Точка бифуркации

Блин, ну до чего же мои родственники любят пафосные речи! Особенно Михайловичи этим страдают. Но все же – чего ему, интересно, надо?

– Я ведь тебе не чужой, и чувство долга у меня тоже есть, – начал объяснять Серж. – И поэтому предлагаю тебя заменить. Пусть в императорском поезде вместо тебя поеду я, мы ведь довольно похожи, и почти полного сходства будет достичь нетрудно. И в самом крайнем случае моя гибель не станет для России такой потерей, как твоя.

«Вот те хрен, в штаны не лезет», – в некоторой растерянности подумал я. С чего бы это его так на героизм-то пробило?

– Я уверен, что тогда ты позаботишься о Матильде и обеспечишь достойное будущее нашего ребенка, – продолжал потенциальный герой.

– Даже так? Разумеется, об этом можешь не волноваться, я никогда не забываю добра.

Кажется, ситуация проясняется. Вряд ли он сам все это придумал, а вот Малечка вполне могла. Кстати, не помешает уточнить…

– Я так понимаю, что она с тобой не поедет?

Вот тут Серж немного замялся.

– Знаешь, я ее изо всех сил пытался отговорить, ведь она в положении, но не получается. Она говорит, что должна быть со мной и в радости, и в печали, и уж точно не может остаться дома, когда мне угрожает опасность. Может, ты ее сможешь урезонить?

Если она действительно хочет ехать, то надо не урезонивать, а выяснять, зачем ей это понадобилось. А если все это спектакль для милого Сережи, то Маля сама урезонится с полуслова. Даже, пожалуй, с полувзгляда, ведь она очень хотела, но император не разрешил.

– Попробую. Скажи Матильде, чтобы она зашла ко мне завтра вечером.

А ведь действительно, подумал я, если Сергею сбрить бороду, слегка укоротить усы и надеть парик, а мне, наоборот, бороду приклеить и побрить башку налысо, да после этого обоих слегка подгримировать, может получиться достаточно убедительно. Интересно, что мне скажет Маля?

Причины, побудившие молодую жену Сержа к проявлению неумеренного героизма на грани самопожертвования, оказались просты, незатейливы и несколько меркантильны.

– Ротшильды станут гораздо более уверены в моих возможностях влиять на вас, если получат основания думать, что мы иногда кое-что себе позволяем в личном плане, – объяснила она. – Сергей будет изображать из себя вас и поедет в императорском поезде. А со мной ничего изображать не придется – тесные встречи с ним у нас и так будут, но многие подумают, что я сплю с вами.

– С первого взгляда неплохо, но только с чего это тебя так резко потянуло на самопожертвование? Риск, хоть и не очень большой, все же есть, причем он максимален именно в том составе.

– Так я же в императорском поезде не поеду! Мне такое не по персоне, буду Сережу на остановках навещать. И, раз уж вы будете его играть, то мне вполне логично ехать рядом с вами. Во-первых, как молодой жене. Во-вторых, рядом с вами будет самое безопасное место, я в этом убеждена. А в-третьих, если вдруг выяснится, что в поезде для свиты едет не Сережа, а вы под видом его, то подозрения, что мы с вами любовники, от этого только усилятся.

– Хм… на первый взгляд убедительно. Но ведь это еще не все причины?

– Александр, ну конечно. Просто, когда французы убедятся в моей полезности и подкинут еще денег, можно я оставлю себе на тридцать процентов больше, чем в прошлый раз? А то мы в Стрельне все никак отделку завершить не можем.

– На двадцать пять. А хочешь тридцать – тогда езжай вместе с Сергеем в императорском составе, повод придумаем.

– Не надо, двадцать пять тоже очень хорошая цифра.

Рита против Малечкиной затеи ничего не имела, и я, естественно, на следующее же утро познакомил с ней Петра Маркеловича.

– В принципе неплохо, – кивнул канцелярист, – но, Александр, позвольте вам сказать откровенно. Я убежден, что из вас выйдет не самый лучший великий князь Сергей Михайлович. Найдем и поубедительней, а вам лучше ехать под личиной господина Шумахера в поезде обеспечения. Тогда в легенде появляется третий слой, что повышает ее устойчивость. Ну, а что Шумахеру придется ехать не в столь комфортных условиях, как великому князю, вы, я надеюсь, переживете.

