Райские кущи. Шпионский роман

– Вань, да ты посмотри, – воскликнул он, передавая подзорную трубу Ивану, – это же наш друг! —

Иван посмотрел в трубу: – да, так и есть, Андрей Николаич, – в голосе Ивана звучало неподдельное удивление, – это же… гад рыжий – Джон Грей собственной персоной! Елки, но он точно уехал в Англию! – Ивана однозначно повергло всё происходящее сейчас внизу на галечном пляже в не меньшее возбуждение, чем самого опекуна. Лиза лишь искоса поглядывала на живо обменивающихся короткими возгласами, а более взглядами, мужчин. Интересно, они вообще собираются посвятить ее во всё происходящее или она так, для проформы.

– Вот и уехал, – протянул загадочно на ее мысли опекун. Лиза посмотрела на штатского, который теперь был со своим именем – Джон Грей. Солнце играло на водной глади залива, отливаясь бликами на небольшой ряби, нагнанной легким ветерком с моря. Грей снял шляпу и вытер платком, оказавшийся совершенно лысым череп. Лиза отвлеклась от мужчин, азартно переговаривающихся всё равно о чем-то ей непонятном, с любопытством рассматривая, так заинтересовавшего опекуна, человека. Грубое, обветренное лицо, обрамленное ярко-рыжими бакенбардами, маленькие глаза, крупный мясистый нос. Довольно запоминающаяся внешность, отметила Лиза. Грей еще раз окинул взглядом берег и махнул рукой матросам, что-то говоря им. Слов не было слышно, но отчетливо было видно, как засуетились матросы, доставая из шлюпок плоские деревянные ящики. Лиза насчитала пять ящиков извлеченных из шлюпок, и они были точно не легкие, два матроса с явным усилием понесли ящик по темной от набегавших лениво волн, гальке, направляясь вдоль берега. Джон Грей еще что-то крикнул матросам, указывая рукой в сторону скал, у которых заканчивалась узкая полоска галечного пляжа.

– И куда ж они направляются? – протянул не прекращающий наблюдать за действиями моряков Андрей Николаевич. Он повернул голову, красноречивым взглядом подчеркивая, что его вопрос требует немедленного ответа.

– Там в скале неглубокий грот, – пояснила Лиза, хотя если бы не ее собственное любопытство и несколько другие обстоятельства… после такого взгляда, она и слова бы не произнесла, – мы на самом мысу, он выступает над пляжем, грот и мыс заметны только с моря.-

Между тем, моряки уже без ящиков вернулись к шлюпкам. Лысый Джон Грей последний раз окинул взглядом скалы и махнул снова рукой. Матросы толкнули шлюпки в море, а Грей занял место на носу. В полном молчании опекун с Иваном внимательно наблюдали, как шлюпка удаляется от берега и, казалось, для этих двоих весь мир сейчас сосредоточился на фигуре лысого Джона Грея, которого в шлюпке несли по глади залива ровные взмахи весел в руках матросов в синих куртках, возвращая к фрегату.

– Кто этот, Джон Грей? – нарушила тишину Лиза, проформой ей быть уже порядком надоело.

– Да так, сударыня… наш с Иваном общий хороший знакомый, – задумчиво произнес опекун, явно не желая развивать эту тему.

– Да, друг Иван, – протянул граф, абсолютно игнорируя любопытные взгляды Лизы, – не просто Джон здесь явился нам, терзают меня нехорошие предчувствия.-

Лиза не сдавалась: – и все-таки, граф, может, вы посвятите меня в происходящие сейчас события, кто этот человек – Джон Грей? —

Опекун с Иваном многозначительно переглянулись.

– Просто хороший знакомый, – повторил с некоторым раздражением опекун, – вот и всё, что я имею сообщить вам, – и уже, не обращая ни малейшего внимания на Лизу, как уже на случившуюся помеху в таких, принимающих весьма интригующий поворот, событиях, в которые он совершенно не собирался ее посвящать, опекун опять поднял подзорную трубу и стал рассматривать удаляющуюся шлюпку.

