Заря людского господства

К Дирту и Лоргту подошёл Снадр.

– Нашли что-нибудь? – спросил Дирт.

– Нет, – ответил Снадр. – О главе этой банды нам, похоже, ничего неизвестно – не нашли абсолютно ничего.

– Да чего его искать-то, – буркнул Лоргт. – Вот он – перед нами валяется.

Дирт и Снадр одновременно устремили свои взгляды на догорающий труп мэдгларра.

– Так это был их предводитель? – переспросил Дирт глермэда.

– Ага, – невозмутимо ответил Лоргт.

– Так какого хера ты его спалил заживо? – Дирт решил прекратить безответственные действия своего подчинённого. – Мы ж его могли допросить. Может, он бы нам рассказал о других бандах – мы ведь наверняка ещё не всех истребили.

– Безбожники должны умереть в любом случае, – Лоргт остался глух к словам своего командующего. – Ты ж сказал: никого не щадить. Ну, я и не щажу.

– Когда ты уже прекратишь слепо следовать своим неписаным правилам? – зло проговорил Дирт.

– А есть ли у меня выбор? – Лоргт, наконец, повернулся от трупа к собеседнику. Его глаза так и остались оранжевыми, но пылающий в них огонь пропал.

Дирт удивлённо посмотрел на глермэда, который говорил будто обречённым голосом. В последнее время Лоргт стал вести себя необычно, и подобные реплики прямо говорили об этом.

– Ладно, неважно, – медленно произнёс Дирт, вздохнув несколько раз. – В любом случае твоё баранье упрямство мне не перебороть. Да и всё равно ты его сжёг уже. Туши огонь и отправляемся назад.

Оставив глермэда наедине с собой, Дирт и Снадр пошли к своим лошадям.

***

– Наконец-то, вы вернулись.

Над степью взошло солнце – стояло раннее утро. Дирт вместе со своим отрядом уже вернулся в столицу, и сейчас он с Лоргтом и Сертом находился в шатре вождя. Фортл, как выяснилось, ждал их с нетерпеньем, потому что стоило им вернуться, как Дирту доложили, что вождь ожидает его у себя. Судя по всему, Лоргту и Серту тоже пришло это оповещение, поэтому трое орков явились по зову своего правителя. Фортл сидел на троне вождя орков, выточенным из дерева с вставленными внутрь костями. Чьи это были кости, Дирт не знал – ему было известно лишь, что этот трон был сделан очень давно, возможно тысячелетия назад. Сам вождь ожидал их в броне из шкуры горного льва, которая являлась символом орочьей власти.

– Осложнения были? – спросил Фортл.

– Нет, – доложил Дирт. В его голове мелькнула выходка глермэда, но он решил об этом умолчать. – Ни одного из ублюдков не осталось в живых.

– Хорошо, – одобрительно кивнул вождь. – Правда, боюсь, на этом хорошие новости заканчиваются.

– Что ты имеешь в виду? – подал голос Серт.

– Пришли вести от людей, – медленно проговорил Фортл. – Весьма скверные вести, надо сказать.

– Что за вести? – спросил Дирт.

Серт тоже насторожился. Его рука потянулась к лицу и потёрла глаз с бельмом. Нарочно он это делал или нет, но такое за ним наблюдалось постоянно. Должно быть, отсутствие зрения заставляет его думать, что самого глаза тоже не было на месте. Или же это была просто привычка. Один только Лоргт стоял с каменным лицом, вперив в вождя свои оранжевые глаза.

– Они воюют с кентаврами, – выдал, наконец, Фортл. – Причём воюют без пощады.

Дирт и Серт переглянулись. У обоих такое не могло уложиться в голове.

– Это ещё не всё, – продолжал вождь. – Они предупреждают нас об опасности. Они думают, что кентавры из Арлда тоже не останутся в стороне.

– Это невозможно, – отрицательно помотал головой Дирт. – Нет, кентавры так не поступят, ты же сам знаешь, Фортл. Им ни к чему нападать на нас.

– Полностью согласен, – поддержал его Серт. – Мы живём с ними в мире уже уйму времени. Им незачем так поступать.

– А зачем им тогда понадобилось нападать на людей? – задал вопрос Фортл. – С северянами у кентавров тоже были хорошие отношения. Однако там идут самые жестокие бои.

– С чего ты взял, что люди говорят правду? – задал встречный вопрос Дирт.

– Ни с чего, – честно ответил вождь. – Но с чего бы им врать?

