Путеводитель по раю. На грани неведомого

– Ага, – поддакнул Вадим, – а еще добавить, довеском, что сначала они арабам ислам подкинули, а сто лет назад нам коммунистическую идею.

– Хватит! – вмешался техник, – Разговорились тут. Сталинские времена забывать стали, он бы вам за такие разговоры быстро путевку на Колыму выписал, а там, кстати, бананов на закуску не дают, – и стал разливать по второму кругу.

Через два часа мы погрузились в вертолет. Капитан Малинин тоже благополучно решил свои важные дела, о чем свидетельствовало его хорошее настроение и исходящий от него запах коньяка. Мы все старались дышать в сторону, но отдача от «ликера» ему была прекрасно знакома, поэтому он порекомендовал по позициям не болтаться, а сразу в норы.

Мы так и сделали. Но не успели мы расположиться на своих топчанах, как ввалился Крымов с полной фляжкой и парой банок консервов.

Диспут

– Капитан нас от всех вахт и дежурств освободил, сказал, что упорно поработали, устали и к тому же в полете всех уболтало. Так что я предлагаю продолжить банкет.

Протестов с нашей стороны не последовало, и мы быстро соорудили стол из чемодана положенного на табурет.

Разговор свелся к двум главным вопросам: на хрена нам эта пустыня сдалась и сколько мы еще будем здесь кости вялить и пыль глотать?

– Хамсин начинается, – проинформировал нас Крымов, – теперь почитай два месяца света божьего не увидим.

Мы уже испытали на себе это природное явление – постоянный, сильный ветер, и пыль, от которой никуда не спрятаться. Здешний сезон ветров, так сказать, как в других местах, сезон дождей, например.

– Хамсин в переводе означает пятьдесят дней, – продолжал проявлять свою эрудицию Крымов, – и чего они в этой пустыне нашли?

– Это очень древняя земля, – ответил ему Вадим, – осколок древней цивилизации. Когда-то здесь была благодатная страна, богатые пастбища, масса животных и птиц, плодоносные деревья, можно сказать рай земной.

– Откуда ты это все знаешь? – я давно хотел прояснить для себя такую осведомленность Вадима.

– ВМГУ на исторический собирался поступать. В ленинке часто засиживался, там еще кое-что можно найти.

– Хорошо, – вновь вступил в разговор Крымов, – а наши предки тогда где жили?

– На Северном Урале и Западной Сибири, там страна такая была – Гиперборея. Древние греки ее так называли, – большая северная земля означает.

– Не знаю такую – откровенно признался Крымов.

– Ну вот, их хамсин знаешь, а землю своих предков нет. По нашему это Лукоморье – про него-то слышал?

– А как же, там еще русалки по ветвям развешаны.

– Так мы про баб или про историю?

– Про историю – бабы далеко а история под ногами. – вставил я.

– А я бы Пушкина сейчас почитал – осточертела это пустыня… – задумчиво произнес Вадим и продолжил:

Пушкин всегда был с нами

В Гиперборее жили и предки германцев – маны и предки славян – ваны и предки руссов-скифов раны, вот они и расселились вкруг Каспия с центром в Иране и в Причерноморье.

– А зачем мне все это? Надо в будущее смотреть, толку то в том прошлом копаться? Я фантастику люблю, вот в «Туманности Андромеды» люди будущего – сильные, умные…

– А главное, не сеют, не пашут, только по космосу шарашат, – встрял в разговор я, так как тоже недавно прочел книгу Ефремова и этот вопрос уже возникал у меня по ходу ее прочтения.

Вадим одобряюще посмотрел на меня, и вернулся к Крымову:

– Вижу, веришь в светлое будущее, в которое приведут нас наши руководители? Дожить до него собираешься?

– А во что верить? – Не в Бога же, – Крымов даже обиделся на наш наскок, – И вообще, я на провокационные вопросы не отвечаю.

– Ладно-ладно, – решил я смягчить обстановку, – разливай, а я пока анекдот расскажу:

Идет, значит, на одном крупном предприятии собрание в честь годовщины Октябрьской революции. Приехал туда какой-то секретарь ЦК и говорит с трибуны: «К концу этой пятилетки мы будем жить в пять раз лучше!», и тут негромкий голос из зала: «А мы?».

