
Полная версия
Тридцать один. Огневик
– Врагам мало смерти учителя! – драматично продолжил Евлампий. – Они решили сфабриковать обвинения и оставить мастера Носовского в тюрьме навсегда.
– Ты рехнулся, валун, – вскрикнул Оливье. – Топишь нас ниже ватерлинии.
Голем продолжал, как ни в чем не бывало:
– Вы не поверите, госпожа, но в тюрьме нас ждёт новое обвинение!
– Директор этого не допустит! – горячо возразила Ирина.
– Ему не оставят выбора! – оспорил Евлампий. – Он вынужден подчиняться магистрату и тайной канцелярии.
– Мы не в Вишнустане с Таньшаном! Мы в Благодатных землях! У нас всё по закону! – отмахнулась помощница.
– Госпожа, законы для магов, а не для блёклых!
– Не верю! – заупрямилась Ирина.
– Проверьте, но сейчас положитесь на мои слова, големы не умеют врать. Если вы не поможете нам бежать, будет слишком поздно!
Хранитель вкуса взвизгнул, потянув за цепь:
– Ты нас погубишь, каменный болтун!
– У тебя заклятья в голове перепутались? – испугалась помощница. – Никаких побегов!
– Поздравляю! – зло вставил Оливье. – Ты предупредил её о наших планах!
Я больше не мог притворяться и открыл глаза. С надеждой посмотрев на Ирину.
– Вам ничего не надо делать, – попытался голем. – Только снимите стража.
– Нет, – отрезала помощница и отвела взгляд.
– О чём вы говорите? – спросил я, всё ещё прикидываясь.
– Валун сдал нас, каменный предатель, – закричал хранитель.
– Я рассказал госпоже правду, – с раскаянием сознался Евлампий.
Я искал глаза помощницы, но она не отрывалась от окна.
– Я не могу! – холодно сказала Ирина.
Вот так всегда. Сначала строим глазки, машем ручками, а потом, я не могу.
– Почему, госпожа? – мягко уточнил голем.
За окном проплывали жилые платформы. Солнце садилось, и с последними лучами растворялась моя надежда на побег.
– Потому что это неправильно! Я распутаю убийство, и виновные будут наказаны, – пообещала помощница.
– Будет слишком поздно! – протянул Евлампий.
– Побег – это преступление! – отрезала Ирина, не глядя на меня. – Я хочу расследовать преступления, а не совершать!
Я посмотрел вверх. Над головой реял маленький сморщившийся пузырь. В нём тикали бледные, но еще хорошо различимые часы. Минутная стрелка неуклонно подбиралась к двенадцати. Трудно сказать, сколько осталось до тюрьмы. Я не ориентировался среди однообразных террас, проплывающих мимо повозки, но шансы убежать таяли с каждой минутой. Я начал злиться.
– Простите, – резко бросил я. – Голем слишком наивен. В наше время, равнодушие лучшая защита.
Евлампий уцепился за ошейник, будто хотел меня задушить.
Ирина метнула в меня яростный взгляд. В её глазах стояли слезы.
– Я думала… – срывающимся голосом произнесла она. – Вы искренний и благородный! А вы… А ты… Ты использовал меня, чтобы бежать! Оборотень!
– Вы не поняли, – встрял голем.
– Я же честно…
– Ненавижу! – закричала помощница.
Крыша повозки разломилась пополам. Раскрылась, как бутон цветка, оголив порыжевшее небо.
Я еще ничего не понял, а железный страж уже плевался огнём из решетчатого окошка. Из приросшего ко мне панциря выстрелило полтора десятка металлических щупалец с шипами. Пробив борта повозки, едва не задев помощницу, они раскрылись когтистыми лапами и вцепились в доски снаружи.
Меня прижало к лавке. Я не мог ни встать, ни сдвинуться. Оставалось только смотреть. Мимо проносились безразличные террасы, в безоблачном небе нежно таял закат и плыли белые птицы. Тихо и спокойно, будто наша крыша не разлетелась только что на части.
