Наших дней дилижансы

Как это будет

Ты обезволишь, как припадок,В который раз – не умирать,Уложишь просто на лопатки,Сиделкой будешь до утра,И белозубой негритянкой,Блестящей по́том и зрачком,Споёшь о чём-то африканскомИ распрощаешься пото́м.Когда придёшь последней ночьюПрощальным вдохом на земле,То обязательно захочешьПоследний раз меня развлечь —Не резюме по беглой съёмке,А медленным, по буквам слов,Воспоминанием о том, чтоСкороговоркою прошло —Все книги, что прочёл (построчно),Моей судьбы черновики,Рожденье сына, после – дочки,Мои сомнения, стихи,С косноязычием сраженьяДо истощения, утра,Всех мною побеждённых женщин,И тех, которым проиграл,Врагов объятия – нежданно,Как зло изменчивых друзей,Все города и рестораны,Где тратил сотни, оборзев,И то, что даже не запомнил,И что хотел забыть как сюр —Всё-всё, вернётся разом в полночьДокументально, без купюр.И не рапидом истекая,А длясь, как долгое кино,Но что прокрутится, мелькая,Как жизнь – в мгновение одно.

Катастрофа

Опять, оскалясь шрифтом, катастрофаПолощeтся на простынях газет,А не стихов новорождённых строфы,Взорвавшихся в небесной бирюзе.Сердца, вчера растерзанные взрывом,Числом не ранят те, что на земле,А их владельцы у отдела «Рыба»Читают новость, стоя за филе.И каждому – своё. Таранить листья —Одним, другим – на листопад глазеть,Шахиду – месть, работа – журналистам,Одним – филе, другим – тираж газет.И как ни длинен список пассажиров,А нет родных, то плакать по кому?«Возьмите палтус, он сегодня жирный!»Сердец владельцы жирное возьмут.Куски людей, подлесок протаранив,Остынут на поверхности земли,Живым не остывать ещё, но странныСердцами, что безжизненней улик.Спокойно завернут филе в несчастьеС передовиц, прочтённых неспеша,Тела теплы, не рвёт сердца на части,Вот только пахнет палтусом душа.У ангелoв на рыбу аллергия,И снимет Бог хранителeй с поста.Он создал нас такими, не другими —Своё лишь обонянье испытать.

Когда заходит ум за разум

Когда заходит ум за разум,И смыслом предают слова,Звук, не колеблясь, шлёт отказы,A кухня запахов мертва,Цвета противны различенью,Ладонь стигматом не вскричит —Как будто время попеченьяИ сном призрения в ночи,Тогда щемит – чему названьяНайти нельзя, поскольку словНе подобрать к следам дыханья,Уже оставившим стекло,Не обуздать затихший ветер,Не различить ушедший цвет,От звука нет и эха – ветоНа всхлипы песни в голове…То не от мира – не похожеНа всё, что умерло в словах.И знаю, знаю – невозможно,Но как же хочется назвать!

«Когда» и «если»

Сорвутся тьмою со степиМонголы в грады лихолетьем.Клинком сорвётся крест с цепи,И серп – кривым мечом с мечети.Слова сорвутся с языка,Срывая с петель ставни, двери,Сорвётся с атомов закат —Последним заревом, наверно.И не исполнятся в те дниДолги, балеты и законы,Не отразится солнца нимбВ иконах плоскостей оконных —Ни стёкол, ни перстов, ни лиц,Пусты глазницами, за ними —Круженье тлеющих страницИз неисполнившейся книги.Не закипай в глазах вода,Не испаряйтесь кукла с креслом.Пусть не срывается в «когда»,За разум зацепившись, «если».

Когда к Земле причалит свет звезды

Когда к Земле причалит свет звезды,Которой только номер для поминаОстался в каталогах – может быть,Давно потухла, превратилась в глину,А те, кому как солнце по утрамБыла для пляжей, зелени и радуг,А наше Солнце лишь по вечерамИ по ночам – звездой из миллиардов,Писавшие стихи, подруг слезя,Подозревая нас в туманной мгле, чемПохожи так ушедшие друзья,О ком – «Иных уж нет, а те далече» (с).

Когда торнадо из дому прогонит

Когда торнадо из дому прогонит,То к Тихому за солнцем побреду —На край земли, на запад Орегона,Где клумбы крон над головой цветут.Язык бы им, то с небом говорили бО падающем спросе на товар,О ценах на продукцию колибри,Доставке, райских скидках на нектар.Магнолий цвет, их неземные рощи,А в них земное, грешное с утра —Две сиськи знак Макдональдса топорщитИ искушает бутербродом рай.Отбуду срок, что для стихов отмерен —Налажу парус в море немоты,А сын и внук мне принесут на берегПоследней рифмой – белые цветы.

