Истина в сумраке. Отражения зеркал. Том 2. Книга 4

Через несколько секунд охранник доложил:

– Мария Владимировна, это Валера, тут к вам пришли.

После чего он закрыл трубку рукой и спросил Руса:

– Кто вы?

– Ростислав Лимонов, —ответил Рус, – мы договаривались вчера о встрече.

– Лимонов пришел, – не вдаваясь в подробности, ответил охранник, – пропустить?

Охранник еще пару раз кивнул, разговаривая по телефону, после чего, сощурив глаза, серьезно посмотрел на Руса.

– Проходите, – сказал он ему, – она вас ждет. Разденьтесь в гардеробе и на второй этаж в деканат.

– Спасибо, – все так же робко ответил Рус, подходя к гардеробу. Он снял свой легкий плащ и прошел на второй этаж, быстро нашел знакомую дверь, вошел в нее.

С тех пор, как Рус заходил в этот кабинет, когда учился в этом ВУЗе, в кабинете многое изменилось: мебель была новая и стояла повсюду. Сразу перед дверью за столом сидела молодая девушка, разговаривая с кем-то по телефону. Позади нее стоял высокий книжный шкаф, в котором стояли какие-то толстые папки, лежала бумага, стояла юридическая литература. Рус, как вошел, так и замер в дверях, не зная, куда ему двигаться дальше. Никаких стульев перед столом секретаря не было, и он решил остаться стоять у дверей. Чтобы как-то себя занять, Рус стал нескромно разглядывать секретаршу. Она была брюнетка, на вид ей было не более двадцати трех – двадцати пяти лет. Это была девушка с большими карими глазами и полными губами на круглом лице, брови ее были тонкими, немного сдвинутыми к переносице, что придавало лицу некую ненавязчивую серьезность. «Да уж, – подумал Рус, посмотрев на сильно выпирающую под ее тонкой блузкой грудь, – а сиськи-то у нее будь здоров». Через пару минут девушка перестала разговаривать и положила трубку, вопросительно посмотрев на Руса.

– А… добрый день, – сказал, немного замешкавшись, Рус, почувствовав, что секретарша перехватила устремленный к ее груди взгляд. – Могу я… видеть Марию Владимировну? – спросил он, краснея.

– Добрый день. А по какому вы вопросу? – спросила его секретарь строгим голосом.

– У меня встреча с Марией Владимировной, – ответил Рус, чувствуя, что краска пока не сходит с его лица.

Вдруг открылась незаметная дверь в стене и оттуда вышла Мария Владимировна.

«Да уж, время потрепало и эту бизнес вумен», – заметил Рус, бросив на лицо Марии Владимировны беглый взгляд. По своему опыту он знал, что просящему человеку смотреть в лицо того, к кому ты пришел с просьбой, долго не стоит, ибо это раздражает, лучше иногда смотреть в глаза с мольбой, и тогда, возможно, тебе помогут, хотя скорее всего тоже пошлют, потому что всем на все и на всех пофигу. Добрые дела в наше время стали привилегией.

– А, это ты? – устало произнесла Мария Владимировна, выйдя к Русу из своего кабинета. – Заходи, – сказала она, войдя обратно. Рус обрадовался, что ему не придется больше находиться поблизости от секретарши, которую он только что так бесцеремонно раздевал глазами, а потому он поспешно вошел следом.

Как понял Рус, войдя в кабинет Марии Владимировны, весь процесс для встречи с кем-то в ее кабинете был построен так, чтобы сразу дать понять человеку, кто в этом доме хозяин. Это Рус очень хорошо ощутил, ожидая у охранника разрешения сверху пропустить его, и когда вошел в деканат, в котором не было стульев для посетителей. Так и в ее маленьком кабинете: стоял красивый письменный стол, за которым возвышалось кожаное кресло его хозяйки, сев в которое, Мария Владимировна выглядела, как королева на троне, как глыба льда, грозно возвышаясь над собеседником.

