Срочный груз из прошлого

Да, теперь я понял. Понял все, и если я до сих пор жив и на свободе, то лишь благодаря невероятному стечению обстоятельств.

– Кстати о прокурорах, – вдруг сказал Алексей. – У меня есть один родственник, дальний, правда, но очень хороший человек. Думаю, тебе стоит обратиться к нему. По-моему, он единственный в городе прокурор, которого еще не купили. Фамилия – Лоскутов…

– Как?! Лоскутов?

Черт, надо же, какое невезение! Я ведь действительно знаю, и даже очень хорошо, этого прокурора…

– А что? – спросил Алексей.

– Понятия не имел, что мы с тобой были родственниками.

– А ты не гонишь?

– Лоскутов – мой бывший тесть…

– Вот как?! Ну, тогда тем более…

– Я же говорю – бывший… Я плачу алименты. На развод подала Валька, его дочь. Якобы я пью и плохой семьянин… Иван Сергеевич до сих пор считает, что я алкаш и целые дни торчу в пивных…

– Ну и дела, – пробормотал Алексей. – Не знаю даже, что и посоветовать тогда тебе… Ну ладно, а мне-то что с тобой делать? Здесь, на пароходе, я тебя могу возить хоть до окончания навигации. А дальше что?

– Дрянь мое дело, – сказал я, про себя поражаясь своему спокойствию. – Дороги домой у меня нет. Если я вернусь – либо убьют, либо посадят. Не знаю… Хоть за кордон дуй… Генку-то убили… Я теперь в этом на все сто уверен… – Сказав это, я подумал, что поступил правильно, решив не открывать Алексею того, что сказал мне Саша Иванов насчет плутониевых бомб. Похоже, знание всех подробностей этого дела предельно опасно.

– Да, Лех, – вспомнил я. – Я ведь говорил, что обращался к Саше Иванову. Наверное, стоит связаться с ним еще раз – вдруг сумеет помочь?

– Тьфу ты, – помрачнел Алексей. – Совсем забыл. Не поможет тебе Саша.

– А что так?

– Прикрыли же его газету. Больше месяца уже, как об этом написали. А самого Иванова арестовали, и грозит ему отсидка.

– Господи! За что?

– Якобы за неуплату налогов. А после ареста еще и хату кто-то обчистил… Где же я это читал?.. Вот!.. – Алексей покопался в тумбочке и бросил мне на колени «Вечерку» трехнедельной почти давности.

Я взял газету и нашел заметку. Буквы прыгали и сливались, но смысл был понятен. Все кончено. И здесь тупик.

– Не знаю, Леха, – сказал я, закрыв глаза рукой. – Не знаю, что делать. – Отчаяние начало заполнять меня, и мне стало очень плохо и очень страшно. – Не знаю, что дальше. Подожди, старик, до утра. Завтра решу.

– Уже сегодня. – Алексей шумно зевнул и покосился в иллюминатор, за которым уже давно начало светлеть.

Проспал я часов до четырех, почти до вечера. Проснулся от голода. Алексей притащил мне обед, а когда я сел перекурить, снова спросил:

– Что дальше делать будем?

Слов нет, Алексей хороший парень, просто замечательный, но я его отлично понимал. Я был очень опасным спутником, человеком, который сбежал от мафии.

– Принеси мне карты, – сказал я.

– Какие еще карты? – удивился Алексей.

– Лоцию.

– На кой?

– Хочу вычислить место, где можно подменить контейнер.

– И что потом?

– Потом?.. Потом в этом месте я тихо и неслышно сойду с парохода. Годится?

– Куда ты сойдешь?! Я же состав не смогу к берегу причалить!.. Или ты имеешь в виду порт?

– Конечно, не порт. Но тебе не придется причаливать к берегу. Я по-другому думаю сделать…

– Вплавь? Вода здесь знаешь какая?

– Лех, я пока еще точно не знаю как, но, вероятнее всего, я сойду вне населенного пункта.

– Ты подохнешь в тайге.

– Там видно будет… Ладно, тащи карты. Вечером скажу тебе точно, что я хочу сделать.

