Несотворенный мир

Тем не менее, они были. И тем не менее, они не только были, но и с минуты на минуту были готовы покинуть свое обиталище, устремиться к чужим неведомым мирам. Я понял, что явился сюда как нельзя кстати – чтобы предотвратить неизбежное, не дать этим тварям расползтись по всему миру…

Я не дочитал.

Мне было все ясно. Даже слишком ясно.

Элен презрительно посмотрел на меня:

– Это все, что вы хотели узнать?

– Боюсь, что да.

– У вас еще есть ко мне вопросы?

– Боюсь, что нет.

– Что же… разрешите пожелать вам всего хорошего.

– Спасибо, – я даже не смог ответить ему Вам также.

– Удачи вам в вашем… чем вы там занимаетесь, запамятовал… или ничем…

Я даже не ответил ему, чем я занимаюсь. Все это уже не имело значения, – здесь, сейчас. Хотелось бить кулаками в стены и пинать камни на дороге. Мир, на который мы возлагали столько надежд, оказался банальной игрушкой в руках двух безумцев – не более того.

Я направился домой. Первый раз за много веков я мог сказать себе – я направился домой. Даром, что от мира, который был нашим домом, почти ничего не осталось. Сначала мне захотелось поискать тайные порталы, которыми ходили последние люди с земли – но я тут же отогнал от себя эту мысль.

Когда я возвращался домой, водитель дважды переспросил адрес, и даже после этого то и дело поглядывал на меня косо, да не сошел ли я с ума. Я и сам готов был посмотреть на себя косо и спросить себя, не сошел ли я с ума.

Нет.

Я понял, чего мне так не хватало все эти годы. Возвращения домой.

– Приехали, добрый господин, – сказал шофер и покосился на меня.

– Большое спасибо.

Старый мир встретил меня тишиной – такой непривычной для этого мира, беспокойного с самого своего сотворения. Не шумели деревья, не ревели ящеры, не двигались континенты, не извергались вулканы, не умирали люди, сраженные в битве, не взрывались ракеты, не надрывались сигнализации машин, не звонили телефоны, не плакали дети.

Мир молчал.

Молчал уже миллионы лет. Я поднялся на крыльцо и открыл дверь своим ключом. В мире было холодно, что неудивительно – ведь солнца больше не было. Мне пришлось снова растопить камин в мире и ждать, пока прогреется хотя бы одна комната.

Я сел в своей комнатушке, предаваясь мечтам. Я представлял, как заново отстрою разрушенный мир. Я думал, как снова зажгу солнце, даром, что это невыгодно – разжигать солнце. Я поправлю перекрытия и настелю новые полы, я вставлю стекла и выложу из кирпичей новые стены. Я отделю воду земную от воды небесной и свет от тьмы, найду по оранжереям уцелевшие земные растения, почвы, плесень, грибы. Крупных животных, правда, не осталось, ну ничего, вроде есть где-то земные птицы, гады морские…

Я представлял себе, как найду людей. Неважно, что их давно уже нет, я найду людей – ведь кто-то же оставил недокуренную сигарету на столике. Найду людей, приведу в отстроенный мир, разведем огонь в камине, как в былые времена, будем добывать уголь и нефть, даром, что уже давным-давно нет ни того, ни другого, ничего, проживем как-нибудь на солнечной энергии, распашем поле, засеем чем-нибудь, чем засевали раньше поля, даром, что нам, бесплотным, с электронными мозгами уже ничего этого не нужно…

В тот вечер у камина я на полном серьезе верил, что смогу восстановить мир, со всеми подробностями представлял себе новенький отремонтированный мир, засверкавший новыми красками.

К сожалению, моим мечтам не дано было сбыться…

Нет, не так нужно писать.

Я предавался своим мечтам, когда…

И не так.

Мои мечты были прерваны самым грубым образом..

И не так.

Я не знаю, как писать дальше. Меня охватывает ступор, как бывает всегда, когда нужно вспомнить очень неприятное событие. Память отказывается вспоминать, память упорно говорит мне – это не было, этого не могло быть, это было не со мной, не со мной, не со мной. Не было кольта, прижатого к моему виску, да нет, какого кольта, кольтами здесь не пользовались давным-давно, это было какое-то другое оружие, неведомое мне, но явно для меня опасное. Конечно, была надежда, что оружие не причинит мне вреда – в какую-то минуту я даже подумал, а что если испытать судьбу, сорваться с места, бежать, и пусть они стреляют, они не убьют меня из этого.. этого… Но нет, я не мог рисковать собой так опрометчиво.

Итак, я стоял посреди ледяной пустыни, не смея пошевелиться, а кто-то прижимал оружие к моему виску.

– Добрый вечер, – сказал я на всякий случай и опять же на всякий случай добавил, – рад вас… видеть.