«То ли дело было раньше, – подумал Рус с сожалением, оглядывая комнату, – когда институт был только создан и главным лицом его был Александр Иванович Барыкин, который единственному ему – Ростиславу Лимонову – на первом курсе поставил всего одну пятерку из всего курса по спецпредмету „Правоохранительные органы“, который он у них вел, – вот тогда во время его директорства в институте жил иной тон, тон свободы и гласности, все думали только об учебе, а не о том, как войти, да что бы сказать такое, чтобы не попасть впросак, как теперь». Но время все меняет – и людей, и нравы, и обстоятельства. Рус сейчас не мог, вернее, ему просто не позволяли расслабиться и вести себя свободно, как раньше. Приспешниками Марии Владимировны были созданы все условия, ставящие каждого человека в определенные рамки, задающие соответствующий тон поведению посетителей. «Да уж, как будто бы к Президенту пришел на прием», – подумал Рус, рассматривая кабинет бывшей помощницы Барыкина.

Кабинет был маленький, может быть около десяти-пятнадцати метров, в кабинете было все отделано строго и со вкусом, а особое центральное – почти все свободное место в кабинете – занимал огромный стол из красного дерева, столешница которого была покрыта лаком настолько, что напоминала отполированный лед в СКК Петербурга. Стол явно относился к антиквариату, либо был изготовлен специально под заказ для этого кабинета. Больше Русу ничего рассмотреть не удалось. Начался разговор.

– Ну что, рассказывай, – с ленцой произнесла Мария Владимировна, усаживаясь в свое удобное кожаное кресло с желтоватыми деревянными подлокотниками, выполненными в тон цвета ножек стола.

– Я, Мария Владимировна, вот… посоветоваться с вами хотел, – начал Рус сбивчиво, – я сейчас обучаюсь в магистратуре СПБГУ на кафедре коммерческого права…

– Стой, а почему ты не у меня в магистратуре?

– А у вас разве она есть? – удивился Рус.

– Есть, но по Государственному праву, уголовному и… что-то еще, не помню.

Она замолчала, немного наклонив вперед голову, потерла виски руками.

– И? – произнесла она усталым голосом, посмотрев на Руса поверх своих очков.

– Да вот, в универе заставляют преподавать, иначе не допустят к защите, не знаю, что и делать. Справка мне нужна об этом, – скороговоркой выпалил Рус, опустив голову.

– Справка, говоришь, тебе нужна, – проговорила она медленно, пристально посмотрев на Руса.

– Ну да, – скромно и со страхом ответил Рус, не поднимая головы.

– Так, – снова сказала она, после чего откинулась на спинку своего кресла, начав тарабанить пальцами по его подлокотникам.

Неожиданно для Руса она улыбнулась, сказав:

– А знаешь, ты же можешь у меня преподавать.

– Как? Что?

– Ну как что? То, о чем ты в своей диссертации писать будешь, ты же знаешь, о чем она будет? – спросила она, посмотрев на Руса испепеляющим взглядом.

– Д… да, – неуверенно ответил Рус, – знаю… конечно же…

Глаза Руса предательски забегали из стороны в сторону, он пытался найти тему для своей будущей диссертации, и чем больше думал, тем труднее ему было соображать. И тут он просто выпалил скороговоркой первое, что пришло ему в голову:

– А… я… по лицензированию писать ее буду, я на этом направлении «собаку съел».

– Ну вот и все, пойдешь ко мне и почитаешь моим студентам свой спецкурс, как он там у тебя называется?

«Как называется? Как называется?» – в замешательстве подумал Рус, ища глазами подсказку на голой стене кабинета.

– А… я… думаю, будет называться так: «Лицензирование в Санкт-Петербурге: правовые проблемы», – ответил Рус.

– А кто у тебя научный руководитель в СПБГУ? – спросила она, взяв блокнот и делая в нем какие-то записи.

– Пока еще не назначили, но, наверное, будет Попандопуло, – ответил Рус, пытаясь посмотреть ей в глаза, но не смог и отвел взгляд, – он является завкафедрой коммерческого права, и это его тема, – добавил он, опустив голову.

– А, знаю такого, профессор он уже?

– Да, профессор, кафедру коммерческого права возглавляет, – ответил Рус, не поднимая головы.

– Так ты еще не знаешь, будет ли он твоим научным руководителем? – спросила она с нажимом. – Так… так, – задумчиво произнесла она, не дав Русу ответить, постучав пальцами по столу. – Так кто это тебя надоумил на эту тему? – снова спросила она, взглянув на Руса из под очков.

«Да нет – это я сам надоумился… только что», – хотел сказать Рус после сделанной им паузы, но вовремя остановился. Рус понял, что ему надо спешно перевести разговор на другую понятную ему тему, ибо Мария Владимировна стала уже подозревать его в поверхностных преподавательских знаниях.