Кораблик

Вдохновенным движением губ,Волшебством животворная силаИз бумаги сложила судьбуИ корабликом в воду спустила.Но вприпрыжку никто не бежитВдоль ручья, за творенье в ответе,Чтобы выправить прутиком жизнь,Что течением времени вертит.Может быть, устояв под дождёмИ толкающим к берегу ветром,Много футов под килем найдётВ неизбежность направленный вектор.Он полюбит и ветер, и дождь,Берегов очертанья, пейзажи,Красоту, что открыта, как дом,О котором, раскрывшись, расскажетВ полноводной реке, далеко,Где вернётся в двумерность, размокнув,И сольётся страницей стиховС отраженьем небесного ока.

Красноречие камней

Когда выпотевают валуны,Затылки их похожи на буханки,Слоновьи лбы и ступорные сны,И танки на приколе цвета хаки —Известные природе молчуны.Сопротивленьем речи шумных рекОни лежат, воде противоречаБезмолвием. На берегах морейПрибоям взбалмошным – укором вечным,Намёком чайкам на крикливый грех.И там, где пониманье красотыИное, их молчание не душит, —Где мудрости единственной чертыДостаточно для кисточки и туши,И рисовой бумажной простоты.

Кресты и звёзды

На шпилях, что видны на вёрсты,Надгробьях, видных с высоты,Кресты меняются на звёзды,Те – на кресты,Что безразлично смерти – птице,Предпочитающей глаза.Вкусны на жертвах, на убийцах,Казнённых заУбийство. Не глазеть на девокСолдатам дома – три дырыОт клюва, и сквозная где-то,А рот закрыт.Та птица голода не знает,Забот о завтрашнем, она,Слепя и слепотой питаясь,Гнездится в нас.Погон ли, эполет, петлица,Звезда ли, крест – едино естьПарящей полуночной птицеСозвездья «Крест».

Круговорот света в природе

Сети сохнут, берег приодев,Виноградник лозы солнцу отдал.На верёвках – причиндалы дев,В сеточку чулочки и колготки.Всё для ловли – рыбы и мужчинС рыбьими навыкате глазами,Света как причины всех причин —И вина, и купленных лобзаний.Озеро не привлекает шлюх.Я бреду по берегу и бреднемМысли одинокие ловлю.А во фляге солнцем плещет бренди.Ветер тащит волны умирать,Раздувая парусами лодкиДвижители жизненных отрад —Виноградник, сети и колготки.

Листы и листья

Строка творит всё меньше зла —Ей в жертву реже режут кроны,Всё меньше белый лист – палачЛисту зелёному. ЗелёныйТрепещет, впитывая свет,Страница – вздох, а листья – выдох,И возвращают головеВозможность вдоха, выход, выводИз поглощённого ли, изПерелопаченного с болью.Разнится их метаболизм,А суть служения – нисколько.Простите строкам от руки,Деревья, давшие тетради,Стропила, срубы и стихи,Служите вместе, Бога ради.

Любовники

Укройтесь трубкой, телефоны,Подзаряжайтесь до утра,iPhone’ы с яблоком-иконкой,Не отвечайте номерам,Сирен умрите децибелы —Любовник ночи в тишинеНесёт листы букетoм белым,Что станут чем-то (или нет).Она его, как почва – влагу,Ждала и дождалась нутром —В постели в лепестках бумагиСкрипит усердное перо.Они в объятиях заспорятО ценности дневных шагов.Приревновав к денному вздору,Она напомнит, что любовь —И ночь, и крест нерукотворный,И мука с воскрешеньем в нейСо словом точным и бесспорным,Как крик сирены об огне.

Моему псу – посмертное

Мой пёс уснул, не встанет никогда.Свой хвост согнул последней запятою,За ней – пробел заснеженного льдаКак пустоты понятие простое.Сам опущу в ту захолодь земли,Откуда всe, и всё куда вернётся,И обопрусь на мысли-костылиО том, что мы в живых, пока не в мёртвых.Порой друзья рождаются, потомКанают в своры, в петли и в запои,То тысячи вернее псов, а то —Кусая подло, одного не стоят.Утишим боль, а шерсть сметёт метла,И пыль покроет фото пеленою,В нём нет уже собачьего тепла,Грей хоть на сердце, хоть в микроволновой.