– Магическое возмущение, – запоздало крякнул голем.
Я невольно взглянул на пузырь. До двенадцати оставалось три минуты.
– Не успеет, – обреченно зашипел Оливье.
Над повозкой промелькнула темная крылатая тень. Она выпростала огромную лапу. Скрюченные, полупрозрачные пальцы потянулись ко мне. Я вскрикнул, задёргавшись и заёрзав, но железный страж, как морской змей обвил мой торс и вцепился мёртвой хваткой.
– Ты поплатишься за всё! – грозно предупредила Ирина.
Из её рта с дыханием вырвался пар. Молочная дымка бледными струями поднялась над повозкой, обвила лапу и разрасталась всё выше и выше.
– Опасность! – закричал голем.
Я сжался, втянув голову в плечи, сам уже почуял, что пар пострашнее тумана над моровыми болотами.
Смертоносная дымка окутала полупрозрачные пальцы. Бледные струи втянулись в лапу, заполнили её бесцветное нутро и застыли. Движения замедлились, и рука затвердела, так и не дотянувшись до меня.
– Не ожидал! – потрясенно воскликнул голем.
Ирина перекрестила руки и замахала, отгоняя остатки пара прочь. По лапе прошла рябь, её бросило вверх и разорвало на тысячу осколков.
Я взглянул на пузырь. Минута.
Тень спустилась ниже и превратилась в посла Семисвета. Он парил над повозкой. Трепещущий на ветру плащ, распахнулся крыльями, а бородка встопорщилась и в глазах блеснула смесь удивления и азарта.
– Он преступник и отправится в тюрьму! – пригрозила ему Ирина.
Лже-посол едва заметно улыбнулся и подмигнул.
Стрелки в визуализаторе сомкнулись, зазвенев густым альтом. Раскидывая гулкие удары, часы зычно выбили двенадцать, и оплывший шар с тонким писком скукожился и исчез.
– Преград больше нет! – сообщил голем. – Чары рассеялись!
– Ага! – гаркнул Оливье. – Вот только хуже обиженной магички, лишь армия обиженных магичек!
Лже-посол завис над повозкой, и из-под раздувшегося плаща посыпались черные, в цвет подкладки, шары размером со сливу.
Ирина тут же сложила руки замысловатым знаком и выставила перед собой. С вытянутого указательного пальца соскочила искорка и потянула за собой тонкую сверкающую нить со светящимся ореолом.
– Ты прав! – удивился Евлампий. – Помощница маготалантлива!
Я ничего не понимал. Для меня всё колдовство одинаковое. Чем одна магия лучше другой, я не соображаю даже после академии.
Нить раскручивалась, накаляя ореол. Попавшие в пылающую плеть шары архивариуса рубило на куски. Разлетались тёмные брызги. Чёрные клочья брякались об повозку и, снесённые ветром, парили прочь. Рассыпались по дороге и срывались в провалы между платформами.
– Но опыта мало, – кивая собственным мыслям, задумчиво бубнил голем. – Фундаментальные основы надо подучить. Слишком много дыр для контратаки.
Не знаю уж, что видел читающий магические формулы голем, по-моему, Ирина хорошо справлялась. Я всё ещё злился на неё, но всё равно любовался изящными движениями.
– Начинку для пирога напоминает, – отрешенно заметил Оливье.
Измельченные черные шарики покрывались пузырями, вздувались и лопались один за другим, по цепочке. Из брызг вырастали новые, посветлее. Тоже росли, набухали и прорывались.
Дорогу заволокло тягучей пеленой. Шары уже покрыли всю платформу. Чёрно-серое море подымалось, цеплялось за днище и борта повозки, и засасывало в пучину, замедляя движение.
Архивариус планировал над нами, щедро разбрасывая новые шары.