– Вот адвокатом сейчас работаю по игорному бизнесу в Апраксином дворе, – сказал он.

– Аааа, – протянула Мария Владимировна, открыв широко рот, – я поняла тебя, ясно. Ну, мы все знаем, что в Апрашке за игорный бизнес, – с ухмылкой произнесла она, – лохотронщиков защищаешь?

– Нет, я защищаю игорный бизнес, – растерянно ответил Рус, от стыда опустив голову в пол.

– От кого?

– Да от всех по чуть-чуть, – уклончиво ответил Рус, – тут тоже правовая проблема имеется, – наконец-таки смог сделать он спасительный разворот диалога в свое игровое поле, в котором он был профи.

– Какая?

– Правовая.

– А точнее?

– Я поясню, – ответил Рус, – возьмем для примера сам игорный бизнес как таковой. Правовое регулирование этой сферы гражданско-правовых отношений почти на нуле.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду? – перебила она его.

Рус кивнул, давая понять, что сейчас подойдет к самому главному и продолжил:

– Закон «О налоге на игорный бизнес» есть на федеральном уровне и региональном, а самого закона «Об игорном бизнесе в России» на данное время, то есть на 1997 год, пока нет, вот и получается, что его могут контролировать все, кому не лень, а это приводит к вымогательству взяток, к должностным преступлениям. Вот я и даю консультации бизнесменам, как себя в правовом поле защитить.

– Ну и как же?

– А никак, – ответил Рус, – если закона нет, то значит и нарушать нечего. Хотя в кодексе об административных нарушениях есть ответственность за организацию азартных игр, поэтому милиция может задержать любого букмекера, если захочет.

– А, ясно, интересные проблемы, – сказала Мария Владимировна, зевнув, прикрыв рот рукой, – а ты не хочешь в мою аспирантуру поступить? Вот написал бы об этом обо всем.

«Я ее сделал!» – радостно подумал Рус, посмотрев уверенно в ее сторону, но все еще стараясь не смотреть ей в глаза.

– Не знаю, – ответил он вслух. – Мне бы сначала магистратуру закончить. Времени ни на что не хватает: днем бегаю по разным инстанциям, защищая предпринимателей, вечером пишу жалобы, а ночью готовлюсь к экзаменам, да еще днем надо успеть посещать лекции в универе.

– Ну, хорошо, парень ты… умный, я это увидела и… услышала… – произнесла она неожиданно для Руса, дав ему лестную характеристику, после чего снова откинулась на спинку своего кресла и, закрыв глаза, замолчала. Воцарилось молчание. Рус не знал, что ему делать и как себя вести. Ректорша тоже сидела молча с закрытыми глазами.

– А про меня еще в газете «Аргументы и факты» написали, – произнес осторожно Рус. Мария Владимировна открыла глаза и, посмотрев сквозь него в пустоту, произнесла:

– Когда можешь выйти на работу?

– Я… я… не знаю, да хоть завтра, – сконфужено ответил он, осознав, что Мария Владимировна уже совсем не та, что раньше, и с нею нельзя вести себя фривольно, как и с серьезными людьми: нельзя долго тянуть в принятии решений, чтобы не обломаться.

– Хорошо, подойдешь к Эле, она тебя внесет в план, и как она скажет, приходи и начинай, все ясно?

– Да, спасибо Мария Владимировна, – ответил Рус, – я вам очень благодарен.

– Да ладно тебе, только смотри там, особо не переусердствуй, – сказала она, погрозив ему пальцем.

– Что вы имеете ввиду? – переспросил Рус, остановившись около дверей.

– Ну, чтобы ты только отвечал за свои слова: если говоришь, что всем поставишь зачет, то ставь как обещал, не обманывая своих студентов. А то многие сначала обещают, а потом не выполняют своих обещаний, и если придут на тебя жаловаться, то краснеть за тебя мне не хочется. Ты меня понял?! – спросила она с акцентом на последнем слове, снова строго посмотрев на него поверх своих очков, низко опустив голову.

Только тут Рус хорошо рассмотрел Марию Владимировну. Она стала значительно шире, чем раньше, почти вся седая, хотя, может быть, это такой цвет краски для волос, прошло же ведь всего восемь лет, но возраст и полнота ее не портила, наоборот, придавали некий серьезный вес уважаемой сильной личности, которая слов на ветер не бросает, хотя Рус по личному опыту уже знал, что люди, обладающие примерно такими же, как у нее, манерами поведения, любят не только серьезность и вес в словах, но и нередко лесть со всем вытекающими, а потому Рус решил для себя делать все возможное, чтобы часто с ней не встречаться. Ему бы только проработать у нее сорок восемь часов.