– С вами поведешься, – точно на Колыму загремишь, – хрюкая, выдал Крымов.

– Ничего, – морозы нам привычней, чем это пекло, ты-то Крымов откуда?

– Из Волочаевска.

– А чего это тебя так занесло далече? Крымовы все должны в Крыму и жить.

И снова все дружно заржали. Наступил момент, когда даже палец покажи, и то это вызовет смех. Мы еще добрых два часа лепили всякую чушь.

Крымов ушел. Расположившись на своем топчане то ли от хорошего настроения, то ли от изрядно выпитого спирта я ощущал себя парящим в пространстве, все медленно плыло и вращалось и я проваливался и проваливался куда-то, пока совсем не провалился в сон. Это день мог бы стать одним из самых запоминающихся дней в моей жизни, если бы не было еще одного…

Новейшая история

Со двора раздался голос Клавдии, которая кричала, девочке Кате из дома напротив, чтобы она немедленно слезла с подоконника.

Виктор вынырнул из прошлого и вновь стал Михалычем. Взгляд его остановился на папке с надписью «История войн». Около 10 лет он собирал вырезки из газет и журналов, касающихся сути и причин военных конфликтов. Что касается подоплеки событий египетско-израильской войны, в которой ему самому пришлось участвовать, то он их знал почти наизусть.

Вырезки

Конфликт возник вскоре после Второй Мировой войны. В 1947 году окончился срок тридцатилетнего мандата Лиги Наций, дававшего право Великобритании управлять Палестиной. В 1918 году на этой территории проживало 650 тысяч арабов и 56 тысяч евреев, то есть примерно девять к одному. В 1948 г. арабов было уже 1 380 000 человек или 67%, а евреев около 700 000 или 33%. Евреи со всего мира стали возвращаться на Святую Землю. И тогда только что созданная Организация Объединенных Наций после долгого и тщательного рассмотрения, учитывая требования международных сионистских кругов, приняла решение о территориальном разделе Палестины на арабское (палестинское) государство и еврейское. Палестинскому государству отдавалось примерно 43% территории, израильскому – больше половины территории с равным раскладом по населению – 498 000 евреев и 497 000 арабов. Иерусалим – главный город Палестины – центр трех мировых религий: христианской, мусульманской и иудейской, – должен был бы стать интернациональным.

Но в Палестине процессы государственности забуксовали, и Израиль воспользовался этой ситуацией, присоединив основную часть палестинских территорий вместе с Иерусалимом.

В соседнем Египте к этому моменту пришел к власти молодой и амбициозный Гамаль Абдель Насер. Первое, что он сделал, это национализировал в 1956 году Суэцкий канал, хотя срок концессии британских и французских компаний (100 лет со времени постройки) истекал в 1968 году. Цена вопроса на тот момент составляла 100 млн. фунтов стерлингов дохода в год, из которых лишь 3 млн. доставалось Египту.

Восстановить статус-кво англичане и французы попытались с помощью Израиля. В том же году израильские войска заняли южную часть Синайского полуострова, и вышли к каналу. Не имея возможности противостоять израильским войскам, Насер решил проблему канала по принципу – «Так не доставайся же ты никому!» и затопил в нем десятки судов с камнями и цементом.

К маю 1967 года он сколотил военный блок с Сирией, Иорданией и Ираком, выдворил с Синайского полуострова силы ООН и объявил, что форпост империализма – Израиль будет сброшен в море. «Мы должны идти по пути, политому кровью, – твердо сказал своему народу Насер. В июне того же года Израиль разгромил египетские войска и полностью оккупировал Синайский полуостров. Тогда-то и запросил Насер военную помощь от СССР.

В период относительного мира Насер осуществил свою мечту – построить плотину на Ниле. С помощью СССР, получив от него кредит в 140 млн. долларов и техническую помощь. В мае 1964 года состоялся пуск первой очереди ГЭС и на митинге по этому случаю, Никита Хрущев зачитал указ о присвоении президенту Насеру звания Героя Советского Союза. В самом Союзе, это вызвало возмущение советского народа. Почти повсюду зазвучало четверостишие, приписываемое одному из Евгениев, то ли поэту Евтушенко, то ли молодому дипломату Примакову:

Лежит на пляже кверху пузомПолу-фашист, полу-эсер,Герой Советского Союза,Гамаль Абдель на всех Насер.

