Эту, уже шестую книгу рассказок, посвящённую друзьям, ушедшим и ныне здравствующим, я предваряю предисловием к первому сборнику «Москва-Гурзуф-Москва», декларируя новым читателям свои цели и причины, подвигнувшие заняться творчеством.

Предисловие к первому изданию

Желал я душу освежить,

Бывалой жизнию пожить

В забвенье сладком близ друзей

Минувшей юности моей.

А.С.Пушкин

Описать некоторые, а скорее определённые, куски жизни я хотел всегда – не хватало времени, и стыковки необходимости и усидчивости. Все время бежал, хотел «объять необъятное». Но в последнее время воспоминания всё чаще стали рваться наружу, и я понял – пора.

Большинство друзей признает, что с памятью у меня все отлично – помню даже то, что и не очень должен, учитывая регулярное и не всегда умеренное употребление алкоголя. Это не бравада, а горькое сожаление! Перенося содержимое памяти на «жесткие носители», я надеюсь сохранить дорогие мне воспоминания и одновременно почистить «винчестер» в голове.

Любимый музыкант Ян Андерсон – бессменный лидер группы «Jethro Tull» – однажды в интервью сказал: «Услышав игру Эрика Клептона, я понял, что на гитаре даже в одну лигу с ним не попадаю, и выбрал другой инструмент, на котором преуспел!».

Воспитанный на Паустовском, и позднее, потрясенный рассказами Бунина, я понимал, что до их прозы – «дистанции огромного размера», а другим инструментом не владею. Но творил ещё замечательный бытописатель Гиляровский, позже появились книги рассказчиков Довлатова и Веллера. Их и следует считать «крёстными отцами» этого опуса.

Литературное творчество Довлатова и Веллера связано с городом на Неве, а любимый Гиляровский писал о Москве конца 19 – начала 20 века. Мой дневник охватывает период на столетие позже. Он про москвичей бывших и нынешних, и для них же.

Я не великомосковский шовинист – «Понаехали тут!» – и надеюсь, что все упоминания Москвы и большинства героев, коренных жителей столицы, не отторгнут иногородних читателей и «новых» москвичей.

«Никто пути пройденного у нас не отберет!»

Присказка «Сам я огурец не видал, но конюх из соседней деревни рассказал, что их барин едал и говорил, что вкусно» – не про эти опусы. Все события, упомянутые в дневниковых записках, происходили при моем непосредственном участии, а фигуранты – друзья, знакомые и родственники. Правда, в некоторых рассказках автор слегка отступил от 100%-ой истинности, но, отнюдь, «не ради красного словца», а оберегая особо ранимых и до сих пор «зашифрованных» персонажей.

Большая часть моих героев, к глубокому сожалению, нас покинула. И каждый год старуха с косой неумолимо продолжает жатву – и всё больше времени я провожу на Московских кладбищах, упокоивших родных и друзей.

«Кто не помнит прошлого – у того нет будущего!», – эти слова Ключевского, услышанные от отца в раннем детстве, я сразу воспринял как руководство к действию.

Дневник – дань памяти людям, очень значимым для меня. И это не плач по ушедшей «империи, которую мы потеряли», скорее весёлые воспоминания обо всем хорошем, что было в той жизни, ныне называемой «Совком».

Получившиеся рассказки удалось объединить в определенные циклы: Друзья, Родня, Однокашники, Наш Гурзуф, Странствия, Служба, события и персонажи в которых тесно переплетаются.

Дневник предполагает некоторую историческую последовательность, рассказки же «пляшутся» от героя, поэтому время и место в них – факторы переменные.

Важное междусловие

У читателя моих опусов может сложиться впечатление, что я и мои друзья никогда нигде не работали и не учились, так сказать, не созидали, а только выпивали, веселились и «занимались любовью».

Но это совершенно не соответствует истине!

Все мы упорно и серьёзно учились, позднее честно и напряжённо работали «на благо построения…» в соответствующей времени обстановке, со всеми определёнными существовавшим строем условностями.