Алексей ушел и скоро вернулся, таща альбомы лоцманских карт. Пока он ходил, я вооружился авторучкой, листом бумаги, калькулятором и взял с полки толстый диспетчерский справочник. Алексей, скептически покачав головой, ушел на вахту, а я занялся подсчетами.

Работал я долго. Сначала составил два расписания движения шестидесятой «Беломорки»: одно – такое, какое должно быть, другое – вероятное фактическое, для чего постарался не упустить ничего – ни осадки судна, ни скоростей течения на разных участках… В конце концов у меня получился солидный запас времени – теплоход вполне мог где-то болтаться или стоять около трех часов. Затем я взялся за карты.

Алексей застал меня в тот момент, когда у меня уже было кое-что готово.

– Ну как, нашел что-нибудь? – поинтересовался он.

– Да вроде бы. Получается, что судно почти три часа могло торчать где-то между Хантами и Сургутом. Но где?

– Ну-ка… Ага, вот ты что придумал…

– Слушай, Лех… Никак нельзя получить информацию с береговых информационных пунктов?

– С БИПов? Вряд ли. Если только по телеграфу, через пароходство. Но это долгая история, да и вовсе ни к чему всем знать, что тебя интересует именно «Беломорка»… Знаешь что, давай-ка вместе посмотрим, попробуем, как ты говоришь, вычислить это место.

Алексей придвинул к себе альбомы.

– Так, вот он, Ханты-Мансийск родимый… Кстати, мы его пройдем сегодня ровно в двадцать один час… А в какое время твоя «Беломорка» должна тут проследовать?

– Представь себе, сегодня ночью… Если, конечно, я верно составил расписание.

– Ясненько. Так, ну здесь вряд ли где что может быть… Здесь тоже… А вот тут… Смотри, за этим перекатом на правом берегу заброшенная деревня. Но сейчас там мелковато – не подойти… Дальше…

Алексей перелистнул еще несколько карт. На одной из них остановился.

– Смотри сюда. Это, наверное, самое подозрительное место на участке. Вот здесь – Каширская заманиха плюс жуткое свальное течение. И вот эта протока за Староверским островом. Глубины большие, но судовой ход под другим берегом, под правым. Если кого черт понесет к заманихе, его может развернуть на девяносто градусов, и он перегородит вход в протоку. Носом упрется в берег, кормой – в приверх острова. Тогда – шабаш. Вызывай буксир, а еще лучше – два, и еще баржу, чтобы перепаузить груз. Потому это место все и обходят, как…

– Это если сверху идти… А снизу в протоку вообще не войдешь. Я смотрю, там глубина полметра всего. И грунт скальный… Если только… Если только обогнуть заманиху, резко повернуть налево и заскочить в протоку.

– Только так. Но маневрировать над островом, да еще на свальном течении возле заманихи… – Алексей покачал головой.

– Ты бы смог?

– Рискнул бы… На небольшой посудине типа старой «Эстэшки». И если бы знал, что в случае чего мне за это не нагорит.

– А на «Беломорке»?

Алексей задумался.

– Нет, – наконец произнес он.

– А Климов? Он смог бы?

– Климов? Не думаю. Махалевич смог бы, Петров, пожалуй… Лазарева, твоя землячка, наверное, способна на такое… Вопрос в том, кто у Климова штурман. А может, рулевого опытного где нашел… Не знаю.

– Главное, теоретически можно сюда зайти?

– Теоретически можно.

– Ночью?

Алексей достал из холодильника две жестянки немецкого пива. Мы выпили.

– Хорошо живешь, капитан, – сказал я.

Алексей промолчал, Прихлебывая пиво, он долистал альбом до самого Сургута и захлопнул его.

– Одно из двух: или ты ошибаешься, или…

– Или? – переспросил я, выдергивая сигарету из его пачки.

Вместо ответа Алексей сделал мне знак молчать и повернулся к висевшему на стене переговорному устройству.

– Серега! – позвал он, нажав на кнопку.

– Да, Алексей Иваныч!

– Ты у нас ходячая машинная память. Как насчет судовой роли по шестидесятой «Беломорке»?