Он вышел из ее маленького кабинета, тихонько прикрыв дверь.

– Вы уже все? – спросила его секретарь Эля.

– Мария Владимировна сказала, что я буду у вас преподавать свой спецкурс, и чтобы вы меня в график поставили, – сказал он.

– Хорошо, она мне даст указания, и я вам позвоню, – сказала Эля, строго посмотрев на него, – дайте мне ваш номер телефона.

Русу ничего не оставалось, как дать ей виртуальный номер телефона дешевой сотовой связи Фора6, которой он в то время пользовался. Он назвал ряд цифр.

– Стойте, стойте, я что-то не понимаю, как вам звонить? – спросила его Эля.

– Сначала набираете вот этот семизначный номер, – ответил Рус, немного сконфузясь, – потом услышите гудок, нажмете решетку и наберете еще десять цифр моего виртуального номера, потом подождете двадцать секунд – и я вам отвечу.

Эля молчала.

– Давайте лучше вы сами позвоните мне сегодня через час, – предложила она.

– Да, так будет лучше, – согласился Рус, покраснев до корней волос. – Я могу идти? – спросил он, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Да, да, конечно, всего доброго, – ответила Эля, приступив к своим обязанностям.

У Руса было чувство, что об него просто вытерли ноги, унизив максимально, все в этом здании старались показать свою какую-то псевдозначимость, власть, с какой только целью? Это Русу было непонятно. «Может быть, им так просто жить легче? – думал он, спускаясь по лестнице на первый этаж, – или они играют по установленным правилам начальства, чтобы вписываться в общий круг поведения?» Хотя, скорее всего, у всех этих людей просто были какие-то психологические проблемы и им надо лечиться, или Русу надо было просто бежать отсюда. Но бежать он не мог, потому что он должен был закончить свою магистратуру, поставив – как он уже решил – в своей учебе жирную точку.

Глава третья. Студентка

На следующий день Рус все же решил принять обстоятельства такими, какими их ему продиктовала жизнь. Рус никогда не думал о преподавательской работе в ВУЗе, да у него и в будущих планах такого не было, а была только необходимость, связанная с правилами универа, которая привела его к изменению действительности. «Что ж, – подумал Рус, – видимо, необходимость и является тем самым движителем моей формулы успеха, которую я создал в прошлом, в ней как раз и не хватало чего-то подобного. Все мои попытки изменить судьбу так, как бы мне хотелось, ни к чему не привели, следовательно, надо попробовать принять их и пойти новым путем, диктуемым необходимостью». Рус не готовился к преподаванию, поэтому ему было нечего собирать с собой, кроме кодексов, которые у него всегда были в портфеле. Других каких-то специальных планов лекций, либо составленных им записей, у него не было, но зато у него было знание проблем в области лицензирования, он знал, что будет говорить и как. «Правит балом тот, кто говорит без бумажки», – подумал Рус, закрывая портфель. И тут Рус посмотрел на икону Божьей Матери, и в его голове появилась мысль, которая все расставила на свои места: «Дева Мария дает нам испытания, чтобы мы стали сильнее, милосердие, чтобы мы смогли их пройти, и надежду, чтобы потом начать снова жить». Он даже не задумывался над их появлением. «Быть может, эти слова пришли ко мне через подсознание?» – подумал Рус, присев на диван. Он закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Просидев какое-то непродолжительное время, он произнес: «Все будет хорошо, надо только в это верить, верить! Верить и рамсить! Ибо нет предела жесткости рамса!» Рус вскочил с дивана, одел свой костюм, в котором ходил в суд, и вышел из дома. Он сел в свою «новую» машину – пятилетнюю девятку, купленную у Игната, повернул ключ зажигания. «Слава Богу, завелась», – подумал Рус, услышав работу мотора, выехал из двора на Малодетскосельский проспект, развернулся и поехал к Московскому проспекту. Московский был свободен: пробок еще не было. По опыту Рус уже знал, что пробки начинались где-то после четырнадцати часов. Видимо, много в Питере таких людей, кто мог себе позволить свалить с работы после обеда и ехать по своим делам. Он же только ехал на работу, видимо, такие люди тоже начинали появляться. «Значит, пробки из-за того, что одни едут с работы, а другие на работу», – сделал Рус очередной вывод.

