Рыцарь зимы

Ричард Арджент

Рыцарь зимы

Роман посвящается Тиму и Дэвиду Робинсонам.

Автор выражает признательность Виктору Тальмаджу за великолепную карту.

Часть первая

Глава 1

Мальчик Хорки

Все началось с тех пор, когда он встретился в лесу с двумя мертвецами. Несколько простых слов, слетевших с губ повешенного убийцы и его несчастной жертвы, изменили всю его жизнь. Вот ведь как бывает. Еще вчера ты – обычный парнишка, сын скромного кузнеца, которого дразнят и поколачивают другие мальчишки в деревне. А в следующий миг твой мир превращается в сияющий золотом дворец. А ты сам? Ты и сам становишься необыкновенным, взвалив на плечи многообещающие перспективы и предчувствуя великие деяния, ждущие впереди. Вот что пережил мальчик, исполнивший священный обряд Хорки, но осознал это позже, гораздо позже, спустя годы с того долгого дня, изменившего все его будущее.

В деревне стояли два огромных амбара, размером с четыре дома, соединенные вместе. Люди толпой двигались от одного к другому. В центре скопления деревенских жителей, рыцарей, монахов и оруженосцев стоял Эндрю, выбранный ими на роль мальчика Хорки.

Некоторые рыцари и монахи то и дело шутливо лохматили ему волосы, приговаривая:

– Отлично, парень, молодец, это был амбар с ячменем. Теперь пойдем к тому, что с пшеницей.

Другие мальчики в деревне смотрели на него с яростью. Некоторые то и дело украдкой тыкали его в ребра или спину резко и больно. Они завидовали. Завидовали вниманию, которое Эндрю уделяли рыцари и монахи. Он не нравился сверстникам. Они никогда не любили его. Один парень чаще других наступал ему на пятки и пытался придавить к земле подошвы его сандалий, чтобы мальчик Хорки споткнулся и упал.

Эти юнцы злобно шипели ему на ухо, когда никто не смотрел на них, скрывая угрозы за шумом галдящей толпы.

– Мы до тебя доберемся, ведьмин выкормыш! Тебя сегодня ждет хорошая трепка! – тихо прорычал здоровый нескладный детина.

– Да, – добавил другой, обжигая ухо Эндрю жарким, зловонным дыханием. – Я с радостью заставлю тебя верещать, как недорезанная свинья!

Эндрю не обращал на обещания своих злейших врагов, ставшие с годами привычными, ни малейшего внимания. Он стряхивал их с себя, как воду, двигаясь ко второму амбару, столь же огромному, как первый. Однажды он им всем покажет. Когда-нибудь он уйдет из деревни Крессинг, добьется успеха, разбогатеет и покроет себя славой, а потом вернется и уничтожит их всех. Когда-нибудь…

– Ну же, поднимайся, мальчик, – прошептал ему на ухо монах.

Эти слова вырвали Эндрю из размышлений. Толпа стояла во втором амбаре. Толстые квадратные столбы уходили к высокому потолку, где перекрещивались с массивными балками и стропилами, поддерживающими крышу.

– О… да.

Он ловко взобрался по лесенке к самым стропилам. В правой руке Эндрю держал обрядовую ветвь, которую надлежало закрепить в высшей точке изнутри крыши.

Мальчик бросил взгляд вниз с головокружительной высоты. Монахи, жители деревни и рыцари-тамплиеры в белых облачениях с алыми крестами смотрели на него, запрокинув головы. Он различал бледные лица, на которых отражалось нетерпение, широко распахнутые в предвкушении глаза, приоткрытые рты. В центре огромного строения из толстых дубовых досок собралась целая толпа. В правой руке Эндрю держал небольшую зеленую дубовую ветвь. Он сосредоточился на том, чтобы покрепче привязать символ процветания и урожая к одной из досок, из которых была сколочена крыша, уже совершив этот ритуал в большом амбаре, где хранился ячмень. Теперь мальчику Хорки предстояло сделать то же самое во втором из знаменитых амбаров деревни Крессинг.

Снизу донесся хор радостных возгласов.

– Отлично, парень! – крикнул один из крестоносцев.

Эндрю снова посмотрел вниз и улыбнулся, с наслаждением переживая свой момент славы. Он стоял на самой верхней балке амбара, на высоте, равнявшейся росту шести мужчин. От нее кружилась голова, словно он оказался среди облаков. Неожиданно в сердце шевельнулся страх. Эндрю крепче стиснул балку, и в руку вонзилась щепка, заставив его вздрогнуть и поморщиться. В этот миг он едва не упал, ухватившись за перекладину и удержавшись на ней в последний момент. Мальчик с бледным, нездоровым цветом лица ткнул в него пальцем и рассмеялся:

– Посмотрите на него! Ловок, как осел!