Мы погибнем, когда расстреляем обоймы

Мы погибнем, когда расстреляем обоймы,Исчерпав все загашники моря и суши,Сократив поголовье в бессмысленных бойнях,Нечистотами землю загадив, как душу.И подведшее вид, неудачное homoГенетически вымрет, питаясь подножно,А великое sapience к новому домуВоспарит, отряхнув прокажённую кожу.Мы себя создавали из глины и, в князиВыходя, выжимая по капле холопство,Всё равно оставались рабами и грязью —Под копытами хлюпать, под розгами хлопать.От рисунков до сказочных замков на скалах,От пещер и землянок к бетону и стали,И от челюсти к лазеру – резать металлы,Но не резать единоутробных не стали.Не по водам уйдём – по отравленным рифам,По песчаному дну, что иссохнет, как горло, —Ахиллесы земли, полукровки, гибриды,Не скоты и не боги, а то и другое.

Навигатор

«Не дурак – научусь», —Прошепчу и задую свечу.Как под осень грачу,Будут сниться границы и мили.Воротник у плащаПодниму, отрезая: «Прощай!»За спиной не печаль —Два крыла ощущу, но мои ли?За спиной, надо мной?На шоссе, на тропинке лесной,И, колеблем волной,Сатаной искушаем в пустынныхНе моих городах,Где не ждёт дармовая еда,Буду верить всегда —Это ангел-хранитель заспинный,Направляя с утра,Сокращая количество тратНа познанье добра —Как добра, что размежит мне веки,Он раскроет миры,Что томили во мраке норы —Там вино и сыры,И добры к не своим человеки.Станет вехой шестокС головою сверчка на восток.Ни восток, ни флагшток,Не нужны для молитвы – как кодуНавигатора. ДниЗакружит, озарит, опьянитОрбитален, как нимб,Спиритический градус свободы.

Надежда проснуться

Закат неспешно, как заведено,Растягивает тени деловитоИ отпускает. Вектор временнόйНаправлен в ночь, что упадёт, подбита,И чёрными крылами, как всегда,Положенное время оттрепещет.Покажется бессмысленным гадать —Исход ночей рассчитан и предвещен.Но солнце только, может быть, взойдёт.Увидим завтра, а пока – превратно.Индукция – надежда на приходТого, что возвращалось многократно,Как утро дня под именем егоВ седмице на иконе православной.И ждём опять одно из одного —Произойдёт и не нарушит планы.Но это – шанс, всегда с величинойК оценке. Неплоха, но быстро тает.В туманном «если» – все надежды, ноБудильник на «когда» уже поставлен.Его звонок – один «наверняка»,Всё остальное – вероятность, в пятнахИз «может быть», а с ней лишь вера, какВ приход любви, порой невероятной.

Не дай Бог, но если

Из моих разношёрстных пассвордовНаписалась бы целая повесть,А имён мне хватило б на город,Их уже невозможно запомнить.Эффективны, бездонны, полезныВиртуальные библиотеки,А стихи в переплёте облезломОтвыкают от рук человекаДа желтеют. Но их не затопчетЗа греховность ниспосланный вирус,И спасутся стихи от потопа —Те, что долго на полке пылились.И уйдут от беды, начинаяРазмножение парой катренов.Возродившись, страница земнаяСтанет полем, где будет деревня,Та распишется в город, и улейЗагудит, продолжая породу,Нарожает поэтов и улицИ аптек с фонарями у входа.

Не по традиции

Не поднимайте брови – я хочуПреставиться с открытыми глазами —Как жил. Тому, кто, может быть, не чушь,Взглянуть в лицо открыто. Между намиТрепещущих пускай не будет век,Опущенных традицией и веройВ рюкзак грехов, что каждый человекНесёт на суд, раз вынесен за двери.Но я хочу взаимного суда.Представ, спрошу: «Всё было Божьей волей?Так говорят, бросая города,Своих детей закапывая в поле.И волос без Тебя не упадёт,И лысина не заблестит досрочно?Так говорят. «Титаник» не найдётПо курсу льда, блестя огнями ночью?Помошник вдовам, скорбным матерям?И можешь обойтись без детских трупов?Ты – Доброта, Любовь? Так говорят…»Ответит: «Врут», а может, взор потупит.

Ночь в старом доме

Остывающий дом, засыпая, собакой скулит,Возвращая тепло очага, разговоров, устоев,И ковчегом скрипит над штормами опальной земли,Обречённой тонуть без семейного сна и покоя.Он вздыхает трубой под клавирный ноктюрн половиц.В очень старых домах, что солдатами служат столетья,Старожилом ночи привидение вечной любвиПроверяет замки, возвращает на место предметы.И, нервируя пса, подойдёт к колыбели оно,Чтоб серебряный луч отвести от неё, улыбнётся,И как будто само смежит веками створки окно,Из которого ночь остывающим сумраком льётся.

