Концерт Патриции Каас. 8. И что дальше (Под Москвой)

Я королева без прикрас и одежд,

Я королева – вот моя вам рука

И грезы надежд.

Валентина волновалась, и Свиридов, и Мальчик старались успокоить ее.

По обеим сторонам от нее вышли из-за кулис и встали двое мужчин в белых рубашках и в черных очках …

Я себя от вас не таю,

Я не призрак и не мираж,

Я на сцене жизни пою,

Эта сцена – солнечный пляж.

Я сегодня вся, как сюрприз,

Я одежды сбросила груз.

И кричат мне с восторгом бис -

У тебя превосходный вкус!

И со словами «я одежды сбросила груз» Валентина шевельнула руками под тканью и ткань упала на пол, открывая ее обнаженное тело.

Дружное «ах!» было ей ответом, но она была изумительно красива!

Я королева золотого песка,

Я королева без прикрас и одежд,

Я королева – вот моя вам рука -

И грезы надежд.

Валентина дважды повторила последний куплет и поклонилась. В зале раздался восторженный рев, а один из мужчин на сцене поднял упавшую ткань, и оба мужчины, провожая певицу за кулисы, повернулись – у каждого за поясом сзади заблестела рукоять солидной «Беретты».

У цветочниц закупили все цветы и их кучками укладывали на сцену.

И Валентина вышла – обнаженная! – и поклонилась залу еще раз, и ее сопровождали оба мужчины в белых рубашках …

Зал ревел от восторга …

– Ну как, Толя? – Валентина все же сильно дрожала.

– Все путем, Валя! – успокаивал ее Свиридов, закутывая в золотистую ткань, – Все путем! Я пойду, успокою их …

И Свиридов вышел с гитарой:

Не в Рим. Не в Ниццу

Наш уезжает эшелон.

Охране строгой плохо спится,

И чуть качается вагон.

Трава в кармане,

Письмо для Тани,

Метну заточку, как факир.

Не в Сочи жить,

А в Магадане,

Глушить не водку, а чефир.

Мой номер двести сорок пять,

На телогреечке печать.

А раньше жил я на Таганке,

Учил босоту воровать.

Мой номер двести сорок пять,

А я домой хочу опять.

И часто снится за колючкой

Мне моя мягкая кровать …

Свиридов перестал играть, опустил гитару.

– Таганка – место знаменитое, во многих песнях воспетая …

Станция Таганская -

Доля арестантская,

Белая акация

На дворе цветет.

Станция Таганская -

Стрижка уркаганская.

Маня-облигация

Денег не берет.

– А вот совсем другая песня

Твоим воздухом дышу – не нарадуюсь,

И опять стою, словно во хмелю.

Ты сними с души расставанья грусть,

И я тихо тебе пою:

Ну, здравствуй милая Таганка.

Опять сегодня спозаранку

Спешил к тебе я на свиданье,

Боялся опоздать.

Все та же ты, моя Таганка,

Ты в сердце ноющая ранка,

Но ты всегда, мой милый доктор,

Умела врачевать.

Аплодисменты были негромкие, какие-то задумчивые.

И снова музыка заиграла танцы – быстрые, модные, современные …

На этот раз Валентина вышла в концертном платье до пола, в черном парике, руки в перстнях.

Ее не узнали.

Из-за занавеса раздалась музыка, и Валентина, слушая ее, начала:

На Молдаванке поют

Во дворах,

И недалеко до беды.

Где темная ночь,

Фраеров ночь,

Да ночь золотой поры.

Спит адвокат,

Спит прокурор, -

Только не спят воры.

Голос Валентины, обычно звонкий, стал глуше, и песня вышла какая-то напряженная.

На Молдаванке

Песни цыганки,

Ночи летят без сна.

А для Маринки

Только Ордынка,

Только она одна.

Валентина пошла по залу, описывая вокруг столиков сложные кривые.

А на Ордынке

Гуляет вор с Маринкой.

Гуляет вор и знает -

Она одна такая.

Глаза, как темный омут,

Там даже сердце тонет,

Болит душа и стонет

У воров в законе.

На Молдаванке поют

Во дворах.

И недалеко до беды.

