Пепел Аар'Дайна. Часть I: Нити

Айралор зло спихнул с дороги дотлевающий стул и вылетел вон, бормоча нечто нелестное о взявших волю животных. На его счастье, учитель не разобрал этих слов, обернувшись к своему провинившемуся подопечному.

Хёдин пристыженно пробормотал:

– Простите, мастер…

– Сс глассс моих! – выплюнул в ярости и досаде гекконолюд. – Вычисстить здесссь – и в купальни!

Шахарро встопорщил усы, но заткнулся и принялся поднимать стулья и расставлять столы. Роддвар молча присоединился к нему. Лиснетта так и осталась стоять поодаль, разинув рот и всё ещё держа подносы с едой для себя и Кимри.

Приведя место побоища в порядок и притащив с чьего-то стола оставленную там во время свары еду, Роддвар уселся за стол и потянул кота за рукав:

– Давай, садись. Поешь. Никуда твои купальни не денутся.

– Пссина беломорррдая, – прошипел Шахарро, трясясь от ярости, и северянин обалдело уставился на него. – Да не ты! Этот прроклятый тайсомин… Поссорить меня с наставником! Дррянь. Совсем дрррянь. Накупаетсся он у меня сегодня в помоях!

– Шахарро, не нужно. Будет только хуже, – решилась возразить Кимри. – Мастер Инх Шэк ещё больше рассердится, а этот… только порадуется.

– И шшто, я должен сстеррпеть!?

– У нас в таких случаях принято молча облить презрением. Так, чтоб сосульки с носа повисли, – усмехнулся китадин. – Уверен, у тебя прекрасно получится сделать вид, что рядом с тобой не больше, чем никчёмный обмылок.

Хёдин проворчал что-то неразборчиво и вцепился зубами в остывший кусок мяса. Быстро покончив с едой, он поднялся и поспешно ушёл отбывать наказание. Оставшиеся друзья некоторое время ели молча.

Лиснетта, подвинув к себе чашку с чаем, пробормотала:

– Айралор – придурок. Чего взъелся? Лишь бы перед своими побахвалиться. Будет так продолжать, хёдины с экидинами соберутся вместе да подстерегут его в тёмном коридоре. И всё его благородное происхождение ему не поможет.

Роддвар качнул головой с сомнением:

– Он весьма неплох в Пути Разделения. Глянь, как стену изрешетил! От таких ледышек даже мне бы не поздоровилось, если честно…

Кимри поёжилась, представив, что было бы, если бы эльф вздумал атаковать ледяными шипами её: слабые щиты не выдержали бы и секунды… Кстати, что это левое предплечье так саднит? Она приподняла рукав робы, и рыжая рядом ахнула: бледно-серая кожа кэриминки была покрыта мелкими-мелкими пузырьками ожогов.

Роддвар присвистнул:

– Ничего себе, у него защита!

– Дай-ка, – отпихнула его Лиснетта. – Ну, в общем, ничего страшного, я летом, бывало, сильнее обгорала. Это я сейчас вылечу.

Ринминка зашептала формулу исцеления, водя ладонью над повреждёнными местами. Кимри поморщилась – стало тепло и колко. Но через полминуты от ожогов не осталось и следа. Значит, подумала Кимри, кэриминской крови в ней достаточно, чтобы не просто окрасить кожу, но и придать ей устойчивость к огню, которой славилась раса падших эльфов. Почему-то это порадовало.

– Что собираетесь делать? – полюбопытствовала Лиснетта, когда с завтраком было покончено.

– Я за травами, – ответил Роддвар. – Кимри, пойдёшь?

– Конечно, – кивнула она.

Идти в одиночку за ворота замка Кадая ей не очень хотелось.

– А можно с вами? – попросилась рыжая. – А то у меня репетиция только вечером, а Шахарро наказали, и я теперь помру со скуки!

– Конечно, можно. – кивнула Кимри. – А что за репетиция?

