bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 4

– А она что? – скрипнул зубами Харламов, дотянулся до газовой вертушки, выключил нервно свистнувший чайник. Угощаться он тут точно не станет.

– Она странно так посмотрела на меня. – Вера попыталась изобразить удивление Ларисы. – И снова столбом встала у дверей подъезда. А мне даже интересно стало. Думаю, чем это ее этот старый плешивый пень так заинтересовать мог? Честно? Даже подумала, что она по вызову!

– С чего так решили?

– Ну… Красивая, в джинсах, свитер такой модный. – Вера изобразила высокое горло свитера, в котором была вчера Лариса. – Часы дорогие, она на них без конца смотрела. Я ведь с ней постояла немного у подъезда, – вдруг призналась она. – Да и серьги у нее были очень дорогие. Не могу утверждать, плохо разбираюсь, но, наверное, с бриллиантами. Такие, как запятые, серьги, с камушком.

Серьги эти Харламов знал. Подарок Усова на годовщину их свадьбы. Лариса хвасталась. И они, в самом деле, были с бриллиантами. На ней их не было обнаружено.

– Она дождалась Устинова? – Харламов уставился в мгновенно заметавшиеся глазки хозяйки. – Врать не советую. Мы все равно его поймаем.

– Поймаете?! – ахнула она и прижала пухлые ладони к мохнатой домашней курточке. – Вы что же, думаете, это он?! Он убил вашу начальницу?!

– Пока я ничего не думаю. Я пока занимаюсь сбором информации. И очень важно, чтобы она была правдивой, Вера. – Он положил на стол крепко сжатые кулаки, желание начать молотить ими по столу стало просто невыносимым. – Она дождалась Устинова, Вера?! Ну! Говорите же!

– Да. – Голова в мелких кудряшках опустилась так низко, что Харламову стал виден мощный Верин загривок. – Она дождалась его у квартиры. На улице стало холодно. Она поднялась и ждала его уже в подъезде. Он явился ближе к пяти. И… И кажется, не очень обрадовался, когда она его окликнула. Слышно было плохо… Да! Чего смотришь, Кочубей?! Я подслушивала!.. А что, нельзя?! Арестуешь меня за это?! Короче, она ему что-то предъявляла, он от чего-то отказывался. Потом они вошли в его квартиру.

– А вы?

– А что я? – Вера дернула полными плечами. – Я спустилась на этаж, ухо приложила к двери. Они разговаривали прямо у дверей.

– О чем?

– Ой, да разве же я поняла? – Вера вскинула голову, глянула на него с досадой. – Она что-то с него требовала, говорила, что это важно. Он лопотал что-то. Почти не слышно. Потом вдруг воскликнул, что он точно знает и его видел.

– Еще раз! Дословно! – перебил ее Харламов, его колотило.

Почему после того, как увезли Ларису, не был произведен поквартирный обход? Что за ведение дела? Когда они этим собираются заниматься? Завтра, через неделю?!

– Ну, в общем, Серега возмутился чего-то. Говорит, вам-то, мол, что? Это моя задница страдает. Может, чуть не так. Она говорит, мы сможем это устранить. А он – пока вы соберетесь, то да се… Короче, говорит, я его видел. И точно знаю, что это он!

– Кого?! Кого видел?!

– Я не знаю. Замок начал щелкать, я пулей домой, чтобы не застукали, – призналась Вера, обернулась на газовую плиту. – Может, чаю, Кочубей?

– Нет, спасибо… – Он снова потер щеки, они казались замороженными. – Что потом? Что было потом, Вера?

– А я знаю?! – фыркнула она неуверенно, но тут же осеклась под его жестким взглядом. – Ну… Дверь Серегина хлопнула. Шаги вниз по лестнице. Я на балкон пулей. Стою, смотрю…

– Что вы видели?!

– Что увидишь, Кочубей, в такую погоду? Фонари хоть и горят, но… Кусты, деревья, разрослось все. Сколько раз писали в ЖЭК, чтобы опилили. Ни хрена никому дела нет!

– Она вышла из подъезда одна?

– Да, – с явным облегчением выпалила Вера.

И не понятно было, что ее радовало. То ли что смогла это увидеть вчерашним роковым вечером и смогла быть полезной ему – Харламову. То ли что Устинов не пошел следом за Ларисой, исключив Ларису тем самым из разряда соперниц.

