Чё делать?

– Мля! – очнулся Патроныч от сладких грез.

«А Муха, старый хрыч, земля ему пухом, прав! Вот ведь старая школа! Возьму этого клоуна и приведу Феличите! Чем не Стас?! А если еще Таракана найдут, то, вообще, двойная выгода – будет из кого Стаса выбрать. Пусть Феличита сам разбирается, кого в Москву отправлять».

– Дядя, те чё нада? Чё вылупился? Ты на мне дырки просверлишь, – развязно заговорил клоун с задумавшимся Патронычем.

– Концерт окончен. Снимай маскарад, вытри моську и со мной на гауптвахту, – как можно суровей скомандовал начальник охраны.

– А в ЗАГС с тобой не пойти, дядя? – огрызнулся клоун.

– Ты не в моем вкусе, кукла ряженая. Болтаешь много. Лавку, я сказал, закрываем и на пункт охраны.

– Да, кто ты такой, что б командовать? – перестал шутить клоун. Явное беспокойство проступило у него через грим.

– Я начальник охраны торгового центра, шут гороховый. Встал и пошел со мной. – Патроныч сказал это максимально суровым тоном, какой был в его распоряжении.

– Ааа! То есть ты тут главный сторож? Понятно. Только знаешь, дядя, без погон ты сам – шут гороховый! Понятно. Нет у тебя ни каких прав и полномочий! Так что иди в свою сторожку один. Удар пришелся по самому больному месту Патроныча. Отсутствие погон воспринималось им как самый главный минус гражданской жизни. «Погнался за рублем, – с горечью думал бывший участковый, – теперь каждая обезьяна смеет тебе тыкать!»

– Да я тебя… – оскорбленный Патроныч рванулся в сторону наглеца.

– Я просто выполняю свою работу! Меня директор торгового центра сам лично нанял! Не порть праздник людЯм! – завопил клоун, отшатываясь от охранника.

Толпа мамаш загудела как стадо пингвинов и стала наступать на Патроныча.

– Оставьте аниматора в покое! Да как вы смеете вмешиваться! Мы специально с детЯми пришли! Нашелся тут начальник. Ишь, выискался.

– Спокойно, товарищи. Расходитесь, – попытался старомодно утихомирить мамаш бывший мент. Однако его слова произвели противоположный эффект.

– Ты сам успокойся. Ты сам отсюда двигай! Мы на тебя жалобу напишем.

Патроныч растерялся от натиска грудастых матрон. Он оглянулся в поисках поддержки и перехватил взгляд мужика, который стоял в стороне. Взгляд был сочувствующий, но недолгий. Мужик стушевался и юркнул в магазин от греха подальше. Клоун, подлая рожа, почуял, что перевес на его стороне и ехидно заблеял:

– Дети! А дети! Знаете что? А давайте сыграем в игру! Кто быстрее и выше залезет на дядю! Готовы?! На старт. Внимание. Марш! Мелюзга с визгом рванула на штурм дяди. Хаос и бардак снова побеждали человека порядка. Чтобы не предпринял Патроныч, какое бы решение проблем не находил, все вязло и гибло в окружающем бардаке, как в болоте. Все сносилось каким-то броуновским вихрем окружающих идиотов. «Если бы я остался в милиции, ничего этого со мной не произошло!» – снова укорял себя Патроныч, в то время, как орава детей уже карабкалась по нему со всех сторон. Клоун злорадно торжествовал победу.

– Ну, кто же первый? Приз победителю вот эта кукла!

Барби с головой пупсика приветливо замахала руками разной длины и разного цвета.

– А откуда она у вас? Откуда у вас эти куклы? – вдруг раздался требовательный голос.

Клоун нервно и как-то натужно захихикал.

– Ах, ты, моя пышечка, тоже куклу хочешь? Как тебя звать, красавица? Какие у тебя глаза красивые.

– Меня Лиза звать. Мне не нужна кукла, у меня такая же есть. Вот! Я хочу узнать, где вы взяли эти куклы?

