали только черные дыры и сумасшествие его жены. Я даже думал, что это мне наказание, ведь я настолько был поглощен работой, что все жизненные неурядицы воспринимал, как локальные явления, которые можно решить, если относиться к ним не истерично, как большинство людей, а рационально. Именно так я отнесся и к твоей болезни, и к ее. Вот… черная дыра ее и поглотила. Может, Анна сама отдалась ей, чтобы спасти тебя, думал я, чтобы объяснить себе, почему оставляю тебя в Москве.

Потом Союз распался. Она была права, когда писала, что «жизнь изменится так резко, что ты поймешь, как хорошо, что Артём не в Ереване». Девяностые годы были в Армении страшными – землетрясение, война, блокада, массовая эмиграция. Коллеги из Испании пригласили меня, и я уехал по контракту. Черными дырами заниматься не стал, хотя пригласили меня из-за этой работы. Я сказал, что есть тема, необходимая, чтобы подойти к дырам основательно, Убедил. Впрочем, тебя не это волнует».

– Волнует, – сказал Артём, – это ведь все взаимосвязано. А… что было со мной? Что за болезнь?

– Ты, действительно, ничего не помнишь? – спросил отец и вздохнул: «Тогда ничем не могу тебе помочь. В тот день, когда я вернулся с работы, ты уже был в больнице… Ты, правда, ничего не помнишь? – переспросил он и сам же ответил, – хотя, у тебя был жар, бред, ты пролежал месяц, почти не приходя в сознание. А потом резко пошел на поправку. Вот, собственно, и все.

Артём чувствовал, что это далеко не все, но не сомневался, что больше ничего не вытянет.

– Здесь ведь очень сильная школа психоанализа, – сказал он, почему-то злорадно отметив, что отец покраснел.

– Ты совершенно здоров, – пробурчал отец.

– Значит, ты проверял, – констатировал Артём.

– Я же сказал, что мы все перепробовали.

– Ты говорил это о маме.

– Ты абсолютно здоров, – повторил отец, и было похоже, что он убеждает не столько Артёма, сколько себя.

– Тогда в чем дело? – пожал плечами Артём.

– Да, в чем дело? – перехватил инициативу отец.

– Сны, – жестко бросил Артём и посмотрел на отца. Ему был виден только профиль, потому что оба они сидели лицом к озеру. Отец сглотнул слюну и спросил:

– Вещие? О чем?

– Не знаю. О том, чтобы убить еврея.

Он увидел, как у отца в прямом смысле отвисла челюсть, и голова медленно повернулась к нему. Еще он отметил, что первый раз произнес проклятую фразу вслух.

– Почему еврея? – медленно спросил отец. И Артём, совершенно неожиданно для себя, ответил фразой из старого анекдота, точнее, ее перевернутой версией: « Ну не велосипедиста же». На удивление, до отца смысл дошел почти со скоростью света – видимо у обоих мыслительный процесс работал на пределе. Через минуту они уже ржали, как два сорванца – сработал защитный рефлекс. Оставшуюся часть вечера они провели за милой беседой, словно договорились не возвращаться к проклятой теме.

Потом отправились в милый ресторанчик, где их ждала очередная пассия отца. В отличие от предыдущей, которой было лет двадцать, белокурые волосы, язвительный ум, бездна очарования и потрясающий вкус, новенькая была мулаткой. Менее существенные отличия предстояло еще узнать. Звали ее Ленон – в честь Джона, на котором были помешаны ее родители.

– Ты зовешь ее Леной? – спросил Артур. – Нет, ответил отец, – Ленин.

– У каждого свои помешательства, – констатировала мулатка. – А как вы будете меня называть?

– А как бы вам хотелось?

– Рамштайн, – сказала она.

– Ладно, – сказал Артур, – буду называть вас Леной.

– Не любите тяжелый рок?

– Не люблю ничего тяжелого.

– А как выносите Гэрри?

– Отца? Мы давно и далеко.

– А…А чем вы занимаетесь?

– Ничем. Настолько ничем, что отцу нечем похвастать.