Где темная ночь,

И фраеров ночь,

Ночь золотой поры …

Даже голос у Валентин менялся при переходе от Молдаванки к Ордынке

А на Ордынке

Гуляет вор с Маринкой.

Гуляет вор и знает -

Она одна такая.

Глаза как темный омут,

Там даже сердце тонет.

Болит душа и стонет

У воров в законе.

Валентине даже стали подпевать – нестройно, но правильно

Глаза как темный омут -

Там даже сердце тонет,

Болит душа и стонет

У воров в законе.

Болит душа и стонет

У воров в законе.

Валентина не успела дойти до сцены как ее завалили цветами, и несли еще, раскладывая по краю сцены.

Куран с удивлением отметил, что шатающихся, упившихся не было, хотя спиртное на столах было в избытке.

После небольшого танцевального дивертисмента перед сценой появился мужичок в тельнике, стареньком пиджачишке и малокозырке – узнать Свиридова было трудно.

Очень биография простая -

Я родился чистенький такой.

А потом меня и повязали

В поезде на станции Джанкой.

И зачем тот левый чемоданчик

Взял да показался пацану,

И зачем ему я сделал ноги

В городе Ростове на Дону.

И песня, и все повадки мужичка были разбитные, расхлябанные

Мы заблудились, как в лесу,

И мы аукали,

И мы аукали,

Но фишка не прошла.

И мы всю молодость профукали,

Профукали,

Теперь она у нас как-будто не была.

Мужичок сопровождал пение легонькой чечеткой, с коленцами, выдающими лагерное происхождение

А потом картинка изменилась

В клеточку мне стал наш белый свет.

Это «не забуду мать родную»

Накололи мне в тринадцать лет.

Теперь чечетка была уже вполне профессиональная, с выходом, с фигурами

Мы заблудились, как в лесу,

И мы аукали,

И мы аукали,

Но фишка не прошла.

И мы всю молодость профукали,

Профукали.

Теперь она у нас как-будто не была …

Несколько пар вышли танцевать под пение Свиридова, его тоже наградили аплодисментами.

Но публика устала – это чувствовалось, и за окном вечернее освещение давно сменилось на ночное.

И тут снова вышла Валентина Суковицина, но теперь она вышла в своем обычном виде, без парика, с распущенными золотистыми волосами. И ее узнали, узнали, прошел шелест по залу и раздались аплодисменты.

И она запела.

Я закрою глаза,

Я забуду обиды,

Я прощу даже то,

Что не стоит прощать.

Приходите в мой дом -

Мои двери открыты,

Буду песни вам петь

И вином угощать.

А Валентина спокойно ходила по залу, улыбалась гостям, и даже слегка пританцовывала.

Буду песни вам петь

Про судьбу и разлуку,

Про веселую жизнь

И нелепую смерть.

И как прежде в глаза

Мы посмотрим друг другу,

И конечно еще

Мне захочется спеть.

И тогда я спою -

До слезы, до рассвета,

Будет время дрожать

На звенящей струне.

А я буду вам петь,

И надеяться где-то,

Что не скажете худо

Никогда обо мне.

Танцующие пары образовались вокруг Валентины.

Я закрою глаза,

Я обиды забуду,

Я прощу все, что можно

И все, что нельзя.

Но другой никогда,

Видит бог,

я не буду -

Если что-то не так -

Вы простите меня.

И после крохотного танцевального перерыва она продолжила, но уже под гитару Свиридова.

Серебром на струны

Звездный вечер ляжет,

И гитара тихо о любви расскажет.

И от сердца к сердцу

Полетят признанья.

И душа захочет

Спеть вам на прощанье.

Счастья и здоровья -

До края и до дна,

Радости душевной,

Доброго вина,

Веры бесконечной

И надежды вечной,

Счастья и здоровья

И любви сердечной.

Вокруг Валентины и Свиридова образовался настоящий хоровод танцующих,

Ласковой волною

Музыка накроет,

И аккорд прощальный

Сердце нежно тронет.

И под звон хрустальный

Я вас покидаю,

Счастья и веселья

Я от души желаю.

Счастья и здоровья -

До края и до дна,

Радости душевной,

Доброго вина.

