Дежавю

Меня избивали, молча и методично. В ушах гулом отдавалось тяжелое дыхание этих отморозков, к которому прибавился хруст костей и перебитых хрящей. Сквозь мутную пелену заливавшей мне глаза крови, разглядел их обезумевшие, горящие гневом лица. Мне не у кого просить пощады. Пытаться спастись, звать на помощь бесполезно. Будет только хуже. Голова загудела, ощущения слились воедино, но они всё не останавливались. Вскоре моё сознание поглотил спасительный мрак.

В чувство меня привёл собственный слабый стон, я лежал с закрытыми глазами. Липкий холод проникал в каждую клеточку истерзанного тела, а конечности еле заметно подёргивались. Даже дышать удавалось с трудом, поверхностно, с отрывистым хрипом. Сильно болела спина, а ногу, будто через дробилку пропустили. Лучше бы я и дальше оставался в беспамятстве.

– Слышь, Сань, лох то наш, по-моему, сейчас откинется! – раздался голос рыжего, откуда-то сбоку.

– Да, чёт не рассчитали…

– В больничку не вариант. Надо избавиться от него. – Это говорил Костя. Без жалости или сожаления. Просто констатировал факт.

«Я ведь ещё живой!», хотелось мне заорать не своим голосом, но онемевшие мышцы мне больше не повиновались. Сердце сжалось от собственного бессилия и обиды на этих парней. Зачем они это со мной делают?! За что?! Я никому, ничего плохого не сделал! Я ведь живой! Живой! Пока ещё…

– Тащи его к воде! – грубый голос откликнулся в мозгу неописуемым ужасом.

– Точно, утопим и концы в воду! – издевательски хохотнул рыжий. – А речные раки остальное доделают.

Я всё ещё был в сознании, когда почувствовал, как двое подхватили меня под руки и, без лишних нежностей, поволокли. Хотел приоткрыть глаза, но веки разлепились лишь до узких щёлочек. Кровь. Она была повсюду. На одежде этих парней, на земле, на обуви. Везде. Долговязый Костя согнулся у воды немного дальше. Он, чертыхаясь, пытался привести в порядок свою заляпанную кровью толстовку.

Внезапно, тела коснулась холодная вода. Меня, как мешок с картошкой, бросили у берега. Тут было достаточно мелко, а вот буквально в двух метрах дальше – дно резко углублялось. Местное течение и бурные водовороты считались весьма опасными. По этой причине, пловцы избегали данного участка реки.

Тем временем, мои палачи ухватили меня, один за руки, а второй – за ноги. Когда мое тело приподнялось в воздух, мышцы натянулись нестерпимой болью. Казалось, меня разорвёт изнутри. С губ сорвался очередной стон.

– Потерпи, родной, скоро всё закончится! – засмеялся рыжий.

Моё безвольное тело беспощадно раскачивали для броска. Затем последовал непродолжительный полёт. Болезненное погружение. В ушах зазвенело, перед глазами разверзлась пустота. Вода попала в лёгкие, раздирая их обжигающей волной. Запаниковав, я, невесть откуда, нашёл в себе силы вынырнуть. Грубый тычок толстой палкой не заставил себя ждать, ею меня заталкивали под воду. Сил сопротивляться больше не осталось.

Говорят, перед смертью люди видят свою жизнь, или таинственный свет в конце тоннеля. Наверное, со мной что-то не так. Последнее что я запоминаю – физическое облегчение. Я больше не чувствую ударов. Как будто порвались стягивающие меня путы. И ещё, дикий протест. Я не успел её вернуть! Мы должны быть вместе! Она обещала.

***

Настя

Нервно поглядывая на двери Роминой квартиры, я заскочила в лифт. Столкнуться с ним сейчас не входило в мои планы. Слишком резко всё перевернулось с ног на голову. Вчерашний агрессор, вдруг проявил себя с неожиданной для меня стороны. За прошедшую неделю моей болезни, Громов не пропустил ни дня без того, чтоб наведаться ко мне. Даже Букет успел изучить его расписание, и нетерпеливо крутился у входной двери, в период между окончанием школьных занятий и его вечерними тренировками. Рома оказался очень заботливым. Да, его извечные подколы никуда не делись, но теперь они казались безобидными. Он появлялся как стихийное бедствие, и подбивал на чуждые мне поступки. Даже уговорил создать аккаунт в соц сети, когда узнал что я нигде не зарегистрирована. И первым же делом добавил себя в друзья. Мало мне его двусмысленных СМС! Мы долго и громко спорили, какие фотографии выложить на мою страничку, пока Букет, пользуясь случаем, безнаказанно очищал Ромкины карманы от вкусностей. А самое главное, Громов согласился мне позировать. Правда, как оказалось, с целью повесить свой портрет напротив моей кровати. Как он нагло заявил: «Только здесь ему место». Но это всё было дома. А как себя с ним вести в школе, я пока ещё не знала. Кто мы теперь друг другу?

