Истории Раймона Седьмого

–Проверяльщик хренов,– фыркнул я,– а зовут меня Раймон Седьмой, граф Тулузский. Мог бы и запомнить! А мать твоя моему отцу тёткой приходится.

–А я вот, женюсь…– он обнял девушку,– на святки. Может приедете? С тобой ещё кто-то был…

–Эпидемия, как пить дать,– я почесал голову,– все почему-то женятся!

Девушка улыбнулась и тихо сказала:

–Меня Вера зовут. А почему эпидемия?

–Я знаю, -кивнул я,– так я о чём, сначала я женился, потом у жены моей бабушка замуж в субботу выходит, а теперь и вы на святки! Это наверно вирусы!

Мы ещё посмеялись, они проводили меня почти до леса. Начинало смеркаться, и я тщетно пытался разглядеть давешнюю лыжню.

–Опять блуждаешь?– дед вырос точно из-под земли,– Пошли, провожу.

За спиной у него болтался потрёпанный сидор, а на плече…блин горелый, ёлка! Тщательно увязанная, свежесрубленная ёлочка.

Мы как-то очень быстро дошли до Городенья.

–Значит так,– дед скинул ёлку с плеча и стащил сидор,– вот это вам гостинцы, ешьте, пейте. Разберётесь. Вот вам ёлка, а то знаю я вас, городских, нарядите чучело ёлочное! И вот…-он вытащил из кармана тулупа помятую бумагу,– порубочный билет, всё как надо, а то заарестуют ещё тебя, как браконьера!– дед хихикнул.

Я малость обалдел от такой щедрости. Отказаться? Нунах, ёлка-то уже всё равно срублена…

–Спасибо…дедушка!

–То-то,– усмехнулся дед,– ладно, иди, а то опоздаешь ещё!

Я пошёл к автостанции. Автобус уже подъезжал, я купил билет и сел. В автобус зашёл незнакомый мужик и направился ко мне.

–Ёлки рубим, молодой человек? А разрешение? Штраф платить будем или как?

–Или как,– я вытащил дедову бумагу. У мужика лицо перекосилось, точно уксуса хлебнул. Он сунул бумагу мне обратно и вышел.

Доехал я без приключений.

Я вылез из маршрутки, с трудом вытащив ёлку, рюкзак и дедов мешок. Постоял пару минут, достал сигарету, закурил. Закинул рюкзак на плечо, подхватил сидор за лямки, потом попытался пристроить ёлку. Ёлка никак не пристраивалась. То есть она пристраивалась, но неудобно.

–Мам, а мы ёлочку купим?

Я обернулся– уставшая женщина за тридцать, ведёт за руку карапуза лет пяти.

–Ну, какая ёлочка, сынок,– женщина мотнула головой, точно лошадь, отгоняющая муху,– мы веточку в лесу найдём. И гирлянду на окно повесим. Ну, может, и купим, только не реви!

Ну, мам, давай сейчас купим.– карапуз не сдавался.– маленькую!

–Вот маме денежку дадут и купим. Маленькую,– женщина потянула малыша за руку.

Меня осенило! Мы-то ёлочку уже купили, и даже нарядили! Ну и пусть чучело, как выразился дед, у людей-то и того нету. А мне так в лом её тащить…я выбросил окурок. Подхватил ёлку и догнал женщину с малышом.

–Благотворительная акция! Только сегодня и сейчас, бесплатная раздача ёлки!– торжественно объявил я. –Вот!

–Не надо!– женщина резко отстранилась и чуть не упала,– нам не надо!

–Мам, ёлочка!– завопил пацан, вцепляясь в ёлку,– мама!

–Берите,– я сунул ёлку женщине,– она последняя осталась, тридцать штук уже раздали! Вот документ, всё честно!

Я вытащил из кармана порубочный билет и отдал женщине.

–А мне расписаться…– неуверенно сказала она,– или телефон?

–Ничего не надо!– заверил я её,– это разовая новогодняя акция! Берёте ёлочку и радуетесь!

–Спасибо…– она неуверенно придерживала ёлку за ствол, малой вцепился в ёлку обеими руками.