– А вы не знаете? – возбуждённо затараторила Лиснетта, то семеня рядом с неспешно шагающими друзьями, то пятясь перед ними по коридору и оживлённо размахивая руками. – Завтра же Курэмон35, день призывания Аса'ю! Совет Кадая разрешил нам устроить праздник.

– Аса'ю же вроде из Богов-Хозяев, а не Наставников, – удивился Роддвар. – Разве им не запрещено поклоняться?

Лиснетта беспечно пожала плечами, а Кимри ответила:

– Мастер Эттилор рассказывал мне, что в последние годы теологи обсуждают, не стоит ли перенести Аса'ю в пантеон Богов-Наставников. Потому что она, в самом деле, сильно отличается от остальных: помогает всем, кто к ней обращается, никогда не вредит своим верным и не играет с ними, даже защищает от других Хозяев. Есть свидетельства, что она многих уберегла во время Кризиса Ная. Вряд ли этот перенос, конечно, случится скоро, но поклоняться ей разрешено – в виде исключения. Тем более, у нас: она ведь помогает в управлении магической силой.

– Ну, и вот, – нетерпеливо перебила Лиснетта, – а я там, на празднике, буду танцевать! Обязательно приходите, будут обряды на закате, большущий концерт и фейерверки, и ярмарка, и состязания! Мы уже целый месяц с третьешагами готовимся. Завтра с рассвета начнём всё украшать, к завтраку вы замковый двор не узнаете! Хотите – можете прийти помочь, будет весело. Роддвар, ты сможешь? Надо будет, кстати, кое-что перетащить. У нас, конечно, есть ребята, но с тобой мало кто сравнится – ты, наверное, самый сильный во всём Кадае! Ведь сможешь, да? Да?

Северянин пожал плечами:

– Не вопрос. Приду.

– Ура-ура-ураа!

Лиснетта радостно захлопала в ладоши и даже попыталась прыгнуть Роддвару на шею, но не рассчитала и только повисла на его каменном плече, восторженно вереща. Северянин, и глазом не моргнув, спокойно пронёс так рыжую полкоридора и два пролёта лестницы. Кимри шла чуть позади, глядя, как дурачится Лиснетта, и почувствовала лёгкий укол зависти. Ей бы в жизни не хватило наглости так вести себя с громадным воином, даже зная, что вся его суровость – одна видимость. И веселиться так безбашенно она, пожалуй, тоже не умеет…

– Ааа, Роддвар, стой уже, я сейчас свалююсь! – верещала Лиснетта, запрокидывая голову от хохота.

– Не дождёшься.

Даже флегматичный северянин улыбался, искоса поглядывая на её растрепавшиеся огненные волосы и разрумянившееся курносое личико. Сделав неуловимо быстрое и ловкое движение рукой, на которой повисла ринминка, он уже через секунду держал её за талию и аккуратно ставил на пол возле тяжёлых створок уличной двери.

– Сииилища! – протянула рыжая, не скрывая восхищения, отчего Роддвар, кажется, опять смутился и поспешил выйти на двор.

– У вас в Морино36 все такие? – пробурчал китадин, притворно хмурясь.

– Какие – такие? – Лиснетта опять скакала задом-наперёд, склонив голову на бок с незатейливым полудетским кокетством.

Он пожал плечами:

– Такие. Скачешь, как белка по кедру вокруг ствола, и стрекочешь без умолку.

– Чегооо «стрекочешь»? – надула губы ринминка. – Ну, не нравится – могу замолчаать…

– Кто сказал «не нравится»? – удивлённо поднял бровь северянин. – Белки забавные. У меня дома целый выводок кормился зимой.

– Ой, правда?! – тут же расцвела рыжая. – А расскажи ещё про свой дом. Говорят, у вас зимой Никко не встаёт совсем и чуть не полгода ночь – правда?

– Ну, это только совсем на севере так, в Нордфьелле и дальше, – охотно ответил Роддвар, шагая по замощённой Внутренней Кольцевой дороге, возле которой стоял Кадай, потом свернул к западу от замка, прямо в густую траву. – И то, в Нордфьелле он просто низко ходит, за горами. Днём сумерки, как будто весь день рассвет. А в Виттэле уже нормально поднимается, только день короток.