Мне не ответили – хотя я говорил на языке мыслей. На меня набросили путы и поволокли меня куда-то по ледяной пустыне. Краем глаза я смог рассмотреть своих пленителей – никогда я раньше не видел ничего подобного, тщетно я пытался понять, от каких животных произошли эти существа, мохнатые, с белой шерстью, с длинными цепкими пальцами.

Меня привели в глубокий бункер, надежно спрятанный среди холмов – неудивительно, что я не заметил его раньше. Я снова попытался заговорить со своим конвоирами – но они сначала сделали вид, что не слышат моих сигналов, а потом и вовсе обмотали головы металлическими листами. Я первый раз видел такое отторжение, я понять не мог, чем заслужил такую ненависть с их стороны. Даже если я вторгся на их земли без их согласия, это не давало им права так поступать со мной.

Я прислушивался к обрывкам их фраз – я пытался понять их, и чем больше пытался, тем меньше понимал.

– Чужого взяли.

– Надо же, и полгода не прошло. Долгонько выслеживали.

– Да он знаете страшный какой…

– Что-то не вижу, чтобы он страшный был.

– Ага, он Тая чуть не убил, пока ловили…

– Чуть-чуть не считается… так говорите, оттуда?

Кто-то – должно быть, главный – показывает вверх, в потолок, догадываюсь, что имеет в виду не обшарпанный потолок бункера, а небо – там, высоко-высоко.

– Оттуда. Похоже, телепортироваться может… и еще много чего…

– Может, значит, и нас научит…

– Думаете, скажет?

– Заставим.

Наконец, я начал понимать, кого я вижу перед собой. Тех, кого я так жаждал и так боялся найти.

Тех…

Нет, об этом нужно писать не так, совсем не так.

Этот мир стоял со времен своего… нет, этот мир не стоял, этот мир несся в бесконечной карусели из ниоткуда в никуда, этот мир менялся – день за днем, час за часом, и менялись те, кто жил на нем. Мир бешено вращался, порываясь сбросить с себя своих обитателей – и последним приходилось выдумывать всё новые и новые уловки, чтобы удержаться. Мир наполнился обжигающим кислородом, чтобы сжечь тех, кто поселился в нем – но они научились вдыхать кислород. Мир осушал океаны – жители морей выходили на сушу. Мир наклонился, чтобы породить снег и холод – и мохнатые мамонты пошли по снегу, ища под сугробами зеленую поросль. Мир замерзал и вновь оттаивал – люди уходили в бункеры, люди прятались в подземельях, снова выбирались на поверхность земли во время оттепелей. Наконец, мир вспыхнул умирающим солнцем, опалил планеты и остыл навсегда. Как выжили тогдашние обитатели нашей земли, я не знал, какими они были тогда, я тоже не знал. Я видел далеких потомков тех, кто пережил взорвавшееся солнце и…

Нет.

Опять не так.

Как я вообще мог писать о том, чего не знаю. Повторюсь – нам недодали истинного знания, и мы ничего не могли сказать наверняка о своей истории, даже о тех событиях, которые пережили сами.

Ладно, не о том речь. Итак, я сидел связанный в своем мире, который в одночасье перестал быть моим. Я слышал, как поскрипывают и подрагивают перекрытия внизу старого мира, и думал, сколько еще простоит эта земля, которая никому не нужна – даже своему создателю.

Что-то подсказывало мне, что недолго.

Я обратился к тому, кого считал главным в компании моих пленителей:

– Вы знаете, что ваш мир находится в аварийном состоянии и может рухнуть в любой момент?

Я говорил с ним на его языке – но он не услышал меня или сделал вид, что не услышал. Он склонился над бумажной картой, он как будто не видел меня.

– Вы не слышите меня? Я человек… такой же… как вы…

Я не мог прочитать его мысли, но я понимал – он не верит мне.

– Мой генерал, срочное донесение, – еще один человек вошел в комнату, – они подтягиваются к нашим границам.

– Отлично… это будет последняя битва… скажите нашим, пусть готовят войска.

– Силы неравны, мой генерал.

– Чтоб я этого не слышал даже! Силы у него неравны… ну поди, сдайся им сразу же, чего медлишь-то? У нас козырь есть, а ты говоришь…

– Козырь?

– А это что, по-твоему? Кстати… допроси.

Он кивнул в мою сторону. Наконец-то на меня хоть кто-то обратил внимание. Я задумался, подбирая слова – никогда мне еще не было так трудно это делать.

– Господа, я очень рад встрече с себе подобными. Поверьте, я искал вас много лет. Я рад вам сообщить все, что мне известно, однако прежде всего замечу, что ваш мир трещит по швам. Нужно что-то делать, чтобы он не рухнул…

Человек слышал меня, я чувствовал, как подрагивают перепонки в его ушах – но делал вид, что не слышит. Он поволок меня в маленькую камеру, по пути я первый раз попробовал свои путы на прочность – они оказались прочнее, чем я думал.