В предисловии я особо подчеркнул, что в дневниковых рассказках описываю только то хорошее, весёлое и смешное, что сохранила память из уже далёкого периода «развитого социализма».

Даже в «эпоху застоя», и как теперь пишут в эру «полного отсутствия свобод», «заколюченные» от всего мира, мы хотели и умели радоваться жизни.

* * *

Среди хвалебных, благодарственных и иных приятных автору отзывов уже после выхода третьего сборника встретились и злобно – критические, такие, как нижеприведённый.

«Прочитал я «Зеленый курган» и остальное.

По поводу «важного междусловия» хочу дать Станиславского – не верю!

Ни хрена вы ничего не делали, золотая молодежь в эпоху застоя, прожигатели Великих побед Социализма и Отечественной войны. Пока остальной народ маялся, кое-кто активно пользовался всеми прелестями номенклатуры!

А что в итоге?

В итоге мы имеем вас, которые должны были в силу своего образования, воспитания и материальных возможностей встать у руля государства, все пропили, прокурили, проглотали и пропыжили.

В итоге наше поколение сидит в заднице после вашего банкета, среди грязной посуды, сломанной мебели, протухших огрызков еды и мерзких своей непотребной влажностью использованных презервативов.

Такие вот дела, Константин, конец, так сказать, прекрасной эпохи!»

По утверждению замечательного профессионального редактора, известной журналистки и литератора Екатерины Добрыниной такой отклик дорогого стоит! Он знаменует достижение определённой зрелости в творчестве и свидетельствует, что мои вирши способны активно «зацепить» различных читателей.

Благодарности

Этот сборник я посвящаю родным и друзьям, здравствующим и ушедшим, но продолжающим жить в памяти, сердце и душе.

Перечислять всех очень долго и горестно:

Младший брат Борька, Андрюшка «Неман», Наталья Шохова, Борис «РАшенский» Раскольников, Костя «Малыш», Мишка «Нильсон», Эдик «Родственник», Володя «Бычман», Валерий Василевский, Игорь «Бамбина», Александр «Полковник», Николай «Кука», Шура «Помидор», Вовка «Осташка», Костя «Моська». И это лишь самые близкие из покинувших этот мир.

Недавно прочитанное «I have more friends among the dead than the living!»1, к сожалению уже почти совпадает с печальной действительностью.

Честь и хвала вечно молодым и неунывающим друзьям юности, затянувшегося периода взросления и всей дальнейшей жизни, которые и сегодня сердечным теплом и даже нерегулярным общением вызывают очередной всплеск жажды жизни и тягу к новым свершениям.

Искренне надеюсь, что Андрюшка «Крекс», Колюнька «Ленинский Стипендиат», Мишка «Хиппи», Андрюха «Брат» Ч – ов, Шурка «Портос», Мишка «Рыба», Григорий Иванович, Сергуня Робертович, Сашо́к «Штейн», Вова́, Алёнушка Игоревна, Мишка «Алхимик», Умный Петрович, Игорь С – кий, Сашка Е – нко, оба «Афанасия» и, конечно, близкие родственники – Братец Миша, Ирина А – х и Мать Мария ещё много лет будут дарить окружающим радость бытия.

Выражаю глубокую признательность и от души желаю долгой и плодотворной жизни своему любимому редактору, а также критикам и рецензентам Александру и Евгению «Джеффу» и, конечно, литературному мэтру Ильичу.

Идея обложки сборника возникла совершенно спонтанно, а вот отчасти «слизана» с небезызвестной книжной серии вполне намеренно. Настоящие друзья – всегда замечательные люди!

Отзывы новых и «многолетних» читателей

«В историях Константина невероятное количество героев. Кто-то встречается чаще, кто-то один раз, но остаётся впечатление, что это какая-то когорта единомышленников, связанных невидимыми нитями обязательного общения. Даже, когда герои встречаются для выяснения отношений, и «слабые выпадают», ценность их существования для автора не вызывает сомнений.