– Дверь открылась. Свет упал на ступеньки, это мне видно было. Она вышла, так вот поежилась. – Вера зябко шевельнула огромными плечами в овечьей шкуре. – Дверь захлопнулась и…

– И что дальше?

– Ничего. – Ее взгляд снова плутовато вильнул в сторону.

– Вера! Вы же сказали, что она к мужикам клеилась. Сказали в самом начале? – напомнил ей Вадик.

– Ну, сказала, – нехотя призналась она.

– Почему вы так сказали? Устинов понятно. Она его ждала. Заставила вас нервничать. Но это один мужик, Вера. Кто был еще? Кто?!

– А я знаю?! – огрызнулась она, вскочила со стула и начала хлопотать с чаем.

Гремела чашками, заварочным чайником, без конца просыпала сахар мимо сахарницы, чертыхалась, лила кипяток. Вадик терпеливо ждал. Не уходил. Не торопил. Вера что-то знала. Это могло быть важно, а могло оказаться и пустышкой. Но она точно что-то знала. И решила промолчать. Почему? Боялась? За себя или за Устинова, к которому явно питала симпатию? Вон и соседка с первого этажа подтвердила, что она к Устинову клеилась.

– Пей чай, Кочубей, – буркнула она, ставя перед ним красивую пузатую чашку.

Сама отошла к окошку, уставилась на улицу, сунув руки под мышки.

– Вера, – позвал он, вежливо отхлебнув из чашки пару раз. Чай был терпким, вкусным. – Вера, понимаете, может так получиться, что вы стали свидетелем…

– То-то меня и пугает, Кочубей! – воскликнула она плаксиво, и крупное тело ее содрогнулось, Вера сцапала обеими руками широкую тюлевую занавеску, смяла ее. – Серега вон тоже собирался засвидетельствовать, а что вышло?!

– Что вышло?

Вот про Устинова она бы лучше не говорила ничего. Эта сволочь…

Только бы Вадику добраться до него! Он из него всю душу вытрясет! Из-за него погибла Лариса! Из-за его трусости или подлости.

– Вышло то, что ему теперь скрываться приходится, – нехотя вымолвила Вера, вернулась тяжелой поступью к столу, села, глянула на Харламова с мольбой. – Он ведь куда-то смылся, Серега-то. Рано утром и смылся, я видела в окошко. А куда? И так толком не жил тут. Набегами. Сдавать даже собирался квартиру. А теперь и вовсе не явится.

Закончила она уж почти со слезами.

– А где он жил, раз тут редко появлялся?

Харламов ей поверил. То, что квартира Устинова была нежилой, было ясно с первого взгляда. Со второго становилось понятно, что поспешных сборов там тоже не было.

– Где-то домик у него есть. В районе, – отозвалась она со вздохом. – Сколько раз обещал меня туда в гости пригласить. Да только болтал… Тут редко появлялся.

Харламов поблагодарил за чай, поднялся. Глянул в ее макушку.

– Вера, что было после того, как подъездная дверь за моей начальницей закрылась?

– Ничего, – неуверенно дернула она головой. – Не видно же ничего. От подъезда до освещенного тротуара три-четыре метра. Они просто тонут в темноте. Меня один раз разожгло вечером выйти подышать, так чуть собаку бабы Нюры не раздавила. Инфаркт едва не свалил. Ни черта не видно!

– Хорошо, пусть так. Эти метры, что преодолела Лариса Ивановна, тонут в темноте. Вы не видели, как она там шла. А потом, когда она вышла на свет, под фонари? Потом что?

– А ничего. Она так и не вышла на свет-то, – едва слышно произнесла Вера и всхлипнула. – Я ждала, ждала, а она так и не вышла. Я подумала тогда, что она Серегу снова дожидается. В темноте. А когда уж утром Серега с сумочкой смотался, а потом ваши подкатили с мигалками, тогда уж… и поняла…

– Что поняли, Вера?

– Что беда, Кочубей. Беда с твоей начальницей-то. Только смотри у меня! – Вера вдруг погрозила ему крупным пальцем, глянула зло. – Не смей Серегу обвинять. Не он это, не он!

– А кто же?

– А я знаю?! – воскликнула она. – Кто-то, кто поджидал ее в темноте.

– Вы не видели?

– Нет! – отпрянула она в сторону, когда Харламов над ней склонился. – Нет, не видела! Никто на свет не вышел. Ни начальница твоя, Кочубей, ни тот, кто ее ждал.

