Пером по шапкам. Книга вторая. Жизнь без политики

Подобных примеров можно приводить, увы, бесчисленное множество. Возникает вопрос: что же происходит с русским языком? Куда мы катимся?

Потому, видимо, и принят новый закон о языке, что наболела проблема. Однако провести закон в жизнь будет отнюдь не просто. Тут одними словарями специально для депутатского корпуса не обойтись. Необходимо потребовать умения владеть нормативным русским языком на всех уровнях. Повысить требования к преподаванию языка. Не считать этот предмет второстепенным для специалистов не гуманитарного профиля. И когда на должности будет сидеть у нас вместо чека банковского человек грамотный с душой патриота россиянина, только тогда можно быть спокойным за наш великий язык и не менее великую Родину. Чек вместо человека нам точно не нужен.

Но, упоминая разговорную практику с её многочисленными ошибками, нельзя не сказать, и, думаю, никто не станет возражать мне, что огромное влияние на нашу речь оказывает литература и особенно поэзия с её преимущественно малыми формами. Стихи быстрее прочитываются и легче запоминаются, тем более что многие из них специально заучиваются наизусть. И если такое произведение содержит какую-либо ошибку, то многими читателями и слушателями, скажем, неправильное ударение воспринимается, как вполне приемлемое и нормативное, что позволяет затем особенно молодым людям повторять это неверное употребление слова или выражения. Приведу один пример.

В популярной в семидесятые годы песне есть такие незамысловатые строчки:

Ходит парень – сама печаль.

Смотрит парень куда-то вдаль.

А я вижу из-за плетня,

Косит глазом он на меня.

Возможно, автор этих слов писал вполне грамотно, подразумевая в последней строчке в слове "косит" ударение на букве "и", что правильно было бы. Такое ударение не мешает чтению стихов. Поскольку второе двустишие написано анапестом, то первые два слога должны быть безударными, а, стало быть, слово "косит" проговаривается безударно, делая акцент строки на слове "глазом". Однако благодаря мелодии, написанной на эти слова, в последней строчке происходит, так называемая, синкопа то есть сдвиг ударения на первый слог. И, видимо, авторы песни не обратили внимания на появившуюся при этом безграмотность в содержании. Ведь "косит" с ударением на первом слоге означает, что кто-то косит сено или траву и уж, конечно, не глазом, а косой. Если же мы хотим сказать, что кто-то искоса посмотрел на кого-то, несомненно, мы скажем, что он косит глазом с ударением на "и", то есть на втором слоге. Авторы песни не задумались над парадоксальностью смысла фразы "косит глазом" (как косой) с ударением в первом слове на первом слоге. Слова-то однокоренные, но семантически разные. Такое часто случается не только в русском языке, но и в других. Я бы мог с лёгкостью привести немало примеров из английского языка, где от постановки ударения в слове меняется его смысл, но не стану этого делать по той причине, что и в других языках зачастую происходит то же самое.

В нашем же случае со словом "косит", авторы песни оказали медвежью услугу многим меломанам, запомнившим это неверное ударение на первом слоге, когда кто-то косит глазами. Кстати, в песне легко можно было устранить эту безграмотность, слегка изменив строчку, например, так: "косит глазами он на меня". Здесь ударение в слове "косит" вынужденно падало бы на нужный второй слог. Правда при этом несколько страдал бы ритм песни, но сохранялась бы грамотность речи. Между прочим, сегодняшнее жаргонное выражение "косить (то есть отлынивать) от работы, армии или чего-то ещё" с такой же неверной постановкой ударения в третьем лице единственного числа этимологически возможно связано с упомянутой популярной в прошлом песней.

Но бывает, что авторы сознательно искажают слова и меняют ударения в словах. В качестве яркого примера можно взять известное стихотворение Евгения Евтушенко "Идут белые снеги", которое так и начинается:

Идут белые снеги,

как по нитке скользя…

Жить и жить бы на свете,

да, наверно, нельзя.