– Да, переживу, не барин. А вы на всякий случай подготовьте документы еще и для Ржевского. Вот только, пожалуй, пусть он теперь будет не гвардейцем, а жандармом. И подрастет в чине до штабс-капитана.

Вообще-то мы все считали, что вероятность покушения на меня не очень высока – хотя, конечно, она есть. Но вот вероятность того, что в Питере во время моего отсутствия начнут происходить весьма интересные события, оценивалась как близкая к ста процентам.

Глава 6

Даже как-то странно: за всю свою вторую жизнь я ни разу не вспомнил песню злостных алиментщиков из первой юности – «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз». Хотя на поездах пришлось поездить не так уж и мало. Не как Вильгельму, конечно, который иногда проводил в своем поезде по три месяца в году, но все же. И в самом начале поездки на Дальний Восток тоже ничего особенного не замечалось – ну еду себе и еду, не в первый же раз. А вот когда кавалькада из пяти поездов (правда, довольно коротких, по шесть – восемь вагонов) проехала Ярославль и взяла курс на юго-восток, в голове сразу назойливо зазвучало: «Колеса диктуют вагонные, где срочно увидеться нам…».

Я помотал головой. Вот же зараза! Будь моя воля, я бы за весь путь вообще ни с кем не увиделся – имеется в виду из начальства городов, которые мы будем проезжать. Но так не получится, к сожалению. Сходить, что ли, в вагон – узел связи?

Как я уже упомянул, направляющийся во Владивосток караван состоял из пяти поездов.

Первым двигался поезд охраны. За ним – свитский, третьим шел императорский, потом следовал поезд обеспечения, в котором я ехал, и замыкал строй еще один состав с охраной. Причем людей в нем было несколько меньше, чем в первом, зато имелся десяток хороших лошадей.

В поезде обеспечения в качестве транспорта наличествовали пять велосипедов, три мотоцикла, багги, легкобронированный автомобиль и два двухместных дельтаплана. И это кроме тех двух автомобилей, что ехали императорским составом. В общем, в случае возникновения серьезной опасности у меня будет большой выбор, на чем убежать. Ну, а пока бежать рано, следовало, пожалуй, лично убедиться, что в радиовагоне все в порядке. И заодно узнать новости, если они есть.

Вагон – узел связи находился через один от того, в котором ехал я, то есть, пардон, Михаил Рольфович Шумахер. Там царила рабочая обстановка, причем, как только я туда зашел, в голове тут же всплыло: «Вы, точки-тире телеграфные, ищите на стройках меня. Сегодня не личное главное, а сводки рабочего дня». Вот интересно, рифмоплет, сочиняя эту бредятину, ржал в голос или у него хватило силы воли делать это только мысленно?

– Что-нибудь, кроме сведений о готовящихся встречах, есть?

– Нет, Михаил Рольфович.

Разумеется, связисты знали, кто это такой на самом деле. И автомеханики, и личный состав маленькой поездной авиагруппы. Не в курсе была только прислуга, едущая в двух последних вагонах.

Со встречами была, конечно, задница. Я еще в прошлой жизни неоднократно видел, как к приезду высокого начальства завешивали облезлые стены домов тряпками с нарисованными на них восхитительными фасадами, без всякой подготовки спешно клали новый асфальт поверх старого и вообще чуть ли не красили траву в зеленый цвет. Несколько раз даже самому приходилось участвовать в строительстве таких потемкинских деревень, и вот снова приходится с этим же сталкиваться. Правда, теперь с другой стороны, ведь это я – высокое прибывающее начальство, но сути дела это не меняет совершенно. Вон, в Красноярске, как мне доложили, собрались спешно строить какую-то триумфальную арку. Блин, зачем, – им что, деньги некуда девать? Ладно бы я ехал именно в Красноярск, но ведь наша кавалькада задержится там всего часов на семь-восемь. Времени хватит разве только на то, чтобы с толком, без суеты повесить на этой арке всех инициаторов ее возведения! Хорошо хоть об этом строительстве удалось узнать заранее, и в Красноярск уже отправлена телеграмма, сообщающая, что мое величество такой бессмысленной расточительности очень не одобряет.