Лиза решительно раздвинула кордон из мамаш и шагнула к аниматору.

– Спонсоры выдали, моя красавица. Спонсоры. Хочешь автограф дам?

– Автографы будешь в милиции раздавать. Эти куклы с нашего склада! Тебе их никто не давал. Ты их сам взял!

Лиза подошла поближе и заговорила дальше взволнованным шепотом:

– Что ты делал ночью на нашем складе? Отвечай прямо, ты – маньяк?

Тем временем Патроныч освободился от последнего малыша и оказался с другой стороны от аниматора.

– Ну, что шутник, доигрался? Проникновение на склад, кража – это уголовные статьи. А ты говоришь, что тебя не за что задерживать. Кто теперь шут гороховый, а?

Поникшая фигура начальника охраны снова надулась важностью.

– Ну, что, гражданочки, – торжествующе обратился Патроныч к мамашам, – будете проходить свидетелями по уголовному делу. Давай запишем ваши имена, фамилии и координаты.

Мамаши быстро похватали своих детей и заспешили по магазинам. Когда толпа рассеялась, Патроныч повернулся к Лизе.

– Благодарю за проявленную бдительность, так сказать. Затем помявшись, начальник охраны продолжил менее официально:

– Спасибо, тебе дочка. Ты не представляешь, как мне помогла. Только теперь расскажи мне все по порядку. А ты, клоун, пошли, куда сказали. Теперь тебе бежать некуда.

20

«Ну, все! Не носить мне платье от Кальяно ни при жизни, ни в гробу. Сейчас он меня выследит и грохнет в чем есть: в новых кроссовках, старом пальто, перешитых маминых брюках и в трусах с дыркой. Я же не знала, что так все обернется. Может, приоделась бы, если бы знала», – Вика Клюева затравленно смотрела на маньяка и не могла оторвать от него взгляд, как кролик не может оторвать взгляд от ползущего к нему удава. Маньяк, можно сказать, тоже полз, только без смертельного изящества хищной рептилии.

– Ну, мне поможет кто-нибудь встать? – пьяно ворчал он, обводя пространство мутным взглядом. «Змеиное коварство! Обвел охранников вокруг пальца. Притворился пьяным или специально напился для правдоподобия. Кто на пьяницу подумает, что он опасный, как его там, психопат? Да он хитрее их всех вместе взятых! Что же мне делать? Бежать? Так почему я не бегу? Куда? Домой? Да я там с ума сойду от страха! Жить и трястись в ожидании, когда он из за угла выскочит. Боже, я пропала!» – мысли вихрем носились в голове Вики, но сама она стояла, как вкопанная у входа. Люди недовольно обходили ее, бросали какие-то неприятные замечания, но она эти замечания не замечала.

– Эй, милочка! – какая-то женщина с сиреневыми волосами дергала Вику за рукав, – это твой что ли на дороге валяется? Прибери его с полу-то. А то стоит, красотка, смотрит. Подцепила алкаша, теперь возись с ним. Эх, дура горемычная.

– Это не мой, – возмутилась Вика.

– Конечно, не твой. Поэтому ты стоишь и караулишь его. И взгляд у тебя такой добрый, как будто ты его убить хочешь. Так только семейные смотрят. Уж я-то знаю, у меня у самой такой же был.

– Бааа-рыш-ня! А мы с вами раньше нигде не виделись? А мне кажется, я вас знаю! – раздался пьяный игривый голос.

У Вики все похолодело вплоть до кончиков пальцев, как будто смерть, как снежная королева из мультика, дыхнула на нее. «Все, он меня заметил».

– Ну, подойди, не бойся, чё скажу, – пьяный маньяк поманил Вику к себе.

Вика, как зомби, пошла к нему. Она шла, и с каждым шагом внутренний голос все сильнее бился в истерике: «Что я делаю? Что я делаю?! ЧТО Я ДЕЛАЮ!! ААА! Мама, что я делаю!»