Дирт не нашёлся с ответом. Серту тоже было нечего сказать. Лоргт продолжал молча наблюдать за ситуацией. По нему нельзя было сказать, насколько сильно его удивили или потрясли такие новости. Ему, казалось, было всё равно.

– Но вы оба тоже правы, – проговорил Фортл. – Мы с кентаврами очень давно живём бок о бок. А сейчас то, что касается вас. Пока у нас есть время разобраться в ситуации – люди организовали этот свой съезд правителей. Карланский Совет, или как там его. Там будут король Кемендума, император Стедмара и князь Рессулии. Я пошлю им ворона с просьбой о сообщении их решения. Что до вас, то я вам поручаю переговоры с кентаврами. Берите столько орков, сколько сочтёте нужным. Дирт будет ответственным за это дело. В случае чего, его место займёт Серт. Лоргт… ну, ты сам понимаешь.

– Да, – коротко ответил глермэд.

– От тебя требуется только поддержка. Глермэдов у нас сейчас меньше, чем хотелось бы, поэтому, я думаю, что с тобой нам повезло. Выступайте не позже, чем послезавтра – времени терять нельзя.

– Только хотел отдохнуть, – буркнул Серт, когда троица орков покинула замок.

Дирт был полностью с ним согласен. В его голове вертелась куча мыслей насчёт кентавров, людей, внезапной войны. Дирт не мог поверить в то, что кентавры способны на них напасть. Но и люди не стали бы их просто так обманывать. Куча вопросов и ни одного ответа. Дирт решил подождать до переговоров. Наверняка там он получит ответы если не на все вопросы, то хотя бы на некоторые.

За тех, кто помнит величие Крартела

Царящий полумрак давил своей темнотой. Единственным источником света были два маленьких зарешёченных окна по бокам, в которых мелькали факелы солдат, сопровождающих повозку. Агрон не считал, сколько дней их везли, но, по его мнению, не больше пяти-шести. Помимо него и Дурона в повозке сидели ещё шестеро лайдеров, которые в скором времени будут сражаться со смертью почти каждый день. Агрон в очередной раз усмехнулся злой шутке, которую сыграли с ним боги. Они возвращались в то место, откуда всё началось. Братья решили, что жизнь на Арене закончилась с их побегом оттуда, и впереди их ждала свобода или смерть. Обоим не хотелось признаваться в собственной ошибке даже самим себе.

Никто из заключённых не проронил ни слова за всё время пути. Судя по всему, они все уже смирились с собственной участью. Агрону хотелось как-то поддержать своих соотечественников, но он никак не мог решиться на это. Он устал тешить своих близких и самого себя ложной надеждой. В глазах пленников можно было разглядеть лишь потухшую искру, которая появилась, как только они узнали в своих сокамерниках «братьев-чемпионов». С трудом проглотив комок в горле, Агрон глубоко и шумно вздохнул, заставив своих соседей вздрогнуть от неожиданности. Дурон слегка ткнул брата в плечо, напоминая о том, что он не погибнет в одиночестве. Это чуть-чуть успокоило Агрона, но общая подавленность никуда не испарилась.

Наконец, скрип колёс затих, и повозка остановилась. Окончание поездки значило лишь то, что смерть снова готова с ними играть. Двери повозки отворились, и пленники услышали громкую команду выходить. Близнецы покинули свои места последними и спрыгнули на сырую, холодную землю, покрытую лёгким инеем. Шестнадцать заключённых стояли в один ряд, гордо смотря чётко вперёд. У стедмарцев это вызвало лишь усмешку. Агрон уже и сам понимал, что их гордость выглядит очень глупо вкупе со связанными руками и порванной, пропахшей потом и нечистотами одеждой. Все пленники выглядели ужасно, что очень веселило солдат. У Агрона сильно чесалось всё тело, и он всё бы отдал, лишь бы ему позволили хоть раз окунуться в какую-нибудь реку или озеро, пусть ночи всё ещё были холодными.

Проведя беглый осмотр, тюремщик скомандовал следовать за ним и первым приблизился к воротам Ирелии. Все лайдеры отправились вслед за ним. Агрон никогда прежде не был в этом городе, но неоднократно видел его на картах и даже несколько раз слышал, как его упоминал Катрапс. Лайдер не ожидал увидеть чего-то нового, потому что после Ильдароса все остальные города казались какими-то блёклыми. Однако если в Ирелии построили Арену, то это значило, что местные стедмарцы хотели каких-то грандиозных развлечений, поэтому Агрон не упускал случая осмотреться по сторонам.