Тут по основному каналу прошел вызов, и дежурный радист начал прием. Причем его наушники были сдвинуты на затылок и пищали так громко, что даже я смог на слух разобрать текст. Радиограмма была от «Второго», то есть председателя КГБ Медникова, и предупреждала, что в Челябинске отмечена активность террористов. Аресты уже идут, но нет гарантии, что до моего приезда удастся выловить всех.

Радист попытался всучить мне текст, но я отмахнулся:

– Слышал уже. Что это оно у вас пищит аж на весь вагон – а вдруг тут по углам прячутся шпионы? Вон же регулятор громкости, на самом видном месте торчит!

– Так ведь, Михаил Рольфович, если его часто крутить, он быстро из строя выходит. Первый уже накрылся, это второй, из ЗИПа.

– Да? Спасибо, не знал. Постараюсь принять меры. Ладно, я пошел. Спокойного вам дежурства!

Шумахер, будучи все-таки не какой-то совсем уж мелочью, а старшим механиком гаража его величества, ехал в отдельном купе, примерно соответствующем СВ более поздних времен. Площадь, кажется, чуть побольше, окно несколько меньше, а так те же самые два дивана и столик между ними. Меня оно вполне устраивало, в прошлой жизни доводилось ездить не то что в плацкартном, но даже в общем вагоне, и ничего.

Так как Алик Романов еще не бывал в этих краях, то есть к востоку от Москвы, то я большей частью смотрел в окно и сравнивал увиденное с тем, что помнил Сан Саныч Смолянинов.

Вокзалы и станции, конечно, заметно отличались, а вот все остальное – не очень. Даже телеграфных проводов вдоль путей было почти столько же, сколько в моих воспоминаниях из иной истории. Правда, там я ездил на поездах только в двадцатом веке, в двадцать первом же обходился автомобилем, электричками и самолетами, так что сравнение было несколько ограниченным. Но, с моей точки зрения, лес вокруг дороги, а в основном там был именно он, за минус сто лет сильно не изменился. Изменилась скорость, с которой он пролетал мимо окна. Сейчас она была где-то километров пятьдесят в час, не больше.

В Челябинске меня, естественно, изображал Серж, а его – подобранный Петром Маркеловичем практически неотличимый двойник. Во всяком случае, я в виде Шумахера с десяти метров поначалу никаких отличий от оригинала углядеть не смог. Зато, присмотревшись, обнаружил, что при желании можно заметить и некоторое сходство со мной. В общем, этот человек изображал из себя не только великого князя Сергея, но, для особо внимательных, еще и меня, переодетого великим князем. Да уж, и где это Петр Маркелович откопал такого талантливого исполнителя? Надо будет предложить ему постоянную работу. Наверняка он сможет изобразить и меня, никем не переодетого и во всем блеске императорского величия.

Охрану вокзала осуществляли местные жандармы, дворцовая полиция и люди из Комитета госбезопасности, причем на виду были только первые. Никаких покушений ни на кого не произошло, но один небольшой инцидент все же случился.

Само собой, все следующие во всех пяти поездах, кроме персон совсем уж высокого ранга, были предупреждены о недопустимости каких-либо несанкционированных контактов по дороге. Но, несмотря на это, официант из вагона-ресторана императорского поезда был пойман при попытке отправить телеграмму. Разумеется, он утверждал, что хотел всего лишь поздравить невесту с днем ангела, но дворцовые полицейские такой нелепой отмазке не поверили и, естественно, арестовали халдея. Но, что интересно, первым мне об этом доложил местный гэбист – как о вопиющем непрофессионализме дворцовой полиции. Нужно же было дождаться, пока он вручит телеграфисту текст, а не спешить, как голые на случку! Кто теперь из этого экземпляра будет выбивать, кого и о чем он собирался предупредить?

Я не только не препятствовал, но даже слегка поощрял соперничество между спецслужбами, поэтому гэбист с чувством глубокого удовлетворения делал бяку конкурентам.

– Вы, господин майор, и будете, – пожал плечами я. И, увидев отирающегося неподалеку знакомого ротмистра из дворцовой полиции, сделал ему знак подойти.

– Что же это вы так поспешили, господин Сазонов?

– Виноват, ва… Михаил Рольфович! Слишком велики зоны ответственности, вот и пришлось привлечь стажеров.

– Все равно нехорошо, так что передайте арестованного господину майору, а то как бы ваши стажеры снова не напортачили.

