Тридцать один. Огневик

– Рад, – искренне обрадовался директор. – Магобезумно благодарен вам за спасение племянницы!

Вцепившись в ладонь, он затряс мою руку.

– Моя признательность… – он запнулся. – Не представляю, как выразить. Она погибла бы, если бы не вы!

Я кивал, не пытаясь вникнуть в слова.

– Вы абсолютно правы, мастер Носовский – герой!

– Без сомнения – благороднейший поступок! – согласился директор. – Я постараюсь сделать для вас всё возможное. Даже невозможное! – горячо добавил он.

– Благодарность штука глупая, но полезная, – щерясь улыбкой, заметил хранитель вкуса.

– Невозможное? – уточнил Евлампий.

– Да, – уверенно закивал директор, но, под пристальным взглядом голема, опустил глаза. – Кроме одного. Я не могу вас отпустить.

– Ха! – надменно взвизгнул хранитель вкуса. – Чародеи все одинаковые!

– Чем же вы поможете? – сухо поинтересовался голем.

Меня начинает пугать их с Оливье единодушие.

– Я вызвал лучшего целителя в Благодатных землях! – значительно выдал управляющий.

– Сушите вёсла! – хмыкнул хранитель вкуса.

Я невольно взглянул на руки. Они так и светились под прозрачной плёнкой.

– Руки мне ещё нужны, – прошептал я, сдерживая хрипы в горле.

– Да-да-да. Миссис Гуднес величайшая волшебница! Потрясающая врачевательница! Первейшая среди…

– Тоже ваша родственница? – не сдержался голем.

Директор шумно выдохнул набранный воздух, виновато глядя на меня.

– Она бабушка Ирины, – тихо пояснил он.

– Ну и семейка! – усмехнулся Оливье.

Я зевнул и скривился от боли.

– Она действительно лучший знахарь в Благограде! – с обидой заметил директор.

– Охотно верим! – согласился Евлампий. – Мастер Носовский просто устал. На него напала половина чародеев вашей тюрьмы…

– Да, это ужасно! Вы обязательно отдохнёте в самых комфортных условиях.

Я закивал, оглядываясь в поисках кровати.

– Немного потерпите. Сначала вас осмотрит миссис Гуднес.

– Сейчас? – возмутился голем.

– Да! – строго сказал директор. – Магическое заражение слишком опасно!

– Вы правы, – сник Евлампий, а я горестно вздохнул.

Я устал. Истерзан кучей магов-заключенных. Болен и подавлен. Не хватает ещё старухи лекарши, которая будет трогать мои руки и лазить в рот.

Вспомнив о стукаче, я ощупал макушку. Механическая птица висела, безвольно опустив голову.

– Снимите хотя бы это, – хрипло попросил я.

– Чуть позже, – закивал управляющий. – Её заклинило от чрезмерных магических возмущений, понадобится время…

В дверь постучали, и в проеме появилась голова мага в белом.

– Прибыла госпожа врачевательница, – сообщил он.

– Просите, – бросил управляющий.

– Не волнуйтесь. Она вам поможет…

В лабораторию широким шагом ворвалась миссис Гуднес. Высокая, широкоплечая с грубыми чертами лица, она напоминала мне кого-то знакомого.

– Радуйся, крысеныш, что твоя магичка не пошла в бабку, – усмехнулся Оливье.

Меня передернуло.

– Что у вас, юноша? – с порога спросила врачевательница.

Я заморгал глазами.

– Кто вы такая? – вскрикнул директор.

– Как говорила ведьма, попросившаяся на ночлег: «Нехорошая знакомая», – улыбнулась миссис Гуднес.

Сквозь небрежный грим пробивалась чёрная бородка. Парик сбился на бок, оголив зачесанные назад волосы, а платье нелепо топорщилось в неподходящих местах.

– Что происходит? – всполошился Евлампий.