– Фигня, сказал отец, – я горжусь тобой. Ты не окончил четыре института. Ни у кого из моих знакомых нет таких детей.

– У вас бесплатное образование, – ехидно заметила Ленон.

– Ты отстала от жизни. У нас давно его нет, – хмыкнул отец. – Ну что, за знакомство?

*****

«Запомни. Это очень просто. Запомни и повтори. И тогда тебе откроется истина. Запомни!». Артём повторил. Набор звуков этого единственного слова был совершенно неудобоворимым, запомнить оказалось очень трудно. Но он запомнил. Он так старался, что проснулся. Проснулся и понял, что повторяет это слово. Добежал до туалета, бесконечно повторяя его, а когда лег и закрыл глаза, с ужасом понял, что не хочет запоминать. Не хочет и все. Он погрузился в сон, заставляя себя забыть, забыть, забыть! Он увидел салатовых человечков и услышал, как один из них, как в первом сне вздохнул: «Боится!».

Артём понял, что они не оставят его в покое и начал сопротивляться. Но они не стали ничего делать, просто растворились, а он все продолжал сопротивляться. Когда ему показалось, что он наконец проснулся, стало еще хуже – из темноты на него смотрели два глаза. Артём заорал и ткнул в фосфоресцирующие глаза. В ответ он услышал крик боли, понял, что попал и бросился на противника. Но тот извернулся, и резкий свет ударил Артёму в глаза. Он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел Ленон.

– Ты что, идиот? – прошипела она, потирая покрасневшие глаза, – зачем ты ткнул меня в глаза?

– А где отец? – тупо спросил Артём.

– Ради Бога, – сказала Ленон, – я не собиралась тебя насиловать. Просто ты так орал, что наверху было слышно. А Гарри спит. Он принимает снотворное. Так что ты видел?

– Ерунда!

– Как знаешь. Дать снотворного?

– Давай.

*****

Следующая ночь почти повторила предыдущую, разве что, поменялся второй персонаж сцены. Когда Артём вскочил, автоматически включив свет, рядом сидел отец и хмуро смотрел на него: «Так говоришь, все нормально?» – Я забыл принять снотворное, – сказал Артём.

– Когда у меня оно кончается, я не ору во сне, – парировал отец. – Завтра пойдем к психиатру. Хочешь таблетки? Сейчас принесу.

Отец принес таблетки, воду и, пожелав спокойной ночи, вышел. Артём лег, взял детектив и, переворачивая страницы, думал о том, что сны стали другими. Не агрессивными. И персонажи сменились. Правда, они опять чего-то от него хотят. Он постарался вспомнить слово, которое несколько дней, точнее, ночей пытались вколотить в него салатовые человечки, но, к счастью, не вспомнил. Этого его успокоило. Он принял снотворное. Уже погружаясь в сон, Артём успел мысленно поблагодарить человечков, хотя не успел понять за что.

*****

Вычленив из всего, что наговорил аналитик то, что представляло интерес и, сопоставив с обеими диктофонными записями, Артём понял, что в детстве кто-то поставил жесткий блок в его сознании. Период с девяти до десяти лет оказался заперт. Профессор Ларсен, как ни старался, не смог разблокировать этот узел. Он сказал об этом Гарри, но тот увернулся от ответа, акцентируя на том, что вряд ли этот кусок запертого сознания имеет значение. Артёма привели из-за кошмарных снов, которые появились всего пару месяцев назад и вряд ли это связано с детством. Они пустились в блиц дискуссию, в которой один упирал на свой профессионализм, второй – на свою логику. Профессор заявил, что неэтично скрывать от пациента правду, отец, что – он лучше знает, что надо его МАЛЬЧИКУ! И раз так, то уж лучше пить снотворное, чем ко всем бедам в придачу, выпустить из бутылки еще одного джина. Судя по их диалогу, они были давнишними друзьями, поэтому не рассорились, а решили подумать. Артёму эти конспираторы сказали, что все идет нормально, просто надо продолжить курс.