– Есть, – без всякого энтузиазма в голосе подтвердил ротмистр. Да уж, фитиль от генерала Ширинкина ему теперь обеспечен знатный.

Первая непредвиденная задержка случилась уже после того, как мы проехали Нижнеудинск. Пришла радиограмма, что на участке от Иркутска до Слюдянки, в Верхнем Прибайкальском тоннеле, – обвал. Рукотворный он или нет, выясняется, но на ликвидацию последствий ориентировочно требуется трое суток, но никак не больше четырех. И перед моим караваном встал вопрос: или встать где-нибудь тут, дожидаясь, пока завал разберут, или доехать до Иркутска и стоять уже там, или двигаться с такой скоростью, чтобы оказаться на месте как раз к концу восстановительных работ. Почесав в затылке, я принял компромиссное решение – ехать потихоньку, но все же так, чтобы оказаться в Иркутске несколько раньше завершения работ в тоннеле. Мне хотелось немного посмотреть город, потому как года через три тут начнет строиться крупный авиазавод.

В результате поезда натуральным образом ползли. Я даже подумал, что мой экспромт с собакой – он не такой уж безумный. Скорость вполне позволяет пустить впереди составов какую-нибудь колоритную псину – например, породы чихуахуа. Чтоб, значит, она яростным лаем и впечатляющим видом распугивала террористов.

Это самое, одернул я себя, пора заняться чем-нибудь полезным, а то этак от безделья у меня завтра перед поездами побегут отряды боевых хомячков. И, вздохнув, выложил на стол схему зажигания нового авиационного мотора, разрабатываемого в КБ Луцкого. Это была попытка сделать что-нибудь вроде М-62, разработанного в конце тридцатых годов и даже в двадцать первом веке продолжавшего эксплуатироваться на самолетах «Ан-2», но, похоже, замахиваться на подобные изделия было еще рановато. У Бориса Григорьевича получался скорее предок этого мотора – М-25, то есть мощностью всего в шестьсот, максимум шестьсот пятьдесят сил. Для начала двадцатого века все равно неплохо, но вот его электрическое хозяйство мне не очень нравилось. Так, прикинем, что тут можно сделать…

За работой время пролетело быстро, и к тому моменту, как я смог сочинить более приемлемую схему и даже прикинуть ее реальную конструкцию, уже стемнело, и мне принесли ужин. Ресторана в поезде обслуживания не было, имелся вагон, половину которого занимала кухня, а вторую половину – склад. Народ попроще ходил за пайкой сам, но старший механик был все же фигурой, достаточно значимой для того, чтобы не утруждаться. И не светиться лишний раз на публике, потому как не все знали, кто скрывается под его личиной, и этим «не всем» лучше бы продолжать оставаться в неведении.

Несмотря на почти суточную задержку в Иркутске, по которому я, то есть господин Шумахер, прокатился на мотоцикле, пока Серж, изображающий меня, и его двойник, изображающий самого Сержа, надували щеки перед местным губернатором и его свитой, перед самым тоннелем все равно пришлось постоять часа три. Но, наконец, когда уже темнело, поезда один за одним начали вползать в его вход, а минут через пятнадцать, ибо ехали они медленно, – выползать из выхода.

В Чите наш караван настигла весть о кончине в Китае Ли Хунчжана. Я вообще-то не очень понимал, отчего он был до сих пор жив, ведь в той истории он помер почти одновременно с открытием движения по Транссибу, то есть осенью тысяча девятьсот первого года. Оказалось, что и в этой он поступил точно так же! Стоило открыться движению, и старый хапуга сыграл в ящик. Так и не получив от России ни рубля взяток, хотя жаждал он их больше десяти лет. Вот что животворящее воздержание-то делает! Небось из-за него он тут и проскрипел лишние полгода. Пожалуй, надо подумать, как намекнуть нашим чиновникам, что скромность в запросах очень способствует долголетию. А нескромность, наоборот, не способствует.

Сразу после Читы путь свернул не на северо-восток, как я помнил по своим прошлым путешествиям, а южнее, к границе с Китаем, до которой оставалось километров триста. А потом начнется уже Китайская Восточная железная дорога, про которую я много читал, но, естественно, пока своими глазами не видел. Вот и хорошо, посмотрю в окно, так как горящих технических задач пока вроде нет, а над экономическими, идеологическими и уж тем более организационными ломать голову неохота.