Отличный рассказчик, удивительный друг многих и многих, автор умудряется находиться сразу в нескольких местах, где редко бывает просто свидетелем, а чаще – организатором и участником «командных приключений». Сегодня, собираясь написать своё отношение к прочитанному, повторяла его «затягиванием» исполнения задуманного: влезала в книгу, и оставалась там надолго с героями и автором: ехала в поезде Москва-Гурзуф, сидела на набережной, слушая гитарные концерты фанатов Машины, Воскресенья и других, блуждала по московским «флэтам», влюблялась и расставалась.

Я не была участником историй автора, многих героев знаю только по его рассказкам, но моя жизнь конца 70-х, 80-х и 90-х проходила очень похоже, ну, может быть, с меньшим количеством горячительных напитков. Было главное: открытость, готовность протянуть руку, безумный и постоянный интерес к общению, к узнаванию жизни через новых знакомых и, конечно, через книги. В моём окружении тоже читали все: те, у кого были огромные домашние библиотеки, и те, кто посещал городские и брал книги у друзей.

Все произведения (уже пять!!! книг) автобиографические – автор сам участвовал в описываемых событиях, что представляет особый интерес и для ровесников, и уже для их детей, и даже внуков – это часть истории нашей страны, когда-то узаконено многонациональной и удивительно дружелюбной.

Рассказками Константина Крюгера хочется поделиться с друзьями и близкими, и периодически возвращаться в мир юности и бесшабашности нашего, как теперь говорят, «потерянного брежневского поколения».

Е. И.

«За годы ты столько всего напишешь, что возьмешь все премии не числом, а уменьем, в смысле наоборот. Хотя я не нашел в номинациях на „Писателя года“ исконно твою: любовь и „фреш“ (если использовать нормативную лексику), но, тем не менее, как незаинтересованный читатель, искренне рад, что наш стиль бывшей жизни нашел своё место под литературным солнцем».

В. Петлюк

«Спасибо тебе, что в 17-ом окунул меня в мою молодость, спасибо за мой Гурзуф, за классные, веселые и немного грустные воспоминания, за правду.

Я хоть и поплакала, когда читала, но это была сладостная грусть. Как жалко, что это не повторится, как жалко, что многих нет уже. И, здорово, что ты их помнишь, а вместе с тобой – и мы (старые гурзуферы).

Эх, сбросить бы все годы, все болезни и… опять туда в веселье, смех, в розыгрыши. В общем – в счастье… И хорошо, что наши дети узнают это по твоим рассказам, а не только по нашим, иногда приукрашенным, воспоминаниям. Спасибо!!!

И целую: сладким гурзуфским поцелуем с привкусом немного массандры, немного новосветского шампанского, немного пива, немного бахчисарайского фонтана и много-много ностальгии и любви…

В 18-ом жду от тебя еще много чего интересного, смешного и прикольного. И не только я. Продолжай, пожалуйста. Жду, жду, жду».

Надежда Волкова

Дорогой друг!

Ты потрясающе быстро растешь как писатель. Классный слог, а описываемые события возвращают меня в те далёкие застойные, но приятные времена.

На мой взгляд, пятая – «Карта памяти», одна из лучших твоих книг.

Продолжай радовать нас своими рассказками!

Алекс

Из цикла: Друзья

Памяти ушедших

Чем стремительней бежит время, тем чаще, вопреки течению реки Леты, с любовью и печалью я вспоминаю давно и не очень ушедших друзей и родных.

Несмотря на нежно-трогательное, подкреплённое ностальгией, отношение к жизни в реалиях Советского Союза, я должен признать, что та эпоха стоила жизни и здоровья многим из близких.

Самые талантливые и самобытные натуры и, как следствие, обладающие существенно более тонкой нервной организацией, острее чувствующие и сильнее переживающие, попадали в «тупик», упершись в окружающую, непробиваемую социалистическую действительность. Плотно идеологизированный – «шаг вправо, шаг влево – расстрел» – «Совок» не давал возможности творческой самореализации думающему хоть чуточку иначе индивидууму.

Мой закадычный ещё с институтских времён (а это более 40 лет) друг Женька «Джефф», тоже «балующийся» мемуарами, так высказался по этому вопросу: «Про самореализацию. Мне кажется, возможность такая всегда была, но она требовала существенного компромисса. А многие люди, о которых ты пишешь, как раз-то и не хотели идти на компромисс!».