Ирина поджала губы. Осознав ошибку, она бросила светящуюся нить, закрутившуюся без её участия. Наклонилась надо мной и, поймав обеспокоенный взгляд, скривилась от отвращения, но всё же положила ладонь на панцирь. От прикосновения под решетчатым окном забурлило багровое пламя, лепестками вырываясь наружу.
– Пали! – прошептала помощница и убрала руку.
– Береги волосы, – усмехнулся Оливье. – Лысым, ты будешь отвратителен.
– На тебя стану похож, – огрызнулся я.
Железный страж завибрировал. Решётка открылась, и огонь выплеснулся на панцирь, заиграв на металле.
– Красивое решение, – уважительно произнес голем.
– Не хочу сгореть, даже красиво, – испугался я.
– Ты защищен, – убежденно отозвался Евлампий.
Хотелось верить. Языки пламени лизнули стража и докатились до железных щупалец с шипами. Добела раскалили металл и брызнули наружу, капая с когтей.
– Сильней! – приказала Ирина.
За решетчатым окном взвыло. У меня от жара покраснело лицо. Поток пронесся по шипам. Стены повозки задымились, а на дорогу обрушился огненный водопад.
Жижа черных шаров вспыхнула. Перестала делиться, расти, и сажей выпала на брусчатку.
– Сильная вырастет магичка! – подал голос Оливье. – Подсажу её на стража лилового сердца, такие щепетильные, любят всяких гадов.
– Чего ты радуешься? – не понял голем. – Еще немного, и мы в тюрьме.
– Я и так заключенный, – проворчал хранитель вкуса и потряс цепь.
Повозка понеслась вновь. От бомбардировки архивариуса не осталось и следа. Я еще видел тёмный силуэт на фоне закатного неба, но лже-посол отстал. Плащ побледнел и стал почти неразличимым в сумерках.
– Закон непобедим! – гордо выдала Ирина и захлопнула решетчатое окошко. – Ты получишь по справедливости, оборотень!
– Высшую меру, – совсем потух я.
– Нам присвоят чужую бездомную сумку и обвинят в пособничестве убийству! – отчаянно встрял голем.
– Невиновных в тюрьму не сажают! – твёрдо заявила помощница.
– Правосудие-кривосудие, – вздохнул я.
Заложив крутой вираж, лже-посол резко обогнал повозку. Молниеносно опустился и, сбросив плащ, преградил нам дорогу.
Помощница не успела сплести заклятье. Зато железный страж крепче сомкнул объятия, хватаясь и сдавливая доски.
– Полундра! – завопил Оливье. – Гомункул за бортом!
Мы на полном ходу налетели на архивариуса, но не сбили его, а будто врезались в гранитную глыбу. Повозку развернуло, отбросило и понесло к краю платформы. На ограждении проступила надпись: «Транспортная гильдия Благограда. Надежней, чем магия!».
Невредимый лже-посол провожал нас тяжелым взглядом. Губы двигались, выплевывая беззвучные заклятья.
Мы ударились в ограждение. Пол повозки поднимался, выдавливая нас вверх. Железный страж упирался, скребя когтями по бортам. Шипованные щупальца разрывали обожженное дерево, но мы все равно поравнялись с разломанной крышей.
Ирина опустила светящиеся ладони и с вызовом оглянулась. Застывший силуэт гомункула поднял руки, и верх повозки, разошедшийся ещё от его первого заклятья, с треском сомкнулся, сдавив панцирь. Я вскрикнул, а помощница ловко пригнулась. Деревянные челюсти сжались. От лязга гнущегося металла бешено колотилось и пыталось выскочить из груди сердце. Я боялся шевелиться. Казалось, двинусь, и меня раздавит вместе с железным стражем.
– Теперь архивариус прикончит и тебя! – истерично смеясь, заявил хранитель вкуса.
Ирина изогнулась, просунула руку между искореженными досками, и, дотянувшись до решетки, дернула, чуть не сорвав с запястья своё странное украшение, похожее на кожаный ошейник. Окошко клацнуло, но вместо огня выпрыгнула суставчатая лапа с обоюдоострым лезвием вместо пальцев.