Кимри, путаясь в высоких, кое-где выше колен, зарослях, пробиралась следом, пытаясь представить себе, каково это, когда весь день – рассвет…

– А что за небесные огни такие? – Рыжая сделала большие испуганные глаза. – Я от нандина37-караванщика слышала, будто ночами небо страшно горит…

Северянин возмущённо фыркнул:

– Пфф! Страшно… Красиво! Если б увидела – стрекотать забыла бы. Я сколько раз видел – и то дыхание схватывало…

– Да ты расскажи, расскажи!!

– Ну, это… представь себе тёмное-тёмное небо, всё в колючих звёздах. И от края до края – вьются цветные ленты. Зелёные, синие, лиловые, красные, жёлтые. Медленно так, как вода в тихой реке. Вьются, кружатся, свиваются в кольца. И каждая лента сложена из миллионов стоячих узких игл света. Если вспыхнет прямо над головой – кажется, в тебя световые копья летят!

Лиснетта примолкла, заворожённо распахнув невидящие глаза, пытаясь представить волшебную картину, и чуть не полетела носом в траву, споткнувшись о камень – Роддвар еле успел поймать её.

– Эх ты, рот разинула, белка…

– Ребята, – негромко окликнула молчавшая до сих пор Кимри. – Стойте.

Что-то в её голосе заставило друзей немедленно послушаться. Роддвар вгляделся туда, куда смотрела кэриминка, и тут же подтолкнул обеих эльфиек себе за спину.

– Тихо, – прошептал едва слышно. – Там волк. Назад.

Они попятились, надеясь, что хищник не услышит шагов, но ветер дунул с их стороны, и зверь, учуяв запах, вздыбил шерсть на загривке и угрожающе зарычал. И какой же он был огромный! Привычные Роддвару китанские вечно голодные поджарые волки показались бы дворовыми собачонками рядом с этим упитанным мощным волчищем. В шерсти на загривке рука утонула бы, пожалуй, по локоть…

Северянин потянул кинжал из ножен. И тут Лиснетта вцепилась в его руку.

– Ты что! Не смей! – прошипела она яростно. – Это же волчица, у неё щенки!

– И чего, кормом им стать? – буркнул Роддвар.

– Уйди, дурень! И железо убери, напугаешь! Уйдите оба, я сама!

И, не обращая больше внимания на друзей, обомлевших от ужаса, ринминка открыто двинулась прямо к скалящейся волчице. Через несколько шагов Лиснетта пригнулась и, почти встав на четвереньки, вдруг издала тихий скулящий звук. Волчица насторожилась, удивлённо склонила лобастую голову набок, прислушиваясь. Шерсть на загривке зверя медленно улеглась. Лиснетта неторопливо приближалась, продолжая поскуливать, остановилась в паре шагов и неожиданно звонко взлаяла. Волчица чуть припала на передние лапы, повернула голову на другой бок, выслушала ещё пару лающих «фраз» рыжей двуногой, потом встряхнула головой и потрусила прочь. Шагах в десяти остановилась, подхватила зубами за шкирку крупного толстолапого волчонка и потащила в глубь оврага, на краю которого случайно оказались ученики. По склонам росли кусты колючего красноплодника, а на дне лежал огромный полый ствол наканского бархатного дуба, у полусгнивших корней которого, в примятой траве, кто-то едва заметно возился.

Лиснетта медленно, пятясь, отступила шагов на двадцать, выдохнула и повернулась к ошарашенным друзьям. По лицу ринминки, растерявшему привычный золотисто-оливковый цвет, стекало несколько капель пота.

– Ну, чего смотрите, – прошипела она, – пошли отсюда, быстро! Там ещё двое волчат, она сейчас вернётся за ними.

Прошагав пару сотен шагов южнее, прочь от волчьего логова, они почти вернулись ко Внутренней Кольцевой и перестали, наконец, нервно озираться. Роддвар приостановил ринминку за плечо.