Мы не будем в настоящий момент обсуждать содержательность этих строк, так как у нас другая задача. Стихи написаны в 1965 году, в период кульминационной популярности поэта. Несомненно, молодой поэт знал в то время, что в слове "идут" ударным является второй слог, а не первый, и что слово "снег" имеет множественное число "снега", а не "снеги". Сказать, что искажение русских слов поэтом в этом стихотворении можно объяснить требованиями особой поэтики, красотой слога, необыкновенной образностью, мне кажется, нельзя. Здесь скорее обыкновенное стремление к вычурности, к парадоксальности, чтобы привлечь внимание, но не к красоте русского слова. Ведь можно же сказать проще и красивее:

Сыпет снег, чист и светел,

как по нитке скользя…

Жить и жить бы на свете,

да, наверно, нельзя.

Тут и рифма лучше, да и в воображении представить снега, скользящие по нитке, труднее, чем снег. Но в период популярности поэта редакторы, очевидно, не считали себя в праве спорить с автором, а зря. Правда, вопрос отношения к неординарным личностям довольно спорный. Многие полагают, что таланту можно прощать все его прегрешения.

Помню, как в юные годы мы, молодые тогда поэты Ялты собирались в горкоме комсомола читать друг другу свои стихи. Среди нас самым молодым был нынешний детский писатель Григорий Остёр, которого мы звали просто Гариком. Тогда он любил поражать нас своей плодовитостью, принося на следующий день с десяток написанных за ночь стихотворений. Но дело не в скорости написания, о чём речь впереди. Мне помнится одно стихотворение Гарика не наизусть, а по содержанию, в котором рассказывается о военном трубаче. Парня никто не любил, товарищем хорошим он не был, воровал и отличался другими плохими поступками, "но, – патетически заключается в стихотворении, – на трубе играть умел, как ни один другой". Иными словами этот его талант должен был перекрывать всё остальное.

Не уверен в том, что так должно быть в жизни. Скорее, о таком трубаче надо было писать с сожалением, а не с гордостью. Талант хорош, когда он не сам по себе, а служит людям, принося пользу. Какой может быть радость у человека, которого только что обокрали, а в ответ на возмущение исполняют прекрасно мелодию на трубе? Это напоминает мне массовые празднества, устраиваемые для бедного народа. Чем беднее становится народ, тем пышнее народные гуляния с единовременными подарками.

Мне думается, что поэт не имеет права искажать свой язык. Евтушенко написал свои "снеги", и вот уже они полетели по стихам других авторов, либо сознательно подражающих, либо уже поверивших в правомерность неправильного употребления слова. У Юрия Жильцова сборник стихов "Знак уходящего лета", выпущенный в 2002 г., начинается строками:

Кто же это

на белые снеги

расплескал васильковую синь?

Это Гжели

прекрасная небыль

взоры манит убором своим.

Кстати это же стихотворение, воспевающее синь, завершается весьма странным образом:

Не могу я

на синь наглядеться

ту, что в Гжели

художник взрастил!

Ну куда от России мне деться –

синий цвет мне

без снега – постыл!

Автор стихов, по-видимому, не совсем понимает значение слова "постыл", которое подразумевает отвращение к чему-то, непринятие. Поспешность написания стихотворных строк привела к случайной рифме и надуманной любви к России, связанной с тем, что синий цвет противен, если рядом нет белого снега.

Как часто мы слышим от окружающих о том, что, мол, тот или иной человек, несомненно, хорошо говорит, ведь он поэт. Значит, от мастера пера люди всегда ожидают правильного владения словом. А что мы видим, например, у детского писателя Эдуарда Успенского? Одна из его книжек для детей озаглавлена, как и одноимённое стихотворение, "Если был бы я девчонкой". Кому из нас не известна поговорка: "Если бы да кабы, во рту выросли б грибы"? Попробуйте сказать её так, как написал строку Успенский, и вот что получится: "Если да кабы бы, во рту выросли грибы бы". Неправда ли смешно? Почему же не посмеялись редакторы над фразой "Если был бы я девчонкой", которая грамотно должна была бы звучать "Если бы я был девчонкой"? Разумеется, инверсия в русском языке допустима, но до какой степени? И уж если мы меняем порядок слов в предложении против обычного или переставляем ударения, то это должно быть аргументировано, продиктовано творческим замыслом, окупающим неточность другими преимуществами, а не тем, что автору лень было подумать над строчкой, чтобы сделать её грамотнее и интереснее.