– Магостически! – удивился голем. – Шедевр чудодейственной мысли!
Подчиняясь скованным движениям Ирины, механический меч врубился в стену повозки, и борт с окном развалился, освободив меня из тисков. Помощница растопырила пальцы и махнула. Суставчатая лапа выдвинулась дальше, с треском разбивая доски. Щепки посыпались на террасу, а заколдованный пол, со щелчком, взмыл вверх, подбросив нас над платформой.
Ирина ухватилась за железного стража и исхитрилась на лету отстучать по панцирю простой сигнал.
– Самостоятельное управление! – с видом знатока объяснил Евлампий.
Я набрал побольше воздуха. Неважно кто командует пёсиком, главное помягче приземлиться. Механический меч нырнул в недра железного стража, а повисшая на панцире помощница прижалась ко мне.
– Прости, – прошептал я. – Не хотел тебя обидеть. Само вырвалось. Я разнервничался…
Она не ответила.
Падая, железный страж растопырил механические лапы, превращаясь в обороняющегося ежа. Когти на щупальцах удлинились и загнулись, окружая нас защитным коконом. Снова вспыхнул огонь за решеткой. Потянуло жаром.
Мы шлёпнулись на спружинившие лапы, и пламя внутри стража фыркнуло.
За обломками повозки, склонив голову, задумчиво застыл архивариус.
– Сдался, кислый гомункул, – проворчал Оливье.
Держась за панцирь, я повернулся. На соседней террасе возвышалась перекошенная глыба тюрьмы.
– Мы пропали, – пробормотал я.
Лже-посол расправил плечи, перегораживая прячущееся за долиной солнце. Дальние платформы багровели от закатных лучей, и в его равнодушных глазах заблестели алые сполохи. От ног к нам потянулась тень. Слишком чёрная, чтобы быть настоящей.
– Опасная затея, – забрюзжал Евлампий.
– Что это? – насторожился я.
– А! – махнул каменной рукой голем. – Тень смерти!
– Решил нас добить, чтобы избавиться от свидетелей! – заверещал Оливье. – Тухлый кумысный пирог!
Ирина сжала губы. В её волосах пробежали искорки. Фигура озарилась белесым сиянием. Свет разгорался, режа глаза, и я зажмурился.
– Бесполезно, – пояснил Евлампий.
Я подглядел. Тень удлинялась. Неровные края подбирались к сложенным когтям железного стража. Там, где чёрная дорожка пересекала платформу, камень трескался и темнел.
– На то она и смерть, – безразлично добавил голем.
Ирина неодобрительно зыркнула на него, и дотянувшись до окошка, распахнула решетку. Железный страж распрямил щупальца и превратил их в полтора десятка ног. Оттолкнувшись от платформы, песик подпрыгнул и побежал.
– Пламя истины! – скомандовала помощница.
– Не надо! – отчаянно заверещал голем.
Из утробы железного стража ударил столб огня. Я взвыл от боли, не успев убрать руки. Панцирь раскалился и жег живот. Ирина упрямо сжала губы, её зрачки расширились, а костяшки пальцев, продолжающие сжимать панцирь, побелели.
– Последние силы отдала, – с жалостью сообщил голем.
Глаза помощницы закатились, а тело обмякло. Вялые руки соскользнули с железного стража. Забыв про фонтан огня, я подхватил ее под плечи и притянул к себе.
– Не смей, – завопил Евлампий, но я не слушал.
Помощница не сопротивлялась. Поток огня иссяк, но мои ладони дико жгло, хотя я и терпел.
Тень побледнела, но всё еще тянулась за нами. Попавшие в темную сущность лапы, исходили ржавчиной, истончались и ломались. Железный страж еще скакал, но с каждым шагом всё медленнее и медленнее. Отростки распадались в пыль, и он сильнее пригибался к террасе.