– Это чего было?

Рыжая неожиданно зло вывернулась из его руки и рыкнула через плечо, продолжая шагать напролом по густой траве:

– А что, лучше было убить?

Северянин озадаченно пожал плечами.

– Лучше – не лучше… Напала бы – убил бы. Не впервой.

Лиснетта неожиданно яростно развернулась, налетела на Роддвара и вцепилась ему в рубаху:

– Не смей! Не смей при мне такое говорить! Они же живые, ты что, не понимаешь?! Они раньше нас тут жили, их Боги-Создатели38 прежде нас сотворили! Нас не станет – они дальше тут жить будут! Или тебе еды мало? Или не хватает льна для одежды? Или перед нами силой покрасоваться хотел?!

Видя, как застывает от незаслуженной обиды лицо Роддвара, Кимри взяла рыжую за локоть и потянула прочь, но та крепко вцепилась в плотную, как парусина, ткань китанской рубахи. Роддвар осторожно, но непреклонно отцепил ринминку и подтолкнул к подруге, а сам отошёл на несколько шагов, раздосадованно пнул пару камней, остановился и улёгся в траву, закинув руки за голову. Рыжая хотела что-то ещё сказать ему вслед, но Кимриналь опять потянула её к себе.

– Лиснетта, послушай. Иди сюда, успокойся. Ну?

Кимри нерешительно обняла маленькую ринминку за плечи, но это неожиданно помогло – Лиснетта опомнилась.

– Ну, что ты говоришь? – Кимриналь заглянула рыжей в глаза. – Это же Роддвар, он крысы зря не обидит! Просто он воин и привык защищать. Чего ты так злишься? Он же не побежал рубить твою волчицу, а послушал тебя и отошёл!

Лиснетта засопела, опустив глаза:

– А меня не было бы – пошёл бы на неё.

– Знаешь, – призналась Кимри, – и я бы пошла, если б она к нам двинулась… Попыталась бы хоть отогнать заклинаниями. Аса'ю-Мать, да я напугалась до смерти!

– Дикие вы все, – проворчала ринминка, усаживаясь в траву. – Зверь не будет нападать без причины.

– У вас в Морино, может, и не будет. А тут звери человека боятся и не любят.

– У нас… – рыжая фыркнула саркастически. – Ты что, про ринминов совсем ничего не знаешь? У нас она бы не стояла и не ждала – удрала бы, может, даже волчат побросала бы.

– Почему? – удивилась Кимриналь.

Лиснетта ответила, явно что-то язвительно цитируя:

– Потому что «охота – священное право», потому что «без охоты ринмин не считается взрослым», потому что нельзя же отказаться от тысячелетних традиций только потому, что теперь у нас есть домашний скот, который нас кормит и одевает, потому что… А!..

Лиснетта махнула рукой и смолкла. Кимри смущённо покачала головой:

– Я не знала, прости. То есть, ты…

Ринминка фыркнула:

– То есть – я, да. Отказалась от Первой Охоты и не могу считаться взрослой. Всей семье сухой костью в горле стала. Но знаешь, я рада, что меня сюда отправили. Здесь дышать легче. Здесь я просто «чуток с заскоком», – Лиснетта покрутила растопыренными пальцами возле головы, – а не враг всех традиций рода. Предложи мне кто обратиться в шиндина – я бы ни секунды не думала, с радостью рассталась бы даже с эльфийским долголетием. Вот так.

Они несколько минут просидели молча. Кимри, как водится, хотела было сказать то и это, да всё боялась неловко выразиться и ненароком обидеть вместо утешения. Но Лиснетта была слишком жизнелюбива, чтобы долго злиться или печалиться. Встряхнув рыжими космами, она вскочила и решительно направилась к северянину.

– Роддвар, слушай, извини. Я опять забыла, что другие думают не так, как мне хочется…

Он сел и по обыкновению флегматично пожал плечами:

– Бывает.