Рыцарь отвесил мальчишке звонкую затрещину.

– Тихо, глупец! – прорычал крестоносец. – Это священный обряд, а не игра!

Рыцарь-норманн, разумеется, был прав. Это древний священный обряд. Однако не христианский, как он ошибочно полагал, а один из древних англосаксонских языческих ритуалов, который пережил приход христианства, уничтожившего исконную веру, и теперь нашел себе место в новом календаре.

Мальчик потер затылок и с ненавистью уставился на Эндрю, возложив вину на него. Его дружки неприятно прищурились, что-то бормоча в поддержку товарища, получившего по голове. Эндрю знал, что потом его здорово поколотят. Он не пользовался популярностью среди деревенских парней. Они называли его «ведьминым выкормышем» и другими обидными прозвищами. По селению ходили слухи, что роды у его матери принимала ведьма в лесу во время зимних снежных бурь. На лодыжках у юноши остались темные следы от ведьминых ладоней, должно быть, старая карга схватила его за ноги, извлекая из чрева матери. Что еще хуже, между некоторыми пальцами на ногах у него были перепонки, увидев которые все уверились в том, что он – отродье демона. Другие дети в деревне издевались над ним и били, сколько Эндрю себя помнил.

А теперь, когда его выбрали мальчиком Хорки, паренька возненавидели и их родители. Всем, разумеется, хотелось, чтобы именно их ребенку оказали честь, разрешив привязать ветви Хорки к стропилам двух огромных амбаров. И никого, не считая его родителей да, возможно, отца Ноттиджа, которому Эндрю частенько помогал в саду, обнесенном стеной, не обеспокоит, если другие мальчишки будут теперь колотить счастливчика до тех пор, пока он не лишится чувств. Тамплиеры считают, что парню подобает самому постоять за себя. Если он на это не способен, то, по их мнению, заслуживает побоев. Девушки будут безучастно смотреть и дразнить его, когда он, наконец, упадет на землю. На дворе стоял 1174 год от Рождества Христова, и жестокость рассматривалась естественной частью жизни. Безжалостные люди обретали власть. Доброта считалась постыдной слабостью.

– Ну же, спускайся, сынок! – крикнул отец, жестом подзывая юношу. – Отцу Ноттиджу нужна твоя помощь.

С этими словами он двинулся к боковой двери в другой части амбара.

Отец юноши работал кузнецом на рыцарей-тамплиеров и дослужился до звания сервиента. Но чаще всего он подковывал боевых коней и пони, тянущих повозки, а также тяжеловозов, на которых работали в полях. Родиться в Крессинге – не такая уж плохая доля. Орден тамплиеров невероятно богат. Хотя каждый рыцарь приносил клятву жить в бедности и скромности, их амбары всегда были полны зерна. Орден владел обширными землями, замками и особняками. Хотя сами по себе рыцари оставались бедны, как и подобало, но все вместе славились неистощимыми богатствами, коих хватало, чтобы давать ссуды принцам и королям.

– Не задерживайтесь дольше! Всех ждет работа.

Далеко внизу взрослые начали расходиться через распахнутые настежь огромные двери амбара. Один из рыцарей заметил:

– Будем молиться, чтобы урожай в следующем году был так же хорош, как в нынешнем.

Собственно, обряд с ветвью Хорки для того и нужен – заручиться помощью высших сил и получить такой же хороший урожай в следующем году. Теперь, когда мужчины и женщины стали христианами, древние боги и суеверия не исчезли бесследно. Фригг и Тор, Тив и Вотан – старые англосаксонские боги по-прежнему оставались частью деревенской жизни. Жители следили за тем, чтобы некоторые ритуалы, связанные с древними силами, сохранялись и соблюдались на всякий случай. Если вдруг скисало молоко, мать Эндрю винила в этом Робина Славного Парня, которого иногда еще называли Паком, а вовсе не падших ангелов. Если отцу случалось поскользнуться на замерзшей луже зимой, он проклинал Джека Мороза, а не Сатану и его приспешников. Вина на дьявола возлагалась в более серьезных случаях, вроде тяжелой болезни.

Несколько старших мальчиков остались в амбаре – они ждали, когда, наконец, Эндрю спустится с балок.