Конечно, у мужчин сплошные загадки и, несомненно, важные дела, а она здесь просто лишняя. Всего лишь проводник, который выполнил свою работу и всё. В Лизе вскипала обида. Неужели так трудно объяснить, ну хотя чуть-чуть посвятить ее во всё происходящее.

«Ну и ладно. Пожалуйста, – вдруг решила Лиза – дорогу назад сами найдут». И пока мужчины вглядывались в корабль, оставив ее без внимания, она отползла по сухой хвое назад и скользнула в заросли орешника на тропу в противоположную сторону той, с которой они прибыли. Только через некоторое время она услышала, как Андрей Николаевич начал звать ее, но ей было всё равно.

«Пусть понервничает», – лишь обозначилась в голове «язвы» -Лизы злорадная мысль.

Она некоторое время шла по тропе, пересекла речку, аккуратно спустившись между валунами, разбросанными по ее берегам, и вышла к Малому дворцу с другой стороны.

Боги погоды сегодня были милосердны, и летний день не обманул ожиданий – погода стояла великолепная, возвращаться в усадьбу совсем не хотелось. Лиза слегка стукнула по крупу Барыньки.

– Ну, дорогая, иди домой, я погуляю, – ласково произнесла Лиза. Уж за кого, а за Барыньку она совсем не переживала. Со смирной кобылой они объездили все окрестности усадьбы, и Лиза знала, та найдет дорогу к Большому дворцу.

Лиза пошла по краю дороги, жадно вглядываясь в красоту зеленого леса, вдыхая запахи летнего дня. Так и шагая, не торопясь, блаженно щурясь под лучами яркого летнего солнца, она вышла к сложенным стогам. Время двигалось к полудню и пекло уже нещадно. Селян не было, они закончили свою работу. Лиза подошла к ближайшему к дороге стогу и, забравшись на самый верх, уютно расположилась, почти зарывшись в благоухающее сено, жадно втянув стойкий одурманивающий аромат сухих трав. В синем бездонном небе проплывали одинокие облака, чуть подгоняемые ленивым ветром лета приближающегося к своей середине, всё дышало покоем и благолепием. Лиза засмотрелась на неспешный бег облаков и задремала.

– Куда же она делась! —

Лиза резко открыла глаза и окончательно проснулась. Конечно, ошибиться тут было невозможно, рассерженный голос опекуна отчетливо прозвучал под стогом. Мужчины закончили дела на берегу и выбрались из леса. Лиза затаила дыхание, что-то пугало ее в голосе Андрея Николаевича, ей как-то совсем не хотелось в этот момент попадаться ему на глаза. А мужчины устроились в тени стога. Кони их паслись в стороне, слегка всхрапывая, мотая головами, отгоняя назойливых мух.

– Ну что, Вань, что думаешь? – опекун задумчиво пожевал тут же сорванную травинку, – зачем пожаловал наш друг в эти забытые богом края? Да еще в салоне всех уговорил, что едет по делам в Лондон. Совсем не хотел, чтоб об этой его экспедиции, хоть какой-то слух прошел. Да, он конечно мастак насчет тайных операций, но здесь? – он покачал травинкой все еще зажатой в его пальцах, – вовремя мы здесь оказались, Иван, вот что я тебе скажу. Очень вовремя. Прямо уж не знаю кто – провидение или ангел-хранитель нас направили.-

– Слушай, Андрей Николаич, а может они десант готовят на Петербург, здесь ведь до столицы нашей рукой подать, – озвучил живо свою версию Иван.

– Да смысл им отсюда начинать. Корабли плотно с моря Петербург обложили, а сухопутные операции отсюда… нет, глупость – дорого и бессмысленно сие мероприятие, хотя всё возможно… Но я все-таки думаю попакостней что-то Грей удумал, не интересовался бы он лично десантом, такой простой, в общем-то, чисто войсковой операцией. Он птица высокого полета, ему что-то совсем неординарное замутить с руки, с большим резонансом, вот его профиль. Какую-то провокацию готовит наш клиент.