Почти сразу после городских ворот пленники увидели рыночную площадь, заставленную лотками и палатками. Сейчас они пустовали ввиду позднего часа, но сама площадь была большой, что говорило о немалом количестве народа, желающего что-нибудь купить. Широкая главная улица по краям была заставлена домами из серого, шершавого камня. Кое-где из окон лился тусклый свет, никак не помогающий лучше видеть во мраке ночи. Сразу бросалось в глаза то, что улицы были земляными, а не мощёными, как в столице. Земля была покрыта лёгким слоем инея и кое-где была скользкой. В свежем ночном воздухе не витал запах помоев, что тоже отличало Ирелию от Ильдароса.

Из центра города было хорошо видно Арену, готовящуюся к открытию. Света факелов не хватало, чтобы полностью охватить взглядом здание, однако Агрон и не вглядываясь мог сказать, что оно было огромным. Сравнив его со Столичной Ареной, лайдер пришёл к выводу, что та, которая в Ильдаросе, несколько больше. Столичная Арена вмещала очень много людей, Агрон не мог сказать, сколько именно. Кто-то из бойцов говорил, что Аспектум Фортис38 как-то раз посетило больше сотни тысяч человек, но Агрон не верил этому – даже мельком глянув на Столичную Арену, можно было сказать, что в ней может поместиться гораздо меньшее количество зрителей.

По мере приближения к местной Арене Агрон всё больше ощущал на себе тяжесть предстоящей участи. Наверняка губернатор прикажет устроить массовую битву бойцов, чтобы стедмарцы вдоволь насытились зрелищем. Братьям довелось участвовать в подобной резне всего однажды – в тот день император решил изобразить последний бой Первого Захвата39, и это была по-настоящему страшная резня. Трудно припомнить, сколько именно бойцов тогда погибло, но зрители были довольны. Агрон не чувствовал себя победителем – он лишь больше укрепился во мнении, что так жить нельзя.

Мельком глянув на брата, он увидел, что Дурона тоже одолевают тяжкие воспоминания. Ещё более удручённый вид придавала потрёпанная одежда, ставшая таковой за время их заключения. Остальные пленники выглядели ничуть не лучше в свете факелов. Агрон почувствовал сильный укол совести за это. Лайдер вновь захотел подбодрить своих соотечественников, потому что знал, что сейчас им это необходимо больше всего, но не мог сделать этого при солдатах. Сдавленно вздохнув, Агрон продолжил идти к Арене.

Перед его глазами всё было как в тумане до самых бойцовских комнат. Когда дверь камеры закрылась, братья продолжали стоять молча ещё некоторое время. Тряхнув головой, Агрон осмотрелся. Он будто очутился в прошлом – в те далёкие времена, когда он сидел в похожих камерах и ожидал своей судьбы. Всё те же скамьи вдоль решётчатых стен, отделяющих комнаты друг от друга. Всё те же нары на единственной сплошной стене напротив двери. Всё тот же голый, каменный пол, источавший холод, который чувствовался даже сквозь сандалии, сменившие сапоги.

Помимо близнецов в камере сидели ещё шестеро человек. Все они выглядели в разы лучше тех, кто только что прибыл. Они уже подготовили себя к грядущему открытию Арены и просто смотрели прямо перед собой. Лайдеры обладали неприметной внешностью, и всех их объединяло только одно – следы от ссадин на костяшках пальцев правой руки.

«Кациллоны40», – пронеслось в голове Агрона.

Вместе с этим он грустно усмехнулся про себя. Когда он выступал в Аспектум Фортисе, его тренировали именно под такого бойца. Лайдер как сейчас помнил то ужасное время, когда он учился твёрдо стоять на ногах, держа в левой руке прочный и тяжёлый каций, а в правой боевой топор. Мельком глянув на собственную правую руку, Агрон заметил ещё видимые белые следы на своих костяшках. Тяжёлая нарукавная броня не раз защищала руку от скользящих ударов, но проклятая сталь имела ужасное свойство впиваться в край кисти.

– Вот так, значит, и умрём? – неожиданно заговорил Дурон, повернувшись к брату. – Как преступники?

Агрон не нашёлся с ответом и лишь потупил глаза в пол.

– Так вы не бойцы? – раздался низкий баритон одного из кациллонов, сидящего посередине. Его каштановые, короткие волосы разрезались линией шрама чуть выше виска, а лицо практически ничего не выражало, кроме спокойствия.