– Фемина! Слышь, чё скажу. У меня к тебе предложение.

Маньяк повалился на клумбу и принял среди высохших цветов аристократическую позу.

– Пошли ко мне домой! Пре…ик…пре…ик…предадимся страсти. У меня своя комната в коммуналке, между прочим.

«Совсем ничего не боится, маньяк бессовестный», – прокомментировала про себя Вика.

– А чё нам бояться? Я свободный человек. Почти. Так что перед тобой знатный жених. Принц на белом коне!

Кто-то из прохожих засмеялся.

– Хорошо. Без коня, – тут же поправился принц. – Ну, что вы молчите, миледи? Или щас, или никогда. Между прочим, меня завтра арестуют… Да, да. Арестуют. И посадят в тюрьму! Пожизненный срок. Комната будет полностью в вашем распоряжении. Это хорошая сделка, миледи.

Миледи лихорадочно анализировала сказанное: «Все, как в той статье из «Спид Известий». У маньяков есть последняя стадия, когда они идут на дело в открытую и мечтают, чтоб их поймали. Этот, видимо, на такой последней стадии. Тогда у меня есть шанс».

– А зачем откладывать на завтра, то что можно сделать сегодня, – смело шагнула на встречу опасности Вика Клюева. – Представляете лица охранников или полицейских, если сдадитесь сами. Они такие ничего не ожидают, а вы такой: «Я тот, кто вам нужен!» Получится красивый жест. Ведь, красиво. Не будет этих унизительных сцен насилия при аресте. А я буду ждать вас из заключения. Носить передачки. А если я сейчас пойду с вами в вашу берлогу, то вы все равно мало что запомните, вы же пьяны. А то и вовсе выйдет конфуз. К тому же сейчас вы смелы и дерзки, а завтра вас будет мучить похмелье. Сможете вы сохранить достоинство при аресте? Ну что, давайте руку. Сделайте последний дерзкий поступок в вашей карьере. И вы войдете в историю! – Вика была сама убедительность.

Маньяк поразмышлял над предложением, закатывая глаза и закидывая голову, потом медленно протянул руку. Раза три он своей клешней промахивался мимо изящной викиной кисти, раза три у нее был шанс отдернуть руку, уйти, убежать, но Вика была сама решительность. Наконец, с четвертой попытки клешня маньяка поймала цель. Вцепилась мертвой хваткой. Вику передернуло от страха и омерзения. Вот оно зло! Потное, прохладное, не клешня даже, а щупальца скользкого мерзкого осьминога.

– Что ж я согласен, – прошипел осьминог, хотя в природе они не шипят. – Только сначала мне надо в туалет. Отведи меня туда.

«Вот, значит, как у него все просто. Ва-банк пошел. Даже не пытается что-нибудь придумать. В сортир и все. Совсем за дуру держит. Пусть держит. Посмотрим, кто в дураках останется», – глядя прямо в мутные глаза человека-осьминога, подумала Вика. Маньяк попытался подтянуться и встать, но потерял равновесие и повалился обратно на клумбу. Так бывает: голова принимает решение, а подчиненные члены ее не слушаются. На себе испытал Василий Горюхин разницу между коньяком «Багратион» и коньяком «Наполеон». Причем в один и тот же день. Пылкий Багратион начисто сносит голову, но укрепляет члены. Характер у выпившего становится бесшабашный, поведение – буйное, но движения и координация – точные, как у танцора. И правда, Горюхин, отпив Багратиона, учинил дебош в Муравейнике, но от охраны увернулся ловко, как тореадор, и в Патроныча продуктами попал точно, как снайпер. Совсем по-другому ведет себя «Наполеон». (Контрафактный, конечно. Настоящий Горюхин не пробовал, да и не попробует). Голова от «Наполеона» становится ясная, как у великого полководца. Смыслы открываются тайные, перспективы новые. Людей видишь насквозь. А тело подводит. Как армия под Ватерлоо. План гениальный, но приказы теряются по дороге, конница скачет не туда, пехота не может взять высоту, артиллерия стреляет по своим. Крах. Далее похмелье на острове святой Елены. Так и Горюхин, выпил «Наполеона», просветлился. Все про всех понял, про себя тоже, смысл обрел, красноречие обрел, а тело потерял. Как каша, растекалось его тело по любой поверхности. А как же Феличита? Он же тоже «Багратион» употреблял, а не буянил? Так у него масса тела больше. Тем более, пил Феличита в стадии похмелья, а это ж совсем другая химия!