– Что ты наделал! Пламя истины поглотит тебя без остатка, – качая головой, причитал голем.
До моста тюремной платформы оставался десяток шагов.
Тень заглотила больше половины суставчатых лап. Железный страж шатался, с каждым скачком прижимаясь к платформе. Под панцирем булькало и шипело. Сломанные отростки безвольно болтались и скребли по камням. Лапы заплетались и тянули пёсика к земле.
Собрав остатки сил, я повернулся к архивариусу и отчаянно взвыл.
– Ты что? – испугался хранитель вкуса.
– Остановись! – заорал я, не слушая Оливье, но лже-посол даже не вздрогнул.
Стоял, опустив голову, а тень ширилась, поглощая всё на своём пути. Раскидывала чёрные прожорливые кляксы и ползла за нами, неминуемо приближаясь.
Железный страж вступил на мост. Из пятнадцати отростков целыми остались четыре. Он устало хромал, жалко припадая на оставшиеся лапы.
– Тяжело, не дойдем, – объявил голем.
– Брось её! – посоветовал хранитель.
– Нет! – закричал я.
Руки онемели, и горели нестерпимым жаром, отказываясь слушаться, но я всё равно держал. Никто не умрет из-за нелепой случайности.
– Мы не умрём! – взревел я, стуча коленями по панцирю. – Беги консервная банка!
По телу железного стража прошла судорога. Задние лапы подогнулись, он просел, но не упал. Решетка повернулась к каменным плитам моста. Я услышал гул и со всех сил прижал волшебницу к себе, не увидев, но почувствовав, как из внутренностей стража вырвался поток огня.
Панцирь раскалился еще сильнее, чем раньше. Жар жег все тело, а пламя ревело, как пробудившийся вулкан. Нас бросило через мост. Ударило о каменные плиты и поволочило по платформе. Остатки суставчатых лап покрылись копотью. Я с трудом различал, куда нас тащит. Что-то истерично вопил Оливье. Тело кричало от боли. Руки отказывались повиноваться, но я держал Ирину. Пусть меня бросали всю жизнь, я не поступлю так никогда.
Всё вертелось в бешеном хороводе. Я не различал где верх, а где низ. В закатном небе отпечаталась брусчатка, а по платформе размазались облака. Мы метеором врезались в стоящую повозку, перевернулись и, уже боком, высекая панцирем искры об камни, с последним рёвом огня, ударились в запертые ворота тюрьмы.
В голове шумело. Отпихнув остатки панциря, я приподнялся, упираясь в пол.
– Взять тюрьму штурмом? – усмехнулся Оливье. – Это по-пиратски!
Пошарив вокруг, я облегченно вздохнул, наткнувшись на Ирину. Она застонала и пошевелилась. Над ней, потрясённо уставившись на разбитые ворота, застыл директор тюрьмы.
– Невозможно… Впервые… Разрушить неразрушимое… – заикаясь, бормотал он, морща рыжие брови, – нагнулся, и отчаянно моргая, еле выдавил: – Что произошло?
Управляющий привычным жестом потянулся к моему плечу, но дотронуться не решился. Торжественный жреческий наряд дымился, а неприкрытая им кожа пузырилась ожогами.
– На нас напали! – трагически сказал голем.
– Как? Кто посмел?
Помощница открыла глаза.
– Источник магии! – простонал директор тюрьмы, бросившись к ней. – Моя деточка.
Ирина отстранилась.
– Со мной всё в порядке, – прошептала она пересохшими губами. – Я не ранена.
Руки меня не держали. Я завалился на бок, захрипев от боли.
– Терпи! Маги тебя вылечат, – не очень уверенно затараторил Евлампий.
Меня так трясло, что я едва справлялся с бившим тело ознобом.
Управляющий отбежал, причитая про незыблемость волшебной тюрьмы и ошеломленно показывал на ворота, взмахивая руками.