Все эти мысли мигом вылетели из головы, как только я вышла на улицу. Высокая трава, деревья, кустарники всё было в белом инее. Я замерла, заворожено любуясь метаморфозой унылого ещё вчера двора. Сейчас он был безлюдным, и казалось, даже время замерло, не посмев нарушить хрупкую красоту этого хрустального царства.

– Прелесть… – тёплые ладони прикрыли мне глаза. Вишня и мята, этот аромат я узнаю из тысячи. Я плавно отвела Ромины руки от своих глаз и повернулась к нему лицом. Смотрел он вовсе не на иней. – Я боялся, что не нагоню тебя!

Ботильоны на высокой шпильке хоть и делали меня намного выше, на Громова всё равно приходилось смотреть снизу вверх. Он выглядел взволнованным, глаза лихорадочно горели из-под опущенных, длинных ресниц, а мягкая улыбка придала его лицу удивительную уязвимость.

– Так ты всё же чего-то боишься! – решила я припомнить наглецу недавнюю переписку. По сути, эти слова лишь попытка скрыть возникшую от его близости неловкость.

– Когда это касается тебя, – улыбка на его лице погасла, а взгляд вмиг стал серьёзным – боюсь до чёртиков.

– Рома…

Договорить я не успела. Громов обхватил моё пылающее лицо ладонями и медленно, словно давая шанс отстраниться, склонился надо мной.

– Будь что будет… – прошептал он мне в самые губы и приник в поцелуе. Дерзком. Волнующем. Укравшем весь воздух из лёгких. Я не была готова к этому. Не готова к тому, что земля, закружившись, ускользнёт из-под ног. Зарывшись руками в чёрные как ночь волосы, я полностью доверилась его умелым, сладким как сам грех губам. Рома, порывисто дыша, крепче прижал меня к себе, ни на миг, не прерывая эту чувственную пытку. В этот момент наши души словно соединились в одну, и воспарили высоко-высоко над реальностью.

Не знаю, сколько длился этот поцелуй, так как я окончательно в нём растворилась. К сожалению, всё хорошее имеет свойство заканчиваться. Рома нехотя отстранился, но объятий не разнял. Ещё с минуту мы стояли неподвижно, касаясь друг друга лбами.

– Я иду с тобой, – глухо прошептал Громов, – прогуляемся?

– Да.

Слишком лаконичный ответ, но на большее я не была сейчас способна. Рома забрал мой рюкзак и мы неспешно, рука об руку, зашагали в сторону школы. В смятении от произошедшего я так больше не проронила ни слова, Рома тоже молчал, изредка лишь крепче сжимая наши переплетённые пальцы, словно боялся, что я исчезну.

Школа встретила нас характерным шумом, сочетающим в себе весь спектр проявления эмоции. Сметая всё на своём пути, по коридорам беззаботно носились младшеклассники. У кабинета литературы, я заметила скучающего Тима, он проводил спешащую ребятню насмешливым взглядом. У Ершова с этим связанна собственная история. В начальных классах он развлекался, бегая как угорелый по административному этажу. Ничего вокруг не видя, он размахивал огромным портфелем, одурманенный своим героизмом и безнаказанностью. Как-то раз мчится, тогда ещё пухленький Тим, мимо кабинета завуча и тут, очень некстати, дверь распахнулась. В итоге, Тимофей отделался сломанным носом, а завуч резко подскочившим давлением. После этого происшествия, Ершов ещё долгое время подозрительно косился на закрытые двери, что никак не помешало ему удачно налететь на Оксанку. Несомненно, это судьба.

Тем временем, рядом с парнем, как назло, успел собраться почти весь класс. Незаметным наше совместное с Ромой появление теперь уж точно не останется. А это грозит повышенным к нам вниманием, и если для моего спутника это вполне привычное дело, то для моей стеснительной натуры, наверняка обернется дискомфортом.

Я попыталась незаметно высвободить свою руку из цепкого, мужского захвата. Безрезультатно. Рома решительно подвёл меня к синхронно застывшим в изумлении одноклассникам.