– Господа, если вы и дальше собираетесь игнорировать меня, я ничего вам не скажу.

Однако, того, что случилось дальше, я не ожидал. Человек (я уже не сомневался, что имею дело с человеком) просто вскрыл мне память. Стыдно признаться, но я не ставил никаких защит на свою память, просто потому что не ожидал, что кто-то когда-то попытается взломать её. Повторяю, я слишком расслабился на Кафедре, в мире, не знавшем войн миллионы лет.

И вот теперь мою память открыли, как шкатулку без замка, равнодушно скопировали оттуда все и вся, даже воспоминания, в которых я стеснялся признаться самому себе. В том числе и воспоминания об Элен. И много о чем еще. Я смотрел, как мохнатые твари роются в моей памяти, хватают кусок за куском, сами не понимают, что они видят, ищут тайны каких-то сверхорудий и сверхспособностей, не находят. Кажется, они не замечали, как предательски трещит и покачивается мир, доживающий последние дни, и даже когда с крыши упала деревянная балка, и что-то загрохотало в водосточной трубе, последние обитатели мира не дрогнули.

– Ваш мир нуждается в ремонте, – настойчиво повторил я, – нужно что-то делать… немедленно. Хотя бы покинуть этот мир… я покажу вам, куда можно перебраться.

Они не слышали меня. Не хотели слышать. И я понял, что ничегошеньки с ними не сделаю. По крайней мере, я надеялся, что у них хватает ума поддерживать свой мир в более-менее прочном состоянии – но оглушительный грохот там, снаружи, возвестил мне, что я ошибся.

Человек, который вскрыл мою память, мрачно кивнул и сказал:

– Началось.

Что такое война, я знал не понаслышке – но слишком долго я жил в мире без войн, слишком долго я привыкал, что никто не будет бомбить мой дом и никто не убьет меня.

Слишком долго.

Я следил за человеком, который смотрел мою память. Я знал, что если он будет разбирать мою память слой за слоем, он увидит мое прошлое, то прошлое, которое было еще здесь, на земле, ходил по этим холмам, еще зеленым, смотрел на солнце, тогда еще было солнце. Он увидит, как я покидал землю, как вернулся снова, он поймет, он не сможет не понять, что я такой же как он…

На улице опять грохнуло. Еще и еще. Дрогнули стены бункера, я видел, как ползут трещины по потолку, слышал топот ног по лестницам там, наверху. Старый мир угрожающе заскрежетал и начал крениться – но люди как будто не замечали этого.

– Ну что у нас там? – генерал нетерпеливо посмотрел на человека, который изучал мою память.

– Время нужно…

– Какое к черту время, иди вон западникам скажи, что время тебе нужно, а пусть наступление отменят денька на два, пока Тук с памятью разберется!

– Тогда вот… Кажется, вот так он перемещается моментально…

– Очень хорошо. Наших солдат научить сможете?

– Наших солдат хоть бы научить воду за собой смывать…

– Р-разговорчики… сделаете?

– Сию минуту… Вещь-то простенькая…

Мне стало не по себе. Я все еще не верил, что они собираются применить портацию – предельно простую и предельно опасную. Это было не просто немыслимо, это было…

– Вы сами не понимаете, что делаете, – попытался возразить я.

Они не слышали меня. Вернее, делали вид, что не слышат. Мир снова закачался, как подкошенный, жалобно заскрипел – война ответила ему двумя взрывами.

Тук хотел выйти из комнаты вслед за генералом – но что-то задержало его внимание, он снова наклонился над моей памятью. Я не мог следить за его мыслями, я следил за его глазами, я понимал, что он, наконец, увидел мое прошлое, наконец, он понял, кто я такой.

– Тук, вам особое приглашение нужно, или как?

Тук выбежал за дверь, я остался один. Один наедине с умирающим миром. Один наедине с войной, со своими мыслями. Я снова попробовал на прочность сковавшие меня путы – они чуть поддались, достаточно для того, чтобы вселить в меня надежду.

Я начал высвобождаться – под грохот орудий и скрежет старого мира. В какую-то минуту хитрые путы сковали меня еще сильнее – но я нашел в них слабину, мне хватило бы её, чтобы выбраться. А выбираться нужно было поскорее, потому что стены бункера предательски трещали, готовые в любой момент обвалиться и похоронить меня под собой.

Проще всего было уйти в портал – и в то же время сложнее всего, я знал, что одного-двух порталов наш мир не выдержит. Поэтому для побега я выбрал самый простой способ – по коридорам и лестницам убежища, лишь время от времени проходя сквозь стены.