– Давай же, глухая тетеря! – прорычал Гарольд, юнец, которому рыцарь отвесил затрещину. – Слезай, а уж мы сполна тебя вознаградим за все.

Гарольд – сын мясника – был одним из всеобщих любимцев в деревне, несмотря на задиристый нрав. Высокий, симпатичный и крепкий паренек с искренней заразительной улыбкой. Его веселое приветствие всем поднимало настроение. Гарольд нравился девочкам. Другие мальчишки преклонялись перед ним. Взрослым пришлась по душе его готовность помочь в любом деле, если попросят соседи. Они прощали ему и задиристость, и приступы гнева, как правило направленные на одного-двух мальчишек, до которых никому не было дела. Гарольд не выносил Эндрю, потому что тот мог с легкостью обогнать его да к тому же умел плавать. На протяжении долгих лет сын мясника отравлял ему жизнь, задирая и избивая.

– Что, снова бросишь меня в пруд? – насмешливо поинтересовался Эндрю.

– Нет, раз уж ты научился этой дьявольской премудрости висеть в воде и не тонуть, – отозвался Гарольд. – Мы лучше бросим тебя на изгородь из боярышника, посмотрим, способен ли ты бегать по шипам.

Поскольку Эндрю часто оказывался в деревенском пруду или речке неподалеку, ему пришлось научиться плавать. Этого не умел ни один другой мальчишка, и все они считали его умение еще одним сомнительным подарком жены чародея, принявшей роды у его матери. Оставаться на поверхности воды без помощи доброй лодки – очень подозрительная способность, по крайней мере для невежественных простых жителей деревни, которым такой талант ни к чему. Даже взрослые с недоверием относились к тому, что Эндрю умел плавать.

– Пожалуй, я побуду здесь! – крикнул мальчик. – Если ты не против.

– Тогда я сам залезу наверх и стащу тебя.

– Хорошо бы. Тогда я мог бы сбросить тебя вниз. Думаешь, ты управишься со мной без помощи остальных?

Гарольд обдумал этот вызов, нахмурившись, и, наконец, решил, что он не настолько смел.

– Тогда я буду ждать тебя внизу, – пообещал он, скрестив руки на груди, всем своим видом выражая решительность.

В ответ на это Эндрю вытащил из кармана кусок хлеба, оседлал балку и приступил к еде.

– Как хочешь.

Довольно скоро, как он и надеялся, другим мальчишкам стал надоедать караул. Сначала они принялись бродить по амбару, потом по одному ушли. Гарольд пробыл немного дольше своих приятелей, по-прежнему кипя от злости из-за оплеухи, которой наградил его рыцарь, но и он тоже заерзал, направившись к выходу, велев девочке лет шести закричать, «когда этот спустится».

Беспризорница была совсем мелкой, в грязном засаленном фартуке, руки и ноги покрыты грязью, волосы заляпаны жиром. Как только Гарольд ушел, девочка, которую звали Имоген, прошла вперед по земляному полу, шаркая ногами. Она недавно выздоровела от эльфийской немочи, красные прыщи до сих пор не сошли с ее запачканной мордашки. Имоген посмотрела на Эндрю и произнесла:

– Если дашь мне фартинг, я ничего не сделаю.

– У меня нет фартинга.

– Может, тогда отдашь хлеб?

Эндрю, собравшийся было снова укусить булку, посмотрел на оставшийся кусок, который был размером с его ладонь. Мальчик вытянул руку и бросил хлеб на земляной пол. Имоген тут же подняла его и с жадностью вгрызлась в подсохшую горбушку.

Эндрю настороженно спускался с балки, боясь, что девчонка, получив свое, не сдержит слова и позовет Гарольда.

– Я не буду кричать, – сказала она. – Сказала, значит, не буду.

– Спасибо.

Эндрю спрыгнул на пол и бросился к маленькой дверце в задней части амбара, намереваясь удрать в огороженный сад, за которым ухаживали монахи. Оказавшись по другую сторону стены, он будет в безопасности от происков мальчишек. Но к несчастью для Эндрю, те предвидели такое развитие событий и поджидали у входа в сад. Гарольд, увидев его, ухмыльнулся.

В спину Эндрю, тут же помчавшегося прочь, угодил камень, затем еще один. Двое мальчишек ждали, спрятавшись за деревьями. Когда сын кузнеца поравнялся с ними, они выскочили из засады с палками и принялись со смехом колотить его по лодыжкам. Мальчик знал, что нужно удержаться на ногах, иначе они накинутся на него, как дикая свора.