– Это как сказать, – ответил Агрон, посмотрев на собеседника.

– Как есть, так и говори, – сказал кациллон, почесав зажившие ссадины на руке. – Если вы дрались с кем-то на улице, это не значит, что вы протянете на Арене хотя бы мгновение.

– Ты даже не представляешь, с кем говоришь, – послышались слова одного из лайдеров, который ехал в повозке вместе с братьями. – Эти люди уже сражались на Арене и не раз побеждали.

– Оно и видно, – хмыкнул другой кациллон, обладавший светлыми волосами, доходящими почти до плеч. – Настолько отчаянные бойцы, что попали в тюрьму.

– Они попали в тюрьму, потому что когда-то сбежали прямо с поля Аспектум Фортиса, – после этих слов сокамерника близнецов во всех камерах воцарилась гробовая тишина. – Это знаменитые братья-чемпионы – Агрон и Дурон. Те самые, которые сражались за наш народ.

Тишина стала давящей. Взоры всех бойцов были обращены в сторону братьев, которые продолжали смотреть на говоривших с ними кациллонов. Ни Агрон, ни Дурон никак не отреагировали на слова о своей былой славе – лишь ждали, что на это скажут остальные.

– Знаешь, а я, может, тоже участвовал в Войне за Свободу, – равнодушно проговорил кациллон со шрамом. – Да вот беда, я никак не могу доказать это.

– Тебя не было с нами, – ответил на это Дурон, нахмурившись. – Твой шрам слишком бросается в глаза, мы бы точно тебя запомнили.

– А может, это потому, что вас там тоже не было? – продолжал кациллон. – С чего бы я должен поверить в то, что вы те самые братья, которые сопровождали Катрапса?

Агрон посмотрел на брата, глубоко вздохнув. Тот понял его без слов, и близнецы одновременно закатали рукава своих порванных рубах до самых плеч. Агрон старался не вспоминать о тех временах, когда он был бойцом, чья жизнь принадлежала хозяину бойцовской школы. Однако же клеймо в виде рассечённого лайдерского каплевидного щита не давало забыть об этом. У каждого бойца было своё клеймо, которое говорило о том, что этот лайдер не принадлежал себе. Уже давно зажившие рубцы никак не мешали в жизни, однако являлись тяжёлым испытанием в виде горьких мыслей о тех временах.

Глаза всех кациллонов в камере братьев в одно мгновение округлились от удивления. Вслед за ними небольшой ропот прошёл по всей бойцовской казарме. Не было ни одного лайдера, который бы не знал о метке школы, которая прекратила своё существование в тот день, когда группа бойцов покинула стены столичной Арены свободными людьми.

– Глазам не верю, – медленно произнёс светловолосый кациллон. – Те самые… Братья-чемпионы…

– Сколько вас осталось? – задал вопрос худой боец среднего роста из соседней камеры, подошедший к прутьям решётки вплотную. – Говорят, что Катрапс мёртв, но ведь не все погибли в Битве Императора и Короля41.

– Катрапс и вправду мёртв, – ответил Агрон, опустив рукав. – Мы потерпели слишком сильное поражение.

– Значит, Стедмар вновь нас победил, – мрачно сказал худой боец, чуть отойдя от решётки. – Поганые ублюдки.

– При всей моей ненависти к Стедмару, армия у них превосходная, – проговорил кто-то из камеры, находящейся дальше – Агрон не успел увидеть, кто это был.

– И вы готовы с этим мириться?

Вопрос Дурона оказался полной неожиданностью даже для его брата. Во всех камерах вновь воцарилась тишина, изредка прерываемая едва слышным шёпотом. Шестеро кациллонов удивлённо взглянули на Дурона, окидывающего взглядом всех, кого можно было увидеть. Агрон вновь заметил непонятную искру в глазах брата, которая перемешалась с какой-то непонятной яростью.

– О чём ты говоришь? – не понял его кациллон со шрамом. – Кто мы такие, чтобы спорить со всем этим?

– А ты думаешь, об этом думали мы с Катрапсом, когда убивали владельца нашей бойцовской школы? – задал встречный вопрос Дурон. – Ты думаешь, именно такие мысли помогли нам убить столько стедмарцев? Думаешь, это было в наших головах, когда император по-настоящему испугался нашего войска?

Агрон смотрел на своего брата и не верил, что это происходит на самом деле. Он смотрел на него не как на соратника, а как на человека, словам которого хотелось верить.