О лесе с любовью

Проборами в растрёпанном лесу —Вторжение хозяйственное про́сек.Причёсок лес не любит и не просит.Он облысеет временно на осень,Пока же листья держит на весу.Войти в него и дерево обнять.И под корой услышать шёпот сокаО том, что устремление – высо́ко,И нет ограничительного срокаУ леса, как у смертного меня.И с удареньем в век перенестись,Где были и проборы, и просе́ки,Что много ближе топору, веселью —Всё в том лесу с подарком новоселью,Что рощей праздник в доме угостил.Не упрекаю в том, что не бежитОт дровосека или от пожара —Таким родился. Есть и смысл, пожалуй,Превосходить устойчивостью жадностьИ жить, пускай теряя рубежи.Кто выбрал наименьшее из зол,Тот выбрал зло. А выбор леса – прочерк.Переживёт бензопилу для про́сек,Поэтов преждевременную проседь,Любя и осень, и скупой подзол.

О поэзии

Крадётся кошка чёрная, а светПотушен в чёрной комнате обычно.Уверен – есть или уверен – нет,А кошке вера в кошку безразлична.И бродит, не зависима от нас,Ловить её бессмысленно и пошло,Но если темень будешь вспоминать,То значит, в ней присутствовала кошка.

О правилах дорожного движения

Есть резделительная, стало быть —«Нельзя по встречной».Нет в правилах движенья «Не убий!»Прямою речью.Навстречу те, кто не на встречу – заСвоим в дороге.Лети себе и не слепи глаза,Крылом не трогай.Бывает, что дороги единят,Бывает – делят.И мало безопасности ремняПриходу к цели.Все правила – и «Ладам», и «Пежо»,Но не для стали.Увиделось, что это хорошо,Но так не стало.«Не лги», «Не сотвори» и «Будь смирен»,И «STOP» в завете,Но снова – лобовое, вой сиренИ смерть в кювете.

О родине

Точка, где, слетев на ультразвук,Аист появляется с «визиткой»,Там, где вне старания и мукВ первый раз от двери засквозило —Ею ли гордиться и в себяНавсегда координаты вправитьИ носить, по плоскости скользя,По иным названиям и травам?Матери печальная рука,Что лупила редко, но за дело,И каштан у дома в облаках,Кашель умирающего деда —В родинку уложатся, а стихТолько время передаст, согрея.Хорошо, что можно унестиРодинку и родину как время.

Об одном важном чувстве

Господь, любое чувство отними,Оставив то, что я неполноценен.Пусть друг мне не протянет пятерни,Когда скажу, что я уже у цели.Отсутствием лекарства накажиМеня, Господь, когда я заболеюНедугом полноценности, a жизнь…Скажу, что понял старым дуралеем.Не допусти, забей мне глиной рот,Когда вскричу, что есть на всё ответы,Что правдой есть, а что – наоборот,Что есть любовь, а что – слова на ветер.Оставь мне голод и гони с трибун.Не доведи до лозунгов в падучей.Не допусти, чтоб нижнюю губуВыпячивал, как идиотский дуче.И тот народ, поэт, который самКорону для величия нацепит,Презрев неполноценности бальзам,Неполноценен.

Обычный и простой американец

У гамбургера круглые черты,И в тех чертах, наверно, колдовство —Он круглыми способен делать ртыИ животы, и мысли, и волхвомУглы любого рода округлять.Он властелин желудков и колец.Он – туз червей, сильнее короляГеорга. Он – начало и конец,В цепи от пробуждения до сна.За стойкой – я и сотрапезник Билл,А может, Джон. Законный ланч у нас.У гамбургера функция судьбы,Настолько неизбежен мне вопрос,Что Билл задаст, свой бутер надкусив:Мой личный на игру в бейсбол прогноз.Я вспоминаю из последних силКоманду города, где был рождёнМой Билл, а я, приехавший потом,Ассимиляцию познал дождёмНазваний блюд, произносимых ртомКак обороты вежливости оБейсболе и игре температур.Когда мой Билл поймёт, что ничегоТолкового бейсбольного во рту,Он спросит, соболезнуя, меня,Откуда я приехал мудаком.А объяснить, что в Киеве родня,Без карты мира будет нелегко.И мы пока молчим. Я ем салат,А Билл – свой бутер. С кетчупом, без зла.Никто из нас ни в чём не виноват.И это очень скрашивает ланч.