Часто любители скороспелых неграмотных строк в ответ на сделанное им замечание тут же ссылаются на хорошо известных поэтов, приводя в пример их, будто бы неграмотные строки, написанные ими сознательно. Особенно это касается использования ненормативной лексики, которую сегодняшние горе авторы так и норовят вставить в свои неуклюжие произведения. Но следует заметить, что, во-первых, ссылаются при этом на мало известные, не вошедшие в классику произведения, которые сам автор при жизни, может быть, не хотел бы придавать широкой огласке, а, во-вторых, нужно знать, в каких условиях и с какой целью эти строки писались. К примеру, кто-то в качестве аргумента отклонения от правила может привести строки Пушкина из знаменитого стихотворения "Анчар", которое начинается словами:

В пустыне жаркой и скупой,

На почве зноем раскаленной,

Анчар, как грозный часовой,

Один стоял во всей вселенной.

Кажется на первый взгляд, что Пушкин ради рифмы со словом "вселенной" неверно употребляет слово "раскалённый", умышленно заменяя букву "ё" на "е". И вот, пожалуйста, мы уже, вроде бы, можем говорить о допустимости искажений русского языка. Но как раз тут-то мы и ошибёмся. Ведь критически относясь к творчеству того или иного писателя, нельзя забывать, в какое время он жил, какой была речь в те годы. А далеко не все слова, которые мы сегодня произносим с буквой "ё", во времена Пушкина произносились так же. Вспомним, что и сегодня более архаичная церковная речь сохраняет у себя слово "сестры" вместо современного разговорного и литературного "сёстры". Что же касается Пушкина, то уж он-то к русскому языку относился очень внимательно. Достаточно прочитать его собственные критические работы на эту тему.

Беда многих молодых поэтов заключается в том, что они торопятся свои первые пробы пера выдавать, как говорят шахтёры, сразу "на гора", то есть на всеобщее обозрение. Зачастую элементарные, так называемые, альбомные стихи, которые имеют сугубо личное значение, которое может понять только автор и тот, кому стихи предназначались, поэт спешит опубликовать в печати.

Стихи, на мой взгляд, должны рождаться внезапно по велению души, а не специально делаться, как табуретки и стулья. Хотя и там, и там нужны сноровка, опыт и мастерство. Но в том-то и состоит разница, что мебель делают, когда она нужна к определённому моменту, а стихи тоже нужны, но они появляются сами тогда, когда душа не может уже сдержать их в себе и выплёскивает на белый свет, подобно вулканической лаве. И чем большей грамотностью обладает поэт, тем лучше будут рождаться при этом его стихи.

Разумеется, я не противник экспериментов поэтических, всяких буриме, акростихов и прочей стихотворной акробатики. Эти занятия нужны порой для тренировки умения находить рифмы, вписываться в ритм так же, как боксёру не вредно заниматься поднятием штанги для укрепления мышц. Я хоть и не люблю намеренного делания стихов, но тоже иногда баловался акростихами в период моего знакомства с Николаем Ивановичем Глазковым, который как раз очень любил эту поэтическую форму. Однажды "Литературная газета" даже объявила конкурс имени Николая Глазкова на лучший акростих. Мне хотелось доказать, что это не так уж сложно – писать акростихи, и я решил написать усложнённый вариант и послал его в газету. Потом, будучи в гостях у Глазкова, я показал ему этот свой эксперимент и посетовал на то, что газета его не опубликовала. Николай Иванович рассмеялся, сказав, что конкурса никакого не было, а редакция на самом деле просто пошутила в его адрес. Что же касается моего стихотворения, которое не только начиналось и заканчивалось строкой "Николаю Глазкову", но те же слова были по вертикали, и, что самое главное в моём техническом создании – шли также по диагонали, то, прочитав эту конструкцию, Николай Иванович сказал: "Женя, если бы в поэзии давали лицензии на изобретения, то ты бы получил одну за это творчество, поскольку такого ещё никто не писал". Приведу эти стихи для примера.