– Н-да…

Выходило, Ларису ждали? Выходило, ее туда заманили обманом? Раз Устинов категорически открещивается от своего звонка, значит, это кто-то другой? Кто, черт побери?! Кто?

Он обошел стул, на котором горбилась Вера в нелепом костюме, напоминающем овечью шкуру. Пошел в прихожую. И уже успел завязать шнурки на левом ботинке, оставался правый, когда она выплыла в дверной проем.

– Слышь, Кочубей… – Она захватила кудряшку возле уха, накрутила ее на палец. – Только я ведь ничего тебе под протокол не скажу. Ничего не видела и не слышала.

– А и черт с тобой! – вспылил он, бантик на правом шнурке не получился, затянувшись узлом. – Покрывай маньяка!

– Почему маньяка?! – ахнула Вера, сильно побледнев. Привалилась к притолоке. Повторила: – Почему маньяка, Кочубей?!

– Да потому, что, может, тут маньяк какой объявился. – Он сунул концы шнурка в ботинок, так и не справившись с узлом. Выпрямился. – Станет теперь по очереди всех убивать. Приспичит тебе выйти подышать в следующий раз, он тебя и прикончит, как Ларису Ивановну.

Вера, насупившись, осмотрела Харламова с ног до головы неприязненным взглядом. Потом произнесла со вздохом:

– Это был не маньяк.

– Да? Откуда ты знаешь? Он, может…

– Она его узнала перед тем как вскрикнуть, – нехотя призналась она.

– Что? – Кожа на щеках натянулась до боли, сердце перестало стучать, вернее, он его перестал чувствовать. – Лариса его узнала? Как?! Как она его назвала?!

– Не знаю, никак. Просто сказала – ты.

– Погоди, погоди! Еще раз! Что она сказала?! – Он подлетел к хозяйке и не заметил, как сгреб кулаками овечьи кудряшки костюма на ее груди. – Что она сказала, Вера?

– Ну… Дверь у подъезда когда захлопнулась, темно стало, потом эта женщина сказала: ты? Затем как-то странно вскрикнула – и тишина. Это все. – Ее потные ладони накрыли руки Харламова. – Ты костюм-то на мне не рви, Кочубей. Денег стоит…

– Как, как она это сказала? Удивленно или как? Может, она не успела просто договорить? Может, просто хотела спросить, ты что делаешь, а? Вера! Вера, вспоминай, это важно! Ну! – Он все так же трепал костюм на ее груди.

– Нет, она его узнала, – подумав, ответила она. – Удивленно так: ты? Будто не ожидала увидеть там того, кого встретила. И потом сразу вскрикнула. Коротко так. Ой… Ой – и все… – Ее ладони чуть сжали пальцы Харламова. – Руки-то у тебя какие сильные, Кочубей… Может, останешься, а?..

Он не остался. Он вышел на улицу, подставил лицо ледяному ветру, распыляющему мелкий осенний дождь. Судорожно сглотнул, пытаясь проглотить громадную пробку, вбитую ему в горло страшной бедой.

Ларису кто-то ждал у подъезда? Она его узнала? Она успела его узнать до того, как этот кто-то вонзил ей в сердце нож? Это так или нет? Или Вера, обезумевшая вчерашним вечером от ревности, что-то путает? Мог Устинов выйти вместе с ней из подъезда на улицу и убить ее там? Вера все это видела и теперь выгораживает любовника.

Нет, вряд ли.

Вера, конечно, могла его выгораживать, это бесспорно. Но Лариса никогда не тыкала фигурантам дела, кем бы тот ни являлся – убийцей, грабителем или свидетелем. И с Устиновым она всегда была на «вы». Харламов присутствовал неделю назад при их беседе, она называла его на «вы» и по имени-отчеству. Значит… Значит, это был кто-то знакомый. Хорошо знакомый. Или близкий человек, встреча с которым ее очень удивила. Кто это мог быть, кто?

Глава 7

– Селезнев! Где ты витаешь? – резким неприятным голосом спросила учительница алгебры и решила уточнить: – В облаках?

Он не знал, как там – в облаках. Он ни разу не летал. Вот родители вернутся с отдыха, тогда спросит. Но он сильно сомневался, что там можно «витать», как сказала математичка. Мать вчера звонила. Призналась, что лететь ей было страшно. Что ее тошнило постоянно. Отец напился сразу, как сел в самолет, и проспал все время полета. А ей было худо.