Поддельная врачевательница взмахнула руками. От её жеста лаборатория потонула в трубном гуле. Таком высоком и пронзительном, что я схватился за уши, с выпученными глазами таращась на чародея. То, что это архивариус в обличье Волкова и нелепом женском гриме, я понял сразу. Вот только зачем этот примитивный маскарад? Щелкай пальцами и получай любую внешность.

– Юноша! – пропел Мровкуб, дирижируя невидимым оркестром. – Времени подробно раскладывать запутанный план – нет. Но поверьте, я потратил ночь, чтобы рассчитать относительности вероятных событий. Смело заявлю, что на шестьдесят три с половиной процента нас ждёт успех.

– Что? – ошарашенно спросил я.

– Достоверность высокая? – вмешался голем.

– Наивысшая! Ставлю весь свой огромный опыт.

В шаге от меня зачарованно кружился, притопывая ногой, директор тюрьмы. На мечтательном лице играла ребяческая улыбка. Он танцевал, а в такт его шагов из алхимических колб били фонтаны цветных зелий, переливающихся хлопьями пены. Она сверкала и лопалась прозрачными пузырями, издавая нежные скрипичные трели.

– Юноша! – привлек моё внимание архивариус. – Ничему не удивляйтесь! Делайте только то, что говорят.

– Как всегда, – пробурчал я.

– Да ты всё равно офоршмачишься, – проворчал Оливье.

– Голем! Когда включится сирена, должен громко сказать: «Погода сегодня отвратительная! Предлагаю сделать наше путешествие максимально коротким и воспользоваться ходами кобольдов».

– Какая сирена? Какие ходы? – не понял Евлампий.

– Время истекло, – извиняющимся тоном сообщил Мровкуб и опустил руки.

Пена в колбах сдулась, а музыка стихла. Директор запутался в ногах, чуть не упав.

– Эвакуация! – очнувшись, взвизгнул он и хлопнул меня по плечу.

Меня тряхнуло и перенесло в камеру.

– Он нас все-таки надул! – весело вскрикнул Оливье.

– Нет, – возразил голем.

– Прекратите, – устало протянул я.

– Что прекратить, задержанный?

Я резко повернулся. В дверном проёме стоял глава тайной канцелярии.

– Новую ещё не закляли, – сварливо забрюзжал Сыч и провел пальцем по неровной стене. – Величественная тюрьма – невеличественная. Железных стражей на всех заключенных не хватает. Вы же могли сбежать, если бы не я.

– Я даже не понимаю, как здесь оказался, – возразил я.

– Неужели? – не поверил глава тайной канцелярии и со смешком добавил. – Неужели, неужели, ворожить наворожели, да невыворожили.

– Прекратите ваши допросы, мы же обо всём договорились!

Сыч отошел, и за его спиной я увидел Ирину.

– Вы выполняете свою часть сделки, мастер Носовский – свою. К чему бесполезные разговоры? – хмуро спросила она.

– Вы правы, сударыня, – поклонившись, промурлыкал Сыч. – Привычка! Не могу не допытываться.

– Идёмте уже, – строго сказала Ирина.

– Не заставляйте себя ждать, задержанный, – крикнул глава тайной канцелярии.

– Не понимаю, – прошептал я, озираясь.

На краю матраса лежало желтое перо.

– Можно забрать свои вещи?

Сыч не оглядываясь кивнул, и проворчал:

– Только мигом. Мы опаздываем. Сумку тоже захвати!

Я подцепил магическую подписку, едва удержавшись, чтобы не встряхнуть перо и пошарил по матрасу. Пальцы зацепились за что-то, и в тоже мгновение невидимая бездонная сумка стала видимой.

– Это только для тебя, для остальных она всё еще незримая, – проворчал хранитель. – Прислони к животу, сама на спине завяжется.

 Я всё вертел в руках неожиданный подарок. У меня никогда еще не было волшебных вещей. И хоть на первый взгляд сумка не представляла собой ничего особенного: обычный мешок с длинными завязками и вышитым на боку знаком гильдии иллюзий, я всё равно не мог от неё оторваться.