– Это у Климова, что ли?

– У него.

– Сейчас вспомню… Поварешек не знаю, правда.

– Меня только команда интересует.

– А, тогда, значит… Шелепин – механик-третий штурман, потом – Славин, второй штурман-помощник механика… А первым штурманом у него баба.

– Женщина? Кто?

– Фамилию не могу вспомнить… Ну эта, с Волги которая… Сейчас… А, вспомнил: Лазарева! Да, точно: Лазарева Ирина.

Ирку Лазареву я помнил. Алексей, конечно, слегка загнул, назвав ее моей землячкой – в Казани она сроду не была. А приехала сюда учиться из Нижнего Новгорода, тогда еще Горького. Там поступить на судовождение не смогла, приехала в Сибирь, у нас тут тогда еще принимали девчонок на эту специальность. Училась она на курс меня старше и неплохо училась, кстати сказать: по практикам, например, у нее всегда были великолепные отзывы. Закончив институт, она уехала к себе на Волгу, но скоро вернулась – на Волге, в силу старых традиций, не жаловали женщин на теплоходах. Одно время работала на «чешке» – не то на «Якутске», не то на «Ленске», но скоро оттуда списалась – члены экипажа из-за нее чуть глотки не перегрызли друг другу… Значит, теперь она у Климова, в этой банде речных пиратов. Но, по крайней мере, тут никто никому горло рвать не будет. Я кое-что слышал про этого Климова и догадывался, что он наверняка сказал своим архаровцам по поводу Лазаревой: «Это – мой штурман…»

Приближался вечер. Я еще раз просмотрел на карте место, где, возможно, и происходил ключевой момент всех этих махинаций. Неплохое место, укромное. Кругом тайга, трясина. Гнус и комар. Возможно, медведи. Какая-то дорога, правда, обозначена поблизости, и корявым почерком написано: «зимник».

В каюту вошел капитан Теплов.

– Через час пройдем Ханты, – сообщил он мне.

– Прекрасно… Леха, ночью я хочу сойти на берег.

– Это невозможно. Мы ведь с тобой уже это обсуждали.

– Возможно. У тебя есть шлюпка с мотором?

– Ты чего это придумал? – с беспокойством спросил Алексей.

– У меня есть великолепный план. Но рискованный. Не хочу тебя пугать, но рисковать придется тебе.

Алексей выругался.

– Не могу, конечно, тебе его навязывать, – продолжал я. – Нужен только человек из твоего экипажа, которому ты бы мог доверять, как самому себе, и который умеет держать язык за зубами. Есть у тебя такой?

– Есть. – Алексею, похоже, очень хотелось сказать «нет». – Коля Заболотских. Кремень. Что еще?

– Еще? – Я вздохнул. – Не хочу вгонять тебя в расходы, но мне потребуется одежда.

– Твой костюм высох.

– Я твой и не собирался просить. Может, разве что, свитер какой старый есть?

– Найдем. Еще?

– Штормовку… Нет, лучше фуфайку. Желательно старую, в мазуте. Сапоги-бродни. Целые… Если есть, то подшлемник. Тоже лучше промасленный. Из шмоток – все.

– А кроме них?

– Нож. Спички. Сигарет пачку. Пару банок консервов… Денег, чтобы до Сургута хотя бы добраться… Жив останусь – верну. И, конечно, репудин или диметилфталат – иначе точно ничего не верну, гнус сожрет.

– Ладно. – Алексей чуть заметно улыбнулся. Видимо, он еще не до конца уловил суть моего замысла. – Это все я организую. Но ведь тебе еще что-то нужно, верно?

– Угадал.

– Что?

– Бинокль.

– А как насчет радара?

– Алексей, я не шучу. У тебя же был собственный. Гад буду, отдам. Войди в мое положение. Ты же понимаешь, в какую яму я попал.

– Дам бинокль. – Алексей был мрачен, теперь он явно думал уже не о бинокле, а о том, каким образом я буду уходить с судна и как это будет выглядеть. – Еще что-нибудь надо?

– Часы и кОмпас.