– Доброе утро! – жизнерадостно поприветствовал их Громов и, для полноты картины, подойдя ко мне со спины, бережно обвил руками.

Уронившие челюсти ребята, не сразу даже сообразили, что надо бы ответить. А что же я? А мне их неоднозначная реакция, вдруг стала безразлична. Ромины объятия, непробиваемой стеной, укрыли меня от всех невзгод.

– Я рядом… – едва слышно прошептал он мне в затылок.

– О, вот и Шилова, наконец, объявилась! – это первым сориентировался Стас. – Ты ведь помнишь про завтрашнее мероприятие?

– И оформление зала, всё ещё на нас, – добавил Дима, трагично запустив пятерню себе в волосы, отчего они вздыбились русым ирокезом – сегодня задержимся после уроков.

– Да, тлен это всё! – махнула рукой Маша, та самая девушка с экстремальной чёлкой, – главное это наряд осени! Ты ведь готова уделать 11Б?!

– Конечно! – «…нет!» добавила про себя. Я была слишком занята самокопанием. Какое уж там платье. А у ребят вон как азартно глазки горят, война с параллельным классом на самом пике активности, и завтра финальная битва. Признаться в своей вопиющей безответственности, всё равно, что окончательно поставить крест на наших, и без того вялых взаимоотношениях. Так что, изобразив уверенную улыбку на лице, я позволила Роме увести себя в класс.

После уроков, как и договаривались, мы все собрались в актовом зале. Если быть точной, там вполне хватило бы и меня с Соколиками, но враждующие стороны посчитали это место идеальным для обмена «любезностями». И если мужская половина благополучно сохраняла, по крайней мере, видимость нейтралитета, дружно надувая воздушные шары, то девушки напоминали кровожадных индейцев, на тропе войны. А вождём была ставшая вдруг неуправляемой Ритка. Поначалу всё было относительно тихо-смирно. Машка придумала установить на сцене самодельное деревце, для антуража. В качестве ствола, мы позаимствовали напольную вешалку из кабинета химии. Красиво обернули органзой оставшейся от декорирования задней части сцены. Оставалось только смастерить шикарную крону. Благо нам предоставили огромный мешок ярких, сухих листьев и веток рябины. Вот их превращением в густую крону я с Ромой и занималась, когда на середину сцены, из-за кулис, приземлилась Ритка. Прямо на свою пятую точку.

– Сама ты жалкая дура! – не своим голосом верещала красавица, – что, патлы лишние появились?! Так это поправимо…

– А я и лысой уведу у тебя корону, – уверенно уперев руки в бока, издевалась Мартышкина, – причём, заметь, не впервой!

– Ничему тебя жизнь не учит! – угрожающе зарычав, Рита стала подниматься, – мартышка, она и есть мартышка, пусть даже крашенная и на каблуках!

– Хорош уже тявкать, как псина бешенная, – Олесю бурная реакция брюнетки явно забавляла, – ах да, дворнягам же прививок не делают…

Подскочив как ужаленная, Рита стала лихорадочно оглядываться. Её полубезумный взгляд остановился на, слегка прибалдевших, нас с Ромкой. Она злобно сощурилась, схватила пластиковый мешок с листвой и, сердито зашипев, высыпала его содержимое, чуть ли не мне на голову.

–Ты чего, припадочная, с метлы свалилась?! – подорвался Громов, но Рита уже вовсю неслась к сопернице.

– Иди ко мне, Мартышка, сейчас я тебя корону-у-ую!

Олесина попытка увернуться от разъяренной фурии не увенчалась успехом. Рита, подобно заправскому рестлеру, запрыгнула на несчастную и одной рукой вцепилась той в густую копну волос. Не удержав равновесия, иконы стиля нашей школы, неуклюже повалились на деревянное покрытие сцены. Ритка, еще, будучи в полёте, свободной рукой пыталась водрузить на многострадальную Мартышкину голову нагло отобранный мешок. Над всей этой вакханалией, под звуки «Осеннего вальса» феерично кружились остатки засушенных листьев. С Димкиной лёгкой руки, довольные внеплановым представлением очевидцы начали хлопать в ладошки.

– Что у вас тут происходит?! – окрик нашего классного руководителя был в меру сдержанным, но, как ушат холодной воды, вмиг остудил горячие головы.

– Репетируем, Дмитрий Васильевич! – вышел из положения Витя, ловко укрыв присмиревших девиц за тяжелым занавесом.