– Как тебе это? – крикнул приземистый паренек по имени Картер, угодив Эндрю по колену. – Как тебе эта ветвь Хорки, а, ведьмин выкормыш?

Эндрю выбросил вперед кулак и угодил обидчику по губам; по подбородку Картера тут же потекла кровь. Он взвыл от боли и унижения. Но второй мальчик ударил Эндрю по плечам толстой палкой, и юноша на мгновение потерял равновесие и едва не упал, быстро выровнялся и помчался прочь от мальчишек. Остальные погнались за ним, швыряя камни ему в спину. К счастью, ни один не попал в цель.

Эндрю бежал к той части высокой стены, к которой склонялись ветви мушмулы. Подпрыгнув на ходу, он уцепился за сук и крепко сжал его. На мгновение юноше показалось, что пальцы вот-вот соскользнут, но он сумел удержаться. Быстро подтянувшись, Эндрю полез вверх и вскоре очутился на стене. Гарольд, наконец, догнал его и теперь стоял внизу, хватая ртом воздух и едва не рыча от ярости. Эндрю посмотрел на своего врага, походившего на надоедливого пса, которым, по сути, тот и являлся.

– Не сегодня, трус, – бросил он, обращаясь к Гарольду. – Попытай-ка счастья завтра, тупоголовое бревно.

С этими словами он спрыгнул в сад и принялся потирать многочисленные синяки, проклиная тех, кто превратил его жизнь в ад.

Наконец он огляделся.

Здесь, как всегда, был отец Ноттидж.

Худой, вечно рассеянный монах отвечал за сад с клумбами с травами, овощными грядками и фруктовыми деревьями. Неподалеку виднелся маленький пруд, где водилась рыба, и лабиринт, в центр которого нередко отправлялись рыцари, чтобы помолиться и поразмышлять в тишине у источника, единственного в Англии с бронзовой статуей Зеленой женщины. Три остальных, как обычно, украшали Зеленые мужчины. Деревенские дети верили, что по ночам голова Зеленой женщины оживает. Говорили, будто она выходит из сада и отправляется на поиски тех, кто спит, не полностью укрывшись одеялом, а найдя, впивается в белую плоть крепкими острыми зубами.

Как только Эндрю оказался за стенами сада, его окутали ароматы трав и цветов, словно невидимым покрывалом безмятежности. Он глубоко вздохнул. Здесь, в саду, царил покой, который больше нигде нельзя было обрести, даже в церкви. Эндрю снова вдохнул травяные ароматы, наполнившие грудь. Казалось, они очищают кровь и душу. Осеннее разноцветье радовало глаз. Земля готовилась к зимнему сну.

Добрый монах стоял поодаль у айвы. Эндрю направился к нему:

– Здравствуй, святой отец.

Отец Ноттидж побледнел и подпрыгнул, прижав руку к бешено бьющемуся сердцу.

– Ох ты господи, откуда ты взялся, Эндрю?

– Перелез через стену возле мушмулы.

– Вот как? А я тебя не видел. Значит, ты хорошо лазаешь.

На самом деле добрый монах был почти глух. Он покосился на мушмулу, словно не до конца поверив мальчику, а затем повернулся обратно.

– Как бы то ни было, ты здесь и в добром здравии, как я вижу. Забудем о твоем неожиданном явлении народу. Ты не поможешь мне собрать кое-какие полезные в хозяйстве травы?

Эндрю предпочел не обращать внимания на намек, что он появился словно из-под земли или с помощью колдовства. Он знал, что даже монахи верили, будто он отмечен ведьмой. Если святой отец предпочитал считать, что Эндрю обладает сверхъестественной способностью становиться невидимым, пусть остается при своем мнении. В конце концов, после стольких лет яростные отрицания только усугубят проблему. Куда проще не обращать внимания на слова монаха и вести себя так, словно в них не было затаенного обвинения в колдовстве.

– Да, святой отец, поэтому я сюда и пришел. Какие травы нужны?

– Так… Для начала трава, отпугивающая мух. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Вербейник обыкновенный, отче.

– Молодец. И полынь – приправить эль. Еще душистый ясменник, коровяк для фитилей, болотная мята – положить в постель настоятеля, он очень любит этот запах. Да, и немного касатика – починить стулья…

Список нужных трав оказался длинным, включив в себя левкой, ароматную гвоздику, гвоздику обыкновенную, листовую свеклу, анютины глазки, вербену и марь. Эндрю любил работать в саду и собирать травы. Ему нравилось все – названия растений, их пряные запахи и различные способы применения. Важнее всего, разумеется, девять священных растений: крапива, полынь, подорожник, ромашка, фенхель, сердечник, дикая яблоня, купырь и синяк.