Ирина подтянулась ко мне и настойчиво прохрипела:
– Почему я не упала?
– Он тебя держал, – пояснил Евлампий. – Посмотри на его руки.
Я отвернулся от помощницы. Не хотелось ни её жалости, ни её сочувствия, ни её благодарности.
– Магочушь! – проскрежетала Ирина. – Это невозможно!
Вот и вся признательность. Я сжался, подтянув ноги к животу.
– Немедленно организовать поисковую бригаду! – закричал директор тюрьмы.
Он подлетел к нам, потрясая остатками шарнирной лапы железного стража.
– Кто? Куда? На кого? Зачем? – вопил управляющий, махая останками песика.
Он то бросался к помощнице, собираясь её поднять, то кидался к разрушенным воротам, качая головой и цокая языком, словно не верил собственным глазам.
Я не мог сосредоточиться. О чём говорил Евлампий? Что с моими руками? Я попытался подтянуть их к лицу.
– Их хотели освободить! На нас напал маг! – закричала Ирина.
– Умеешь ты барышень выбирать, – простонал голем.
– Попытка побега. Ещё организацию пришьют, – добавил Оливье.
Я их не слушал. Меня волновали только руки.
– Не стоит беспокоиться, – порекомендовал знакомый голос, – я уже выслал колдунов на поиски! Создайте хоть видимость порядка!
Едва справляясь с дрожью, я поднял глаза. Рядом с директором появился глава тайной канцелярии. Только его не хватало. Откуда он вообще взялся?
– До вас, задержанный! – отвечая на мой красноречивый взгляд, сказал Сыч. – Переживал, что влипнете в новые неприятности. А вы ещё в старых по самые уши, – он вздохнул. – Что же приключилось? Кто и где осмелился на вас напасть? – с наигранным ужасом, уточнил он.
Я облизал онемевшие губы. Хотел плюнуть в наглую рожу. Жалко, нечем, во рту пересохло. О чём говорил голем? Мысли путались. Ирина. Директор. Евлампий. Руки. Точно, вспомнил, голем болтал про них.
– Позвольте мне, – вмешался Евлампий. – Боюсь, мастер Носовский не в состоянии говорить.
– Изволь, – сердобольно разрешил Сыч.
Управляющий пожал плечами:
– Я не против, только отправим мою помощницу к целителям.
– Я останусь, – упрямо выдала Ирина, сжав кулаки.
– Нам кранты, – печально подытожил Оливье.
– На нас напали в середине пути, – затараторил голем. – Нападавший волшебник пытался похитить мастера Носовского, но Ирина и железный страж отбили атаку…
– Они знакомы! – встряла помощница. – Это очень сильный маг!
Сыч хмыкнул.
– Организованная попытка побега? – улыбаясь, уточнил он.
Ирина часто закивала.
– Госпожа отдала слишком много сил и не понимает, что говорит, – залепетал Евлампий. – Она готова была пожертвовать собой, но мастер Носовский держал её бессознательное тело. Он не сведущ в магических вопросах и не знал о связи железного стража с волшебницей. Огонь разрушал всё на своем пути. Мастер Носовский сильно пострадал, пламя истины проникло в его руки, и зараза распространяется. Я прошу вас оказать ему срочную помощь!
– Магочушь! – закричала Ирина. – Этого не может быть!
– Непременно разберёмся, – пообещал глава тайной канцелярии.
Директор посмотрел на помощницу, качая головой.
– Бедная деточка, как же ты справилась? – дрожащим голосом спросил он, и повернулся ко мне. – Мастер Носовский, как вы? Я немедленно переправлю вас…
– Повремените, – прервал Сыч. – Не время валяться на больничной койке, у нас тут белые пятна в следствии. Вам знакома личность напавшего мага?
Голем взволнованно глянул на Ирину, но она отстраненно смотрела перед собой.
– Нет, – пробормотал он.