– Быстрее, задержанный. Клопов из матраса не берите. В моих застенках всяких гадов хватает, будет из чего выбрать.

Глава тайной канцелярии натолкнулся на неприязненный взгляд помощницы и оборвал свой язвительный монолог, махнув рукой.

Спрятав подписку в сумку, я прислонил её к животу, а когда завязки, как и обещал хранитель, затянулись, как ремень, вышел из камеры.

– Архивариус сказал…

– Что в этот раз нас точно добьёт! – перебил голема Оливье.

– Прекратите свои глупые шутки, – взвился Евлампий.

Я вздохнул. Чуть приподнятое волшебной сумкой настроение, снова грозило обрушиться. За что мне все это? Ну не мог я так в жизни провиниться, честное слово.

Сыч важно шествовал по коридору, взяв Ирину под руку, и на все лады расхваливал её способности.

– Ваша семья меня поражает. Ни одного блёклого пятна, сплошь одаренные волшебники.

– Огрей его по голове, пока никто не видит, – предложил хранитель.

– Нападение на колдуна при исполнении обязанностей… – завел любимую песню голем.

Оливье только фыркнул.

Я упрямо молчал. Доверюсь Мровкубу. Пока он меня не подводил, в отличие от наплечных паразитов, которым верить нельзя. Один шпионил на высшего судью Тринадцатого Темного Объединенного мира, другой пытался меня убить.

Мы остановились у ворот в неловком, затянувшемся молчании. Их уже починили, и неизменные фигуры тощих чародеев снова карабкались друг на друга. Из-за приоткрытой створки пробивались яркие солнечные лучи, но разогнать вечный тюремный мрак им было не под силу. Волшебница нервно жевала губу, напряженно глядя на большие песочные часы у стены. Две прозрачные колбы, в резной оправе из темного металла, переворачивались на когтистых лапах ежеминутно.

– Желаете попрощаться? – не выдержав, уточнил Сыч.

– У него нет стража, и я не могу отдать его без сопровождающего ритуала, – пояснила Ирина, оглядываясь на часы.

– А! – протянул глава тайной канцелярии. – Давайте обойдемся без ваших тюремных церемоний…

Волшебница замотала головой.

– Я что дикарь из Вишнустана? – заныл Сыч.

Я затравленно огляделся. О чем они? Я тоже враг церемоний.

– Мы обязаны следовать букве закона, – настаивала Ирина.

– Без правил жизнь превратится в хаос, – поддержал её голем.

– Как я люблю хаос, – тоскливо протянул Оливье.

Сыч обиженно вздохнул и нехотя подошел ко мне.

– Что вы… – насторожился я.

– Помолчите, задержанный, – отмахнулся он. – Вас не касается.

– Позвольте… – начал голем, но помощница его прервала.

– Стандартная процедура, – безапелляционно отрезала она, метнув взгляд на часы.

Евлампий сдался. Для него «стандартная процедура» – мантра подчинения.

Сыч подошел ко мне справа, а Ирина слева. Я невольно вжал голову в плечи, а они положили руки на механическую птицу и сомкнули пальцы.

– Его свобода. Его жизнь и судьба становится вашим бременем, – четко выделяя слова, произнесла помощница.

– Я снимаю ответственность с тюрьмы Благограда и беру её на себя, – кривясь и зевая, пробормотал Сыч.

Неподвижно висящий на обруче стукач, встрепенулся.

Ирина оглянулась на часы и продолжила:

– Теперь он ваша забота. Ваш надзор. Ваша ответственность.

Глава тайной канцелярии неопределенно хмыкнул, но под требовательным взглядом помощницы сдался и, закатив глаза, трижды потер птицу по железной голове.

Из-за резкого оглушительного рева, я невольно вздрогнул. Под непрекращающиеся завывания на стенах замерцали красные огни, а массивные ворота захлопнулись, заперев нас внутри тюрьмы.

Волшебница и Сыч застыли, уставившись друг на друга стеклянными глазами.