В 1970 году плотина была построена и стала памятником Насеру, покинувшему мир в том же году. Памятник впечатлял: объем сооружения равен примерно 17-ти пирамидам Хеопса, ширина плотины у основания достигает 1000 м, длина – 4600 м, высота – 111 м.

Первая ГЭС на Ниле

На 500 км протянулось одно из самых больших рукотворных озер в мире – озеро Насера. Правда оказалось, что в результате этого строительства Египет больше потерял чем приобрел. Вместо планируемого увеличения земель сельскохозяйственного назначения, их число уменьшилось. Сегодня эксплуатация Асуанской плотины (даже с учетом доходов от расположенной на ней ГЭС) ежегодно приносит стране убыток в размере примерно 20 млн. египетских фунтов. Сейчас в Египте обсуждается проект по ее ликвидации.

Михалыч вздохнул. Вот уж правда, история нас ничему не учит, – ты сначала наведи порядок у себя дома, а потом уж помогай другим, и то не забесплатно. Правда идея построения социализма в отдельно взятой африканской стране отвлекла наших руководителей от не менее дурацкого проекта поворота северных рек в южные моря.

Михалыч еще раз вздохнул, как бы предотвращая последующие размышления о том, как бездарно разбазарены время, средства, жизни и силы нескольких поколений!

– Что сделано, – не вернешь! – вслух сказал он и стал собираться в магазин.

Жизненные зигзаги

Михалыч уже более десяти лет числился в пенсионерах, уйдя в отставку в звании майора. Он свободно мог бы дослужиться до полковника, но помешало не отсутствие ума, а его наличие. Михалыч никак не мог себя пересилить и заставить себя и свой личный состав заниматься бесполезной работой, на почве чего возникали стычки с армейским руководством. Только его высокий профессионализм не позволил им от него отделаться раньше времени. Жена никогда не упрекала его в его в «холодности» к карьерному росту, и моталась с ним по дальним гарнизонам, снося все тяготы армейской жизни и коммунальные неудобства.

Жена…

Вот уже три года как он вдовец. Слово неприятное, да и некрасивое. Он вообще старался этого слова избегать даже в мыслях. Сын Дмитрий, пошел по стопам отца, тоже ракетчик, только служит во флоте. Видятся они редко. Последний раз на годовщину смерти матери он приезжал вместе с женой и внуком. Тогда Михалыч ему и сказал, что хочет перебраться из города, который давит на него. Дмитрий не возражал. Больше года ушло у него на поиск подходящего варианта, оформление купли-продажи и переезд. Разницу в сделке он отправил сыну.

Как ни странно в выборе места жительства основную роль сыграла ностальгия. Страна поделилась на два сегмента, – бурно развивающийся и умирающий. Основные деньги в стране крутились в Москве и Питере, еще небольшая часть в крупных промышленных центрах и курортных городах. Это и был развивающийся сегмент, а, дальше по всей стране шло умирание.

Городок, который выбрал Михалыч, находился как раз на стыке этих зон. Здесь даже местное руководство осталось, чуть ли не с Брежневских времен. Местный глава по фамилии Камышов, как поведал ему позже всезнающий Цезарь, был совершенно невзрачной личностью, которую нигде не узнавали, и ему постоянно приходилось представляться. В конце концов, лет через пятнадцать фамилия въелась, и сам город стали называть Камышовкой.

В городке продолжали работать несколько предприятий. Домов строилось примерно столько, сколько разрушалось. Количество жителей тоже не росло и не убывало, – сколько умирало или сбегало из городка, столько же и приезжало из бывших, порядком обнищавших советских республик. В остальном все было как везде: вокзал, автовокзал, гостиница, баня, несколько кафе и ресторанов. Везде шла тихая, размеренная жизнь. Самыми бойкими и посещаемыми были рынки – центральный, и Шапито – цирковой шатер, в котором вместо зрительских мест были оборудованы торговые. Вот туда-то, в Шапито и отправился Михалыч пополнить свой продовольственный запас.