– Может, вы и не думали об этом, – вновь раздался голос из дальней камеры. – Но вы проиграли. И никто не смоет этого пятна с сердца каждого лайдера, который жил тогда и живёт сейчас.

Агрон обернулся на голос и, на сей раз, смог увидеть того, кто говорил. Боец был настоящим великаном, как и трое его сокамерников. Он был на полторы головы выше братьев и значительно шире в плечах. Было видно, что руки бойца подвергались большим нагрузкам. Агрон сразу понял, что этот лайдер выступал в роли щитоносца – бойца, в обеих руках которого были щиты с шипастым покрытием.

– А ты уверен, что мы проиграли? – произнёс Дурон, повернувшись к великану.

– Как же ещё назвать это поражение, как не проигрышем? – парировал щитоносец, подойдя ближе к решётке, чтобы лучше видеть собеседника.

– Да, ту битву мы проиграли, – вынужденно согласился Дурон, не опуская взгляда. – Но мы кое-что узнали в Войне Свободы. Мы узнали, что стедмарцы нас боятся. Боятся нас так сильно, что бросают лучших воинов, лишь бы подавить волю лайдеров к свободе. Они не воспринимали нас всерьёз до самого последнего момента. А когда спохватились, то испугались нашего рвения, нашей ярости… они испугались нашего народа.

Казалось, слова Дурона заставили задуматься даже великана, потому что он ничего не сказал в ответ. Камеры вновь заполнились слабым шумом. Каждого бойца тронули речи одного из ветеранов Войны Свободы, который всем своим видом показывал, что его дух не сломлен. Чего нельзя было сказать о его брате.

Агрон долгое время заставлял себя думать о том, что всё кончено – война проиграна, Катрапс мёртв, от войска почти ничего не осталось. Но слова Дурона вновь разожгли тлеющие угли в его груди – с каждым мгновением Агрон чувствовал, что хочет снова быть рядом с братом, снова хочет сражаться, снова хочет доказать, что его народ нельзя равнять с грязью.

Однако Дурону явно чего-то не хватало. Его слова были горячи, но никто не спешил верить в них. Судя по задумчивым и смятённым лицам бойцов, они действительно были тронуты этой речью, но не были уверены, что эта самая речь была правдивой.

– Они боялись не лайдеров, как по мне, – опять заговорил светловолосый кациллон. – Они боялись бойцов Арены, которыми были вы и Катрапс, ведь бойцы не боятся смерти – они готовы встретиться с ней в любой момент.

– Знаешь, сколько нас было, когда мы сбежали из Ильдароса? – встрял в разговор Агрон, подняв голову, как и его брат. – Всего пятьдесят четыре человека. Через пять дней нас набралось на две сотни. Через месяц полторы тысячи. Через троелуние нам уже начинало не хватать еды, чтобы прокормить десять тысяч лайдеров, которые хотели свободы. А бойцов Арены по-прежнему было пять десятков. Так что, вынужден тебя огорчить: стедмарцы боялись не бойцов – они боялись именно лайдеров.

Гул в камерах слегка увеличился, и стало понятно, что словам уже двух ветеранов хотелось верить в разы охотнее, чем словам одного. Агрон понял, что брату не хватало именно подспорья в виде хотя бы одного человека, который был бы согласен с ним. Дурон благодарно смотрел на брата, а в его глазах была плохо скрываемая радость от того, что у него, наконец, получилось достучаться до головы Агрона.

Вокруг близнецов чувствовалась какая-то непонятная сила, которая заражала всех, кто стоял рядом, и передавалась дальше. Щитоносцы переглядывались, и на их лицах уже не было видно неуверенности. Кациллоны не спускали глаз с братьев, внимая каждому сказанному слову. Худой боец из соседней камеры переговаривался со своими такими же щуплыми сокамерниками. С другой стороны сидели ничем не примечательные бойцы, и тоже говорили о том, что услышали от братьев-чемпионов. Не осталось ни одного лайдера, который усомнился бы в том, что дух восстания жив, и ему ещё рано умирать.

– Так что, – продолжил Агрон, окинув взглядом бойцов, – вы действительно хотите сражаться и умирать на потеху стедмарцам? Вы хотите, чтобы они смеялись над тем, как мы убиваем друг друга? Хотите доставить им удовольствие? Так можете прямо сейчас разбежаться и врезаться башкой в стену. Всё лучше, чем снова видеть эти поганые, довольные рожи грёбаных стедмарцев.

– А что ты предлагаешь? – вновь заговорил щитоносец. – Просто не выходить на Арену и ждать, пока нас проткнут копья стражи?