Я быстрее пошёл домой, пока она не передумала. Должны же под новый год чудеса случаться, в конце-то концов!

История двадцать первая. Про упыря.

Я торжественно водрузил дедов сидор на кухонный стол.

–Принимайте подарочки!

Девчонки с писком и визгом кинулись рыться в мешке. На столе появлялись всё новые мешочки и баночки. Братец, который теперь почти всё время обретался у нас, принюхался и кинулся помогать. Я выудил из рюкзака две бутылочки и отдал Маше.

–Мань, это тебе прислали. Говорят– пей.

–Кто прислал?– удивилась она.

–Ну, те бабушки… матери три, а тебе две. Там всё подписано, как , чего…

Маша внимательно посмотрела на бумажки, прикрепленные к бутылкам. Покачала головой.

–Ладно, я попью… а тебе что?

–И мне бутылочку,– я усмехнулся,– настойки калганной. На Новый Год, чтоб отметить. Выпьем с Петровичем.

–Алкашня,– засмеялась Маша.

–Мне дед ещё ёлку подарил…– осторожно сказал я,– только я это…ну, тоже её подарил. У нас же есть уже!

–Кому?– удивилась Маша. Я рассказал ей про женщину с мальчиком. Маша вздохнула, но потом тряхнула головой.

–Ну, и ладно! Правда, им нужнее!

–Мань, я к матери метнусь, они сказали сегодня всё отвезти, как раз успею. Посещение до семи.

–Давай, может я с тобой?

–Да не стоит, Марусь, там больница противная, не надо тебе туда! А Петрович скоро придёт?

–А батя сегодня в смену,– доложил брат,– он вроде хотел отпроситься, маму навестить…а мне можно тут ночевать?

–Ночуй, пол не пролежишь,– успокоил его я.

Я набрал материн номер:

–Мам, я сейчас приду, спускайся.

–Съездил?– с надеждой спросила она.

–Ага. Я сейчас тебе всё расскажу.

Я вошёл в больничный холл. Народ осторожненько на меня косился. Мать вышла, кутаясь в тёплый халат. Лицо у неё было опухшее от слёз. Я обнял её и увёл на диванчик за ёлкой.

–Мам, что случилось?

–Они говорят, всё…– мать всхлипнула,– говорят завтра всё… не на что надеяться…

–Не реви, мам,– я поставил рюкзак на диванчик, рядом с собой. – Бабки шишигинские сказали, что у тебя всё в порядке и у дочки тоже. Велели тебе снадобья их пить. Вот, я привёз, и никакие бумаги не подписывать. Прямо так и сказали, никакие бумаги! А в субботу сами приедут к тебе!

Мать вцепилась в мою руку.

–Правда? Или ты как всегда…

–Мам, стал бы я тебе в таком вопросе врать? Я что, изверг? Вот, – я полез в рюкзак,– держи, тут они всё написали, как пить. Ты ничего не подписывала, а?

–Нет,– мать прижимала к груди бутылки, а по её лицу текли слёзы,– мне врач говорит, подписывайте разрешение на вмешательство, а я говорю– давайте ещё раз проверим…и не подписала ничего.

–Молодец, мам,– я облегчённо вздохнул,– и не плачь, пусть проверяют и перепроверяют! А там бабки приедут и разберутся!

–Там женщина, то ли заведующая, то ли кто,– мать зябко поёжилась,– она прямо кричала на меня, говорит– вы что думаете, с вашим давлением, куда вам рожать! Потом говорит– прервать надо, и думать нечего. И мне приказным тоном– подписывайте, завтра всё сделаем.

–А ты?

– А я говорю– нет, не буду. Я так её хочу, доченьку мою…– и мать снова разрыдалась

–Мам, да всё правильно ты сделала, даже не думай,– я гладил её по голове, по вздрагивающим плечам,– не слушай ты эту дуру! Ты же сама знаешь, что всё у тебя в порядке. А если будут наезжать, звони, я приеду и тебя заберу отсюда нафиг! Зачем тебе нервы трепать… а на них Петровича напустим, пусть попугает своими связями!