– Что такое! – воскликнул голем.

– Запала на Сыча, – протянул Оливье писклявым голосом.

– Это из-за церемонии, – неуверенно сказал я.

Оливье рассмеялся:

– Это по любви! Смотри, как уставилась! – насмешливо продолжил он. – Не везет тебе с дамами!

Ни Сыч, ни Ирина не двигались.

– Они окаменели? – испугался я.

– Их заколдовали часы, – удивленно сообщил Евлампий.

– Не о том думаешь, каменный болван! – ехидно сказал хранитель. – Сирену не узнаёшь? Что надо сказать?

Голем гордо задрал подбородок и, сделав эффектную паузу, с выражением выкрикнул:

– Погода сегодня отвратительная! Предлагаю сделать наше путешествие максимально коротким и воспользоваться ходами кобольдов.

– Согласен, – отстраненно пробормотал глава тайной канцелярии.

Волшебница махнула в сторону неприметного прохода в стене, и Сыч послушно кивнул.

На двери красовались красные буквы «Служебный выход».

– Проходите, – скомандовала Ирина.

Глава тайной канцелярии безропотно скрылся в проходе.

– Проходите, – повторила волшебница.

Я замотал головой.

– Бояться нечего, – не глядя на меня, снисходительно произнесла Ирина.

Вот как! Когда целоваться лезла, небось, не считала меня трусом. А когда добилась чего хотела, сразу стала неприступной чародейкой. Сдала меня тайной канцелярии, чтобы получить желанную работу. Только на чужом несчастье счастье не построишь – аукнется. Ещё посмотрим, кто обо всём пожалеет. Я так просто не сдамся.

Обогнув молчаливую волшебницу, я чванливо вошел в проем.

Если бы не сирена, вся тюрьма услышала бы мой испуганный вопль. Я даже успел обернуться, чтобы выскочить наружу, но протиснувшаяся за мной Ирина быстро закрыла дверь..

Глава 6. Тайные пути

– Я оборотень, берегись! – истерично крикнул я.

– Не паникуй, – зашипел голем.

Впрямь, чего это я? Подумаешь, в маленьком тёмном чулане с паутиной и пыльными углами на меня бросилось тощее уродливое пугало. Что такого? Каждый только обрадовался и заключил бы его в дружеские объятия.

– Успокойся, – уверенно добавил Евлампий.

Я прижался спиной к двери. Между мной и костлявым чудищем встала Ирина. Необычайно молчаливый застыл глава тайной канцелярии. В полутьме его лицо казалось серым и совершенно неподвижным.

– Отведи нас на пристань у большой арены, – сказала волшебница.

– У большой арены? Как желание пожелаете, – согласился тихий голос.

Меня передернуло. Оно ещё и разговаривает.

– Все напутствовались? Ещё нет. Походим ходулями, когда все пожмут мою руку.

– Он не чародей! – возразила Ирина.

– Не чародей? Ну и что? Без рукопожатия не видать удачи, – пояснил тихий голос.

Я присмотрелся. Нет, темнота меня не обманула. Тот ещё урод. Из вытянутого землистого лица торчали огромный рот и гигантский нос, а ещё выпирали маленькие блестящие глазки. Сразу над редкими белесыми бровями выдавалась новенькая фуражка с сияющей кокардой, из-под которой торчали длинные уши-лопухи. Костлявое тело едва прикрывали истертая, грязная жилетка и заплатанные, в пятнах, штаны.

Волшебница пожала плечами.

– На споры нет времени, – невнятно протянула она. – Пожмите руку, Люсьен.

Я сглотнул. Коснуться длинных пальцев с кривыми когтями, похожими на садовые лопаты? Нет уж.

– Кобольды скорее сдохнут, чем откажутся от суеверий, – презрительно процедил Оливье.

Вопрос чуть не сорвался с губ, но тощее пугало так настойчиво пялилось на меня, протягивая лапу, что я не решился спросить, что за магия такая – суеверия.