Еще раз все хорошенько обдумав, Артём принял решение. Он попросил Ленон на эту ночь отдать отца в его распоряжение. Она поняла и сказала, что заночует у сестры. Отец пришел поздно, но сияющий. Сказал, что-то про близость к открытию и, что это надо отметить. Артём попросил не идти никуда, тем более, Ленон предупредила, что останется у сестры. Они опять устроились на террасе. Отец рассказывал увлеченно и интересно, но как только он произнес что-то про черную дыру, Артём вклинился: «Знаешь, я думал, что у меня в сознании черная дыра, а там оказывается, запертый чулан. Похоже, придется искать взломщика посерьезней твоего профессора». Он почти на волновом уровне уловил 3 невысказанные реакции отца: «Откуда ты знаешь? Козел со своей профессиональной этикой! Фак, фак, фак!». С последней частью Артём был совершенно согласен, но решил быть если и не жестким, то до конца последовательным. Поэтому он не стал помогать отцу, просто ждал.

– Ладно, – хмуро изрек тот, – наверное, ты имеешь право на правду. И, может, старый козел прав, все корни в детстве. Но, у меня два условия. Первое – ты продолжаешь сеансы – хотя бы спать будешь. Второе – если твоя реакция на мой рассказ будет неадекватной, ты кончишь свои дни в лечебнице. Прости за жесткость. Обратного хода уже нет. Так вот, Анну несколько лет мучила ужасная мигрень, ничего не помогало. Мне посоветовали обратиться к одному экстрасенсу. Сеансы проходили у нас дома. Однажды ты пришел с уроков рано, зашел к ней и увидел «голую» маму и склонившегося над ней мужчину. Он проводил какой-то лечебный супер массаж. Но, судя по твоей реакции, ты все воспринял иначе. Пубертатный период, знаешь ли… Твоя ревность усугублялась тем, что почти год Анна была какой-то отстраненной и, ты привыкший к ее любви, остро на это реагировал.

В общем, ты бросился на экстрасенса…

– Я… убил его?

– С чего ты взял? Нет, правда, ты орал, что убьешь его, но это понятно. Слава Богу, обошлось. Хотя, как тебе удалось шмякнуть его об стену, никто не понял. От удара он потерял сознание. Наверное, ты решил, что убил его, поэтому твоя реакция была катастрофичной. Ты потерял связь с реальность и температура просто зашкаливала. А потом ты вдруг пошел на поправку и как будто обо всем забыл. Я был так счастлив, что поверил словам Анны, будто родственники из-за границы прислали какие-то чудо препараты. А потом начался кризис у Анны. Я только сейчас, после визита к Густаву, все понял. Или думаю, что понял. Наверное, Анна обратилась к очередному экстрасенсу, но обладающему способностями к гипнозу. Он и поставил блок. Клянусь, до сегодняшнего дня я ничего об этом не знал. Когда она убедилась, что с тобой все в порядке, у нее, видимо обострился комплекс вины перед тобой. Она, наверное, внушила себе, что мало того, что из-за болезни перестала уделять тебе внимание, так еще из-за нее же, из-за сцены с ее врачом, ты чуть не сошел с ума. Вот и аннигилировала. Вот так. Так что, ты никого не убивал, тот врач живет сейчас в Америке. Кстати, нормальный мужик, все тогда понял и правильно среагировал. Анна… скорее всего, что-нибудь другое привело бы ее к такому же результату. Потом уже, показывая ее различным врачам и отвечая на их бесчисленные вопросы, я понял, что все к этому и шло. Мигрень была началом. Так что, тебе не в чем себя винить. Я рассказал все, о чем знаю и то, к чему пришел анализом. Конечно, ты можешь найти «хакера», который взломает твое сознание, но информационно не получишь ничего нового, а эмоциональный шок может быть сильным. Впрочем, решать тебе.

Артём чувствовал, что отец искренен. Почему-то он понимал, что сейчас не стоит лезть в прошлое.

– Ты часто бываешь у мамы? – спросил он.

– Нет, это бессмысленно, – вздохнул отец. Ее состояние абсолютно неизменно. Если что-то изменится, мне сообщат.