–Он может,– мать улыбнулась сквозь слёзы. Я вытащил из кармана носовой платок и вытер ей нос. Она засмеялась.

–Ну, вот, теперь твоя очередь мне нос вытирать…

–Мам, а ты знаешь, что у тебя молодой красивый любовник?– спросил я.

–Чего?– мать даже рот открыла,– какой любовник?

–Эх, ты!– я укоризненно покачал головой,– вот какая ты оказывается коварная женщина!

–Чего это ты тут сочиняешь?– засмеялась мать,– любовника какого-то придумал!

–А вот люди всё видят, их не обманешь!– веселился я,– а ты и не знаешь! А вот я вчера…

И я рассказал ей про вчерашнюю цыганку. Мать засмеялась, и мне сразу стало легче.

С другой стороны ёлки наметилось какое-то движение. Народ попритих. Я выглянул и увидел Петровича, он крутил головой, наверно мать высматривал. Народ наблюдал, наверно ждали, когда он меня обнаружит и начнёт мне морду бить. Я помахал Петровичу рукой, мол, давай сюда.

Он радостно заулыбался и сел с другой стороны от матери. Мы пожали друг другу руки. Народ был разочарован, все ждали любимого развлечения – драки. А тут…

Я рассказал про свою поездку, мать про врачей. Она снова погрустнела, и вытерла слёзы моим платком.

–Валюш,– сказал Петрович,– давай-ка домой. Тут тебе только нервы мотают, а я договорюсь в нашей больнице, там тебя и обследуют, и всё расскажут как надо. Да и Санька не присмотренный.

–Чего это не присмотренный?– возмутился я,– мы за ним всем кагалом присматриваем! Очень даже присмотренный, и накормленный! Я из него ещё человека воспитаю, с большой буквы «Че»!

–Педагог хренов, дорвался,– заржал Петрович,– мать ,гляди, нашёл своё призвание. А ты переживала, что сын твой всю жизнь потолки белить будет!

–Петрович, радость моя,– фыркнул я.– потолки – это святое! А педагогика – призвание!

–Тогда иди в строительное училище,– посоветовал Петрович,– учи других оболтусов потолки белить, и стены красить. Совместишь, так сказать, приятное с полезным.

Мы ещё похихикали на эту тему. Мать снова развеселилась, и смотреть на неё было намного приятнее, чем в начале.

В холле застучали каблуки. Кто– то шёл в нашу сторону. Женщина, немолодая, в белоснежном наглаженном халате.

–Здравствуйте,– глядя на нас, как на мусор,– вы кто?

–Муж,– отрекомендовался Петрович.

–Сын,– ответил я в том же стиле,– старший.

Дама смерила нас взглядом, а я– её. Нехорошая была дама, не понравилась она мне.

–Вашей       жене необходимо прервать беременность,– заявила она Петровичу не терпящим возражений тоном. – Вы должны её убедить.

–Почему это?– Петрович прищурился.

–Возраст, здоровье. Скорее всего, ребёнок или погиб, или с патологией, несовместимой с жизнью. Поверьте моему опыту. Чем скорее решить эту проблему, тем лучше.

–Думаю, не стоит торопиться,– Петрович сдаваться не собирался. Ну, правильно, он по натуре боец, если уж меня вытерпел и на матери женился…

–Зря вы так думаете,– дама тоже сдаваться не собиралась. – Вы рискуете своей женой. А ребёнок родится нежизнеспособным.

Я внимательно присмотрелся к даме. Вот не нравится она мне, хоть ты тресни! Холодная какая-то, и голодная что ли? В смысле голодная? Блина…я понял! Она тут питается, как упырь, с таких как моя мама ! Нунах, тётенька!

–Мам,– сказал я задушевным голосом, – поехали лучше домой, а? Чего ты тут забыла?

Дама точно поперхнулась, перестала уговаривать Петровича и воззрилась на меня. А я -на неё.

–Правильно,– согласился Петрович,– иди-ка Валюш, вещи собирай и поедем. А завтра в наш госпиталь.