Маньчжурия действительно заметно отличалась от российской территории. Во-первых, тут уже кое-где распустились листья на деревьях, а в Чите еще и снег-то не везде сошел. И вообще земли производили благоприятное впечатление даже на такого дилетанта в сельском хозяйстве, как я. А во-вторых, тут было гораздо больше солдат.

При движении по России они маячили только на мостах и перед въездами в тоннели, а тут попадались на ровном месте через каждые десять-двенадцать километров. Кроме того, вдоль путей постоянно патрулировали конники, а перед нашей кавалькадой ехал бронепоезд – один из двух, имеющихся на КВЖД. Похоже, тут или не очень спокойно, или начальство решило подстраховаться по максимуму, дабы со мной чего-нибудь не случилось. Ведь большинство были моими выдвиженцами, понимающими, что при другом императоре их карьера очень даже может рухнуть.

Цицикар мы проехали, задержавшись в нем всего на час с небольшим, а вот в Харбине планировалось стоять более суток.

В числе прочих императора встречал командующий Тихоокеанской эскадрой вице-адмирал Евгений Иванович Алексеев. Зная о слухах, что он внебрачный сын Александра Второго, я еще в прошлом году поручил Рите их проверить.

– Вряд ли, – таково было резюме супруги. – Полностью исключить нельзя, мало ли что случается в жизни, но такое очень маловероятно.

Но меня он интересовал не как возможный родственник, а в качестве кандидата в наместники Дальнего Востока, включая, естественно, и Маньчжурию.

Мы с ним неоднократно встречались и в Питере, и даже в Гатчине, так что он с некоторым удивлением приглядывался к Сержу, изображавшему меня. Пришлось подать голос:

– Не волнуйтесь, Евгений Иванович, я вот он. И познакомьтесь с великим князем Сергеем Михайловичем, если ранее не имели такой чести.

– Но… ваше величество… зачем этот маскарад?

– Чтоб враги не догадались. Прошу в автомобиль. Садитесь рядом, будете показывать, куда ехать.

С этими словами я занял свое место за рулем. Мы неспешно, чтобы не отставал конный эскорт, проехали по Вокзальной площади мимо помпезного здания Русско-китайского банка и минут через пятнадцать остановились у здания штаба Маньчжурской группы войск. Именно здесь, а не в поезде и не на вокзале, я собирался основательно побеседовать с Алексеевым и командующим группой войск генерал-лейтенантом Гриппенбергом.

Оба считали, что Япония готовится к войне с нами, причем Алексеев даже высказался в том духе, что, мол, не помешало бы обдумать возможность превентивного удара.

– Думать всегда полезно, – кивнул я, – вот только надо позаботиться о том, чтобы результаты ваших раздумий ни в коем случае не стали достоянием гласности раньше времени. Может получиться не очень хорошо, если Россия будет выглядеть агрессором. Тут, конечно, многое зависит от прессы и прочих механизмов манипулирования настроениями в обществе, но не все. Впрочем, у нас с вами будет возможность обсудить этот вопрос более подробно, потому как я приглашаю вас составить мне компанию до Владивостока.

Собственно, в этом и был смысл того, что Алексееву с моей подачи намекнули – императора лучше встретить в пути. Например, в Харбине. Я действительно хотел поговорить с ним без посторонних и без спешки и, кроме того, составить о нем более аргументированное мнение, чем у меня уже было. А совместная поездка в одном купе этому наверняка поспособствует. Кроме того, не было секретом, что Евгений Иванович любит комфорт и роскошь. Ладно, то, что он там любит или не любит, это его личное дело. Но проверить, сильно ли ему помешают заметно более стесненные условия, чем те, к которым он привык, явно будет не лишним. Хотя, конечно, здесь далеко не общий вагон, а по советским меркам, насколько я себя помнил, поездка в двухместном купе спального вагона воспринималась как роскошь чуть ли не на грани разврата.

Глава 7

Такое впечатление, что во Владивостоке сбежалось посмотреть на императора не менее чем полгорода. Серж привычно держал себя очень внушительно, но со встречающими общался без малейших признаков высокомерия и вообще весьма доброжелательно. Ну а старший механик Шумахер скромно сидел на водительском месте императорского лимузина, ожидая, пока подданные выразят свой восторг от лицезрения царственной особы. Ну и удовлетворят любопытство – ведь это не Гатчина, тут просто так царя не встретишь.