Здесь все было совсем не так, как в кузнице, где Эндрю часто помогал отцу. Там тяжелый основательный труд, приходится бить по раскаленному добела металлу, осыпая темные углы яркими искрами. В воздухе вечно запах паленого. Нельзя сказать, чтобы он был совсем уж непереносимый, но и особой радости не доставляет. Эндрю отвечал за меха с роговыми рукоятками, раздувал жаркое пламя в очаге. Иногда отец разрешал ему пробивать дырки в подковах, но к лошадям не подпускал – это была задача самого кузнеца. Эндрю всю жизнь провел слушая звонкие удары молота по наковальне – они поднимали его с постели поутру, под них он засыпал вечером, когда отец переделывал старые подковы в пастушьи крюки или втулки для колес, а иногда даже в головки топора – словом, в то, что могло принести семье доход.

Остаток дня Эндрю проработал в саду, обнесенном стеной, вместе с отцом Ноттиджем, и, наконец, пришла пора возвращаться в хижину к родителям. Мать наверняка уже извелась, гадая, куда он запропастился, и юноша почувствовал угрызения совести. Он должен еще сходить к колодцу за водой и принести дров для очага. Эндрю попрощался с монахом и перелез через стену, опасаясь, что деревенские задиры поджидают его у входа в сад. Затем прокрался мимо конюшни и монастыря, где сновали рыцари – одни по делу, другие в праздности. От оплота храмовников до деревни было далековато, но Эндрю без приключений добрался до дома.

– За водой, – скомандовала мать, стоило сыну ступить на порог. – А потом – дрова, если соблаговолишь, мальчик Хорки!

В ее голосе отчетливо слышалась гордость. Быть избранным мальчиком Хорки – великая честь. И рыцари нередко подсовывали счастливчику пару монет на удачу, если им случалось узнать его при встрече. Эндрю решил показаться в деревне завтра, чтобы извлечь всю возможную выгоду из свалившейся на него удачи. Этим, конечно, он снова бросит вызов местным драчунам, но, возможно, игра стоит свеч.

– Да, мама.

Он взял деревянную бадью и помчался бегом к колодцу, наполнил ее за несколько минут и поспешно вернулся в дом. Схватив кусок хлеба со стола, у которого готовила ужин мать, Эндрю направился в лес. Над головой по быстро темнеющему небу плыли мрачные, зловещие тучи. Поговаривали, будто Фригг гоняет их по небесам березовой метлой. Эндрю не рискнул слишком долго глядеть вверх, опасаясь ненароком увидеть богиню. Это принесло бы ему неудачу и наверняка навлекло бы беду на всех домашних. По той же причине мальчик старательно отгонял мысли о лесных духах, потому что самый верный способ заставить их появиться – постоянно вспоминать о них. Если слишком увлечься такими думами, духи и эльфы выбегут из крысиных и кроличьих нор и унесут в свои владения, а если сопротивляться, то еще и укусят острыми ядовитыми зубками.

У кромки леса было предостаточно сухостоя, и вскоре Эндрю набрал целую охапку хвороста. Однако, повернув к деревне, увидел, что путь ему перегородили следовавшие за ним по дороге деревенские мальчишки во главе с Гарольдом. Одни держали дубины, другие подбрасывали камни. Эндрю сразу понял, что в их сердцах гнездится только жестокость, они явно собирались избить его до бесчувствия. Это однажды уже случилось, и Эндрю потом долго пролежал в постели. Некоторые надеялись, что он уже не поправится. Многие желали ему смерти. Возможно, монахи впоследствии были бы недовольны, особенно отец Ноттидж, но большинство крестьян в деревне относились к Эндрю с тем же недоверием, что и их дети, и никто бы не был наказан.

– Чего вам? – крикнул он мальчишкам. – Я должен здесь встретиться кое с кем – с одним из рыцарей…

– Врешь! – бросил в ответ Гарольд, его глупое лицо исказилось от ненависти. – Сплошное вранье ведьминого отродья! Пора отправить тебя обратно к дьяволу, где тебе самое место, гнойный прыщ. Никто не поможет тебе на этот раз. Ты будешь…

Гарольд замолчал на полуслове, его ноги подкосились, и он упал на землю. По рассеченному лбу потекла кровь. Эндрю бросил хворост, молниеносно схватил с земли камень и изо всех сил метнул его в обидчика. Тот ударил сына мясника прямо в лоб. Парень покачнулся и мешком рухнул на землю. Друзья Гарольда замерли на месте от внезапности нападения, однако вскоре они оправились и с громкими воплями бросились на Эндрю, размахивая дубинами.