Сжав губы, я поднял дрожащую ладонь, и наши руки сомкнулись. От его холодной липкой кожи зачесались пальцы.

– Все? Теперь все. В путь пускаемся! – улыбнувшись во весь огромный рот, сказал кобольд, убрав лапу.

Я еле сдержался, чтобы не скривиться, незаметно вытирая влажную руку об штаны.

Ирина щёлкнула, и над её головой разгорелось желтоватое сияние осветившее спину кобольда. Он тщательно сплюнул через левое плечо и, прижавшись к пыльной стене, бочком влез в узкую на вид трещину, раздирающую угол чулана.

– Мне там не протиснуться, – запротестовал я.

– Можете остаться и подождать охрану тюрьмы, – жестко ответила помощница.

Я бросил на нее обиженный взгляд, но спорить не стал. Ожидать благодарности от хорошеньких барышень не приходится, у них, как известно, короткая память.

Я пропустил главу тайной канцелярии и полез в трещину. Проход расширялся с каждым шагом.

– Что вы сделали с Сычом? – не выдержал голем, но Ирина не ответила. – Он нам помогает? – не сдавался Евлампий.

– Плешивый валун, не видишь, что она зачарована? – рявкнул Оливье.

– Естественно, вижу, – отмахнулся голем. – Но вдруг…

– В твоей башке, как в трюме после разгрузки! – воскликнул хранитель вкуса.

Я в занимательную беседу не вмешивался. Прошмыгнул между раздавшихся стен, пока они не решили меня зажать, и выскочил вслед за остальными в наполненный паром зал. Мантия мгновенно прилипла к спине. В носу что-то щекотало. Натирая его рукой, я чуть не налетел на неподвижного железного стража. Поломанные пёсики окружали нас со всех сторон. Валялись грудами искореженного металла. Конвульсивно дёргались. Сжимали и разжимали механические щупальца, не отрываясь от пола. А самые исправные вращали гигантские шестерни, надетые на вал. Жуткий механизм хрипло скрипел и стучал, заставляя эхо сдавленно отзываться в тёмной туманной дымке. Не видно было ни его начала, ни конца. Края шестерней исчезали в полу и потолке, а проржавевший от влажности вал тянулся через лохматое покрывало тумана в бесконечность.

Один из железных стражей, с оторванной решеткой, качнулся, и длинная лапа угодила в механизм. Шестерня с хрустом перемолола её, дёрнула и оторвала. Пёсик сдавленно пискнул и пополз подальше от вала. Уцелевшие конечности скребли по неразличимому в белёсой мути полу, добавляя шумному залу жутких скрипов и шорохов.

– Видели? – сильнее выпучивая глаза, спросил кобольд и предупредил. – Хваталками не хватать!

Меня передёрнуло. Неужели? Я уж хотел руку сунуть, пусть перемалывает в фарш. Зря бы не пропало, маэстро люля-кебабов накрутил бы.

Мы пошли вглубь зала. Пар почти не двигался, надменно не разлетаясь от шагов. Я даже пнул его, но белёсая муть угрожающе поднялась вверх, пришлось подпрыгнуть и быстрее шлёпать сандалиями, догоняя помощницу.

От вала расходились рычаги, прицепленные к сжатым пружинам и шестерням поменьше. Они стучали, гремели, грохотали и позвякивали. А выпирающие со всех сторон ржавые трубы подбавляли кислого, отдающего гнилью, тумана.

– Свалка неудавшейся магии, – прошептал Евлампий. – Несработавшие заклятья. Неверно наложенные чары. Не так подействовавшее колдовство.

– Это всё под тюрьмой? – не поверил я.

– В междумирье, – встрял Оливье.

Голем обреченно вздохнул.

– Скажите ещё, что чистилище тоже в вашем придуманном междумирье, – устало сказал он.

– А то где, – согласился хранитель. – Под Благоградской тюрьмой? За перегородкой в будуаре архимага?

– Междумирья не существует, – упрямился Евлампий.