– Закругляйтесь! – а глазки так и сканируют помещение. – И приберите за собой. Развели бардак!

Как только двери за всевидящим руководителем закрылись, присутствующие зашлись дружным хохотом.

– Давно я так не смеялась! – продолжая широко улыбаться, поделилась я с Ромкой.

– Секунду! – Громов проворно обнял меня, и, прижавшись щекой к щеке, сделал на свой айфон нашу первую, совместную фотографию.

– Покажи! – состроила я брюнету глазки.

– А ты обещаешь себя хорошо вести? – хитро заглянул он мне в глаза.

– Я иначе себя и не веду! – заверила я Рому.

–Посмотрим – как-то хищно пробормотал этот несносный человек. Не переставая ухмыляться, он скинул фотографию на мой телефон.

– Ты неисправим, Громов! – констатировала я очевидный факт.

– Мы свою работу закончили, уборка на вас, бездельники! – Громов нахально помахал всем ручкой и, подхватив меня под руку, прошествовал к выходу из зала.

– Урод… – зло прошипела нам в след Рита. В руке у неё был зажат военный трофей – довольно густая прядь Мартышкиных волос.

***

– На-а-асть… – томно растягивая гласные, обратился ко мне Рома, у самых дверей моей квартиры. Он навис надо мной, упёревшись руками в стену, по бокам от меня. – Милая, признайся, когда ты хочешь, чтоб мы это сделали?

– Сделали что? – я нервно сглотнула, покраснев до корней волос.

– Как что? – изумился Рома, теперь он склонился ещё ближе, к самому уху, и уточнил проникновенным тоном. – Когда ты хочешь сходить со мной на свидание?

– Паршивец!

Его издевательский смех ещё звенел у меня в ушах, когда я, сгорая от стыда за свои грязные домыслы, спряталась за дверями родимой квартиры. А ведь мне ещё предстояло придумать, как быть с нарядом на завтра.

Перевернув вверх дном содержимое своей гардеробной, я остановила свой выбор на платье, в котором была на выпускном в девятом классе, прощаясь с покинувшими нашу школу одноклассниками. Повезло, что большинство решили остаться и нас не объединили с «Б» классом. От своих, хоть знаешь чего ожидать! Это был нежный классический наряд длинною в пол, цвета «брызги шампанского». Внимательно оглядев его ещё раз, я безжалостно схватила вещицу и побежала к маминой подруге, Руслане. Она жила в соседнем доме и являлась хозяйкой модного у нас ателье. Так как своих детей у Русланы быть не могло, она во мне души не чаяла, чем я сейчас и собиралась воспользоваться.

– Руслана, вы просто волшебница! – потрясённо восхищалась я, спустя полтора часа её усердной работы. Моё строгое платье было не узнать. Точнее от него вообще мало что осталось. Подол был укорочен на ладонь выше колен, а снизу кокетливо выглядывали бледно-золотистые кружева. Такими же кружевами был отделан корсет с очаровательной шнуровкой спереди.

– Это дополнит образ! – Руслана приложила к моей шее ленту цвета тёмного шоколада, в тон шнуровки корсета. Она была декорирована небольшой королевской розой.

– Спасибо, теперь вы моя фея крёстная! – Я крепко расцеловала растроганную женщину.

– Беги, – Руслана смахнула одинокую слезинку – платье – всего лишь полдела. Самое главное, свежее, отдохнувшее личико.

Уже лёжа в кровати, я всё не могла оторвать глаз от экрана своего телефона. Наше с Ромой фото получилось отменным. Мы счастливо улыбались, глядя в камеру. У меня в волосах задорно торчали запутавшиеся яркие листья, а Ромка со своей взъерошенной причёской и фирменным взглядом падшего ангела, был просто очарователен. Надо же, он сумел уловить такие безмятежные, чистые, а главное искренние эмоции!

Когда, внезапно, замигало сообщение от Громова, сердце взволнованно затрепетало. Он тоже думает обо мне!

«Сладких снов, мой застенчивый ослик!»

«И тебе, несносное чудище!», – мстительно хихикая, напечатала я.

«Тебе же понравилось целовать это чудище. Ай-яй-яй, а такая хорошая была девочка…»

Вот тролль! Я гневно погрозила кулаком его портрету, который так и остался висеть в моей спальне.