Веры бесконечной

И надежды вечной,

Счастья и здоровья

И любви сердечной,

Веры бесконечной

И надежды вечной,

Счастья и здоровья

И любви сердечной …

Тамада устало поднял голову, начал произносить прощальные тосты, гости засобирались …

Открылся занавес и все увидели тех, кто играл для них – это вызвало новый прилив аплодисментов, поток цветов.

Цветы несли персонально всем, а особенно Валентине.

Ей целовали руку, благодарили.

Знаки внимания достались и Геле, которая вышла на поклоны тоже в концертном платье.

Свиридова благодарили, говорили всякие добрые слова, подошел и крепко пожал руку сумрачный мужчина, с которым Свиридов выпил по рюмочке, благодарили молодые …

Когда зал опустел, все помощники Свиридова погрузились в микроавтобус, и автобус неспешно выехал из-под арки и поехал в сторону центра, сопровождаемый милицейской машиной с включенной мигалкой …

А Свиридов поблагодарил всех официантов, Марьяну, Курана, ушел переодеваться и … исчез.

ИЗ записей ЖЕНИ КУЛЬЧЕНКОВОЙ

ОТКРЫТИЕ РЕСТОРАНА

В записных книжках Жени Кульченковой все появлялись и появлялись новые и новые записи.

Большое место среди этих записей занимала история с появлением в городе нового ресторана.

Строился ресторан быстро, и происходило это под неусыпным наблюдением нового бойфренда Полины – Валерия Маслова.

Если Полина обладала мощным голосом и неограниченным лексиконом, то Маслов добивался всего негромким голосом, не используя особых лексических оборотов или угроз.

Женя была свидетелем одного такого разговора Маслова с рабочими. Те сетовали, что попасть в этот ресторан им, работягам, будет непросто, на что Маслов пообещал, что на открытие будут приглашены исключительно строители.

Так и произошло.

И первыми посетителями открывшегося ресторана были принаряженные строители со своими женами и взрослыми детьми. И для них готовили самые изысканные блюда и играл оркестр, и пела московская певица.

Никаких иных посетителей в этот вечер в ресторане не было.

И только на следующий день ресторан заполнили любопытные горожане.

И снова был аншлаг – так же сновали молоденькие официанты и официантки в фирменных костюмах, так же изысканы были вина и кушанья, так же пела певица из Москвы, так же к посетителям выходили Полина и Валерий и спрашивали у всех посетителей их пожелания и оценки блюд …

После этого ресторан зажил своей обычной жизнью.

Утром работало кафе при ресторане, а главный зал пустовал, и лишь к середине дня там появлялся свет и редкие, но постоянные посетители. И только вечером зал наполнялся, играла музыка, с несколькими музыкальными номерами выступала певица – а иногда даже сам Свиридов появлялся со своей гитарой.

А с противоположной стороны этого здания по вечерам работал пивной зал – и там тоже было много и постоянных посетителей, устраивающихся капитально, и изредка забегавших любителей свежего пива и воблы.

Вобла была всегда!

Это Женя проверяла лично, посещавшая этот зал вместе с мужем …

ГРИША РИСУЕТ СОБАК

Щенки Сандала распространялись по городу, они появились в городке около института и около завода. Только в колхозе пока еще их не было.

Но уже были случаи, когда Сандал не отдавал своих щенков пришедшим «за собачкой», но это было редко …

Самый интересный случай произошел тогда, когда за щенком пришли родители с маленькой дочкой, а на руках у дочки сидел крохотный котенок.

Девочка спустила котенка на землю и тот сразу отправился знакомиться со щенками.

И те приняли его в свою компанию, а Сандал подошел, понюхал котенка, лизнул его, перевернул лапой животиком вверх и погладил котенка лапой по светлому меху животика.

Котенок радостно замурлыкал, лапками обхватил лапу Сандала и стал на нее карабкаться.

Верочка сидела на руках у Гриши и хлопала в ладошки. А щенки играли с котенком, котенок залезал на щенков и они его катали.

А потом в эту компанию включились Верочка и девочка, пришедшая с котенком.

И все стояли вокруг и наблюдали за ними.

Ерофей и Марина, держась за руки Насти, весело смеялись.