–Вы что, не понимаете,– дама почти кричала,– ваша жена умрёт в родах, или раньше!

–А мы и посмотрим завтра,– ухмыльнулся Петрович,– у нас специалисты хорошие, и аппаратура поновее будет. Я сегодня договорился, так и так бы завтра жену от вас забрал.

Дама вдруг повела рукой, точно пытаясь накинуть на нас сетку, но я тихонько подцепил её край пальцем и дёрнул. Она пошатнулась, потом провела ладонью по лицу и проговорила с плохо скрываемой досадой:

–Как знаете, потом сюда не приезжайте с выкидышем!

–Мам, тебе помочь?– спросил я.

–Да я сама как-нибудь…-мать повернулась к лестнице.

–Ты такси вызови.– приказным тоном обратился ко мне Петрович,– а я помогу вещи собрать и вынести.

–Яволь, майн фюрер!– козырнул я. Теперь за мать я был спокоен. В такси мать спросила меня:

–А почему ты на Ирину Геннадьевну так смотрел?

–Упыриха она натуральная,– проворчал я,– выбирает жертву послабее, и питается. На тебя нацелилась. А мы раз– и увезли тебя у неё из под носа. Так что…обломилась тётенька.

–Вот не дай бог у нас ничего не найдут. Я на них такую проверку напущу, небо с овчинку покажется,– заявил Петрович.

–Петрович, ты не кипишись,– хмыкнул я.– там бабки шишигинские приедут, такого шороху наведут, упыри не только сосать людей перестанут, своё отдавать начнут, только бы не трогали!

По взаимному согласию Саньку решили оставить ночевать у нас. Петрович с матерью поехали к себе домой, предварительно подкинув до дому и меня.

История 22-я. С умеренным членовредительством.

После третьего урока я, наконец, набрался смелости и вытащил телефон. Куча пропущенных от матери. Блина, вот я свинтус! А если что-то серьёзное? Я быстро перезвонил.

–Мам, как ты?

–Всё хорошо,– она, похоже, плакала и смеялась одновременно,– всё в порядке. Врач нам даже показал, видно, как сердечко бьётся…

Фух…прямо от сердца отлегло.

–А я тебе звоню, а ты не отвечаешь,– упрекнула мать,– я Маше позвонила, а тут ты сам объявился.

–Так мам, уроки, я звук выключаю, чтоб не отвлекать никого…– оправдывался я. –А Петрович с тобой что– ли ?

–Домой пошёл, а так да, со мной был,– подтвердила мать,– завтра анализы будут, и потом ещё, и к генетику…но врач сказал, что всё пока хорошо. Ну, который на УЗИ смотрел. Сказал, просто замечательно всё.

–Петрович будет больницу по камушкам разбирать?– поинтересовался я.

–Да нет,– мать засмеялась, больше она, кажется, не плакала,– передумал пока, говорит, Саньку надо к рукам прибрать, а то избаловался у вас небось.

–Ну и правильно,– согласился я,– там бабки без него шороху наведут.

Окончательно успокоившись, я пошёл за ворота, перекурить. На душе полегчало, всё-таки я беспокоился за мать. Позвонил Маше, но поговорить не вышло, занята была.

Сигарета уже догорела до половины, и я прикидывал, не выкурить ли вторую, как меня окликнули.

–Раймон!

Я обернулся – Димка. Чего этому гаду ещё от меня нужно, а? Вид у него был растрёпанный.

–Раймон, послушай,– он повертел головой и откашлялся,– я понимаю, но всё-таки могу я тебя попросить…

–Не-а, не можешь!– ещё чего, просить он вздумал.

–Послушай, просто, ну, ничего не надо делать, то есть наоборот, не делать, пойми ты, я тут всё рассчитал, и если ты, как всегда, на лихом коне, с шашкой наголо…

–Не твоё дело, на ком я и куда.– Я вытащил – таки вторую сигарету, затянулся.

–Я тебя прошу, ну не лезь ты в мои дела,– он встал передо мной,– я ж как лучше хочу! Пойми ты, тебя бы в том домике и закопали бы, если бы я не вмешался! Я же понимаю, сколько тебе должен, и прощенья не прошу ,но долг отдам!