– Часов не дам, а за компАсом сейчас в рубку сбегаю… Только спирт из него вылью.

Нет, Алексей точно издевался. Он действительно мог бы издеваться в раю над самим господом Богом (сомневаюсь, правда, что капитан Теплов туда попадет), или же отпускать шутки, сидя на горячей сковородке в застенках Пандемониума.

– Наручный кОмпас, – уточнил я. – И часы.

– Кошмар! – В отчаянии, которое было притворным не больше чем наполовину, Алексей схватился за голову и плюхнулся в кресло. – Ты меня разоришь. Надеюсь, это все?

– Все. Но я тебя еще кое о чем хочу попросить… Не напрягайся, речь идет не о материальных издержках. Я напишу письмо Таньке, передашь его?

Алексей задумался. Думал он демонстративно долго.

– Ладно, передам. Но с одним условием.

– Это с каким?

– Кроме письма, – замогильным голосом произнес капитан, – ты сейчас напишешь еще одну бумагу, в которой завещаешь мне все твое имущество.

Глава девятая

Все произошло точно по моему замыслу. Алексей согласился рискнуть продержать состав на холостом ходу, пока его рулевой Коля отвезет меня в моторке на берег. Мы с Алексеем попрощались. Коля – на редкость угрюмый и неразговорчивый субъект – спустил на воду с борта толкача моторку, и я покинул судно.

Несмотря на то, что стояло позднее лето, с южной стороны на нас надвигалась гроза – довольно редкое явление в этих широтах, да еще в это время. Вспышки молний, правда, были еще далеко, на реке стояла густая тьма, и я до сих пор удивляюсь, как Коля так быстро сумел найти удобное место для моей высадки.

– Пока, Коля, – сказал я, вылезая из лодки.

Тот ничего не ответил, наверное, из-за шума мотора не услышал меня. Я оттолкнул лодку от берега, Коля включил ход и отправился догонять маневрирующий за островом состав.

Я уселся на круглый валун, скатившийся откуда-то в незапамятные времена на берег, закурил сигарету и прислушался к удаляющемуся звуку мотора. Коля догонял свое судно уже около пяти минут. Так, вот он сбросил газ, видимо, приблизился к борту… Поймал таль… Все, мотор замолчал. Тогда чуть громче загудели в той же стороне двигатели толкача.

Я выбросил окурок в реку и проверил свою экипировку. Одет я был в точности по плану. На шее висел бинокль, в кармане лежал великолепный, зэковской работы, нож с выкидным лезвием, а также фонарик, сигареты и спички. На боку висела брезентовая сумка, вроде противогазной, а в ней – три банки свиной тушенки, хлеб и три жестянки с пивом. Алексей дал мне к тому же достаточную сумму денег, хотя я так и не написал завещания на его имя. Впрочем, письмо Тане я тоже не стал писать. Зачем ей знать подробности того, в какую историю я вляпался, отчасти и по своей глупости? Если останусь в живых и на свободе (что, разумеется, весьма проблематично), то и так все расскажу потом.

Я стоял на берегу почти в полной темноте. Слева от меня река катила свои воды в сторону северо-запада, справа шумела тайга. А впереди виднелась невысокая скала, поросшая какой-то мелкой растительностью. Как раз напротив этой скалы располагался видимый сейчас только во время вспышек молний Староверский остров, почти лишенный деревьев. Зато берег, как я уже говорил, был сплошь покрыт хвойным лесом.

Направившись к скале, я взглянул на часы. По моим расчетам «Беломорка» должна была часа через три-четыре пройти мимо Староверского. Впрочем, я совсем не был уверен, что она завернет в протоку, чтобы сдать и получить некий груз, если даже где-то здесь и находится таинственная пристань. Да и войти в эту протоку – нужно иметь отчаянную голову. У Иры Лазаревой, насколько мне это известно, голова не столь уж отчаянная, чтобы лезть сюда, да еще ночью. Хотя…

Я вскарабкался на скалу, нашел возле вершины удобную нишу и, посветив предварительно фонариком, чтобы не наткнуться на какую-нибудь тварь, забрался туда и устроился поудобнее.