Овладевшие перьями

1.Овладевшим лишь перьямиБез крыла не увидеть свой стихНад землёю и временемОткрывающим высь для других.А иным не захочетсяПолучить горсть свинцовую влёт,И тогда о немом одиночествеИх строка пропоёт.Оперению пёстрому,Но не крыльев в размахе, а рукНад высокими соснамиНe поднять, нe держать на ветру.Перемалывать мельницам,Как всегда, урожаи плевел.И опять эта жизнь не изменится,Если всё – в трын-траве.2.Сколько перьев источеноО «не мир Я принёс вам, но меч»,Сколько копий подстрочногоОправдания каждой войнеЗаточилось, чтоб вероюРазделять по завету Христа.Только в брате, по вере повергнутом,Меч – подобье креста.3.В небе – вечная иволга,С тихой песней своей высоты,И расплачутся ивамиСосны – те, что пойдут на кресты.Над разрывами-вздохами,Над кострами из судеб и крыш,Над молитвами, в гимнах заглохшими,Ты, как прежде, летишь.

Окно

То ли кашель и оханье тяти,То ли храп разбудил на полатяхПод периной – такой, как снега,Что стелила трёхдневно пургаИ сшивала у рек берегаВ беспредельное белое платье.То ли сна продолжение, морок,Где лукавый некщонным и вором,Искушая, утопит в грешном,То ли полночь явила окно,Прорубивши устоя бревноКак препону и стуже, и взору.Боязливо, от страха икая,Заглянула, заранее каясь —Из каменьев дома высоки,Переулками – проплеск реки,У причалов – челнов тесаки,Чудо-пристань, мощённая камнем.Но везде скоморошные маски,И срамные прилюдные ласки,Неизвестных названий цветы,Площадей горлопанящих рты,Кружева, позабывшие стыд,Что метут эти площади в пляске.Голубей на карнизах возня иБалалайки, что видом разнятся.Вот привидится! Боже, избавь!Оглянулась – родная изба,Где сверчок да лучина-судьба,И зевнула, крестом охраняясь.

Они редки

Они редки, как правильность тенейНа полотне со лживой мизансценой,Достойны в Третьяковке на стенеКричать: «Враньё!» или – костра под ней,Поскольку сатане плюют в расценки.Они редки, и душами на днеНаходятся, откроешь – засверкают.Удачи бы – как кислорода мне,Не склонному дышать на глубине,Где вонь от разложения такая…Где рыбам безразличен и молюск,И всё, что не съестное и не прибыль.Ценю холоднокровность и молюсь —Пусть устрицу не тронет острый клюв.Я сам когда-то кистепёрил рыбой,Но выполз на Атлантики песокИ вот… вооружившись лишь Wi-Fi’ем,Ныряю, пульс переведя в висок,Сонарам не заметен, невесом,Как створки устриц, открываю файлы,И в их губах настойчиво ищу.Тем значимей жемчужины в коронуПоэзии, чем реже, и ни чутьНептуну – не планктоновая чушь.Они прекрасны, если чужеродны.

Они уходят

Обманутые углями печи,Завёрнутыми в скатерть к переезду,Не шерудят ухватами в ночи,Тоскуют и спиваются, болезны.Добро в домах переменило цветИ смысл и стало кожей на диване,Сервизами, коврами на паркет.Добро уходит в прежнем толкованьи.И домовые духи, бородойТряся печально, навсегда уходят.Кикимора осталась за плитойС прокудой – духом мусоропровода.На север, запад, на восток, на югИдут они, их путают с бомжами.И правда – местo жительства, уютУ них бетонки плоские отжали.И сквозь останки мёртвых деревеньПроходят, ищут свет в домах и лицах,И учат языки, кому не лень.Оставшиеся гибнут на границах.

Осенний гром

Гром вначале – стуком первой горстиВ крышку гроба, но из всех мортирВскоре лупит, сотрясая костиСумрачных октябрьских квартир.Колется поленом на допросеНебо, соучастников раскрыв, —Влажность, электричество и осень(Сгинут до декабрьской поры).Гром – реанимации вершина,Дальше – холод морга в январе.Нужно быть ребёнком, чтоб страшиться,Сумасшедшим – чтобы умереть.Эй, очнитесь, люди, оживаяВ с виду безнадёжных городах —Это грохот утренних трамваев,Не набат последнего Суда,Дёрнитесь лягушкой на балконе,В мышцу погрузив громоотвод —Осень раздаёт свои кулоны,Полумёртвым шансы раздаёт.

Остановившим тьму

Остановили тьму,Что изменила кровь,