–Да иди ты на…– огрызнулся я,– сам как-нибудь разберусь, куда мне на коне и с шашкой под красным пролетарским знаменем лететь.

–Я так и думал,– он как-то сдулся,– ну, я пытался…

Димка ссутулился и побрёл к школе. Я бросил недокуренную сигарету на снег и придавил ботинком. Хорошее настроение точно мокрой тряпкой стёрли. Теперь я не я буду, если не узнаю, чего они там задумали, и всю малину им не обломаю! Ничего, два дебила– это сила, а нас даже не два а как минимум трое– я и девчонки, а как максимум…как максимум– ещё целый десятый класс! Ну, и педколлектив частично…

–Роман Сергеевич,– директор осторожно взяла меня под локоть, когда я шёл из столовой,– в пятницу школьная дискотека…новогодняя…

–Я в курсе,– я кивнул, Дунька уже все уши нам прожужжала, каждый вечер они втроём выбирали, что ей надеть.

–Вы дежурите,– огорошила меня директор,– вы, Дмитрий Николаевич, и я тоже буду. Сами понимаете, без мужчин нам сложно будет.

–Хорошо,– я , честно говоря, так и так хотел проконтролировать…вот такое я оно. Нет, ну мало ли что!

Директор выдохнула, она наверно думала, что меня ещё уговаривать придётся, а я взял, и все планы ей обломал, сразу согласился.

Вечером, когда женская половина населения моей квартиры в очередной раз устроила ревизию своих шмоточных залежей, я вытащил из шкафа драные джинсы, чёрную футболку с приснопамятным черепом и старую, но нежно любимую косуху. Присовокупил гады до колена, художественно разложил всё это богатство на диване. Потом, немного подумав, добавил к композиции растянутый чёрный свитер, который раньше носил вместо шарфа. А что? Рукава на шее завязал– и в шею не дует, и спину греет .Полюбовался и тут меня осенило…я вспомнил, где он! Белый свитер, который до сих пор не может забыть Лариска! Я его в своё время надёжно упрятал, боялся, что затаскаю, испачкаю или потеряю. Этот свитер связала собственноручно Серафимушка, и был он мне подарен на восемнадцатилетие.

Я приставил стул к книжному шкафу, и принялся шарить на самом верху. Нащупал пакет со свитером, тут, по закону подлости одна из ножек стула подломилась, и я с грохотом полетел на пол, в обнимку с пыльным пакетом. Вдогонку мне по голове шандарахнуло каким-то фолиантом, а другой, не менее зловредный, томик больно саданул углом по локтю. Я взвыл от боли, сидящий рядом кот ехидно фыркнул, но тут же был сметён спасательной командой, в составе одной Маши и двух малолетних кикимор.

–Раймон, что с тобой?– меня тут же схватили, оттащили к дивану, ощупали на предмет целостности организма…

–Свитер искал,– признался я,– навернулся малёх…

–А это что за выставка?– Маша, наконец, заметила старательно выложенную мной композицию.

–А это я с вас пример беру,– хмыкнул я,– на дискотеку школьную собираюсь. Дежурить меня там подписали. Так что, Авдотья, я за тобой следить буду! Не разгуляешься.

Дунька обиженно фыркнула и покраснела. Акулька захихикала.

–Ой, хозяин, а книжки откуда такие?– вдруг удивилась старшая кикимора.

–Откуда, откуда,– проворчал я, потирая пострадавшую голову, -с верхней полки свалились, причём все на меня! Чего хоть там?

–Так тут это…– Акулька подлезла к Дуньке под локоть,– не по нашему!

–Опять,– простонал я,– гады-предки, перевести что ли не могли…мучайся тут теперь! Наоставляли понимаешь, наследства!

–А что за свитер?– подозрительно поинтересовалась Маша,– чёрный вроде тут, в моём ты на работу ходишь…

–Белый, Марусь,– я развернул пакет и вытащил свитер. Он пах дешёвым табаком, но, в общем и целом, хорошо сохранился. Из пакета выпала пачка «Примы», которую я когда-то запихал туда, от молей.