– Если провести аналогию между мозгом и вселенной, там есть черные дыры, галактики, спутники, квазары, сверхновые? – неожиданно спросил Артём.

– Интересно, – вздернул бровь отец, – я думал только о дырах.

Они просидели почти до утра, увлеченно создавая «теорию психовселенной».

*****

Он проснулся от легкого ветерка. Еще не открыв глаза, понял, что находится в незнакомом месте. Прислушался к себе – неприятных ощущений не было, энергетика места была положительной. Тем не менее, он продолжал имитацию сна, подумав, что ощущение может быть ложным. Кстати, еще не факт, что это не сон, в котором он проснулся.

– Это не сон, – услышал он и непроизвольно вздрогнул. – Вам ничего не угрожает, – продолжил голос, – вы можете встать. Если хотите.

– А чего хотите вы? – спросил Артём, не меняя позы.

– Поговорить.

– Какого вы цвета? – спросил Артём.

– Белого, – потому, что ответ прозвучал с неуловимой заминкой, он понял, что его собеседник все-таки испытал замешательство.

– А остальные?

– Зеленых среди нас нет, – в голосе собеседника прозвучала ирония.

– Слушаю вас, – сказал Артём.

– Вы видите сны, – без всякой преамбулы констатировал голос.

– Я не Портос, – сказал Артём. Была ли собеседнику знакома классика жанра, осталось непонятным, он просто спросил:

– Вы приняли решение?

– У вас есть право на допрос? – поинтересовался Артём.

– Все слишком серьезно, не стоит ерничать.

– Кто вы?

Вспыхнул свет. Кровать, на которой лежал Артём, отделял от стола, за которым сидели трое, узкий, длинный бассейн, больше похожий на ров. Артём почему-то не сомневался, что на всех троих были эластичные маски, создающие иллюзию настоящих лиц, но в реальности, скрывающие их. Артём сел – оставаться лежать было на грани вызова. Самый молодой из троих сказал: «Цивилизация на грани катастрофы. Времени почти не осталось».

– Ясно, – вздохнул Артём, – судя по такому ответу на мой вопрос, вы – «911!».

– Можно и так, – согласился тот. Или у парня не было чувства юмора, или он решил, что не время.

– Ну, и что вы хотите от меня?

– Вы – часть нашей цивилизации.

– И?

– Вы не должны соглашаться на их предложение.

– Какое?

– Вы знаете.

– А вы?

– Разумеется.

– А что предлагаете вы?

– Он не готов, – вмешался по виду самый взрослый.

– Но…

– Он не готов, – жестко повторил взрослый.

Артём проснулся. Голова болела. Он лежал, думая, как ему все это осточертело. Ему осточертело то, что кто-то пытается его вербовать во сне, а кто-то в состоянии, которое то ли сон, то ли явь, причем грань стирается сознательно. Он не мог разобраться работали ли с ним одни и те же силы, но в разном антураже, чтобы определиться, какая форма действенна в его случае, или они были разные и даже – противоборствующие. А самое главное, ему было гнусно, что он не может понять, что с ним происходит. Это и было главным – понять, кто выходит на него, чтобы разобраться, чего они хотят. А потом уже определиться с кем он сам.

Мешало одно – он не был готов ни к одному из вариантов. Не в силу незнания их, а на каком-то глубинном подсознательном уровне, отвечающем за инстинкт самосохранения – будь то физический или психологический. На этом уровне его страх – совершенно непонятный сознанию – был естественным. Разобраться во всей этой чехарде самому, было невозможно. Как минимум, следовало спуститься на нижние уровни подсознания, но тут включался страх уровня сознания. Это был замкнутый круг. Единственной возможностью что-то понять было перестать принимать снотворное и ждать общения во сне. Но, и к этому он не был готов. Решение пришло очень неожиданно – надо загрузить себя работой. Причем, такой, чтобы полчаса сна казались счастьем. Горячие точки! Командировка в горячие точки. Конечно! Как он не подумал! Югославия!