– Пардон, мадам. Всадник не отвечает за дрожь коня, – извинился за свою неловкость маньяк. Вика потянула лежачего еще раз, но безрезультатно. «Как в сказке про репу», – подумала она растерянно.

– А вот ты где! Не далеко ушел.

Вика повернулась. Перед ней стоял молодой, ушастый охранник, тот самый, которого она видела с Лизкой Курицыной.

– Мне забрать этого надо, – обратился ушастый к Вике. – Вор он. И еще дебош в магазине устроил. Главное начальство в ярости. Так что извините, – легким движением руки охранник выдернул маньяка из клумбы, как репу.

– Не извиняйтесь, – Вика с интересом посмотрела на избавителя. – Я с вами. Я тоже кое-что про него знаю.

– С восторгом предаюсь в руки родной милиции, – продекламировал маньяк и, булькая, захихикал.

Глава 4

0.

Ноль.

1.

«Просто Аня» решила выкинуть из головы все переживания дня и просто дождаться конца работы. Для очистки памяти она использовала припев «Все пройдет, и печаль, и радость. Все пройдет, так устроен свет». Откуда она знала этот припев, «просто Аня» не помнила. А как она могла помнить? Это же был припев для очистки памяти. Но, вообще-то, давным-давно ее мама ставила эту песню Боярского на магнитофоне вместо колыбельной, чтобы «просто Аня» уснула. Припев сделал свое дело. Прокрутившись в голове раз семнадцать, он стер переживания, как ластик детские каракули. Ну, не совсем стер, оставил какие-то неразборчивые пятнышки, но они уже не мешали «просто Ане» спокойно приводить в порядок одежду после покупателей. Когда в магазин вернулся мрачный Эльдар, она допевала припев в восемнадцатый раз и, поэтому встретила начальника безмятежной улыбкой.

«Вот, бабы! Как ни в чем не бывало! Как с гуся вода», – удивился Эльдар. Через секунду он понял, что ошибся. Не все Ани одинаково отходчивы. Из другого угла магазина на него смотрела тяжелым взглядом менеджер Анна. В этом взгляде не было ни забвения обид, ни безмятежности. «Эта помнит все. И припомнит всё!» – Эльдару было неприятно, что хоть кто-то думает о нем плохо. «Может ее уволить?» – подумал он. Но даже если бы Анна знала, что ее хотят уволить за тяжелый взгляд и мрачное настроение, она бы ничего не смогла с собой сделать. Она не знала счастливого куплета, стирающего память. Раз за разом она прокручивала события на складе. Раз за разом она возмущалась предательством Дюши, тупостью охранника Копыто и, особенно, ленью Патроныча, который не бросился тут же расследовать странное происшествие, а спокойно смирился с «глухарем». Как заноза на филе, как заусеница на пальце, как затяжка на чулках, Анне не давала покоя загадка о стразах под окном. Анна не сомневалась, что стразу оставил сам Стас, что это он пытался вылезти из окна. Это был ее пункт веры. Она не могла отказаться от этой версии. Но как тогда в раздевалке остались его джинсы, причем в целости и сохранности, этого она объяснить не могла. Это выводило ее из себя и заставляло ненавидеть окружающих. Ей казалось, что они назло скрывают от нее правду. Ну, ничего, она выведет их всех на чистую воду! И первым делом эту Анечку. Менеджер Анна перевела свой недобрый взгляд на просто Аню. «Строит из себя невинную овечку, овца! А сама подсидеть хочет меня. С должности спихнуть. Что ты, трудолюбивая какая, заработала, засуетилась перед начальником», – как бы сказала своим взглядом менеджер Анна и сама начала суетиться и работать. Демонстрировать, так сказать, трудолюбие. Вдруг «просто Аня» перестала демонстрировать трудолюбие и прильнула к витрине. «Что она там увидела?» – встрепенулась менеджер Анна, но продолжила перекладывать вещи. Не могла же она последовать примеру этой овцы. Овца от витрины не отлипала. «Что ж там она увидела? Что ж там такое происходит?» – росло в менеджере Анне любопытство. Она уже с трудом сдерживалась, чтоб не подбежать к витрине, и перекладывала вещи с усилием воли. К овце присоединился Эльдар. Его развеселило то, что происходило за стеклом. Он наклонился к уху продавщицы и явно пытался шутить про происходящее. Менеджер Анна решила поправить вещи на полке, которая была поближе к витрине. Но оттуда тоже было плохо видно. Тогда она подошла к вешалке, которая была еще ближе. Сняла и снова повесила джинсовую рубашку с вставками в виде цветочков. Но и это не помогло, обзор закрывала широкая спина хозяина магазина. В конце концов, измученная любопытством Анна решительно шагнула к витрине.