Просвета «в конце туннеля» не предвиделось: в 70-е и до второй половины 80-х никто не мог и предположить, какие крутые перемены нас ждут впереди – рухнет Берлинская стена, сменится строй, появится частная собственность, и станет реальностью создание и развитие собственного бизнеса. Как не вспомнить слова Макаревича о том, что в те годы он никак не ожидал, что в Союзе рок-музыка может стать профессией.

Лет десять назад, во время поездки во Вьетнам, в одном из монастырей я видел дом буддийского монаха Тхить Куанг Дыка, совершившего акт публичного самосожжения на одном из оживлённых перекрёстков Сайгона в 1963 году в знак протеста против преследования буддистов и других инакомыслящих.

Мои бескомпромиссные неординарные друзья не поднимались до таких высот гражданского протеста, но и не видели ни малейшего шанса воплотить в жизнь свои мечты, творческие задумки и идеи, не поступившись принципами, которыми дорожили. Поэтому, они сжигали свои жизни, уходя в параллельную реальность, при помощи алкоголя и «расширяющих сознание» препаратов.

Перечитывая недавно классика Советской литературы Юрия Нагибина, я неожиданно нашёл подтверждение своим мыслям: «Какой душевной силой, каким мужеством, смелостью и верностью выбранному пути надо обладать, чтобы выстоять против чудовищной машины насилия и уничтожения! Но иногда иссякали внутренние ресурсы, металл ведь тоже устает, а человеческое сердце не из металла, и они давали себе перевести дыхание, отключиться – стаканом водки, уколом в вену, чтобы затем снова в бой».

И снова ремарка «Джеффа»: «Создаётся впечатление, что тогда было очень плохо, а теперь стало очень хорошо. Не уверен, что многие из наших друзей, вошедшие в жесткое противоречие с системой тогда, ужились бы с нынешней. И компромиссов она требует не меньше!».

Идея Ден Сяо Пина «Одна страна – две системы», как всегда, «удачно» воплотилась у нас, только последовательно, а не в параллель. Не завершив строительство развитого социализма, Россия смело шагнула в капитализм, набивая своим гражданам все возможные шишки на этом пути. Соглашусь с Женькой: установившийся в стране порядок хотя и существенно отличается от социалистического, но большинству наших, не подходивших под общую мерку приятелей – нонконформистов вряд ли бы пришёлся по душе. Хотя, как мы все знаем – у истории нет сослагательного наклонения! И ничего нельзя утверждать наверняка.

Во все времена и при всех системах существовали отдельные личности, чьи установки на жизнь шли вразрез с существующим строем, навязывающим свои жёсткие требования к творчеству, морали, бытию. Безвременно покинувшие нас друзья-товарищи никогда не ратовали за стихийный анархизм, отрицающий любую власть, но жёсткие и давящие рамки «соцреализма» во всех без исключения проявлениях жизнедеятельности не давали им дышать свободно!!!

К сожалению, лучшие уходят первыми!

Шапка из дорогого меха

«Где мои семнадцать лет».

В. Высоцкий

Осень 1975 года знаменовалась важным событием, первого ноября Андрюшке «Крексу» исполнялось 19 лет. И как уже повелось, решили тёплой мужской компанией отметить знаменательную дату в Пивном Баре, только никак не могли определиться в каком.

* * *

Начало традиции положили мы с Мишкой «Хиппи» на втором курсе. Приглашая институтских друзей на празднование Дня Рождения, я узнал, что они на ту же дату уже ангажированы моим шапочным знакомцем с параллельного потока на отмечание его 19-летия. Именно тогда и выяснилось, что у меня имеется полный «тёзка» по рождению: мы появились на свет в один день одного месяца и одного года и в роддоме им. Грауэрмана. С этого момента и завязалась наша с Мишкой крепкая, многолетняя дружба, длящаяся по сей день.