– Они наступают, мой генерал…

Я смотрел, как солдат говорит генералу, что армия проигрывает – и сам не знал, зачем я остановился возле генерала, что я хочу сказать ему, тем более, что тут вообще можно было говорить, и так уже было все понятно, я видел снежную пустыню, усеянную трупами, я видел Тука, вернее то, что было Туком, а теперь лежало с проломленным черепом на заляпанном кровью снегу. И, тем не менее, я еще надеялся что-то изменить, я как по воздуху шел к генералу, я хотел сказать ему, что…

Наши взгляды встретились.

Генерал показал на меня, дал короткую команду из глубины веков:

– Пли!

Он не договорил. Ему не дал договорить кто бы вы думали – сам мир, который наконец-то устал держаться непонятно за что и закачался, осел, обрушился сам на себя. Я видел, как падают перекрытия, как рушатся балки, как рушится мир, подняв тучу пыли.

Я подхватил генерала, сам не знаю, зачем. Я все еще пытался спасти хоть что-то в этом погибающем мире, хотя уже понимал, что спасать нечего.

– Что… что вообще случилось-то?

– Мир рухнул… Он давно в аварийном состоянии был…

– Так что ж вы мне не сказали-то!

– Так я вам только об этом и говорил, вы меня не слушали!

Первый раз в жизни я ударил человека по лицу – даже и не хотел бить, как-то само собой получилось, что я его ударил, он даже не ответил мне. Мы цеплялись за обломки мира, летящего в бездну, падали вместе с тем, что было…

Нет.

Не так.

Об этом нужно было писать не так.

Этот мир стоял здесь с самого своего сотворения. Это был один из тех миров, которые нещадно разворовали прежде чем сдать заказчику – тем паче, что заказчик этого мира куда-то исчез. Тем не менее неожиданно сам для себя этот мир простоял какое-то время – он даже переживал недолгие взлеты и падения, пока не умер совсем. И даже мертвый он продолжал держаться какое-то время, пока не одряхлел вконец. Мало-помалу время и непогода сделали свое дело, и мир рухнул в последнем сражении его последних обитателей…

Да.

Вот это будет подходящим концом для истории.

Но это еще не конец.

Стремительное падение прервалось – мне показалось, что мы разбились, но нет, мы зависли в воздухе, в пустоте, остановленные неведомой силой. Я не сразу понял, от кого исходит энергия, а когда почувствовал – недолгая радость сменилась ужасом.

– Элен, – прошептал я, – Элен…

– Живы остались? – прошептал знакомый голос.

– Немножко… вот что… там под обломками мира… люди…

– Сейчас, сейчас достану…

Я смотрел, как Элен вытаскивает из-под обломков солдат, оживляет, согревает, пытается как-то обустроить в рухнувшем мире. Я помогал ему чем мог, разбирал обломки, вытаскивал убитых, перевязывал раненых, спрашивал себя, что, собственно, происходит…

– Надо бы разжечь солнце, – сказал я ближе к вечеру.

– Не было такого в планах, – помотал головой Элен, перебирая чертежи.

– А что было?

– Разберемся… я сам тут мало что понимаю. Кстати… вы у нас кем работаете?

– Конструктором был.

– Отлично. Поможете мне… разобраться.

Я даже не возразил ему, что я совсем не такой конструктор, который разбирается в мирах. Здесь это уже не имело значения. Здесь и сейчас ничего не имело значения, я даже не стал спрашивать, нужно ли убрать обломки рухнувшего мира, или мы будем строить прямо из них. Я растопил огонь в очаге, а Элен вытащил из обломков треснувшую луну, стряхнул с неё пыль и повесил над нами.

2015 г.

Молчит океан

Океан молчит.

Беззвучно перекатываются волны, не слышно их шума.

Этот океан всегда молчит. Из него не выжмешь ни слова, он все свои слова держит в себе, вон они, лежат на дне, поблескивают разноцветными всполохами. Перекатываются друг через друга, плещутся мегабайты, гигабайты, терабайты информации.

Поисковое судно «Касперский» рассекает волны, скользит по тонкой сети. «Касперский»… Клик уже в который раз думает, давно надо было судно переименовать. Раньше на нем пограничники плавали, вот и назвали в честь какого-то древнего борца с нечистью…

– Стоп машина!

Клик смотрит, как матросы переключают клавиши под окрики капитана, как тормозит «Касперский» до двухсот узлов, тьфу, двухсот гигабайт в секунду. Замедляется, плавно дрейфует по волнам.

Клик смотрит в пучину. Отсюда ничего не видно за изобилием данных, рекламы, спама, отживших своё новостей…

– Погружа-ай!

Готовят батискаф. Хороший батискаф от Самсунг, хотя начинка, говорят, китайская. Ну да ничего, китайская тоже хорошая бывает. Иногда.

Клик вслед за остальными ловцами забирается в батискаф. Захватывает дух, когда поисковик падает с борта «Касперского» в бездну Сети.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.