Он поздоровался с Клавдией и сидевшей с ней рядом в неизменном платочке Липой Николаевной, – именно так сокращенно называли эту еще не старую, но всегда скукошенную женщину. Действительно полное имя Олимпиада, к ней как-то не вязалось. Цезарь и про нее поведал, что когда-то она была ярая активистка, была и парторгом и профоргом, да и вообще «шустрила», даже ему глазки строила, чуть до романа не дошло. А теперь вот в религию ударилась, видно потребность такая, потеряла веру в коммунизм, теперь верит в Бога.

Пройдя несколько шагов, Михалыч почувствовал, что прерванный его появлением разговор, с рассуждений на божественные темы переключится на его личность. Почему-то ему это стало неприятно.

Из трех колбасных отделов с одинаковым ассортиментом и символическим разбросом цен Михалыч неизменно отоваривался в одном. Там работала приятная молодая особа с честным взглядом и очаровательной улыбкой. Правда и здесь, Цезарь его подначил:

– Эта милая блондинка легко и непринужденно, честно глядя в глаза, и обвесит и обсчитает, – но, видя, что тот особо не реагирует, хитро прищурился и добавил, – хотя… постоянным покупателям по части обвесов скидка.

Покупатели ее любили…

Михалыч был прагматиком и потому к таким житейским тонкостям относился спокойно. Все-таки лучше пусть это делают легко и с приветливой улыбкой, чем с внутренним напряжением и тяжелым взглядом.

Спешить ему было некуда, потому получив свою колбасу и, видя, что за ним никого, Михалыч решил перемолвиться парой слов:

– Как товар, разбирают?

– Не жалуюсь. Вот только что перед вами большую партию закупили.

– На свадьбу?

– Нет, у нас больше на поминки берут, – опять онкология.

– Так ведь город вроде вполне благополучный.

– Так это у них в газетах статистика благополучная, а наша статистика с их отчетностью никак не сходится.

Последняя фраза Михалычу очень понравилась, и по пути домой он размышлял: зачем люди врут?

Одни врут, что у них все хорошо, чтобы их не записали в неудачники или того хуже в дураки. Другие, наоборот, что у них все плохо, чтобы их пожалели, а может, и помогли. И это касается не только личностей. В армии, например, прикрывая свою неспособность и тупоумие показным порядком в части покраски и побелки, дескать все у них отлично! А на гражданке, те же коммунальщики, привирают, что все из рук вон плохо, чтобы денег побольше выцарапать.

На горизонте появилась неизменная парочка, Клавдия и Липа. Так получалось, что под их контролем находился основной путь от автобусной остановки с одной стороны и «Шапито» с другой. Михалычу вновь стало немного не по себе. Сейчас Клавдия строгим прокурорским взглядом оценит объем его покупок, просвечивая полиэтиленовый пакет своим взглядом словно рентгеном. Михалыч помнил про этот контрольный пункт и был к просвечиванию готов.

Нет, не верил он, что Клавдия живет впроголодь, не те времена. Пенсия у нее должна быть достаточная, да и не понесет она ее всю в церковь, не такая уж она… Копит. А Храм Божий, для нее прикрытие… Сейчас по новой начнет.

Действительно, после того как «божьим одуванчикам» было преподнесено по сдобной булочке, купленных специально для них, Клавдия заговорила о предстоящей службе и о том, что понесет в Храм свои пожертвования.

– Клавдия Михайловна, – как бы отстранено обратился к ней Михалыч, – вы же не будете отрицать, что все, что нас окружает, все что мы имеем, принадлежит Богу?

Липа, в отличие от Клавдии, сразу почувствовавшей в этом вопросе подвох, в знак согласия кивнула.

– Так вы мне скажите, зачем нести Богу, то, что ему и так принадлежит?

Наступила пауза, которую Михалычу прерывать нисколько не хотелось, и, бросив прощальный взгляд на слегка перекосившиеся лица собеседниц, он покинул контрольный пост.

– Антихрист, – услышал он вслед негромкий голос Липы, – сущий Антихрист!

Поднявшись к себе, Михалыч, расположился в кресле и включил телевизор. Но неприятный осадок после последней встречи мешал ему. Он попытался отогнать от себя неприятные мысли, и переключится на что-то другое.