Николаю Глазкову

Иисусу таланта,

Как романтику слова,

Осторожно бокалы,

Лоб легонько наморщив,

Аккуратно наполню.

Юг не юг без хорошей

Гаммы игр винной крови.

Лейтесь легче и шире

Ароматы Бастардо!

Заливайте заливы

Красной маской парадной!

О, быть только живому,

Верить всем увлечённо.

Увлекаться ж муссонно

Николаю Глазкову

Ещё раз повторю, что писал я эти стихи лишь для того, чтобы доказать, что придумывать можно многое, но к настоящей поэзии это никакого отношения не имеет, как и любые словотворчества, мучительно создаваемые ради сенсации и привлечения к себе внимания. Это никоим образом не означает, что работать над стихами не надо. Конечно, приходится порой писать, исправляя и переделывая, но самую большую радость доставляют строки, вырывающиеся внезапно. Однако качество их в сильной степени зависит от поля, на котором они выросли, от подготовки этого поля, то есть от грамотности пишущего человека. Доброе ухоженное поле, заранее сдобренное хорошими знаниями, никогда не позволит родиться неграмотному поэтическому зерну. К родному слову должно относиться бережно прежде всего поэтам.

«Литературная газета», 16.04.2003

«Русский переплёт», «Слово о русском слове», 28.04.2010

«Такой чек нам не нужен»

Всю жизнь под фанеру?

Реплика писателя

День победы в этот раз отмечали с большим подъёмом. Тут и парад опять на Красной площади, и салютов в Москве больше, чем обычно, и массовые гуляния на площадях и улицах – благо день выдался солнечный почти летний. Ходи себе и радуйся, а меня так грусть охватила. Что так?

Дело, конечно, не только в том, что, чем тяжелее живётся в стране, тем пышнее проводятся праздники, хотя и в этом тоже. Но какая-то суррогатная становится наша жизнь.

На Красной площади большой праздничный концерт. Тысячи зрителей. И выступают замечательные мастера сцены. Чего стоит чудный певец Басков на фоне военного хора. И песни замечательные исполняет. Но вдруг ловишь себя на мысли, что помогают певцу неплохие, и даже очень, женские голоса. Но где они? Да нет же женщин на сцене. С неба они что ли доносятся?

А вот другой исполнитель. Тот поёт под баян, которого тоже нет. Ну, может, где-то спрятан? Как же тогда слышит музыкальное сопровождение исполнитель? Ах да, вместе со всеми – в записи. Так не в записи ли и сам голос? Очевидно, что так.

А тогда зачем нам живые исполнители? Поставим себе куклу вместо, например, того же Баскова, и пусть себе делает вид, что это именно он поёт его голосом. Ведь делают так в провинциальных городах, где под чужие фонограммы, как говорится, "под фанеру" поют в ресторанах живые куклы с очень, может быть, плохими своими голосами. Таким исполнителям и платить можно меньше, чем заслуженным и именитым, а эффект практически почти тот же. Чего уж там?

Я уж не говорю о том, что звуковая техника сегодня такая замечательная, что из любого голоса даже самого никудышного можно супер певца сделать. Немного убрать высокие тона, чуть добавить низкие, там смягчить, тут усилить, пустить эхо, подрожать реверберацией – вот и зазвучало, полилось чудо из динамиков. А зрители в восторге – думают, что певец талантливый выступает.

Ну да ладно, пусть радуются, раз приятно. Главное, чтоб техника не подвела и не отключили в самый ответственный момент электроэнергию, отчего сразу станет ясно, что певец только рот раскрывает, а если и запоёт со страха, то лучше бы этого не делал.