Кроме местных, среди встречающих были и иностранцы – например, Чарльз Крамп и Хиробуми Ито, недавно переставший быть премьером, но сохранивший место в императорском Тайном совете.

С Крампом мы до сих пор не встречались, поэтому у него не вызвали ни малейшего подозрения как вид того, кого все приветствовали как императора, так и его манера поведения. А вот Ито наверняка заметил подмену, но, естественно, внешне этого никак не выразил.

Крамп прибыл во Владивосток по моему приглашению. Я решил, что надо все-таки сделать исключение из правила, согласно которому корабли для военно-морского флота строились исключительно на российских верфях, в силу чего Крампу был предложен заказ на два броненосных крейсера по типу неплохо себя зарекомендовавшего «Петра Титова», но в улучшенном варианте. Вот, значит, для личного обсуждения заказа он сюда и явился.

Зато Ито никто не приглашал, он приплыл как частное лицо, влекомое желанием повидаться с моим величеством, раз уж я подобрался так близко к Японии. Во всяком случае, так он объяснил свое прибытие во Владивосток.

На следующее после моего прибытия в конечный пункт Транссиба утро из Питера пришла пространная радиограмма. Мы договорились, что важные и секретные сведения по проводам будем передавать только в крайнем случае, больно уж велика возможность их перехвата. А на коротких волнах в настоящее время могут работать только мои радиостанции, остальные пока обходятся длинными и средними. Правда, не стоит исключать, что адресованное мне послание может услышать и кто-то посторонний, ибо приемники Маркони и Телефункена обладали чудовищно низкой избирательностью, в силу чего при благоприятных условиях могли как-то принять и передаваемое на коротких волнах. Но поди по с трудом принятому обрывку разберись, кому он передается! Однако на всякий случай адресованные мне важные радиограммы шифровались.

Как раз сейчас условия приема были не очень, так что послание передавалось и принималось полдня, с повторами, а потом еще столько же расшифровывалось, но я не волновался. Радиограмма предварялась кодом «ЗБС», а это означало, что в столице все идет хорошо. И пока послание принимали и расшифровывали, я успел, не торопясь, побеседовать с Ито.

– Ваше величество, неужели у вас все так плохо, что вы вынуждены принимать столь неординарные меры? – вопросил он, имея в виду, что на торжественном приеме император был несколько не тот.

– Нет, у меня все хорошо, но это еще не повод отменять меры предосторожности, которые не стоят ничего или почти ничего. От меня не убыло от того, что я некоторое время побыл великим князем Сергеем, и ему тоже не повредило временное пребывание в моей шкуре.

О том, что вообще-то я в поездке был не великим князем, а вовсе даже старшим механиком императорского гаража, я, естественно, бывшему премьеру не сказал. Потому как надеяться на то, что он непременно сохранит такие сведения в тайне, было бы идеализмом.

Ну а дальше Ито признался, что с первой нашей встречи почувствовал ко мне большое расположение, из-за чего сейчас хочет меня кое о чем предупредить, невзирая на негативные последствия, могущие последовать для его карьеры.

– Ваше величество, – открыл мне глаза этот благороднейший человек, – в правящих кругах нашей страны есть как сторонники прочного и взаимовыгодного мира с Россией, так и убежденные в желательности войны с ней. Я принадлежу к первой группе, но, к величайшему моему сожалению, последнее время верх берет вторая.

Вообще-то все это тайной для меня не было – ну кроме разве величайшего сожаления, испытываемого по этому поводу собеседником. Да и то не факт, что оно было таким уж большим. И то, что Ито мог пострадать из-за данного разговора, тоже было чистейшей правдой. Он, разумеется, действовал не сам по себе, а в интересах своей группировки, считающей, что слона надо есть по кусочкам. То есть сначала полностью разобраться с Кореей, потом окончательно унасекомить Китай, а уж только потом решать, куда расширяться дальше. Но эти интересы входили в противоречие с устремлениями «ястребов», к тому же явно подкармливаемых из Лондона, и они вполне могли организовать бывшему премьеру одну-другую неприятность.