Антихрист… вот и прозвище себе схлопотал.

Михалыч вспомнил свое детское прозвище – Голкипер. Получил он его в тот самый день, когда понял, что сам он не такой как все. Именно так однажды назвал его тренер детской футбольной команды Павел Геннадиевич или как его все звали Геныч. Тогда он был просто Витьком и вратарем команды. Геныч стоял в центре поля и держал над головой только что полученной их командой кубок, вернее фарфоровую фигуру футболиста и весь сиял. И тут Витек почувствовал беспокойство и увидел странный фиолетовый ореол над статуэткой. Он весь напрягся. И вдруг Геныч роняет статуэтку. Витек как будто ждал этого. В невообразимом прыжке он ловит хрупкий приз и, падая на траву, умудряется перевернуться так, что фарфоровый футболист остается целым и невредимым.

– Голкипер! – уважительно произносит Геныч. Прозвище закрепилось надолго. Но сразу после этого произошло еще более необычное и загадочное.

Команда прошла в раздевалку. Геныч, поздравив всех с победой, поставил приз на подоконник. И вдруг Витек вновь почувствовал беспокойство и опять увидел над статуэткой фиолетовый ореол. Только что это? На фоне ореола возникли два скрещенных белых крыла, и пока Витек обдумывал, что бы это значило, налетевший шквал распахнул окно и фарфоровый футболист как в замедленной съемке, сделав несколько переворотов, встретился с кафельным полом. Голова футболиста медленно закатилась под батарею отопления.

Эти два крыла он еще долго вспоминал и все пытался расшифровать этот знак. Уже много позже он понял, что это было предупреждение свыше, но что оно значило, оставалось для него загадкой.

Михалыч заставил себя вынырнуть из прошлого:

– Вот Володька, сейчас отправится к своей девушке, и им не надо будет думать о всякой ерунде. Это и ни к чему, – пусть наслаждаются жизнью. И Бог их за это не осудит, – у него же так и построено, чтоб в молодые годы делалось больше дел, а раздумья можно оставить и на старость. Да и воспоминания тоже.

Однако в нем почему-то продолжала нарастать какая-то тревожность, чувство опасности, которое его никогда не обманывало.

Проблемы

Вовка вышел из дома за час до закрытия магазина. По пути он обдумывал свои проблемы. Конечно, они были более приземленными чем у Михалыча, например, как при весьма ограниченной наличности сделать вечер хорошим и приятным.

Поторопился, – укорил сам себя – отдал матери половинузарплаты, чтоб себе из одежды что-нибудь прикупила. А аванс через два дня. Может у Пашки пару штук перехватить? – подумал Вовка и решил зайти к нему в агентство.

Офис был почти пустым. За дальним столом молодая женщина лет тридцати пяти работала за компьютером, а Пашка сидел, развалившись в кресле.

– Во, – явно обрадовавшись Володькиному появлению выступил он, – жених нарисовался. Ну, как Катюш, сойдет он за первый сорт?

Женщина оторвала взгляд от экрана и поверх очков взглянула на Вовку.

– Почему же за первый, он и на высший потянет.

– Ну, это по вашему возрасту, а у нас, чтоб на высший потянуть, тут не такой прикид нужен, да еще и лимузин в придачу.

– Чего катишь-то? – без особой обиды спросил Вовка.

– А то, что пока ты свои брюки два часа напаривал, к твоей Светке какой-то бой весь в понтах и не глаженых шортах два часа как мозги парит, можешь сам сходить посмотреть, вон и лимузин его там припаркован.

Вовка посмотрел в окно и увидел серебристую иномарку на обочине у самого входа в салон.

– Я ж тебе говорил – покупатель найдется. Надо было хватать и не на видное место, а в укромный уголок, да еще и паранджу накинуть.

Не говоря ни слова, Вовка выскочил из агентства, и быстро пошел к салону мебели.

– Во как нашего брата, из-за ваших сестер ведет! – резюмировал Пашка, глядя вслед спешащему приятелю.

Прямо в дверях салона Вовка столкнулся со смазливым парнем, чуть ниже его роста, в обрезанных до колен брюках и серьгой в ухе. Тот с довольной физиономией направился к машине, где со скучающим видом ждал упитанный верзила. Вовка притормозил, и, сделав несколько шагов в их сторону начал рассматривать витрину.