– Больше никогда не полечу. Боюсь, – призналась мать. – Как бы вот еще вернуться…

Смешно признаться, но он ждал их возвращения. С нетерпением ждал. Потому что ему было впервые одиноко дома и еще очень страшно. И из-за бумажника, который он поднял на пустыре за гаражами. И из-за той красивой женщины, которую убили в кустах под их балконами. Вовка тысячу раз пожалел, что поднял тот злополучный бумажник. Тысячу раз пожалел, что позвонил в дежурную часть. Не надо было этого делать, не надо. Отец часто говорил ему, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Ни одно! А он вот совершил доброе дело, сообщив о погибшей, а теперь ждет возмездия.

Какого? Так в образе толпы полицейских возмездия он ждет. Явятся алчные до информации ребята, окружат его, станут заламывать руки, выбивать признание. Что, как, почему, откуда? Под таким напором все расскажешь. И про бумажник тоже. Что было особенно неприятно. И дело было даже не в деньгах, которые Вовке дико не хотелось возвращать. А в бумажке с адресом. И в той длинной цепочке цифр.

В них, этих цифрах, крылось что-то очень… очень таинственное. И адрес. Вдруг именно в ту квартиру, что располагалась в соседнем подъезде, шла убитая потом женщина? Вдруг ее интересы пересеклись с интересами хозяина бумажника? В том, что бумажник был не ее, Вовка был уверен на все сто. Во-первых, бумажник был мужским. Во-вторых, красивая женщина не пришла из-за гаражей, кажется, она приехала на такси.

Так вот…

Если интересы этой красивой женщины и хозяина бумажника каким-то образом пересеклись, то, вполне возможно, он ее и убил! А если он ее убил, то бумажник он постарается вернуть любыми путями, чтобы скрыть свое присутствие в их дворе. А как он узнает, что бумажник у Вовки? Правильно! Ему об этом скажут менты. У них всегда случается утечка информации, Вовка не раз видел это в сериалах. Какая-нибудь одна паршивая продажная овца найдется и…

Нет, надо всеми правдами и неправдами открещиваться от доброты, которую проявил по отношению к убитой женщине. Если менты к нему заявятся, он не признается ни за что в том, что звонил в дежурную часть. Ни за что!

Вовка дождался звонка на перемену и сразу засобирался домой. Зря он вообще в школу пришел сегодня. И вчера зря приходил. Две двойки получил, один трояк. Ведь не собирался ходить, пока родители на отдыхе. Пошел от страха. Теперь исправлять придется. Все, сейчас класске скажет, что заболел, и просидит дома до возвращения матери и отца. Надо только продуктами запастись. И постараться на глаза никому не попадаться. И тогда все у него будет хорошо.

Вовка наврал классной руководительнице о внезапной хвори, скосившей его растущий организм, вышел на улицу, пересчитал деньги, оставленные родителями. Сумма была вполне приличная, зря он на них пер в первый день, дома в морозилке у него еще лежали две курицы, пельмени, приготовленные матерью, два десятка домашних замороженных котлет. Чего купить?

Он остановил свой выбор на трех колясках «краковской» колбасы, он ее обожал. Еще он взял три килограмма мороженого, пять пачек чипсов и дюжину шуршащих упаковок с ржаными сухариками. Уложил покупки в школьную сумку, что не влезло – в пакет. И пошел домой.

Опасность Вовка Селезнев почувствовал задолго до того, как поравнялся со своим подъездом. Просто физически заныло все внутри, стоило глянуть в сутулую спину худого мужика, шагающего по заросшей тропинке в сторону гаражей.

Он! Это он! Тут же решил для себя Вовка и ускорил шаг, чтобы побыстрее оказаться дома.

Но не тут то было! Баба Нюра со своей собакой преградила ему дорогу.

– Опять прогуливаешь?! – ахнула бабка с возмущением, цепляясь за его пакет. – Все родителям расскажу!

– Я заболел.

Вовка попытался выдернуть пакет из ее рук, бесполезно, старая бестия уже внимательно рассматривала его покупки.

– Мать деньги на хлеб с молоком оставила небось, а он чипсы покупает и мороженое! – громко взвизгнула она, чем привлекла внимание сутулого мужика.

Тот внезапно остановился, оглянулся на них, пристально рассматривая бедного Вовку.

– Вот погоди, прилетят родители, все им расскажу! – надрывалась баба Нюра, ее собака ей вторила, заливаясь отвратительным мелким лаем. – В школу не ходишь, в гаражах постоянно отираешься! Чего там надо?! Видал, какие там упыри ходят!