Лиснетта плюхнулась рядом и просительно заглянула ему в лицо:

– Ты ведь не обижаешься больше, нет? Ну, скажи!

Роддвар, неловко отводя глаза, поднялся, буркнул:

– И не начинал.

Рыжая радостно пискнула и опять напрыгнула ему на плечо, дрыгая ногами:

– Ты прелесть-прелесть-прелесть!

– Пошли траву собирать, – тихонько стряхнул её китадин и огляделся. – Что из

этого асакао39?

Лиснетта фыркнула:

– Из этого – ничего. Асакао – вьюн! И скорее всего, ещё не зацвёл, но вам же всё равно корни надо.

– Не смыслю я в местных травах, – проворчал Роддвар. – Называются Най знал как… И на кой вообще по лесу лазить, когда всё в аптекарском огороде растёт?

– Чтоб знать, где что искать в походе, балда! – ринминка ткнула его кулачком в плечо. – Что вам задали?

– Темноцвет, птичий хвост, прохладку и утренний лик, – ответила Кимри.

– Так, торио40 лучше повыше, в лесу собирать, – махнула рукой ринминка на вершину небольшого холма, под которым остановились друзья. – А сузуми41 и йоруха42 тут должны быть. О, вот!

Лиснетта аккуратно сорвала растеньице с фиолетово-жёлтыми звёздочками.

– Прохладку я знаю, у нас тоже растёт, – кивнул Роддвар и направился к серебристо-сизому кустику чуть поодаль.

– А за утренним ликом надо подальше, во-он туда, к развалинам – он любит по стенам виться, – и рыжая вприпрыжку двинулась к остаткам полукруглого сооружения, в котором едва угадывалась архитектура ой'аминов, когда-то правивших в долине реки Ядзиро.

Роддвар проводил Лиснетту задумчивым взглядом и проговорил, почесав в затылке:

– Это выходит, семья её сюда типа в ссылку отправила?

– Похоже, – вздохнула Кимри, сообразив, что северянин слышал весь их разговор.

Роддвар помолчал и, глядя, как рыжая ловко карабкается на остатки каменной стены, добавил совсем тихо, про себя:

– Отчаянная девчонка…

В Кадай друзья вернулись только к ужину, даже немного опоздали, пока умывались и переодевались после лазания по кустам и копания в земле.

Шахарро ждал их за уже привычным столом в углу, мрачный и встрёпанный. Лиснетта машинально потянулась было погладить его по голове, но вовремя отдёрнула руки и даже спрятала их за спину.

– Привет, котик! Как ты?

– Норрмально, – буркнул хёдин.

– Беломордый-то жив? – поинтересовался Роддвар с усмешкой.

– К ссожалению. Вон, Двойняшек в ссвою ссвиту заманил…

Айралор, в самом деле, сидел за столом в компании Двойняшек и ещё нескольких тайсоминов со старших шагов. Двойняшки смотрели на нового знакомого с восторгом и обожанием.

– Ссовсем он их исспоррртит, – проворчал Шахарро. – И так беззголовые…

Кимри прислушалась к разговору тайсоминов. Айралор рассказывал товарищам о своих родителях, то ли занимающих какие-то высокие посты при короле Ольданоре, то ли состоящих с ним в родстве. Кичился он этим так откровенно, что слушать было неловко. Когда же тайсомин заговорил о том, что старшие эльфы – единственные истинные предки всех народов, даже людей, и что все остальные расы обязаны им своим существованием, а также языком, культурой, наукой и прочими благами, Кимри стало гадко и скучно. Она уткнулась в тарелку и стала слушать, как Лиснетта и Роддвар рассказывают хёдину о встрече с волчицей.

– А я думал, вы, наоборот, охотитесь, – удивился Шахарро. – Первая Добыча, всё такое.

– Первая Охота, угу, – поправила ринминка ворчливо. – А как по мне – всё живое бесценно!

– Чем же тогда питаться, возздухом? – возразил хёдин. – А одеваться?