– Жаль, – вздохнул Сыч. – Я ждал другого ответа, – и, перейдя на официальный тон, добавил. – Ваши показания потребуются для тщательного расследования.
– Мы в вашем распоряжении, – кротко ответил Евлампий.
– С кончика носа до кончика хвоста, – довольно согласился глава тайной канцелярии. – У следствия новые улики по убийству мастера Оливье.
Я застонал, устраиваясь поудобнее. Боль мешала четко думать.
– Это не может подождать? – встрял директор. – Пламя истины слишком опасно, если не поторопимся, оно поглотит мастера Носовского!
Кого поглотит? Не понял я. Какого мастера?
– Бессовестно поглотит, – кивнул Сыч и, криво улыбнувшись, продолжил, – но за две минуты не успеет. Мы обнаружили вашу бездонную сумку, мастер Носовский, а в ней уловитель магии.
– Сумка принадлежит… – попытался голем.
– Ты лучше закрой свой каменный рот! – резко оборвал глава тайной канцелярии. – Протесты не принимаются, мастер Носовский, пособник убийцы!
Я обреченно замотал головой и сдвинулся на спину. Жгучая боль от ожогов стала нестерпимой, но что еще хуже, поесть сегодня так и не удалось, а ускорение времени не прошло даром – я умирал от голода.
Вспомнив слова Евлампия, я поднял руки. Кожа сверкала, покрытая похожей на слюду или хрусталь коркой. Под светящейся плёнкой жутко чесалось, а мои тонкие пальцы стали еще тоньше и бледнее.
– Вы опасный преступник, – продолжил Сыч, – поэтому магистрат постановил перевести вас в чары блок!
Меня угроза не впечатлила, но я услышал всхлип и повернулся к Ирине. Она смотрела на мои руки и мотала головой. Слёзы лились по щекам, а губы дрожали.
– Мастер Носовский может рассчитывать на снисхождение? – с трудом выговаривая слова, спросила она.
– Убийцы не достойны милосердия, – твердо заявил глава тайной канцелярии.
Директор склонился к помощнице.
– Бедная деточка, не волнуйся, мы позаботимся о твоём спасителе. Мастер Носовский получит по справедливости!
Ирина заревела в голос, закрывшись руками.
– Точно! Закон для всех один! Для разноцветных и блёклых! – обрадовался Сыч.
Он склонился ко мне. На губах трепетала победная улыбка.
– Я страшный враг, – прошептал он. – Отдай символ свободы!
Я замотал головой.
Лицо главы тайной канцелярии окаменело.
– Я получу то, что мне нужно, – едва слышно выдохнул он.
– У меня его нет, – с трудом пробормотал я.
Ухмылка превратила лицо Сыча в жуткую маску. Он погладил меня по щеке.
– Желваки надулись, неужели близится превращение? Не представляю как это, часами бороться с удушающим ошейником, когда даже слюна не протискивается в сдавленное горло.
Глава тайной канцелярии хрипло рассмеялся и, разогнувшись, повернулся к директору.
– Пусть мастера Носовского осмотрят перед лечением, – приказал он. – Он подвергся неизвестному проклятию, и по директиве магистрата о сомнительном чародействе подлежит карантину.
– О чём вы? – рассердился голем.
– Сам знаешь, – рыкнул глава тайной канцелярии и вежливо пояснил. – Пища – это энергия, которая увеличивает силу наложенного заклятья, поэтому проклятых кормить нельзя!
– Мастер Носовский не проклят! – возмутился Евлампий.
– Кто знает! – отмахнулся Сыч.
– Но пламя истины… – возразил директор тюрьмы.
– Сутки карантина! – строго оборвал Сыч.
Я с трудом протолкнул комок в горло.
– Вы не имеете права! – заверещал голем. – Мастеру Носовскому нельзя голодать!
– Увидимся, задержанный, когда поумнеешь, – бросил глава тайной канцелярии, и, переступив через мои ноги, вышел в разбитые ворота.