Падение Свеаборга финнов растормошит уж точно, о чем грезит лорд Пальмерстон. Поднять волнения против власти императорской – не плохо, а по-большому счету… Швеция им, Иван, позарез нужна, Швеция. В прошлогоднюю компанию не удалось, так сейчас счастья попытают. Втянут ее в войну, вот и сухопутная операция. Шведы и сами на Финляндию виды имеют, не прочь под свое крыло вернуть. А места здесь пустынные. Деревень вокруг не много, зато леса дремучего полно. Казачьих разъездов уже нет, постоянного патрулирования берега нет. Усадьба – конечный населенный пункт, где можно провиант и фураж поиметь. Дальше леса и болота финские, напрямую и до границы шведской рукой подать.-

– И как думаешь, как же это всё обставлено будет, а Андрей Николаич? – тревога отчетливо прозвучала в вопросе, уж Иван-то, как никто другой знал – не являлся этот рыжий англичанин просто покрасоваться, нигде и никогда, и ждать нужно было самых каверзных событий.

– Не знаю, пока не знаю, Иван, что на этот раз наш любезный Джон Грей придумает. Вот над этим ребусом и предстоит серьезно подумать. Провокацию им какую-нибудь устроить здесь с руки, что-то типа рейда на территорию Швеции или еще позаковыристей, в общем, не суть, главное шведов в военный конфликт втянуть. Эскадры с моря столицу запирают, а здесь шведы подтянутся, и война на двух фронтах. В Крыму Меншиков напорол, Севастополь вот-вот падет, если еще и здесь полыхнет, мало уже не покажется.-

– Пожалуй ты прав, Андрей Николаевич. Ящики эти тяжеленные, видно сразу, вот бы нос сунуть в грот этот.-

– Да мне и самому любопытно до жути, только пока корабль там стоит соваться туда – совсем не имеет смысла.-

– Что ж делать будем? —

– Пока думать будем, Иван. Да ждать Джонова эмиссара. Должен, должен кто-то объявиться. Им сейчас обстановку изнутри прощупать нужно, окрестности с суши изучить, подходы. Тут любой чужак проверяться должен. Ты, вот что, Иван. Здесь останешься. Дело ты свое знаешь, берег без внимания не оставляй, но особо пока там и не светись. А я в Петербург, к полковнику, – и вдруг, бросая травинку, воскликнул, – проклятье! Ну, куда же она подевалась, эта девчонка! Ну, характерец, просто несносная.-

– А что, Андрей Николаич, зато боевая какая, сразу на фрегат внимание обратила и стреляет, – Иван многозначительно и с явным уважением качнул головой, – вот она и есть наш – ангел-хранитель. И я тоже хорош, не пороть, спасибо ей сказать нужно, – заступился Иван за Лизу.

– Спасибо! – возмущенно воскликнул граф, – именно выпороть бы ее, да вот и всё спасибо! Где ее теперь искать-то? —

– Да что ты, Андрей Николаич, она уже в усадьбе давно, она тут, похоже, каждый кустик в лицо знает, – спокойно проговорил Иван и вдруг усмехнулся, – слушай, Андрей Николаич, а она ведь ничего.-

– Что ничего? – не понял опекун, занятый своими мыслями.

– Ну, видная деваха, такая… – начал Иван с явно слышимой усмешкой.