–Надо же, а я думала он погиб давно,– Маша осторожно погладила свитер,– ты же его не носил почти!

–Я его берегу,– пояснил я,– это Серафимушкин последний подарок.

–А ты в него влезешь?– подозрительно поинтересовалась Маша,– времени-то много прошло.

Я натянул свитер, он сидел как влитой. Маша рассмеялась.

–Ты чего?

–Вспомнила, как Лариса тебя испугалась, ты тогда в этом свитере и был! Только причёска другая.

–Может опять так покрасить?– предложил я,– и подстричь…

–Вот ещё! Мы же в субботу на свадьбу, ты что забыл? Надо твою рубашку белую постирать и погладить, и галстук найти, и…

–Маня, придержи коней,– я обнял жену,– я на свою-то свадьбу так не наряжался, а ты хочешь, чтоб я на чужую таким чучелом шёл?

Маша обиженно засопела носом, потом повернула голову, и посмотрела на нашу свадебную фотографию, аккуратно вставленную мной в рамку и повешенную на стену. На фотографии, держась за руки, стояли мы, красивые, с идиотски– счастливыми рожами. Маша в роскошном белом платье и фате до земли, и я, в косухе, майке с черепом, рваных джинсах и берцах. А что? Не виноватый я, оно само так получилось…

–Тебя легче убить, чем переделать,– вздохнула Маша, и я поцеловал её в нос.

–Хозяин, а хозяин,– позвала Акулька,– а тут картинки вон какие!

Я посмотрел– в книжице, которая заехала мне по локтю и вправду были картинки…и кажется, я её даже вспомнил– в детстве я её видел, точно– я был маленький, болел, и чтоб мне не было скучно, бабушка давала мне книжки с картинками. В том числе и эту, с роскошными старинными гравюрами.

–Красота какая,– Маша осторожно взяла книгу в руки,– это что?

–Вроде сказки английские,– предположил я,– не по-русски же! Вот Джек и бобовый стебель, насколько я понимаю…

Маша пролистала несколько страниц, полюбовалась на прекрасную деву у озера.

–Граф, и чего ты английский не учил в своё время?

–Я учил!– возмутился я,– просто у меня с учителем взаимопонимания не было. А так я даже поговорить могу. Правда, недолго. Авдотья, а у тебя чего?

–Тут чего-то странное,– Дунька протянула мне книгу. Я посмотрел с опаской, взял. Книга выпала у меня из рук, попала краем переплёта по ноге, и раскрылась ближе к концу.

Мы уставились на портрет незнакомого мужика, как бараны на новые ворота…это гадский мужик был похож на меня, как брат родной! Разве что причёска другая и вместо белого свитера – кружевное жабо. Вот же…И кто это такой?

История 23-я. Про дискотеку и прочие обстоятельства. Часть первая.

В пятницу мы собирались на дискотеку… ну, как мы– я и Дунька. Маша и Акулька оставались дома, под бдительным присмотром кота.

–Раймон, – сказала Маша,– ты там палку не перегибай. А то будешь, как хвост за ней ходить и следить…всё удовольствие детям испортишь!

–Марусь, я меру знаю,– успокоил я её,– они меня и не заметят, если будут себя разумно вести!

Дунька нервно переступала с ноги на ногу, стискивая в руках пакет с туфлями. Я был уверен на двести процентов, что Никита мается под дверью подъезда, потому и не очень спешил. Пусть подождёт, почувствует, так сказать!

–Хозяин,– Дунька робко потянула меня за рукав,– пойдём, а?

–Погоди, я ещё кота не проинструктировал!– отмахнулся я. Акулька хихикнула.

–Хватит уже издеваться над ребёнком,– не выдержала Маша,– идите уже! Кот и без твоих ЦУ проживёт!

–Маня, наивная ты душа,– укоризненно покачал головой я,– да если бы я коту ЦУ не давал, ой, что б тут было! На нас с ним всё только и держится!