– Тем же, чем все нормальные люди! – запальчиво вскинулась Лиснетта. – Сотни лет уже домашний скот разводим на мясо, шкуры и шерсть, джут выращиваем такой и сякой. Мало этого что ли? Нет, вцепились в свою тради-ицию! И не понимают, что следующий шаг совершенно логичен. Конечно: проще жить, как есть, а того, кто говорит неудобные вещи – отправить подальше.

Лиснетта поджала губы и спрятала глаза. Похоже, рыжая переживала своё изгнание куда сильнее, чем желала показать. Кимри было искренне жаль подругу.

– На острове Ульскалле есть одно племя, – задумчиво сказал Роддвар, – яанвайи. Они бы тебе понравились. Поклоняются только двоим Богам-Создателям и стараются жить так, чтобы не нарушать баланс между ними. Магией не пользуются, живут своими огородами, держат минимум скота. Дома строят из камня, на дрова берут валежник, охотятся, только если по-настоящему есть нужда, и сопровождают это каким-то обрядом-извинением за взятую жизнь. Яанвайи считают, что у каждого живого существа – не только у людей и эльфов – есть разумная душа. Так что, эти ребята к любой жизни относятся с большим почтением и стараются лишний раз не лезть в естественный ход вещей.

Хёдин скептически хмыкнул, но не стал больше вмешиваться в разговор.

– А этот… Скало-как-его-там – где это? – вскинулась рыжая.

– Ульскалле, – терпеливо поправил Роддвар. – Волчий Череп по-вашему. Это большой остров на востоке от Китано.

– Рин-Рин43, там же, небось, холодрыга…

– Ну, да.

– Жалко… Ой, ну, ладно, ребята. Я пойду спать, – поднялась Лиснетта. – Завтра сумасшедший день. Роддвар, так ты придёшь помогать?

Северянин кивнул. Лиснетта на прощанье погладила Кимри по плечу, всё-таки почесала тихонько Шахарро между ушами, чмокнула китадина в щёку, недобро зыркнула на компанию старших эльфов и убежала. Роддвар проводил её задумчивым взглядом до самых дверей. Котолюд, глядя на него, встопорщил усы в усмешке, но благоразумно воздержался от замечаний вслух.

7. Курэмон

На следующее утро Кимриналь долго нежилась в постели. Подумала, не пойти ли на спортивную площадку, но мышцы почти не болели. Потом вспомнила о сегодняшнем празднике и решила, что там, наверное, уже полно народу. Кимри надела единственную более-менее нарядную робу – лиловую, отороченную узкой голубой каймой. Это был подарок Йак Та, начальницы накского шисэна, перед самым отъездом Кимриналь в Кадай.

Никого из друзей в столовой не оказалось. Наскоро позавтракав, Кимри вышла во двор. Здесь было шумно, как никогда. В глазах зарябило от развешанных повсюду флажков, цветочных гирлянд и пёстрых лент. На тренировочных площадках устроили места для состязаний, незатейливые аттракционы и даже пару каруселей. Всё свободное пространство напротив ворот занимала ярмарка – от Северной и до Западной башни, возле которой соорудили помост с алтарём и статуей Аса'ю, обращёнными на закат. Перед помостом выстроили целый амфитеатр для зрителей.

Кимри, наверное, так и стояла бы у стены, наблюдая за пёстрым праздником издалека, но примчалась Лиснетта и увлекла подругу в самую гущу ярмарки, показывая то одно, то другое. Потом присоединились Роддвар и Шахарро, потащили эльфиек посмотреть состязания, ввязались сами в борьбу и валяли друг друга в песке до тех пор, пока исцарапанный Роддвар не скрутил кота в дайчинский узел, вынудив просить пощады. Впрочем, поднявшись, Шахарро только дружески похлопал северянина по плечу, признавая его превосходство в рукопашной. Зато в палатке, где можно было стрелять по мишеням слабыми заклинаниями, хёдин показал класс и одарил Лиснетту и Кимри целой кучей выигранных украшений, сделанных учениками же из дерева, ракушек, бусин, шёлковых шнурков и разноцветных камешков.