– Чё не работаем? – сердито бросила она в спину продавщице и стала жадно смотреть в общем направлении.

Она как раз успела вовремя. Холл пересекала странная кавалькада. Впереди шел клоун, (тот самый, что устраивал жестокие игры среди детей), его за шкирку вел Патроныч, а рядом семенила эта крупнокалиберная дура из детского магазина. Клоун по-клоунски ревел и плакал, поливая прохожих длинными бутафорскими слезами. Тут он увидел зрителей из джинсового магазина и попытался остановиться для приветствия. Патроныч грубо толкнул вперед аниматора, так что приветствие получилось смазанным. Кавалькада продолжила движение. «Просто Аня» с жалостью посмотрела вслед поникшему клоуну и вернулась к работе. Эльдар зевнул и переключился на разглядывание «просто Ани». Только менеджер Анна продолжала смотреть на клоуна хоть и без жалости, но с напряженным вниманием, как будто увидела что-то. Это что-то заставило сильно биться ее сердце и лихорадочно работать ее мозг. Из-под клоунского костюма выглядывали джинсы. Джинсы со стразами! Все из-за грубых манер Патроныча. Он постоянно толкал и тянул клоуна, хватаясь за его наряд. «Может, это ничего не значит? Может, это просто совпадение? Подумаешь, начальник охраны тащит клоуна, одетого в джинсы со стразами. Опять влипну в глупую ситуацию. Опять этот нач. охраны будет меня отчитывать, как девчонку», – мучилась сомнениями Анна. Так она мучилась, мучилась и, вдруг, оказалась уже у выхода.

– Ты куда? – успел возмутиться Эльдар.

Но ему никто не ответил.

2

Кристина Анатольевна не пошла по стопам Анны Карениной по многим причинам. а) Из-за удаленности железнодорожных путей. б) Из-за чувства стиля. Ей было важно, как она выглядит в любой ситуации. в) Из-за гордости. За что она должна себя наказывать? г) Из-за предубеждения. Ей никогда не нравились ни Каренина, ни роман про Каренину. Честно говоря, она и не читала этот роман. Зачем читать, если там все плохо кончится? Вот Мариэлла Стилл другое дело. «На тропе любви» – потрясающий роман. Сколько там Эсмеральда испытала! А закончилось все не под поездом, а под мускулистым брюнетом-миллионером, на собственной вилле, с видом на восход и океан! И все же Кристина Анатольевна подумала о Карениной. Так велико было ее горе, что она впервые, со школьной скамьи подумала о Карениной. Она подумала, что ее горе, горе Кристины Буряк, гораздо более горючее, чем у Анны Карениной. И оно, ее горе, тоже достойно романа, даже еще более достойно.