– Во-первых, Иван, не деваха, – резко оборвал его граф, – а хозяйка имения – графиня. А во-вторых, – опекун запнулся, пытаясь точнее сформулировать, уже успевшее сложиться, мнение о Лизе, – ростом не вышла, худая уж больно, в свете-то статные девицы ценятся, да и дикарка какая-то. Она юбки- то хоть носит. Право слово, честно, по мне – лучше полком командовать или с твоими пластунами в рейд ходить в глубокий тыл врага, чем с одной девчонкой …Ой, брат Иван, мне бы год отмучится, да замуж ее выдать, – горестно, с тяжелым вздохом протянул опекун, – донося до Лизы понимание, какой же обузой она свалилась на плечи этого человека, – ладно, поехали, уж обедать пора, поищем ее еще по дороге, – и, не выдержав, хмыкнул, многозначительно добавив, – выдающаяся девица… —

Мужчины оседлали коней. Лиза подождала, пока совсем затихнет стук копыт и вылезла из укрытия. Внутри у нее все кипело, совершенно раздосадованная, она рванула бегом, напрямки, через лес к Большому дворцу. Ну ладно, билось в ее душе, она тоже отмучается год, но жить будет так, как нужно ей, без оглядки на этого столичного щеголя, и жизнь она ему постарается, устроить повеселей. И за этими мыслями обиженной юной девушки совсем забылись волнения в связи с грозными событиями, которые возможно могут иметь место в их глуши в ближайшее время…

– Елизавета Дмитриевна, голубушка, а вы уверены, что не стоит ждать графа, а то прямо как-то неудобно получается.-

Ян Карлович с Лизой рассаживались в салатовой столовой. Милое уютное помещение столовой предназначалось исключительно для семейных трапез. С приглашенными гостями обедали в мраморной столовой более претензионном помещении, расположенном сразу за танцевальным залом. Салатовая столовая находилась на втором этаже папенькиного крыла. Белые оштукатуренные стены украшались нежно-салатовыми вставками, большие арочные окна окаймлялись складками штор в тон вставок и мебели драпированной салатового цвета атласом, резные плафоны украшали углы и центр потолка, с которого свисала большая хрустальная люстра. Покойный граф любил яркое освещение, и поздними вечерами здесь горело множество свечей, играя отблесками в позолоте рам фамильных портретов и золотых вставках в декоре столовой, что делало помещение еще и несколько торжественным, напоминая о весе графской фамилии.

– Поверьте, Ян Карлович, граф так занят своими делами, что он пропустит обед, а я просто ужасно голодна, – уверенно заявила Лиза, устраивая салфетку на коленях. Переодетая в одно из своих, по-девичьи, строгих платьев с глухим воротничком, с длинными расширенными книзу рукавами украшенными кружевами французской работы, с наспех, но уложенными в гладкую прическу волосами, словно и не было утренней прогулки по лесу, Лиза неспешно, как полагается воспитанной девушке, серебряной ложкой поглощала суп из белой, с фамильными вензелями суповой тарелки тонкого фарфора.

Не очень ожидаемое, весьма скорое, появление опекуна, впрочем, совершенно не смутило ее.

– Граф, вы опоздали к обеду, – строго заметила Лиза, аккуратно кладя ложку на край нижней тарелки.

– Приношу свои извинения, – спокойно ответил опекун. Обслуживающий стол слуга быстро добавил приборы для Андрея Николаевича.

– Весьма любопытно, Елизавета Дмитриевна, сколько же здесь, уж совсем, тайных троп, в глухом лесу, что вы так прелестно выглядите? – несколько язвительно произнесенные слова выдавали кипевшее, но еще сдерживаемое в нем раздражение.

«Кажется, господина „вселенское спокойствие“ задело, вот так и продолжим», – сделала «язва» -Лиза, тут же прибавившее ей бодрости духа, наблюдение.

– Не стоит, граф, утруждать себя комплиментами, я выгляжу обычно, да и говорите вы какими-то загадками, – совсем безвинно пожала плечами Лиза, не удосужившись даже взглянуть на опекуна.

– Вы весьма самостоятельны, Елизавета Дмитриевна, – голос графа все-таки дрогнул, выдавая гневные нотки.