– Ага, – усмехнулся Оливье. – Как и магистрата.

Голем обиженно замолчал.

– Не отставайте, – крикнула Ирина. – Здесь легко потеряться.

Сразу забыв о междумирье и других несуществующих местах, в которые иногда забредаю, я ускорил шаг. Перспектива сгинуть на волшебной свалке меня совершенно не прельщала.

Озираясь на неясные тени, крадущиеся в клоках пара, я налетел на резко остановившегося Сыча. Замерший кобольд поднял вверх руку с растопыренными пальцами и настороженно всматривался в темноту. В десятке шагов от нас проскочила фиолетовая вспышка, похожая на кляксу от чернил.

– Видели? – расстроился наш проводник. – Фантом первого стража, фарт не фартанёт.

– Из-за лилового пятна? – не понял я.

– Ты его видел? – поразился Евлампий.

– А что?

– С тобой что-то странное происходит, – заметил голем и громко добавил. – Давайте поторопимся!

– Поторопимся? Поспешишь, чародеев насмешишь! – ответил кобольд, но все же пошел вперёд.

Горы испорченных пёсиков сошли на нет. Вместо них то тут, то там попадались сломанные стукачи. Механические птицы, словно подстреленные, лежали, распластав согнутые крылья, и смотрели на нас застывшими глазами.

По спине пробежали мурашки. Подождав помощницу, я чуть не взял ее за руку, но вовремя вспомнил дядины насмешки, и только спросил:

– Нам еще долго?

– Я здесь не ориентируюсь, – ответила Ирина, и мне показалось, что она тоже боится.

– Долго? – крикнул кобольд. – Как повезет, туда и вывезет.

Я вздрогнул.

– Он нас правильно ведёт? – прошептал я, пригнувшись к волшебнице.

Она посмотрела на меня пустыми глазами, и ничего не сказала.

– Разговаривать бесполезно, – напомнил Оливье. – Она под чарами.

– На волшебной свалке нет постоянных путей. Магия искажается, и колдовать сложно. Тут прижились лишь кобольды, – прошептал голем.

Пар заполз в тёмные углы и почти рассеялся, оголив лабиринт из труб и решеток. По полу бегали тёмные пятна домовых. Они подхватывали шестерёнки и болты и тащили к выстреливающим снопы искр ямам. Повернув за сложенные пирамидой железные двери с номерами, мы попали на ржавую лестницу. Под ногами хрустел осыпающийся металл, ступени прогибались и скрипели. С каждым шагом стены сдвигались, потолок опускался, а из тёмного провала за кривыми перилами тоскливо стонал ветер. Я строго настрого запретил себе думать о том, что так плотоядно завывать может кто-то ещё. Сквозняк натягивал тяжёлый, сырой воздух и от сладкой вони уже подташнивало.

Наш проводник скрипуче запел:

– Тук-тук, тук-тук.

Пугает звук.

Так-так, так-так.

Уж близко враг.

От его бормотания зашевелились волосы на ушах.

Лестница оборвалась на очередном пролёте. Из пролома в стене высунулся вездесущий пар, а с нависающего потолка закапала вода.

– Мы что, на дне долины? – забеспокоился я. – Это же самоубийство.

Никто не ответил, даже болтливый Евлампий. Только надпись над перилами убеждала корявыми красными буквами – «Усни».

– Тут даже сумасшедший не уснет, – тревожно выдохнул я.

Кобольд недовольно поднял руку, замерев перед проломом. В тёмной дыре загрохотало. Раскаты приближались, сотрясая стены. Капли воды зашипели. Пар заметался в проходе, не зная куда спрятаться. Вспыхнул, и засиял радужной дорожкой. Поднялся сокрушительной волной, бросаясь на нас, но задрожал и замер, так и не выскочив на лестницу. Сверху посыпались камни.

– Видали? – взвизгнул кобольд. – Не двигайте двигалы!