– Сейчас умру, – выдохнула Кристина Анатольевна, уронила пакеты на пол и рухнула на стул.

– Колы? – услужливо предложила Надежда Алилуевна.

Пока магистр брендмагии ходила за живительной влагой, Кристина Анатольевна грустно смотрела на свои пакеты. Потом она грустно выпила стакан колы объемом 0,3 миллилитра. Выпила залпом, но без всякого удовольствия. Потом из ее груди вырвалась грустная отрыжка.

– Ну что, Надежда Алилуевна, не помогла мне ваша брендмагия. Не помогла. Ни крокодил от «Лакост», ни Медуза Горгона от «Версаге» – никто не помог.

– Так потому что надо было с самого начала меня слушаться! – бросилась защищать свою науку Надежда Алилуевна. – Я же говорила, что должно что-то произойти? Говорила! А вы «Стокеры» купили! Вот вам слабое звено в обороне. Вот вам и пробоина, куда зло просочилось. А я говорила! Тем более, моя дорогая, может, вас поджидало зло пострашнее! Но мы от него защитились. А?!

– Что же может быть хуже? Родной сын бросил, – сквозь отрыжку проговорила брошенная мать и продолжила горевать, как Эсмеральда в любимом романе, – Нет, я умру. Умру с горя в одиночестве.

– Да подождите вы умирать! У вас в гороскопе ничего такого нет! Саша – умный мальчик, но он – подросток. У него ветер в голове. Он вспыльчив, переменчив. Как убежал, так и вернется. Надо только с умом разрулить ситуацию. Все сделать по феншую, – попыталась влить оптимизм и восточную мудрость в опустошенную горем мать Надежда Алилуевна.

– Щас я все сделаю по феншую. Щас я кому-то устрою такой феншуй, что мало не покажется! – начала закипать Кристина Анатольевна, наливаясь вместе с оптимизмом еще и яростью.

Она порылась в сумочке и извлекла из ее недр сотовый телефон, точно такой же как у ее сына, только серый. Когда Буряк подарил ей аппарат, она помнится, даже посетовала на унылую расцветку:«Не могли, что ли делать телефоны белыми или красными?» А теперь она, не обращая внимания на расцветку, начала решительно тыкать в кнопки телефона.

– Как ты смеешь переманивать сына, подонок?! – закричала Кристина Анатольевна, как только кончились гудки.

– Кто тебе позволил?! Как ты… Что? Доктора Петровского нет в ординаторской? А где он? Позовите его! Позовите, я сказала! А мне плевать! А мне плевать, что прием! Скажите, что я тогда сама к нему приеду! Ты знаешь, кто я! Знаешь, знаешь. Я тебя тоже знаю. Быстро тащи Петровского к телефону!

Следующие пару минут прошли в напряженном молчании. Потом еще пару минут прошли в еще более напряженном молчании. Потом в трубке раздалось робкое: «Алле», и тут же Кристина Анатольевна взорвалась, как мина, на которую наступили.

– Как ты смеешь переманивать сына, подонок?! Кто тебе позволил!? Как ты… Что? Саша не у тебя? А где он? Как ты не знаешь, где он? Он же твой сын!

Через пару минут ярость вылилась из Кристины Анатольевны полностью.

– Мама, Саша пропал. У тебя его нет? Придет, позвони мне, ладно. Не знаю из-за чего. Ничего я ему не говорила такого. Нет, ничего. Нет, не говорила! А я говорю, что ничего не говорила! Что ты меня обвиняешь? Что ты меня всегда обвиняешь?! Вот всегда ты такая! Все, не слушаю тебя. Не слушаю. Все, я бросаю трубку.

– Поговорила, называется, с мамой, – с горькой усмешкой пробурчала Кристина Анатольевна. Следующий разговор она решила провести спокойно, по-деловому.

– Буряк, нужна твоя помощь. Да, привет. Нет, не подождет. Нет, не подождет разговор. Это срочно. Не вешай трубку. Скотина!