И ее палец гневно проткнул воздух в направлении сутулого мужика, внимательно наблюдающего за сценой, разыгравшейся у Вовкиного подъезда.

– Видал, какой! – Старая женщина бесстрашно шагнула вперед, продолжая тыкать пальцем в сторону сутулого. – Все утро ходит тут, выспрашивает. Чего уставился, урка?! Щас вот полицию вызову, они тебе на все твои вопросы ответят! И с тебя заодно спросят, чего тебе надо тут на третий день после убийства?! А, испугался? Побежал?..

Мужик не побежал, конечно, но, покрутив у виска пальцем, ушел узкой тропинкой в гаражи. Вовка, воспользовавшись заминкой, нырнул в подъезд.

– Дура чертова! Старая карга! – ругался он потом часа полтора, маршируя по квартире с упаковкой сухариков. – Кто просил пасть разевать?!

Он так сильно расстроился, что даже не мог сидеть за компьютером и телевизор его не увлек, когда он попытался посмотреть свою любимую передачу об автомобилях. Через пару часов позвонила мать с отдыха.

– Как твои дела, сынок? – Голос матери звучал так, как если бы она с силой подавляла радость, бьющую через край.

– А у вас как дела?

– Ой, даже стыдно признаться, как хорошо.

Он сразу разозлился. Им там хорошо, весело и, что главное, беззаботно, а у него одни проблемы!

– У тебя-то как? Чего молчишь? В школу не ходишь?

– Хожу, – буркнул Вовка. – Дома скучно, вот и пошел.

– Молодец! – воскликнула мать и, кажется, прослезилась. – Ну, молодец же, сыночек!

– Чё молодец-то? Две двойки и трояк уже схлопотал, – решил он сразу признаться, чтобы потом не ныли. – Лучше бы не ходил.

– Да ладно тебе, Вовка, исправишь, – рассмеялась мать счастливым, беззаботным смехом. – Оценки – это такая ерунда! Это все можно очень легко исправить…

Да, думал он потом, со злостью хрустя сухариками и пиная пустые упаковки из-под них по полу, оценки можно исправить. Ту убогую ситуацию, в которую он попал по собственной глупости, исправить уже нельзя. Он это понимал, он это чувствовал…

Опасения начали сбываться уже на следующий день.

Вовка проснулся так рано, как будто собирался пойти в школу. На часах было половина восьмого. Утро выдалось солнечным, теплым. Он выходил на балкон покурить в одних трусах и футболке и даже не замерз. Но славная погода еще ничего не значила. Недолгий опыт его недолгой жизни утверждал, что все пакости случаются именно в такой вот замечательный день. Игрой контрастов называла это Вовкина учительница по литературе. Он был с ней в этом солидарен.

С мрачным видом, затушив окурок в пепельнице, проветрив балкон, он вернулся в комнату и снова полез под одеяло. Но сон не шел. И желудок начало подводить от голода и табачного дыма, употребленного натощак. Он решил встать и позавтракать. Изжарил себе два яйца, нарезал «краковской» колбасы, заварил чая в большую отцовскую кружку. Сел за стол, взялся за вилку, но тут вдруг вспомнились отцовы слова, что с неумытой рожей за стол садиться не следует. Грех это! Вылез и нехотя поплелся в ванную, будто отец в спину его толкал. Умылся и даже почистил зубы, хмуро рассматривая новый прыщ, вздувшийся красным холмом на левой щеке. Натянул отцов банный халат, вернулся в кухню, снова взялся за вилку и тут же замер.

Звонок в дверь прозвучал страшным набатом. Он буквально парализовал его. Он заставил его внутренности мгновенно сжаться в комок и подкатить к самому горлу, надавив там на что-то с такой силой, что, того и гляди, вырвет.

Кто?! Зачем?! В такую рань! Училка не могла, он отпросился. Сказал, что дня три-четыре будет болеть.

Он осторожно положил вилку на стол, стараясь не звякнуть. На цыпочках пробрался к входной двери, прислушался. За дверью, на лестничной клетке, кто-то с кем-то разговаривал. Один голос был мужской, второй женский. Через минуту он догадался, что за женщина хозяйски терзала кнопку их звонка.

Баба Нюра! Ее собака противно тявкала и скреблась в дверь. Хозяйка настырно не убирала руки с кнопки.

Ладно, с ней понятно, а что за мужик там?