– Ох, Лизонька, – выдохнул Ян Карлович, обреченно опуская серебряную ложку, – вы опять что-то натворили.-

– Да нет, ничего особенного, – с иронией заметил граф, – Елизавета Дмитриевна всего лишь изволили сбежать от меня и добираться до усадьбы в полном одиночестве, вопреки моему запрету.-

– Не вижу ничего предосудительного, – тут же уверенно парировала Лиза, а почему не быть уверенной, она теперь и нарывалась на скандал, решив позлить еще больше господина —«вселенское спокойствие» и, судя по нахмурившемуся одномоментно лицу, сурово сведенным бровям, кажется это ей удавалось, настроение сей факт заметно прибавил,

– вы были увлечены своим занятием, дорогу назад нашли скоро, по-моему, волнения здесь просто излишни, – и, не давая опомниться опекуну, с очень серьезным видом озадаченной делами хозяйки имения, словно продолжая прерванный, так внезапно, деловой разговор вторжением не очень ожидаемого лица, Лиза обратилась к Яну Карловичу.

– Ян Карлыч, а если нам приобрести паровую молотилку? – спросила она.

Ян Карлович чуть не поперхнулся: – зачем же, Лизонька, это дорогая игрушка.-

– Не вижу смысла, – вдруг строгий голос опекуна вмешался жестко в их диалог, – поля у вас бедные, Елизавета Дмитриевна, количество выращиваемых для своих нужд зерновых можно и вручную обработать, а вот паровые машины на маслобойку вполне были бы уместны. Я осмотрел покосные угодья, в том числе и сегодня во время розыска кое-кого, – и он крайне красноречиво взглянул на Лизу, впрочем, она никак не отреагировала на его укоризненный взгляд, вернее весь ее вид говорил: – «да мне и дела нет, чего вы там, по полям скакали.»

– Вполне можно увеличить поголовье скота, – продолжил через секундную паузу обмена взглядами опекун, – и соответственно производство масла. Весьма интересна будет и сыроварня, – и по мере его объяснений тон его голоса принимал привычные спокойные нотки, в ответ, начиная поднимать волну ощутимого раздражения в Лизе, эко быстро он спокойную уверенность обретает, – можно наряду с традиционными сортами пикантные французские производить. Петербург растет, и спрос на сельхозпродукцию ускоряется невероятными темпами.-

– Великолепно, – воскликнула с подчеркнутым сарказмом Лиза, разводя руками, небрежно направляя суповую серебряную ложку в сторону опекуна, устремив взгляд в другую сторону, на сидящего напротив Яна Карловича, – у нас появился новый эконом? —

– Ну, ведь Андрей Николаевич прав, – заступился за опекуна Ян Карлович.

Тут уже Лиза не сдержалась. Нет, это уже было неслыханно и выходило за все рамки ее понимания. Ян Карлович не за нее! Брошенная на стол ложка звонко ударилась о край тарелки, а Лиза, гордо выпрямившись, откинулась на спинку стула.

– Ах, вы уже и сговорились! – зазвенел обидой ее голос, – я, так понимаю, совсем теряю право голоса, мои предложения заведомо не принимаются к рассмотрению. Просто отлично! Значит, вы желаете моего невмешательства. Договорились, – и Лиза с оскорбленным видом снова взялась за ложку. Мужчины многозначительно переглянулись, обед продолжился, но продолжился в полном молчании. И в этом, заполнившем пространство столовой напряженном молчании, созданном очередным капризом Лизы, отчетливо тикали массивные пристанные часы, качая золоченым маятником, и пузатенькие золотые амурчики на крышке футляра с луками в руках и игрушечными крылышками за спиной слушали эту тишину. Опекун не отрывал взгляда от торопливо поглощаемых им блюд, и лишь Ян Карлович иногда тихонько вздыхал, с жалостью поглядывая на демонстративно занятую обедом Лизу.