«Мои рассуждения как кривое зеркало, в котором я вижу полный бардак, отражающий нашу жизнь, – думал он за рулем. – Весь этот сумбур – ни что иное, как производная нашей жизненной суеты, которая, в свою очередь, производная наших проблем, которые мы пытаемся решить, несясь впереди паровоза, боясь остановиться, чтобы отдышаться и, быть может, сменить направление. А мы нет, мы несемся вперед, боясь, что не успеем, опоздаем, а ведь все это знак, знак свыше о том, что останавливаться уже поздно».

Рус повернул на Фонтанку, проехал по ней до Невского, повернул налево, выехал на Невский проспект и поехал в сторону Васильевского острова, где располагался его институт.

– Все, решено! – сказал себе Рус. – Назад дороги нет!

Дальше он ехал молча, внимательно следя за дорогой. Вдруг его подрезала какая-то светло-синяя машина.

– Эй! Ты что делаешь?! – крикнул он ей вслед. Да толку-то? Машина умчалась вперед по Большому проспекту, скрывшись из виду.

– Вот, тоже мне, умник, – сказал Рус, посмотрев в зеркало заднего вида и в боковое правое, чтобы перестроиться в правый ряд, – куда спешит? Так ведь можно и в аварию попасть.

Рус взглянул на часы в мобильнике и тоже поддал газу.

– Черт побери, я же на лекцию свою опоздал!

Он и сам втопил так, что подрезал пару машин, чтобы успеть проскочить на мигающий зеленый, что ему удалось сделать под громкие сигналы подрезанных им машин, уже остановившихся на светофоре. Рус повернул направо, проехал еще пару кварталов, повернул налево, остановился, припарковал машину и выскочил из нее как ошпаренный. Он пробежал мимо тусующихся и курящих у входа в институт студентов, которые нехотя посторонились.

– Добрый день, – сказал Рус охраннику, проходя к лестнице.

– А, это вы? – удивился охранник.

«Вот, блин, – подумал Рус, – сейчас начнет меня опрашивать да допрашивать, и я совсем опоздаю».

– А вы к кому? – спросил охранник.

– К себе я, – ответил Рус, побежав вверх по лестнице.

– Стой! Куда?! – закричал охранник, кинувшись за ним следом. Рус влетел на второй этаж и кинулся направо по коридору к тридцать второй аудитории. Он уже почти добежал до нее, как почувствовал на спине сильные руки охранника.

– Стоять! Не рыпаться! – строго сказал он и, взяв Руса за шиворот, потащил к выходу.

– Да что вы делаете?! – стал возмущаться Рус. – Я на лекцию опаздываю.

– Ничего, все опаздывают, – спокойно ответил охранник, – но порядок для всех один. Сначала пропуск, потом лекция.

– Да вы не понимаете, я новый преподаватель, а вы меня как преступника тащите, отпустите! – потребовал Рус.

– Разберемся, ты иди да помалкивай.

– Вот ведь система, твою мать, – сказал Рус, – ни на улице, ни в суде, ни на дороге, ну нигде нету никакого уважения к человеку! Кругом все друг друга чморят, пытаясь обмануть первыми, считая, что так и должно быть. Да не должно такого быть! – сказал Рус, повысив тон, и резким выпадом нырнул под руку охранника, вывернув ему руку за спину.

– Что ты делаешь, щенок?! – вскрикнул охранник.

– А ничего. Вы это кому? – удивился Рус, посмотрев по сторонам.

– Тебе, щенок!

– А тут нет щенка, – ответил Рус.

– Ты мне поговори, поговори, вот я тебе задам, когда вырвусь.

– А, вот вы, значит, как, угрожаете мне? – строго спросил Рус7, взяв его за шиворот и посмотрев в глаза охраннику взглядом Седого – полным адского холода, в котором Рус жил последние годы изо дня в день, – и намерения охранника сразу же изменились, потому что он почувствовал скрытую силу Руса, силу его воли решать, о которой Рус пока и не догадывался.

– Да ладно, ладно вам, – пробормотал охранник, – ну отпустите меня, отпустите, я переусердствовал. Идите, идите, куда шли, и все.

– Точно все!? – спросил Рус, все еще держа его за руку.

– Да, точно, точно, я обещаю.

– Ну, ладно, – согласился Рус, отпустив его руку. Охранник потер ноющее плечо.