Первый совместный именинный «курултай» мы устроили в Останкинском Пивном Баре, расположенном в Марьиной Роще. У Мишкиного одногруппника «Пахомыча» там работали два знакомых официанта, проходившие как «Чук» и «Гек». Они и организовали праздник в отдельном банкетном зале, расположенном на втором этаже заведения. Правда, у зала этого наличествовал один серьёзный минус – он не отапливался. А учитывая дату – 11 января, температура в предоставленном помещении здорово бодрила. Заботливые «халдеи», кроме как принести пару электрических плиток и поставить на пол (чтобы хотя бы ноги не очень мёрзли), ничем помочь не смогли.

Компания друзей-товарищей подобралась значительная! Мы с Мишкой пригласили всех: бывших одноклассников, сокурсников по институту и прочих приятелей – соратников молодецких игрищ и забав. Присутствовали даже две дамы: моя названная сестра Маша и «Кукина» очередная пассия.

Пиво, как несерьёзный для такого торжества напиток, в расчёт не бралось, закупились вином «Иверия» в товарном количестве. Пили портвейн с тоста́ми, чокаясь полулитровыми пивными кружками, значительная часть которых многочисленных здравиц не выдержала. «Чук» и «Гек» регулярно подносили новые бокалы и активно участвовали в веселье, пока один из них не заснул, свернувшись клубком около дверей, что совершенно не помешало продолжению банкета. Несколько утомлённый «Нильсон» присел отдохнуть на одну из плиток, и запах палёной материи (до тела джинсы не прогорели) вызвал следующую волну веселья и заметное оживление.

Окончания праздника память участников толком не сохранила, но отдельные эпизоды в голове зафиксировались. «Крекс», очнувшись в вагоне метро уже после прекращения движения, всю оставшуюся ночь бродил по путям, выискивая выход на улицу. «Малыш» почему-то проснулся в угольном бункере на Таганке, по соседству с Машиным домом, и прибрёл домой под утро чёрный, как трубочист.

По странному стечению обстоятельств, после нашего торжества Останкинский Пивбар вскоре закрыли на ремонт, а затем и вовсе перепрофилировали. Но мы тому непричинны!

* * *

«Первый блин» вполне удался и настолько понравился друзьям, что многие последовали нашему примеру. Сначала Вовка «Афанасий» в «Клешне», затем «Кука» в пивном баре в Мневниках с удовольствием отгуляли свои праздничные даты.

Итак, большинством голосов после недолгих споров мы убедили виновника организовать торжество в «Ладье», самом популярном центрово́м Московском Пивбаре, более известном как «Яма».

Дебютный визит в «Яму» я осуществил ещё старшеклассником, знакомясь со злачными местами столицы. Заведение совершенно не впечатлило, хотя и выглядело вполне прилично – столики на четверых и обходительные официанты. Вкуса пива в те годы я ещё не распробовал, предпочитая по малолетству квас, да и очередь на входе «отсюда до завтра» абсолютно не радовала. В институтские годы «ячменный напиток» меня зацепил, и «пивняк» в компании друзей и сокурсников я посещал регулярно, однако внутренний интерьер уже изрядно изменился. Бар из «сидячего» перешёл в другую категорию: длинные и высокие прямоугольные стойки-столы разгородили помещение от подвальных окошек-бойниц к центру. Официантов заменила стандартная застеклённая витрина с холодными закусками и непрерывно подносимыми с кухни тарелками с варёными креветками. Вдоль витрины шла рельса, по которой двигали подносы к кассирше – такой привычный «сам бери» советский сервис. Толпа желающих попасть в «Ладью» стала ещё больше, но мы к этому времени освоили вход с «заднего крыльца»: через боковую арку и внутренний дворик.

В двух шагах от пивной, в Столешниковом переулке располагался фирменный винный магазинчик, всегда радующий посетителей широким выбором веселящих напитков. Из представленного ассортимента нас особо радовала «Хирса», белое креплёное вино с минимальным содержанием сахара, стоившее рубль семнадцать за пол литра.