– Елизавета Дмитриевна, – вдруг совсем миролюбиво, как будто ничего и не случилось, обратился Андрей Николаевич к Лизе в то время, когда происходила замена блюд. Лиза подняла глаза. Его лицо выражало исключительное благодушие, а серость вокруг зрачков была идеально прозрачной, ни следа грозы, еще до употребления супа заполнявшей эту серость, делая ее куда темней. Лиза даже и не поняла, то ли поглощаемая с таким глубокомысленным видом еда способствовала восстановлению его душевного равновесия, то ли сам по себе опекун человек выдержанный.

«Нет, все-таки скорей второе», – уверенно решила про себя Лиза, беря в руки серебряную вилку с вензелем дома графов Ланских, и устремляя взгляд на содержимое тарелки. Настроение испортилось окончательно.

– Мне необходимо дня на три уехать в Петербург, обстановка здесь вынуждает сделать это, я вас попрошу об одолжении.-

Ответом было полное молчание, Лиза даже не взглянула в его сторону, и лишь через эффектно выдержанную паузу, она соизволила протянуть: – каком? – всем видом давая понять, что ее графская персона еще сердится. Опекун вдруг улыбнулся совершенно искренне, так открыто, чем поверг Лизу в некоторое смущение.

– Елизавета Дмитриевна, а вы, право слово, так милы, когда сердитесь, дуете губки, совсем как обиженный ребенок, но я, честно, я ведь совсем не хотел вас обижать.-

Лиза не разрешила себе быть снисходительной и тем более развить свое смущение, она лишь смерила опекуна долгим взглядом, явно не собираясь идти на компромисс, но Андрей Николаевич продолжил, ни мало не заботясь о посетившим ее дурном настроении.

– Я очень вас прошу, загляните в село с Иваном, предупредите старосту, чтобы местные поглядывали и сообщили сразу, вдруг чужаки объявятся.-

Смущение развилось без вмешательства Лизы. Это разительное умение опекуна держать себя в руках. Но если, положа руку на сердце, по большому счету, это она должна была сейчас объясняться с ним и оправдывать свое поведение, это ведь правда, чем он обидел ее – сказал правду? Да, не статная и худая, но ведь действительность, всё то, что сейчас происходит в лесах вокруг усадьбы, гораздо серьезней этих девичьих глупостей, а она нарушила его запрет, да и кидание столовыми приборами… ужасное поведение дурно воспитанной девицы, а она ведь таковой не являлась. Лиза даже не находила слов для ответа, а опекун, не дожидаясь очередного блюда, положил салфетку на стол.

– Вынужден откланяться, спасибо хозяйке за обед, – улыбнулся он снова Лизе, – я немедленно выезжаю, к вечеру надеюсь быть в Петербурге.-

– Но как же обед, батюшка, Андрей Николаевич, – заерзал расстроенный Ян Карлович, – да и проводить вас хоть надобно.-

– Ян Карлович, да о чем вы, я совсем непривычен к проводам, в минуту соберусь, да и стеснять вас далее не буду, – сказал граф, явно обращаясь к Лизе. Дверь за ним захлопнулась, а Лиза чувствовала себя уже совершенно неловко. Устроить глупую сцену! И чего она прицепилась к опекуну, он занимается своими делами и в совершенном праве не посвящать ее в них. Да, временами она тоже бывает несносной. Она поднялась из-за стола.

– Ян Карлович, голубчик, пожалуй, я уже сыта, вы тут без меня заканчивайте, – обратилась она к управляющему только намеревающемуся отправить в рот вилку с аппетитным кусочком зажаренной курицы. Лиза уверенно отодвинула стул с резными золочеными спинкой и ножками, и, не медля, вышла из столовой.

– Ну и дела, – только и произнес вконец озадаченный Ян Карлович, с сожалением бросая на тарелку вилку с так и не попробованным сегодня и уже не лезшим в горло, шедевром повара.