– Да уж, не ожидал, что какой-то пацан…

Рус посмотрел снова в его сторону и жестко произнес:

– Вы, товарищ, жертва социализма, признающая силу и власть, а не доброту и уважение к ближним, а потому глупо рассчитывать на понимание вами простых слов. Такие, как вы, признают силу, как породистые бойцовские псы, признающие своего жестокого хозяина.

– Ну, чего смотрите? Не ожидал я, что так вот вы сможете, – ответил охранник жалобным голосом.

– Ладно, простите меня, – неожиданно сказал Рус, – я был неправ, мне стыдно.

От этих слов охранник онемел.

– Не понял, – ответил он.

– Вот поэтому-то я никогда и не дрался в школе, – ответил ему Рус, – чтобы потом не испытывать стыда и угрызений совести от дачи сдачи. Подраться легко, а вот остаться собой, чтоб жить, не отводя глаз от стыда, всегда трудно. Мне проще простить.

– Простить?! – удивился охранник, потирая руку. – А я никогда никого не прощал, – ответил он растерянно.

– У каждого свой путь, – сказал Рус, поднимаясь по лестнице на второй этаж. – И насколько он правильный, мы сможем узнать лишь тогда, когда придет время собирать камни.

Под растерянным взглядом охранника Рус поднялся на второй этаж, прошел к своей недосягаемой аудитории номер тридцать два, взялся за ручку двери и решительно потянул ее на себя, пройдя внутрь.

Аудитория была большая – это был обычный класс, как в школе: метров сорок площадью, прямоугольный, с шестью пластиковыми окнами, новый, свежий, видимо, только после ремонта.

Рус прошел к лекторской трибуне, положил свой портфель на стол рядом с ней, встал за трибуну и молча окинул всех взглядом. Студенты особо и не заметили его присутствия, о чем свидетельствовал не прекращавшийся галдеж. Некоторые сидели, другие стояли, несколько девушек поправляли макияж.

– Инн, а Инн, – услышал он, – как ты думаешь, наш новенький преподаватель хорошенький? Холостой? – спрашивала одна из сидящих за первой центральной партой девушек другую.

– Не знаю, – отвечала ее соседка по парте, – мне все равно.

– А я думаю, что тебе не должно быть все равно, потому что твой парень дурак.

– Почему ты так о нем выражаешься?! – рассердилась девушка по имени Инна.

– Только дурак может бить свою девушку.

– А он и не бил меня, а так просто… толкнул, – ответила она, отвернувшись от собеседницы в сторону, обиженно надув губы.

– Ну, знаешь: бил, толкнул… все равно он – дурак. Не должен мужчина на женщину руку поднимать! Ты с ним только потому, что вы с ним с самого детства вместе, вот ты и считаешь, что это большой плюс. Я же считаю, что вы уже порядком друг другу надоели, и тебе надо бы уже послать его.

– Я сама знаю, как мне поступать в жизни! – отрезала Инна, повернувшись и вызывающе посмотрев соседке в лицо. – Я взрослая и, знаешь, сама как-нибудь во всем разберусь.

Хоть и было Русу интересно послушать разговор дальше, но ему было уже пора начинать свою лекцию, к тому же он так удачно вписался в класс, что его присутствия до сих пор никто не заметил.

– Добрый день, господа студенты! – громко сказал Рус, обратившись к аудитории.

Аудитория замолкла, многие обернулись в его сторону. Девушки с этой парты удивленно посмотрели на него, открыв рот.

– Приветствую вас, – снова сказал он, окинув взглядом студентов, отдельно кивнув этим двум удивленным девушкам, дав им понять, что он тоже в курсе их разговора.

– Я – ваш новый преподаватель спецкурса «Лицензирование в Петербурге: правовые проблемы». Сразу хочу сказать, что тот, кто будет посещать все мои лекции, получит зачет автоматом, – объявил он поспешно, о чем тут же пожалел.

Студенты стали молча присаживаться за свои парты, многие были по-прежнему удивлены.

– А вы не удивляйтесь, сейчас приступим, и если что кому будет непонятно, спрашивайте сразу, по ходу мысли, будем вместе с вами разбираться в вопросах лицензирования.

– А как вас зовут? – спросила его сидящая напротив та самая студентка, которая советовала Инне бросить своего парня.

– Правильный и своевременный вопрос, – сказал Рус, – меня зовут Ростислав Анатольевич Лимонов.