– Нет, мы обязаны выйти на Арену, – сказал Дурон, встав плечом к плечу с братом. – Но от кого зависит, какое зрелище увидят стедмарцы?

Снова лёгкий шумок, но уже совсем другой. В тихих голосах десятков бойцов уже слышалась окрепшая уверенность, проникающая в грудь каждого лайдера.

– Верно, только от нас – бойцов, – продолжал Дурон. – Мы выйдем на проклятую Арену. Но эти твари не увидят того, зачем пришли. Они увидят лишь лайдеров, которые отказываются повиноваться. Лайдеров, которые не хотят быть рабами.

– Нас убьют, если мы не будем сражаться, – голос кациллона со шрамом слегка ослаб, будто он от всей души не хотел говорить этих слов. – Последнему десятку выживших обещали свободу. Тех, кто откажется биться, повесят или отрубят им головы.

– Да, именно так они поступят, если сражаться откажется несколько человек, – кивнул Агрон, подхватив мысль брата. – Но они не посмеют убить нас всех. Это же открытие второй по величине Арены, так? Неужели губернатор привёз сюда свежие куски мяса? Разве он не хотел устроить зрелище?

Ответом ему было молчание, прерываемое перешёптыванием. Близнецы пришли к выводу, что здесь собрались бойцы, проведшие не один бой, даже не один десяток сражений.

– Я так и думал, – усмехнулся Агрон. – А представьте, что будет с губернатором и зрителями, если они узнают, что в их руках оказались братья-чемпионы? Да они свои глотки сорвут от крика. Но я хочу только одного – чтобы эти крики сменились воплями гнева. Не знаю, как вы, но братья-чемпионы больше не собираются убивать своих соотечественников, лишь бы стедмарцы были довольны.

Агрон и Дурон продолжали осматривать своих сокамерников и остальных бойцов. Они не могли поверить в то, что видели перед собой. Близнецы не усмотрели ни одного лица, взгляд которого смотрел бы в пол, погружённый в мрачные мысли. Они видели людей, в глазах которых светилась решимость. Та самая решимость, с которой они три года назад сделали первый шаг, приведший к лавине, заставившей содрогнуться весь Стедмар. В голове Агрона была только одна мысль: у них получилось. Они смогли зажечь огни в душах своих соотечественников, как это когда-то сделал Катрапс. Агрон корил себя за то, что он усомнился в своих силах и собирался забыть о деле, которое ни в коем случае нельзя было забрасывать. И он был благодарен Дурону за то, что тот не позволил забыть о том, за что они сражались долгие три года.

***

Рёв толпы был хорошо слышен даже через толстые стены коридора, по которому вели бойцов. Агрон шёл с гулко бьющимся сердцем весь в предвкушении грядущего представления. Его тело покрывала короткая туника с надетой поверх кольчугой. Сандалии сменились тяжёлыми кожаными башмаками и поножами. Левая рука держала щит средних размеров, правая – боевой топор. Одна лишь голова была без защиты, чтобы братьев мог узнать глава города.

Коридор закончился большой решётчатой дверью, около которой бойцы остановились. Агрон уже не в первый раз почувствовал, как его горло пересохло. Однако стоящие позади него лайдеры источали огромную уверенность в близнецах, которые находились во главе. Это чувство не позволяло Агрону даже допустить мысль о том, что у них ничего не выйдет. Лайдер глубоко вздохнул, после чего оратор Арены призвал публику к тишине. Судя по всему, сейчас должны были объявить выход бойцов. Через несколько секунд оратор заговорил:

– Вы себе представить не можете, какое зрелище вас ожидает! Наш губернатор, Тимериус Пиктий, собрал здесь только лучших бойцов со всего Стедмара! Однако и это ещё не всё! В его руках оказались бойцы, которые были среди восставших! Рукоплещите же! Перед вами знаменитые БРАТЬЯ-ЧЕМПИОНЫ!!!

Радость толпы нельзя было передать словами. Тем злораднее усмехнулись Агрон и Дурон, бросив друг на друга взгляды, полные предвкушения. Решётчатая дверь начала медленно подниматься. Братья глубоко выдохнули и сделали первые шаги к выходу на Арену. Они не смели обернуться назад, потому что знали – за ними идут те, кто был готов плюнуть в лица стедмарцев, жаждущих представления. Когда дверь, наконец, поднялась на достаточную высоту, близнецы ступили на песчаную поверхность Арены.