– Мама, а они возьмут щенка? – спрашивали они.

– Конечно, возьмут. Как вы думаете, котенок выберет себе дружка? Сандал, можно им взять щеночка?

Сандал утвердительно замотал головой.

– Ты выбери себе братика, – это Верочка сказала котенку, вытащив его из кучи.

Котенок как будто понял, замер, постоял и уверенно направился к куче щенков. Он подошел к самому маленькому, лизнул его в нос и устроился у него между лапами.

Потом играли все вместе – девочки не отставали от щенков, но образовавшаяся пара держалась вместе.

Гриша послал один из своих рисунков – с собаками, котенком, девочками – мадам Женовьеве, и в тот же вечер раздался телефонный звонок с восторженным отзывом.

А в журнал Гриша отправил серию рисунков щенков – портреты, где каждый был индивидуален.

И тоже получил восторженный отзыв и примечание, что профильный журнал по собаководству чрезвычайно заинтересован в сотрудничестве с художником по фамилии «Свиридофф» …

ДЕТИ

Женю поразило большое количество детей в городе, в особенности там, около главного здания фирмы.

И далеко не сразу она поняла, что среди ребятишек очень много приемных, из интерната – из лесной школы. Но отличать «родных» от «неродных» она так и не научилась, и все время ошибалась.

И при таком громадном количестве ребятишек они все были знакомы друг с другом – но это еще что! Как Женя не старалась, ей так и не удалось обнаружить враждующие группировки или хотя бы драки стенка на стенку.

Драки – стычки – конечно бывали, но они в своей основе имели вполне объяснимые причины личного характера и всегда происходили один на один.

И в присутствии наблюдателей, «секундантов».

И наконец Жене повезло – она смогла, правда, издали, наблюдать переселение ребенка из интерната в город, в семью.

Приемные родители привезли маленького мальчика на машине в сопровождении более взрослой девочки и молодого мужчины. Мужчина нес большой чемодан.

Они все скрылись в подъезде, и Женя узнала потом, что девочка там, в интернате, шествовала над мальчиком, а мужчина привез «приданое» мальчика – полный комплект одежды на все случаи жизни. То, что комплект этот подготавливали и покупали Тоня и Уля Свиридовы, особо не афишировали, хотя почти все об этом знали.

А мальчик, вышедший гулять в первый же день, встретил множество знакомых ребят …

Не все приемные дети сразу называли приемных родителей «мамой» и «папой», и Женя даже хотела написать об этом, но ей мягко отсоветовали – все должно происходить естественным путем, без постороннего вмешательства …

ВЕЧЕР ВОПРОСОВ И ОТВЕТОВ

Одна из записей в дневнике Жени Кульченковой была посвящена очередной встрече Свиридова с населением, только теперь это происходило в зрительном зале Дома культуры.

За столом на сцене сидели Свиридов и Скворцов, и Скворцов сортировал записки, поступившие из зала.

Скворцов потряс стопкой записок.

– Эти записки в разной степени посвящены одной теме – как Анатолий Иванович оценивает современные кинофильмы по военной тематике. Как по истории Великой отечественной войны, так и связанные с современными вооруженными конфликтами. Прошу вас, Анатолий Иванович.

– Спасибо, Виктор Антонович! – с улыбкой ответил Свиридов.

– Прошу слушателей учесть, что я мало смотрю современные фильмы. Но мнение по затронутому вопросу высказать могу, тем более, что вопрос далеко не праздный.

– Вспомните первые фильмы о Великой отечественной войне, снятые в Алма-Ате. Лучшие режиссеры, лучшие артисты, высочайшее мастерство … Но фильмы снимали мастера, которые сами на войне не побывали, поэтому войны не знающие. Поэтому даже самые лучшие из этих фильмов в некоторых местах кажутся … несколько наивными. В этих фильмах практически нет боевых, батальных сцен, но фильмы от этого не страдают. Вспомните фильм «Летят журавли». Фильм изумительный, потрясающий … Или «В шесть часов вечера после войны», «Два бойца» …

Свиридов рукой остановил Скворцова, который хотел что-то вставить.