Глава 3

Село Вознесенское, собственность графов Ланских, как и несколько деревенек гораздо меньшего масштаба, разбросанных среди диких лесов этого края, привольно раскинулось на берегу реки, которая спокойно несла свои воды, обозначая границы усадьбы, затем, уже даруя воды жителям Вознесенского, жизнь которых проистекала, кажется, в ритме движения этих вод. Взрываясь новой энергией со взломанным весной льдом, кипя, бурля энергией лета и плавно уходя с осени в зимний сон скованного льдами водного простора реки. За Вознесенским воды реки устремлялись дальше и терялись где-то в необозримых далях. В селе и деревеньках насчитывалось более трех тысяч крепостных душ. Иван с Лизой верхом въехали в село.

– Да, – не выдержал, выдал, по своей привычке внимательным взглядом отмечать окружающее, Иван, – народец-то у вас не бедствует.-

– А с чего ему бедствовать, – откликнулась Лиза, – батюшка говаривал, богатый мужик – богатый барин, уж не знаю, чего удумал Андрей Николаевич, но добрые христиане у нас всю жизнь хорошо жили, чем их бытие улучшить можно, я и не знаю даже.-

Проехали высокий, каменный, сельский храм с довольно монументальной колокольней. На паперти нищий юродивый пялился на них во все глаза, но, не пытаясь, даже приблизиться.

– Такой жалкий, – кивнула Лиза в сторону убогого. Она вдруг резко остановила Барыньку и, под удивленным взглядом, тут же натянувшего поводья Ивана, спрыгнула с лошади, доставая на ходу из маленькой кожаной сумки на длинном узком ремне, перекинутом через плечо, мелкую монету, которую аккуратно вложила в просящую руку. При ближайшем рассмотрении юродивый оказался совсем молодым, его глаза блеснули коротким и, казалось, совсем осмысленным взглядом, пройдясь по лицу Лизы, но тут же это впечатление исчезло, глаза закатились, делая его лицо обыденно придурковатым, и он усиленно закивал головой, что-то бормоча под нос. Пегая поросль на месте, где у мужиков обычно растет борода, непонятного цвета лохматые волосы, не очень приятное покрытое крупными выпирающими прыщами лицо. Лиза тут же повернулась и, более не отвлекаясь на, так и таращащегося на нее, убогого, быстро пошла к лошади, привычным движением снова оказываясь в седле.

Чопорные старухи в платках-убрусах, по-старинке схваченных под подбородкам, поверх вышитых, нарядных, праздничных шапочек-повойниках, выходящие с утренней службы, неодобрительно глазели на всадников, поджав сухие губы, но склоняли головы, приветствуя свою барыню. Нарочито суровые, чай после службы шли, всё под присмотром тех же старух, лица молодиц, зыркающих глазами из-под цветастых платков, уже по-новому завязанных узлом под подбородком. Зыркали, правда, более с любопытством, чем с непонятным немым укором, как старухи, склоняясь, перешептывались, кивая откровенно вслед проезжающим.

– Что-то, барыня, не очень жалуют вас селяне, – усмехнулся в пшеничные усы Иван, – ишь, как косятся.

Лиза спокойно улыбнулась.

– А я никому и не пытаюсь понравиться, тем более местным селянкам. Не понятно им все, что я делаю, не понятны мои стремления, вот и косятся, а по мне – пусть болтают, главное, чтобы нос не совали, да по простоте своей душевной, не мешали.-

Дом старосты, добротный, рубленый из больших бревен, стоял почти с краю села на очередном пригорке, на который поднялись, предварительно нырнув в явно обозначенной ложок между сельскими огородами.

Лиза с Иваном въехали в открытые, крепкого теса, ворота двора дома старосты.

– Ой, Петр, смотри, каких гостей бог послал! —

Глаша стояла у ворот, и Лиза заметила, как радостно зажглись ее глаза, при виде казака, въезжающего во двор следом за барыней. Иван пытался спрятать улыбку в своих пшеничных усах, но не выдержал и расплылся, сверкая белыми зубами.