– Порядок! – хлопнув вскользь по протянутой руке верзилы сообщил смазливый, – Долго ломалась, но ты ж меня знаешь. Подруга-то была хоть сейчас, но я ее не стал звать, хотя по габаритам вы бы… – он засмеялся, – Короче, через час в боулинге, Юльку свою возьми, а я пока эту кралю домой свезу. Ей, видите ли, у мамы надо отпроситься – детский сад! Ну, ничего, сегодня мы из нее школьницу сделаем!

Машина рванула с места и скрылась. До закрытия магазина оставалось поло часа. Вовка лихорадочно думал, что предпринять? Пойти отговорить Свету? – будет выглядеть ревнивым дураком. Сразу разобраться со смазливым? — так он ему скажет, что она сама себе хозяйка и никакого штампа он на ней не видел.

Вовка брел по улице и думал что предпринять. Вот дурак, – думал он, – назначил бы ей встречу еще утром, и у нее был бы повод отказать.

Это сегодня… а завтра?

Через час он сидел в полутьме игрового зала боулинга, заказав себе пиво. Хоть бы ее мама не отпустила, – думал Вовка, хотя понимал, что это было бы смешно. Светке уже девятнадцать, а все девушки в этом возрасте вместе с мамами мечтают о богатых женихах. А этот смазливый прямо под эту мечту и попадает, если конечно это его машина, да даже если и не его, а папина…

Через двадцать минут появились знакомые уже Вовке лица, ну может кроме стройной брюнетки, видимо упомянутой Юлии, которую он тоже где-то видел. Смазливый вел себя развязано, явно показывая, кто здесь главный. Он подозвал официанта, назвав его по имени, и не глядя в меню, сделал заказ. Вели они себя по-свойски шумно, видимо посещали это заведение постоянно.

Вовка не спускал глаз со Светы, как будто хотел прочитать ее мысли. Она была растерянно-возбужденной, – видимо первый раз была в такой компании и не знала как себя вести. Это Вовку немного успокоило, но ненадолго. Он, конечно, не мог слышать их разговора, но по тому, как смазливый к ней жался, а Света слегка отстранялась, он понял, что темы разговоров «сальные». Смотреть на все это было невыносимо, и Вовка решил уйти.

Он шел по вечернему городку, переполненный противоречивыми чувствами. Главным, в чем Вовка сам себе не хотел признаваться, было чувство ревности. Ведь если его признать, то надо признать и то, что он влюблен. Здесь было и чувство досады, – второй раз он находит предмет обожания и снова неудача. Он опять возвращался к той же формуле: «Все бабы стервы!», но как только он примеривал это к Светке…

Нет, все-таки она была не в своей тарелке, Вовка это заметил. Может это просто случайность, и ей сейчас там плохо и неуютно? А он бросил ее на произвол судьбы!

Он резко развернулся и пошел в обратном направлении. Серебристая спортивная Хонда была припаркована на стоянке, – значит они еще здесь. Интересно, как это он пьет и водит машину?

Охранник у входа придирчиво осмотрел Вовку, но пропустил. Незаметно пройдя к тому же столику он, чтобы не вызывать подозрений снова заказал пиво.

Наблюдательный пункт с хорошим обзором

Веселье было в самом разгаре. Когда компания перешла в игровой зал, Вовка заметил у своего соперника пирсинг на языке. Придурок – нелестно подумал о нм Вовка, – когда внутри головы ничего нет, ее украшают снаружи.

– При поцелуе девушек возбуждает, – вспомнил он высказывание одного из молодых грузчиков, нацепившего на язык то же самое.

Компания весело катала шары, когда смазливый отделился от нее и направился к туалету. Через минуту и Вовка последовал за ним. Он не знал, зачем ему это было надо, но что-то интуитивно повело его туда. Из занятой кабинки он услышал, как что-то брякнуло. Смазливый вышел оттуда, и быстро проследовал в зал. Предчувствие Вовку не обмануло, – он увидел в урне одноразовый шприц. То-то он заметил, что смазливый почти не пьет, а веселья – хоть отбавляй.