***

Вот и наступило 28 октября, день осеннего бала. Негромко напевая себе под нос, я орудовала плойкой, превращая свои волосы в каскад крупных локонов. Платье уже было упаковано, на лицо был нанесён неброский макияж, и я задорно пританцовывала в предвкушении веселья. С удивлением обнаружила входящее сообщение от Ромы, по утрам он мне ещё ни разу не писал. Ну, ладно, писал! Некстати напомнил о себе случай на пробежке. Как же быстро я забыла все его многолетние пакости! Нехорошо! Однако думать об этом сейчас совсем не хотелось, тем более текст оказался вполне безобидным: «Доброе утро, милый ослик! Сегодня поедем на машине моего отца. Жду».

Когда я спустилась, Громов галантно открыл передо мной заднюю дверь отцовского шикарного БМВ. В мае нам исполнится по восемнадцать, и нетрудно догадаться какой подарок ждёт Ромку. Он уже даже сдал экзамен на получение водительского удостоверения. Поздоровавшись с Игорем Сергеевичем, повернулась к усевшемуся рядом Роме.

– Признавайся, что задумал? – я старалась говорить тихо, чтоб мог слышать только младший Громов.

– Откуда такая подозрительность? – в тон мне возмутился этот обаятельный мерзавец.

– Твоё невинное выражение лица всегда скрывало очередную пакость!

– Не будь занудой, принцесса. – Он прижал мою ладонь к своей груди, так, чтоб я могла ощутить его сердцебиение. – Доверься мне.

Я прищурилась, испытывающе заглядывая в чёрные, бесстыжие очи.

– Ладно, каюсь! – жуликовато улыбаясь, Рома положил мне на колени небольшую коричневую коробочку в форме сердца.

В голове яркой вспышкой загорелось воспоминание где, на день влюблённых, в третьем классе Ромка вручил мне точно такую же коробочку, с предложением мира. Я тогда чуть голос не сорвала, крича как безумная, от вида двух закрытых в ней отвратительных многоножек. В тот раз поганец впервые сослался на мою, якобы нездоровую, голову. Но самым обидным стал сочувствующий взгляд учителя, когда, вместо сбежавших членистоногих, в коробочке оказались обычные леденцы, коих я, под паукообразными чудищами, как-то сразу и не заметила. А «расстроенного» моей реакцией Рому утешали всем классом. Надо ли добавлять, что, у меня с той поры выработалась стойкая неприязнь к валентинкам и всей с ними связанной атрибутикой.

Вот и сейчас, лоб мгновенно покрылся испариной, а по телу пронеслось стадо мурашек. Я непроизвольно вцепилась в обивку сидения.

– Насть, что с тобой? – не понял Громов причины моего панического приступа. Миг, и лицо его исказила догадка. – Чёрт, Какой же я болван!

Он отобрал у меня коробку и потёр глаза руками.

– Прости, я, правда не подумал… – Рома придвинулся ближе, и сжал руками мои предплечья. – Насть, посмотри на меня.

Наши взгляды встретились, в тёмных глазах плескалось искреннее раскаяние. Я с досадой подумала, что снова веду себя как ребёнок. Пора отпустить детские обиды, мы оба выросли и изменились. Особенно Рома.

– Всё хорошо, это ведь было так давно.

– Прости. – Громов, избегая резких движений, открыл тугую, картонную крышку и положил себе в рот шоколадную конфету. – Даже не отравленные, – усмехнулся он, протягивая мне вторую, такую же.

Я послушно забрала у него своё любимое лакомство, которое и на вкус оказалось просто восхитительным.

– Ничего больше не бойся, – прошептал Рома, стирая подушечкой большого пальца прилипшую к моей губе шоколадную крошку, – просто доверься мне.

И я решилась. С присущей мне наивной верой в людей, я рискнула довериться. Громову.

***

Ввиду предстоящего нам бала, уроки сегодня были сокращёнными, и уже к полдню в актовом зале воцарилось массовое помешательство. Учащиеся 9 и 10 классов проводили генеральную репетицию, перед началом торжественной части. Мы должны были репетировать с 12 классом (да, у нас 12 летняя система обучения), он был немногочисленным, человек 16, в большинстве своём парни. Остальные ушли кто куда, ещё после девятого.

Девчонки уже успели переодеться и небольшими группками прохаживались по залу, красуясь друг перед другом своими нарядами. Взрывы хохота, которыми сопровождались самые удачные шуточки или насмешки над соперницами, порою перекрывали даже вполне громкую музыку. Парни же были слишком круты для всего этого, поэтому, переодевшись в костюмы, стояли в стороне одной большой компанией, лишь изредка кидая в нашу сторону оценивающие взгляды. Громова среди них я не заметила, стало немного грустно, меня волновала его реакция на моё необычное платье.