– Скотина! Повесил трубку! Вот как жить с таким человеком?! – бросила риторический вопрос в Надежду Алилуевну оскорбленная жена.

Оскорбленная, но не побежденная. Она не собиралась сдаваться.

– Я, в конце концов, жена! Будь добр ответить!

Она упрямо набрала последний номер еще раз, потом еще и еще. Потом еще и еще, еще и еще. Наконец, она победила, из трубки раздалось: «Чё нада?»

– Саша пропал, – выпалила без подготовки Кристина Анатольевна. – Слышишь, пропал. Нашелся? Как нашелся? Где? С тобой?!! Где? Где тут? Понятно. Я к вам! А я, говорю, что к вам. Нет, мне надо его видеть! Не пытайся меня остановить!

Кристина Анатольевна поднялась и начала решительно собираться, как солдат перед боем. Привела волосы в порядок, поправила блузку, взглянула в зеркальце, чтоб оценить свое боевое состояние и тут увидела, что за ней с интересом наблюдает вся бургерная. Особенно люди в колпаках. Зрители были готовы рвануть за ней следом, чтобы не упустить развязку драмы.

– ЧЁ ты уставился?! Чё ты уставился, я спрашиваю? – начала грубить ближайшему зрителю в колпаке Кристина Анатольевна. – Чё ты ржешь? Тя уволят сегодня же! Понятно! Ну, завтра, в крайнем случае! У меня муж – хозяин всего торгового центра, понятно!

Героиня местного романа помахала телефоном как пистолетом и с шумом удалилась со сцены. За ней, подхватив пакеты, побежала брендмагистр Надежда Алилуевна.

3

Параллельные линии не пересекаются. Например, рельсы. Рельсы бегут себе параллельно с вокзала на вокзал и заканчиваются то на переполненном перроне, то в пустом тупике, но все равно не пересекаются. А вот на картине с закатом, с туманной далью, эти рельсы сойдутся в точке на горизонте. Да что рельсы! Вот усталый мерчендайзер фотографирует параллельные стеллажи в универмаге, а те на фото в кучу собираются. Ну, если фотография масштабная. Так и в романах – ближе к финалу сходятся персонажи друг другу совершенно параллельные. Вот, Феликс Эдмундович Буряк кричит:

– Да, мне параллельно, кто это! Понимаешь? Па-рал-лель-но!

Он кричит, а человек, хоть и параллельный, стоит и думает: «Столкнулся же с идиотом». Потом поправляет рыжий парик и думает: «Ну и хорошо, что параллельно».

– Чё ты мне тыкаешь своим клоуном? – хозяин магазина отмахивался от своего зама, как от назойливой мухи, – мне некогда с этим возиться.

Патроныч был в шоке от равнодушия начальника. Он рассчитывал на триумф и восстановление справедливости, как только предъявит клоуна. В мыслях он уже принимал извинения от Феличиты, с достоинством выслушивал слова благодарности. И вот – на тебе. Вместо этого он слышит какие-то упреки: «Чё ты фигней занимаешься? Какой шум, какой беспорядок? Он же аниматор».

– Хорошо. Беспорядок тебя не волнует. Понятно, – тут Патроныч достает главный козырь, – у него проникновение на склад игрушек! Он раздаривал ворованные игрушки!

Лиза утвердительно закивала, а клоун отрицательно замотал головой.

– Вообще-то, я эти игрушки сам делал, из разных деталей собирал. Там без меня так и остался бы мешок мусора, – впервые, с момента взятия под стражу открыл рот клоун.

Лиза что-то возмущенно ему отвечала, но ее речь была заглушена громким спором директора и зама.

– Это круто, что ты лоха ряженого за шмон на складе поймал, но я тебя за чем посылал, Патроныч?

Терпение Патроныча лопнуло.

– Да что ж ты непонятливый какой? Ты чё барана тупого включил? Я тебя не узнаю, Феличита! Где, мать, твои серые клеточки? Это же аниматор! То есть плясать и петь умеет! А у нас на него почти дело готовое!