* * *

Погодой начало ноября не радовало – дождь пополам со снегом. Вместе с именинником и Вовкой «Афанасием», укупив впрок семь бутылочек, мы на скорую руку слегка размялись в расположенном по соседству кафе «Арфа», греясь и убивая время до подхода остальных гостей. Покинув через полчаса заведение, мы услышали знакомый голос. Шурка «Портос» очень любил повокалить на улицах родного города: он, Мишка «Рыба» и ещё несколько приглашённых тоже подтянулись ранее назначенного срока и скрашивали ожидание употреблением всё той же «Хирсы», укрывшись от ненастья в арке дома напротив.

Объединившись, мы дружной гурьбой проследовали в «Яму». Первое ноября пришлось на субботу, поэтому, как обычно по выходным, очередь на вход загибалась за угол дома, и её конец терялся в рано наступивших зябких сумерках. «Портос» просочился в заведение проторенной тропой через «заднее крыльцо», после чего запустил нас со словами «Где вы ходите?! Я с утра стою, место держу, а вас всё нет!». Сдав верхнюю одежду в гардероб, мы с немалым трудом отыскали стойку, за которой вольготно расположились трое мужиков среднего возраста. Слегка потеснившись при нашем появлении, «соседи» в дальнейшем перебрались за другой стол по мере прибытия остальных приглашённых, но периодически подходили чествовать именинника.

Веселье сразу пошло бурно. Пиво, удачно наложившись на портвейн, «своё действие оказывало» точно по Ленчу: «в самую мозгу скорострелкой бьёт!». С определённого момента походы за очередной порцией пенного осуществлялись самыми крепкими, да и те, отправлялись «в путь», отталкиваясь от стойки, как пловец от бортика бассейна.

Именинник, в силу субтильности комплекции, слабел от алкоголя чрезвычайно быстро. Так и на этот раз, уже через пару часов Андрей ещё стоял на ногах, но окружающую действительность воспринимал «как сквозь сито». С приходом запоздалых гостей тосты и поздравления возобновлялись с новой силой, но «Крекс» уже «ушёл в себя» и не очень осознавал происходящее. Учитывая, что стемнело рано, и домой ждал «путь неблизкий», наиболее трезвые участники предложили завершить банкет и сопроводить именинника. Но внезапно возникла преграда, причём в лице самого «Крекса».

Утром знаменательного дня папа с мамой одарили Андрея «элитной» шапкой-ушанкой из меха сурка. Издали она смотрелась номенклатурной ондатрой, которую любили носить торговые и партийные работники среднего звена. Хорошо представляя, во что может вылиться празднование, «Крекс» предусмотрительно оставил дорогой подарок дома и выдвинулся на гулянье в вязаном «петушке». К завершению праздника, неоднократно поведав друзьям о родительском подарке, Андрюшка совершенно запамятовал, что перед уходом забросил коробку с «драгоценной» шапкой на шкаф в своей комнате. Когда гардеробщик на его номерок выдал родную куртку с какой-то «беспартийной» вязаной шапочкой, у юбиляра случилась истерика. Именинник настаивал на версии циничной подмены и требовал вызвать милицию. Присутствующий при этом случайно «зашедший на огонёк» участковый настоятельно порекомендовал протрезвиться и назавтра приезжать разбираться.

Появляться дома без драгоценного головного убора «Крекс» отказывался наотрез. Ситуацию исправил бесшабашный «крик души» пьяного в дым Володьки «Афанасия»: «Эх, Андрюшка! Да не в энтим дело!». На именинника он впечатления совершенно не произвёл, но произнесённая в сердцах и с театральным надрывом тирада привлекла внимание окружающих. К общему удивлению, спас положение, как ни странно, один из наших изначальных «соседей» по столу. Будучи сильно не в себе, он вошёл в отчаянность Андрюшкиных обстоятельств и в порыве нетрезвой доброты на пару суток одолжил свою изрядно потрёпанную шапку из крашеного пыжика, взяв при этом торжественное обещание вернуть. Повеселевший «Крекс» тут же выдал готовую версию: «Дома скажу, что малость извалял по дороге, а дальше что-нибудь придумаю!». Счастливое разрешение проблемы тут же бурно отпраздновали.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3