Я почему об этом подумал в праздничный день, когда концерт с Красной площади передавали по телевидению с титрами "прямое включение"? Да потому что мне стало казаться, что вся наша жизнь сегодня идёт под чью-то фонограмму, или "фанеру", как вам угодно, с куклами-исполнителями.

По случаю Дня Победы провели военный парад на Красной площади. Выступил президент страны с речью. Плохую фанеру ему написали. Не упомянул даже о том, что победа была в войне с немецкими оккупантами. Слово "враг" упоминалось, но не расшифровывалось, мол, люди сами должны знать, кто имеется в виду. Однако в таком случае, зачем вообще выступать, если всем известно, что отмечается день победы?

Казалось бы, это случайная забывчивость автора фонограммы, но вот что вспоминается при этом. Министр культуры Швыдкой предлагает дарить немцам шедевры живописи, некогда экспроприированные в порядке малой компенсации за уничтожение богатств нашей страны во время войны. За день до Дня Победы по центральному телевидению развернули дискуссию о том, что за могилами немецких захватчиков на территории нашей страны нет должного ухода. Ведущая программы сокрушённо сказала, что, конечно, ведь пятьдесят лет народу вдалбливали ненависть к немцам. Ведущая молодая. Она кукла-исполнитель фонограммы, по которой нужно перевернуть сознание народа на сто восемьдесят градусов.

Не рано ли, господа служители культуры, забывать тяжёлые уроки истории? Ещё живы участники великих боёв, на чьих глазах погибали ни в чём не повинные русские люди от рук немецких палачей, желавших стереть с лица земли советское государство. Ещё ноют раны искалеченных этой проклятой войной, и продолжают болеть души людей, потерявших родных и близких. Им ли ухаживать сегодня за могилами врагов, волчьей стаей ворвавшихся на просторы нашей Родины и нашедших здесь смерть? Не хочу говорить русскую поговорку "собаке собачья смерть". Это грубовато, но есть другая у русского народа: "Что посеешь, то и пожнёшь". Немецкие фашисты пришли сеять смерть, её они и получили. И не след нам сегодня заботиться о памятниках виновникам гибели миллионов наших людей.

Нет, я не против немцев. У меня, как и у Путина, есть среди них друзья. Те немцы, что живут с нами в мире сегодня, не те, что сжигали наши города и сёла во время Великой отечественной войны, не те, что увозили в Германию наших людей и наше богатство. И никто в Советском Союзе не вбивал в наши головы ненависть к немецкому народу. Мы прекрасно дружили с немцами из Германской Демократической Республики, поддерживаем и мирные устремления нынешней Германии.

Однако, говоря о Великой отечественной войне, кровавой раной навечно оставшейся в истории нашего государства, мы не смеем забывать, что её принесли нам немецкие захватчики, как помним приход в Россию французов в 1812 году, шведскую интервенцию 1610-1615 годов, монголо-татарское иго, длившееся почти двести сорок лет. Мы не имеем права забывать и приход на российскую землю немцев, англичан, американцев, поляков, японцев в начале прошлого века. Кто ставил памятники им, пришедшим на русскую землю с мечом и от него погибшим?

В День Победы над фашисткой Германией во многих городах России народ вышел на демонстрацию. Вышли и в Москве. Сотни тысяч людей прошли по Тверской улице. Алыми знамёнами заполыхала площадь, которая больше известна, как площадь Дзержинского, чем Лубянка. Начался митинг, и вдруг над зданием станции метро взвился красный флаг с серпом и молотом. Площадь взорвалась аплодисментами. Но оказывается все рано радовались. Фонограмма поведения властей была иной. Вскоре на крыше здания появились блюстители порядка и, оттащив упиравшегося смельчака от знамени, сорвали развивавшееся на ветру кумачовое полотно, знаменовавшее собой ни что иное, как славу победителям Великой Отечественной войны. Кто посмел надругаться над памятью?