Обедать в столовой никто не захотел – устроились в ярмарочной закусочной, где можно было попробовать блюда из разных провинций. Кимри нашла даже запечённые по-хайнски клубни чернокорня и взяла попробовать – оказалось вкусно. Роддвар радостно набросился на вяленую и жареную рыбу, запивая её хвойным мёдом из Фёрштэ, что под Химмельн-Хюсом. Лиснетта отважилась попробовать непривычный напиток и заявила, что это вкусно, но хёдин не разделил её восторгов. Роддвар только фыркнул:

– Да, вот дайчинской соли для тебя тут не припасли.

– А жаль.

– Фу, это же наркотик! – скривилась ринминка.

Шахарро даже чихнул от возмущения:

– Это для вас, голокожих, наркотик! А для всех зверолюдов – прекрасная тонизирующая специя! Я же не слан из неё варить предлагаю!

– Ой, тише ты! – шикнула Лиснетта. – Сейчас распорядители услышат, и начнут разбирательства, кто это тут и зачем про запрещённую дрянь вопит! Весь праздник мне испортишь!

– Не я перрвый начал, – проворчал котолюд, но продолжать тему не стал.

Когда Дедушка Никко склонился к самому горизонту, все уже порядком нагулялись. На сцене зажглись огни, ученики и наставники потянулись занимать места в амфитеатре. Лиснетта протащила своих друзей во второй ряд, усадила там и унеслась переодеваться за ширмы, установленные сбоку от сцены – её танец открывал вечерние обряды. Аса'ю почиталась как Мать Рассвета и Заката, магии междуцарствия сумерек, потому и поклонялись ей при восходе и заходе Никко.

Гонг прозвучал ровно в ту секунду, как светило коснулось краем горизонта. Мастер Инх Шэк пустил вдоль края сцены маленький огненный шарик, он пролетел по дуге, зажигая расставленные лампады. Зазвучали барабаны – сначала медленно и мерно, но всё убыстряя и усложняя ритм. Кимри пропустила момент, когда Лиснетта, с распущенными пылающими волосами, в ярко-жёлтом платье, вихрем вылетела на сцену. Вот её нет, а вот – она стремительно вращается, окружённая кольцом огня. В руках у ринминки пылали два тонких факела, с которыми она принялась вытворять такие штуки, что Кимри зажала рот ладонью. Лиснетта швыряла горящие факелы то над головой, то у себя за спиной, ловила их, изогнувшись в невообразимых позах, жонглировала ими и рисовала в закатном розовом сумраке огненные узоры и вихри. На самом пике барабанный грохот резко смолк, а факелы медленно-медленно опустились в чашу с водой и с шипением погасли – ровно в тот момент, когда Никко полностью скрылся за горизонтом.

Амфитеатр взорвался восторженными воплями, топотом и аплодисментами. Когда крики поутихли, несколько магистров провели обряд призывания Аса'ю, осыпав белыми лепестками благоухающей вечерницы установленный в глубине сцены алтарь. В воздухе разлилось перламутровое сияние, от которого у Кимриналь тонко защемило в груди. Она смотрела на стекающий с алтаря прозрачный туман, и не могла понять, чудится ли ей – или в самом деле из мерцающих текучих струй поднялась женская фигура в ожерелье с Лунной Семьёй44 и в венце из восьми звёзд Небесной Семьи45 на голове. Поднялась, окинула взором волнующуюся толпу, повернулась и взглянула обомлевшей Кимри прямо в глаза…

После обряда театральный клуб представил пьесу о деяниях Аса'ю в дни Кризиса Ная, а по завершении на сцену снова вышла Лиснетта. На этот раз она оделась в тёмно-зелёное, расшитое полированными чешуйками платье. Шаги её сопровождал приятный сухой звон бубенчиков, сделанных, из коробочек какого-то растения, наполненных семенами. На руках ринминки подрагивали такие же браслеты. Это было красиво и немного странно – не только видеть, но и слышать каждый жест.