Не исключено, они бы догнали его и забили до бесчувствия, возможно, до смерти, если бы не произошло нечто совсем уж неожиданное. По воздуху скользнула странная белесая тень, беззвучно пронесшаяся между Эндрю и забияками. Они увидели жуткое белое лицо, и раздался громкий крик. Деревенские мальчишки в ужасе бросились наутек, да Эндрю и сам отскочил прочь от страха. Затем они все лучше разглядели странное существо – им оказалась обычная сова, полетевшая прочь над лугом.

– Ведьмин выкормыш! – с ненавистью бросили мальчишки.

На сей раз Эндрю их не винил. Ему и самому показалось, что происшедшее смахивает на темную магию, словно он призвал птицу себе на помощь. Уже не впервые пернатые хищники как будто сами приходили ему на выручку. Раз или два его спасали от беды пустельга и ястреб, словно призванные или присланные кем-то.

В Эндрю снова полетели камни, он развернулся и рванулся прочь, в темную чащу леса. Снаряды мальчишек глухо стучали по стволам деревьев.

Задиры недолго гнались за ним, быстро повернув обратно к деревне. Эндрю знал, что так будет. За лесом простирались топи и болота, где жили отвратительные чудовища, охочие до человеческой крови, твари, питавшиеся детьми и разрывавшие взрослых на части. Эти жуткие создания иногда выходили из болот и забредали в лес. Нынешний месяц назывался «луной охотника» по старому саксонскому календарю, и в это время голодные духи бродили по земле. Призраки чуяли свежую кровь, и Гарольд ни за что не осмелился бы войти в лес с только что полученной раной.

Эндрю упрямо шел дальше – на тот случай, если среди трусоватых мальчишек, оставшихся у окраины леса, найдется парочка храбрецов. В сгустившихся сумерках деревья казались черными и враждебными. Они еще не лишились величественных крон, не пропускавших к земле ни лучика. Крапива и ежевика цеплялись за ноги, жаля и царапая. Как и все его ровесники, Эндрю носил только простую тунику и ходил босиком, с голыми ногами. Но его физические страдания сейчас заглушались душевными. Эндрю признался себе, что боится. Никто в здравом уме не сунулся бы в лес после захода солнца.

Чуть позже взошла луна, и сквозь ветви полился серебряный свет. Его хватало, чтобы различить тропинку, ведущую к бревну на небольшой полянке. Эндрю направился туда и сел, погруженный в мрачные размышления. Мальчишки – да и некоторые девчонки – ни за что не оставят его в покое. Ему судьбой предназначено сносить побои и оскорбления, если он вернется в деревню. Но что ему оставалось? Идти некуда. Мир за пределами Крессинга был для него одной большой тайной. Мальчик, конечно, слышал о великом городе Лондоне и о Челмсфорде, расположенном ближе к их деревне, но как до них добраться? Он почти ничего не умел, если не считать небольших познаний в травах и ремесле отца. Конечно, кузнецы везде нужны, но уйдет немало лет на то, чтобы научиться делать полезные вещи из раскаленного железа. Можно попробовать наняться в помощники к другому кузнецу, но чаще всего ремесленники брали в подмастерья сыновей, которым потом передавали дело, и не нуждались в работнике со стороны.

– Я остаюсь в этой глухой деревне! – крикнул он во все горло. Голос прозвучал неожиданно чисто и громко даже в лесу, среди могучих стволов деревьев. – Мне нужно уйти отсюда, выбраться в огромный мир, где можно попробовать попытать счастья!

Внезапно поднялся холодный ветер, словно вызванный этой вспышкой отчаяния. Он пронесся по лесу, вспарывая кроны деревьев, и обдал стужей тело мальчика. Эндрю обхватил себя руками, гадая, откуда вдруг появился ветер и почему он пронизывает его до костей. Луна в небесах скрылась за облаком – не исчезла, разумеется, но свет ее стал более тусклым и рассеянным. Уханье совы, доносившееся издалека, стихло, как и холодный, кашляющий лай лисы. Все вдруг замерло, и даже невесть откуда взявшийся ветер не шевелил больше листву на деревьях. А затем Эндрю услышал странный звук, словно дикий кабан пробирался через кусты.