– Вспомните кинофильм «Летят журавли» – во всем фильме всего одна батальная сцена, где погибает главный герой, а насколько прекрасен фильм. Даже первые послевоенные фильмы очень сдержанно показывали батальные сцены – и отнюдь не в ущерб общему впечатлению. Нет, нет, были фильмы «заказные», снятые специально «про войну», где наши героические солдаты …

– И партизаны, – вставил Скворцов.

– … и партизаны совершали подвиги с именем Сталина на устах, но осмысление пришло потом. Потом появились пронзительные фильмы, из которых я хорошо помню фильм «Звезда» – первый, классический, а не римейк. Хотя он тоже по счастью был неплох …

– Вообще по моему мнению во время войны не следует снимать художественных фильмов об этой войне. Категорически.

– Сейчас снимают довольно много фильмов о войне, иногда это фильмы о прошедшей Великой войне, и в своем большинстве это фильмы вполне достойные. Но некоторые другие фильмы …

– Поймите, война не кончилась, война продолжается. И здесь, в этом зале присутствуют солдаты, знающие об этом не понаслышке …

Свиридову хотелось рассказать о том, как и с чем к нему подошла Вера Ложникова.

– Толя, что это?! Коля обнимает, ласкает меня, а от него порохом пахнет … Мне страшно стало …

– Веруня, успокойся. Мы с ним там были вместе, и он мне очень дорог. Под пули его подставить я никак не смогу, поверь.

Но Свиридов только вспомнил об этом, и продолжал.

– Война, как это ни прискорбно, продолжается. И снимать фильмы об этой войне не следует – это, как показывает практика, слишком сложно … для наших мастеров. Сплошные батальные сцены, стрельба и взрывы, погони и смерти, разлетающиеся во все стороны куски человеческих тел … Ну, это влияние Голливуда. Но чему учат эти фильмы? В чем их основная идея? В чем основа государственного мировоззрения? Это фильмы по существу документальные, причем далеко не лучшие. Вспомните первый наш документальный фильм о войне – «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой». Там была правда о войне, но там не было жестокости. Этот фильм получил нашего первого Оскара в Америке – первый из советских фильмов.

– А современные «Блокпосты», «9-ые роты» и прочее – это страшилки, вызывающие жалость и к актерам, и к создателям этих с позволения сказать фильмов. Хотя некоторые из режиссеров побывали в горячих точках, кое-что видели … Но в их фильмах нет главного – сути дела, осмысленности. Вот на днях пять офицеров из отряда полковника Воложанина награждены боевыми орденами – но я никому не пожелаю пережить то, что пережили они, потому что это была война …

А награждение происходило так.

В Ново-Огарево приехали Медведев и Министр обороны Сердюков со своими сотрудниками. Тут были выписаны наградные листы, а потом перед тремя главными лицами встал строй офицеров в парадной форме и при всех наградах.

И рапорт отдавал генерал-майор с четырьмя Золотыми звездами на груди – Золотой звездой Героя Советского союза, Золотой звездой Героя социалистического труда и двух Золотых звездах Героя России.

И все награды вручал штатский министр – каждый получил орден Боевого Красного Знамени. А потом каждого персонально поздравляли Путин и Медведев. А вечером все вместе с женами и детьми офицеры «обмывали» награды …

– Вспомните лучшие фильмы о Великой отечественной войне. «В бой идут одни старики». «Батальоны просят огня», «Отец солдата». «А зори здесь тихие». «Белорусский вокзал». «Офицеры». «Иваново детство» … Да и многие другие – в них бьется сердце нашего народа, в них душа народа, на этих фильмах воспитывают настоящих мужчин. А современные фильмы убеждают только в том, что все продается, что на всех уровнях предатели и верить никому нельзя …

НЕВЕРОЯТНЫЕ ИСТОРИИ

Эту историю Жене под большим секретом рассказала одна старушка.

А если Женя узнавала что-либо не для печати, то уж будьте уверены – никто от нее ничего не узнает.

Если попробовать реконструировать события, то все выглядело бы так – или почти так.

Калерия Петровна шла из магазина, шла медленно, с трудом.

И почти пустую сумку несла тоже с трудом.

И тут рядом возник мужчина, извинился и предложил помочь ей.