Булыжники били по туману. Он вспыхивал яркими красками и оседал, пока его не размазало по полу. От камнепада содрогались хлипкие ступени. Перила звенели и раскачивались. Я даже растопырил руки, чтобы не грохнуться на лестницу. Но как только обломки завалили провал в стене, тряска прекратилась.

– Источник магии сердится? Камешка-камнюшечка плохая, – залепетал проводник. – Неудачный путь.

Он замахал руками, и мы попятились.

– Камешка-камнюшечка плохая, – передразнил Оливье и, кривляясь, спросил голема. – Это он про тебя?

– Про сильные магические возмущения, – фыркнул Евлампий.

Обломки вздрогнули и завертелись. Стена вокруг заваленного провала засветилась и растаяла. С испуганным писком по щелям попрятались домовые, а из прозрачных струй складывалась новая лестница, взбираясь вверх. Вытягивались гладкие блестящие перила. Одна на другую запрыгивали каменные ступени.  Над широким пролетом поднимались статуи песчаных драконов. Они скалили огромные пасти, поджав длинные хвосты с шипами, и едва держались на коротких ножках с кривыми когтями. А где же маленькие крылышки? Я вспомнил книгу рецептов. Две столовые ложки коричневого сахара, пол стакана старого Семисветского вина, вяленые томаты, оливковое масло, смесь перцев, лук, чеснок, горчица. Очистить от жестких чешуек, натереть благоухающей смесью и поставить в холод, а когда замаринуются, печь до хрустящей золотой корочки. Аромат драконьих крылышек в соусе барбекю разошёлся по организму, и я со сладостным стоном, вздохнул. Когда-нибудь, я подавлюсь одним воспоминанием о еде.

– Возмущение-возмушеничко, – прыснул Оливье, разглядывая новую лестницу. – Какой-то бездарный волшебник колдовал-колдовал, да не выколдовавал.

– Колды-выкалды, – запнулся голем. – Одно заклятье заняло…

Глава тайной канцелярии громко чихнул. Еще раз и еще. А кобольд взволнованно вскрикнул. Прозрачные струи над проходом изогнулись двойной радугой.

– Знаменья́? Очень-очень ладно, – обрадовался проводник. – Пролегла лёгкая дорога.

Он запрыгнул на ещё сверкающие ступени, а хранитель вкуса забубнил:

– Суеверный огрызок. Чихнуть три раза – к удаче. Двойная радуга – к везению.

Новая лестница была прочнее и надёжнее ржавой развалины, по которой мы спускались, и за одно только это я поверил в дремучие кобольдские суеверия. Правда, через полчаса подъёма я уже клял всю магическую свалку с её обитателями, не хуже Оливье. Ноги отваливались, колени скрипели и щёлкали, как суставчатые лапы железных стражей. Перила выскальзывали из-под пальцев, ступени с каждым шагом вырастали всё выше и выше. Статуи песчаных драконов недобро смотрели вслед, а застывшие ручейки слюды на стенах оплакивали нашу незавидную участь.

– Мы уже под всем Благоградом прошли, – заныл я.

– На стоглавую башню влезем, и когда алхимик на горе свистнет, значит, прибыли, – ляпнул хранитель вкуса.

Я вздохнул и поднял ногу. Уже давно потерял счёт ступеням, но после каждой сотой сильнее хотелось есть. Ещё пару пролётов и я завою от голода, ведь всё, что скормил директор, давно пропало в бездонной прорве моего желудка.

– Распутица распутная! – выдохнул кобольд и остановился. – Мысли мыслить надо.

Лестница неожиданно оборвалась тремя одинаковыми туннелями. Я облегчённо выдохнул и уселся на ступень. Ноги ныли и просили пощады.

– Почему не два? – сдвинув фуражку, почесал затылок проводник, – Верно же два же, наверное, – и, зажимая корявые пальцы, перечислил, – Первый. Налево пойдешь – пропадешь. Второй. Направо пойдешь – упадешь. Откуда третий? Там что? Прямо пойдешь – выход найдешь? Непорядочный беспорядок.