– Насть, обалдеть! – Оксанка меня нагло покрутила, потрогала свободно спадающие локоны и выдала свой вердикт. – Это не можешь быть ты!

– Почему это не могу? – смущенно запротестовала я, подметив хорошо сидящее на подруге, бледно жёлтое платье с белым поясом. Смирнова как всегда была неотразима.

– Потому! – бесцеремонно ответила Оксана. – Слишком дерзкий образ, для такой тихони. Я вот удивляюсь, как такая конфетка до сих пор ни с кем не встречалась. Ты хоть раз на свидании была?

Я покачала головой.

– Последнего несчастного, который хотел пригласить Настьку в кино, Громов спустил со школьной лестницы и отмудохал у подъезда для верности! – огорошил нас новостью Тим. – Это ещё в девятом классе было.

– Почему ты мне раньше об этом не говорил? – поинтересовалась я, недоверчиво глядя на лучшего друга.

– Разве для тебя это имело значение? – Ершов скептически приподнял брови. – Мне всегда казалось, что тебе это только в радость.

Тим прав, я была слишком зациклена на своих чувствах к Кириллу и внимание противоположного пола (как и его отсутствие) меня абсолютно не заботило.

– Шилова, надо же… – злой Риткин голосок прозвенел совсем рядом. Тим, как убеждённый пацифист, втиснулся между нами, решив, в случае чего, предотвратить рукоприкладство. Я выглянула из-за его плеча.

– Ты тоже ничего!

– Я в курсе, блаженная.

Девушка действительно выглядела великолепно. Иссиня-чёрные волосы до самой талии контрастировали с молочной белизной её короткого платья. Умело подкрашенные глаза, цвета летнего неба, томно мерцали из-под изогнутых ресниц, а безупречная кожа сияла жемчужным цветом. Да уж, Мартышкиной придется несладко.

– Ритуль, Классное платье! – а вот и Олеся, легка на помине. – Мамино свадебное искромсала? Благо свадеб у неё целых четыре было. Или пять? Что-то я запуталась…

Все прекрасно знали, как остро девушка реагирует на упоминания о провальных попытках матери устроить свою личную, обеспеченную жизнь. Но, до Мартышкиной, никто не рискнул так откровенно её этим поддеть. У Риты от бешенства только пар из ушей не шёл.

– Клёвая причёска, Мартышка! – брюнетка злорадно скривила губки. – Долго проплешину маскировала? А то, головушка твоя только на то и годиться, что волосы отращивать.

– Брейк, девочки! – вмешался Витя, хватая Риту под руку. – Оставьте свой пыл для конкурса, нам танец репетировать пора. Бал начнётся через сорок минут.

Громко цокая шпильками, соперницы разошлись в поисках своих кавалеров. Я ещё раз просмотрела листы со своей речью, которую и без того знала почти наизусть, и скучающе разглядывала танцующие пары.

Скучающе, до тех пор, пока не увидела Рому. Он возвышался над всеми. Классический тёмный костюм идеально сочетался с чёрной рубашкой, и подчёркивал широкий разворот плеч. Громов сейчас казался особенно загадочным и притягательным. Танцевал он, кстати, тоже неплохо, с… Ритой. У меня как-то совсем вылетело из головы, что они будут соревноваться как пара, поэтому к такому зрелищу я оказалась не готова. Сердце противно сжалось от неприятного чувства ревности. Я отвернулась, чтоб лишний раз не травить себе душу. Просто надо спокойно пережить этот день. Он рано или поздно закончится.

Страдать в одиночестве мне долго не пришлось. Участников пригласили за кулисы. Зазвучала немного грустная мелодия осеннего вальса, под которую должна была выйти я, одна из трёх ведущих. Теперь то, позорная робость перед многочисленной публикой знакома мне не понаслышке! Я вдохнула поглубже и шагнула на сцену. Попутно помянула подбивших меня на это Соколиков плохими словами, и на душе стало немного легче. Помирать – так с музыкой! Я искренне улыбнулась притихшему в ожидании шоу залу и бодрым голосом начала свою, местами довольно остроумную речь. Из-за кулис Ромка показал мне большой палец, и я окончательно расслабилась. Это как с парашютом, страшно только решиться. Мне даже понравилось выступать. Зрители тоже остались всем довольны и я, с чувством хорошо выполненного долга, скрылась за кулисами.