Не привыкшая к такому обращению старушка даже испугалась сперва, но спутник был так вежлив и неназойлив, так спокойно заговорил с ней, что она сумочку отдала и сама взяла незнакомца под руку – а он приспособил свои шаги под ее старческие.

И потихоньку, помаленьку стала она рассказывать о своем житье-бытье, о муже инвалиде, об одиночестве.

И привычно попыталась пройти мимо входа во двор, но уверенная рука спутника помогла ей преодолеть страх.

А там, в этом громадном дворе, застроенном всякими сарайчиками, будками и «ракушками», обитали молодые оболтусы, неоднократно обижавшие старушку и даже отнимавшие у нее небогатые ее покупки.

И сейчас они были во дворе, но увидели спутника старушки.

И услышали – каждый из них – грозный приказ «стоять!».

А потом несколько слов отнюдь не литературного слога, но зато прекрасно запоминающиеся – по поводу старушки и их собственной участи в случае чего.

Спутник старушки как будто ничего и не сказал, только глянул на ребят, но все они отчетливо услышали голос …

А Свиридов со старушкой тем временем подошли к бараку довоенной постройки, и старушка с трудом поднялась по разбитым ступеням в громадный коридор с чередой дверей.

– Это ты, Каля?

Из полупустой комнаты им навстречу двинулся худой мужчина, держа руки в карманах то ли пиджака, то ли куртки.

– Здравствуйте, Марат Сергеевич. А меня зовут Анатолий Иванович. Вот Калерия Петровна пригласила меня в гости, посмотреть ваши хоромы …

И Свиридов протянул руку хозяину и тот вынул из кармана култышку – руку без кисти.

Потом, за столом, за разговором – тут Женя с трудом могла сфантазировать беседу, Свиридов узнал историю этих двух стариков.

Оба водили машины по «дороге жизни», по Ладоге.

Там Марат Сергеевич лишился кистей рук – и это была совершенно нечеловеческая и обыденная для того времени история.

А Калерия Петровна переболела дизентерией, еле выжила, но они оставались неразлучны несмотря ни на что – и нового жилья им не дают, потому что у Марата Сергеевича нет какой-то важной справки, и детей у них нет – видно Калерия Петровна застудилась во время войны, и с каждым днем все труднее ходить в магазин, а потом стоять у плиты на общей кухне …

Дальше Женя даже не пыталась фантазировать.

Просто она знала, что тем же вечером старики переселились в двухкомнатную квартирку на втором этаже первого корпуса здесь, где основными обитателями этажа были ребята из лесной школы, что на другой день Тоня Свиридова ходила с ними по магазинам, а еще через день квартирки было не узнать …

Что произошло в Москве, в частности в муниципалитете и в военкомате, Женю нимало не трогало – хотя она знала, каков бывает Свиридов в гневе …

Гриша нарисовал Марата Сергеевича и Калерию Петровну в молодости – как они ахали! А потом нарисовал их по отдельности с наградами, и они опять ахали – неужели мы такие красивые!

Среди портретов на стене в студии Грекова появился портрет шофера с дороги жизни – со скромными наградами, но без кистей рук. И все останавливались перед этим портретом.

А кто-то из начальства недовольно заметил – а почему у него нет памятных медалей и ордена Отечественной войны? Видимо, начальственный чин был таков, что где-то что-то завертелось, забегало и старики получили награды, о которых кто-то где-то позабыл.

Поскольку награды им вручали здесь, дома, то отзвуки произошедших наверху катаклизмов ощущались даже здесь.

Старики оказались очень общительными и вокруг них всегда собирались и ребятишки, и взрослые …

А еще Свиридов как-то подарил Жене подборку из местных газет одного сибирского города и интервью «татарина» с отчеркнутым абзацем. Если в газете в очень сдержанных тонах оказалась информация о бесчинствах молодых отпрысков власть имущих, то в интервью «татарина» все было предельно откровенно, как о бесчинствах молодых мажоров, так и о том, как с ними расправился «татарин».

Последнее было предельно жестоко – жестоко настолько, что Женя не рискнула перечитывать это место.

При этом досталось не только молодым хулиганам, упивающимися своей безнаказанностью – досталось и их родителям, и правоохранительным органам, закрывавшим глаза на все это …