Кот, судя по важному и независимому виду, был со мной согласен во всём. Дунька громко шмыгнула носом. Я понял, что тянуть не стоит и громко сказал коту:

–Ты тут за порядком следи, понял, шерстяной? На тебя вся надежда!

Кот потёрся об мою ногу и сел у кухонной двери.

Наконец мы таки пошли. Никита моих ожиданий не обманул, и в школу пришли сначала я, любимый, а минут через двадцать и ребятишки. Но всё равно, мы явились чуть ли не раньше всех.

В зале стояла огромная ёлка, было темно и торжественно. Я включил свет, проверил как открываются окна и двери ( мало ли чего, а вдруг?).

–О, Раймон,– я оглянулся– трудовик, -а я сегодня дедушкой Морозом буду,– хихикнул он.

–А я дежурю,– я пожал ему руку.

Вошёл Димка, поздоровался. Трудовик отправился переодеваться, я походил по залу, зашёл в кабинку звукооператора, там уже сидели старшеклассники.

–Проблем нет?– поинтересовался я. Меня горячо заверили, что проблем не будет и беспокоиться абсолютно не о чем. Время ещё было, и я решил наведаться в свой кабинет.

В школьном коридоре было тихо и темно. Снизу раздавались весёлые голоса – дети собирались.

Я дошёл до двери и, подсвечивая телефоном, вставил ключ в замочную скважину.

–Стой,– меня кто-то схватил за руку. Блина…я чуть инфаркт не заработал!

–Кто здесь?– у меня аж горло перехватило, и говорил я шёпотом.

–Не узнал?– тоже шёпотом. Мать моя женщина, да это же девок моих мамашка. И чего ей тут надо?

–Чего вам тётенька?– поинтересовался я.

–Поговорить,– она вздохнула,– не бойся, открывай уже.

Я отпер дверь и зажёг в кабинете свет. Старшая кикимора вошла, огляделась и присела на стул, за первую парту. Я как всегда, пристроился на краю своего стола и изобразил внимание.

–Я не по твою душу, – она устало ссутулилась, уронив руки между колен,– муж мой, дурак…

–Верю,– согласился я.

–Не перебивай,– она посмотрела на меня снизу вверх,– муж мой дурак , конечно, но хитрый и пронырливый. Потому и пост свой занимает. Но ему всё мало, он где-то услыхал про эту школу, что тут есть ворота, а за ними– бери, что душа пожелает,– она усмехнулась.

–Ну, дурак и есть, был я за теми воротами,– я поёжился,– ничего там хорошего нет.

–Я ему говорю, а он упёрся.– Кикимора помотала головой,– и племянница его тут ещё…– она провела рукой в воздухе, и на секунду передо мной возник образ новой англичанки,– она его, дурака старого уговорила. Сама нахваталась по верхам, а он слушает. Она умеет ему бальзам на душу лить. На меня огрызаться стал, мол, я ничего не понимаю…

–А он что, не знает что вы…

–Нет,– она невесело рассмеялась.– говорю же– дурак! Думает, я лесника дочь, из глухой деревни. Но раньше я с ним легко справлялась, а эта дрянь …– интонация была такая, что мне англичанку даже малость жалко стало. Взрослая кикимора это вам не шутки, прихлопнет и не заметит. А потом скажет, что так и было.

–Ну, и зачем вам такой дурак сдался?– поинтересовался я светским тоном,– пусть идёт туда, куда ему и дорога!

–Это мой дурак!– скрипнула зубами кикимора ,– понял , ты, мой! И я его не отдам!

Оп-па… а дамочка-то, судя по всему, своего мужа любит до сих пор…вон как вцепилась!

–А дети?– осторожненько спросил я,– их я вам уже не отдам. Не смогу просто, сами понимаете.

–Да плевать,– она выпрямилась,– я не человек, у меня материнского инстинкта нет. У нас это бывает. Я их родила, чтоб мужа привязать, а потом зачем они мне нужны были? Живы, и ладно. И не смотри на меня так, моя мать такая же была. Меня отцу скинула, и больше её никто не видал, усвистала.