Куклы сегодняшней власти исполняли всё ту же записанную фонограмму ненависти ко всему, что связано с прошлым Советского Союза. Кто же пишет эту фонограмму развала нашей Родины, глумления над её народом? И сколько ещё нам жить под эту ненавистную нам фанеру?

«Советская Россия», 13.05.2003

Да какие же они кусачие эти цены!

Давайте не будем говорить о том, как называется строй, при котором мы сейчас живём в России. Честное слово, дело не в названии. На мой взгляд простого писателя и простого жителя Москвы, главное в том, чтобы каждому члену общества, пусть даже с не придуманным пока названием, при этом строе жилось хорошо. Правда, не все с этой мыслью согласятся, особенно те, кто сегодня живут, мягко выражаясь, припеваючи, то есть, не особенно задумываясь над тем, сколько будет стоить евро-ремонт в пятикомнатной квартире, поскольку хочется купить вместо этого новый дом с бассейном посреди сада. Эти люди, которых давно окрестили новыми русскими, не желают, конечно, чтобы все так же жили, поскольку тогда им придётся искать способы жить ещё лучше, а куда уж? Обычный человек с относительно нормальной зарплатой, на которую можно поесть, попить и даже пойти в музей на недорогую экспозицию, согласится с мыслью, что всем должно житься, если не так хорошо, то, во всяком случае, и не так плохо. Но к чему это всё?

Не так давно я с моим коллегой писателем решили зайти куда-нибудь попить чайку. Дело было в один из редких в этом году жарких дней, когда хотелось пить. Думали, что в центре города купить чашечку чая не составит проблем, но пришлось всё же пробежаться по нескольким улочкам, чтобы найти, где можно недорого приткнуться утолить жажду и поговорить. Нас вежливо обслужила красивая девушка. Чашечки нам не хватило – выпили по другой. Заплатили чуть больше двухсот рублей. Заметьте, дорогой читатель, мы не ели баранки, тортики или что-то ещё. Мы пили чай. Теперь представим себе, что, например, какой-то пенсионер с пенсией в две тысячи рублей захочет раз в день пить здесь чай даже без товарища. Так ему как раз месячной пенсии и хватит на ежедневный чай без ничего, то есть с сахаром, но без хлеба.

Вспоминаю, как ещё в конце восьмидесятых, когда не изменились деньги, но уже вместо автоматов с газированной водой по копейке за стакан появились в Москве столики на улицах, за которыми молодые девушки торговали фруктовыми соками и другими напитками с иностранными названиями, меня до боли в сердце тронула такая картина. На улице Горького к одному такому столику подошла старушка и, тяжело вздыхая и что-то бормоча себе под нос, стала развязывать стянутый в узел платок. Наконец справившись с задачей, она заскорузлыми пальцами стала бережно доставать мелочь.

Продавщица поняла затруднения старушки и сочувственно спросила:

– 

Что, бабушка, дорого?

– Дороговато, доченька, – с грустью ответила покупательница, – да жарко ведь, и пить уж больно хочется.

Года за два до описанного эпизода в Москве начали меняться цены на товары. А пошло всё, по-моему, с книг. Тогда ещё в ходу были произведения классиков, гонялись за Морисом Дрюоном, Ремарком, Хемингуэем, продолжали читать книги модных поэтов, но слово "спекуляция" уже начало менять свой присущий ему оттенок. Оборотистые дельцы, которых потом назвали более уважительным словом "бизнесмены", стали скупать прямо на складах партиями дефицитную литературу и открыто продавать её по существенно более высокой цене на столиках у тех же самых книжных магазинов, куда эти книги, если и поступали, то в единичных экземплярах, дабы обозначить, что товар такой будто бы был в продаже.

Эпидемия роста цен по такому принципу скоро перебросилась и на другие ходовые предметы широкого потребления. Одним из лидеров стала сфера общественного питания, но частного характера. В восторг привели любителей тратить деньги появившиеся кафе, в которых стакан минеральной воды стоил вдвое дороже бутылки её же, включая стоимость посуды, в обычном магазине.