Вовка припал к дверному глазку, внимательно осмотрел противную соседку, успевшую надеть на ночную сорочку, волочившуюся по полу, длинный шелестящий плащ ядовитого зеленого цвета. Рядом с ней стоял молодой мужик или парень, сложно было понять. Но ему не старше тридцатника, определил Вовка навскидку. Высокий, симпатичный, на азиата похож. В легкой кожаной куртке, с кожаной папкой под мышкой.

Мент! Внутри задрожало все, что там имелось, каждый орган, каждый нерв. Дождался, урод?! Просили тебя звонить? Благодетель!

А может, это из детской комнаты? Может, училка нажаловалась? Так, стоп. Он же отпросился.

– Вовка, открывай! – завизжала баба Нюра и поднесла свою противную морду к дверному глазку, сделавшись неузнаваемой и комично раздутой. – Я знаю, что ты дома! В школу не выходил, я точно знаю! Открывай! К тебе тут из полиции! Открывай, а то дверь начнем ломать!

Вовка Селезнев медленно начал ворочать замками. Спорить с этой старой дурой бесполезно. Отсидеться тоже не получится. Она запросто МЧС вызовет, и те дверь взломают. Просто скажет им, что газом пахнет или что ее заливают соседи сверху. Она может. Так уже было!

– Оп-па! Скажите, какой господин! – хохотнула баба Нюра, увидев подростка в отцовом банном халате. – Говорю же, не пошел снова в школу, товарищ полицейский. Мать с отцом на отдых улетели, а этот прогуливает.

– Согласовано, если чё, – огрызнулся Вовка и пнул ее собаку, норовившую проскочить мимо его ног в прихожую. – Чё надо-то?

– Мне надо с тобой поговорить. – Полицейский с симпатичным лицом азиата шагнул вперед, тесня соседку Вовки. – Очень важно.

– Хорошо.

Спорить было бесполезно. Если мент вошел в дверь, его уже не выставишь просто так. Тут нужно либо в глухую несознанку уходить, либо договариваться. Так советовал отцу его родной брат, когда изредка прилетал к ним из Владивостока.

– Только вам тут, баба Нюра, делать нечего, – заявил Вовка.

И, чуть толкнув наглую бабу в грудь, прущую напролом в его квартиру, захлопнул дверь. Менту кивнул на дверь кухни.

– Проходите. Я как раз собирался завтракать. Будете со мной?

– Нет, спасибо, завтракал, – соврал Харламов: объедать парня, у которого родители укатили на отдых, он не собирался. Да и аппетита не было который день. – К тебе есть пара вопросов.

– Не вопрос. – Вовка натянуто улыбнулся, решив использовать советы родного дяди по полной программе. – А удостоверение можно посмотреть?

– Пожалуйста. – Харламов продемонстрировал ксиву. – Капитан Харламов. Занимаюсь расследованием убийства Усовой Ларисы Ивановны. Она была… моей начальницей. И просто очень хорошим человеком.

Мент не может быть хорошим, вспомнил он пьяный дядькин треп. А уж если мент баба, то это вообще жесть! Тогда шансов выжить просто нет…

Выжить не получилось у нее, с неожиданной грустью подумал вдруг Вовка. И была она очень красивой и милой. И совершенно не казалась жесткой и нехорошей.

– Я вас слушаю.

Вовка взял в руки вилку, хлеб, начал терзать остывшую яичницу, сосредоточившись именно на этом, а не на капитане, который рассматривал его внимательно и едко.

– Про то, что случилось под твоими окнами, знаешь? – спросил его Вадик, сразу поняв, что подросток не так прост и что он явно чего-то боится.

Может, того, что перестал ходить в школу, пока родители на отдыхе?

– А что случилось под моими окнами? – Вовка ловко изобразил недоумение, на мгновение подняв глаза от тарелки.

– Убийство, – коротко ответил Харламов.

– Что, прямо под моими окнами убили, что ли? – Вовка недоверчиво хмыкнул.

– Может, и не под твоими. – Не стал Харламов спорить. – Но нашли тело именно там.

Он указал за окно, за которым бесновался рыжими красками октябрь.

– Я не находил, – тут же отреагировал Вовка и принялся внимательно рассматривать, как растекается плохо прожаренный желток по тарелке. – И вообще ничего не слышал и не знаю. Я еще маленький, совсем невзрослый. И… Куда это вы?!

Он рванул следом за Харламовым, но не успел перехватить. Тот уже вышел на балкон и с понимающей ухмылкой рассматривал пепельницу, полную окурков.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
4 из 4