Начался дождь. Молнии сверкали все чаще и чаще, но раскаты грома слышались очень глухо – гроза была еще далеко. Я поднес к глазам бинокль и стал осматривать местность, всякий раз ожидая новых вспышек.

Я хорошо разглядел весь Староверский остров. Он не вызывал никаких подозрений. Тогда я перевел бинокль на берег и почти сразу увидел это.

При очередной вспышке я отчетливо сумел рассмотреть столообразный каменный выступ, выходящий прямо в протоку. Это была естественная пристань – великолепный дебаркадер, созданный природой. Кроме того, колея, проложенная от него к лесу, красноречиво указывала на то, что этим «дебаркадером» пользуются.

Через час из леса донесся надсадный рев, на берег упал свет двух горящих глаз, и на дороге появилось чудовище – трехосный бортовой «ЗИЛ», прозванный шоферами «трумэном». Автомобиль не ехал – он, жутко завывая, пер по лесной дороге прямо на «дебаркадер». В его кузове стоял какой-то прямоугольный предмет, по всей видимости, стандартный контейнер.

Мне было известно, что в этом месте летних дорог практически нет. Если нужно какую-нибудь машину, пусть даже высокой проходимости, перегонять, например, из Омска в Сургут, то приходится либо ждать зимы, либо загонять эту машину на баржу и везти по реке. Было похоже, что этот «трумэн» находится тут довольно давно и, видимо, не просто так ржавеет где-то в тайге.

Из кабины выскочили два человека в сибирской национальной одежде – стеганых ватниках, таких же, какой сейчас был на мне. Судя по их жестам, я сделал вывод, что они ругаются. Можно подумать, что для этого обязательно нужно вылезать из кабины под дождь!

…Половина четвертого. Дождь зарядил, как из водопровода. Сверкали молнии, раскаты грома сотрясали тайгу и мое убежище. Я замерз, осатанел, еще немного и я, потеряв бы всякую осторожность, закурил, но, выглянув в очередной раз из ниши в сторону реки, я увидел идущее судно.

Наведя на него бинокль, я убедился в том, что это теплоход типа «Беломорский». Его номер я надеялся рассмотреть в ближайшие несколько минут.

На крыше рубки ярко вспыхнул прожектор. Рассекший темноту луч метнулся вправо, осветив верхушки редких деревьев острова, и упал на «дебаркадер». В этот же момент «трумэн» зажег и тут же потушил фары. Свет прожектора скользнул вперед, и «Беломорка» начала маневрировать.

Оказавшись напротив приверха острова, судно, не сбавляя хода, принялось поворачивать влево. Как раз в этом месте находилась Каширская заманиха – огромная подводная коса, к которой из-под противоположного берега катилось мощное свальное течение. Я затаил дыхание. При очередной вспышке молнии я с помощью бинокля прочитал номер теплохода. Да, это была шестидесятая «Беломорка», и она шла к берегу почти поперек течения. Затем, словно играючи, судно сделало правый поворот и начало входить в протоку. За то время, пока оно двигалось таким S-образным зигзагом, течение успело придвинуть теплоход к самому острову, и промедли тот, кто держал управление, хотя бы десять секунд, «Беломорку» пришлось бы стаскивать с мели буксиром.

Но за штурвалом, вернее, за манипулятором (на этих судах находились электрические рулевые машины) стоял настоящий мастер. По всей видимости, ему не впервой было заводить судно в Староверскую протоку.

Теплоход сбросил наконец обороты двигателей и начал приближаться к низкой стенке каменного «дебаркадера», на котором суетились приехавшие на «трумэне» люди. С борта судна полетели швартовы, встречающие схватили их и за что-то закрепили на берегу. Теплоход, гася инерцию, дал задний, судно скоро остановилось, и двигатели перешли на холостой ход.

Я направил бинокль на мостик. В рубке открылась дверь, и на мостике появился тот, кто только что совершил эту головокружительную проводку.

Сверкнула молния. Я успел рассмотреть блестевшую черной кожей комбинезона стройную фигуру, длинные волосы, развевающиеся на ветру… Женщина. Ирина Лазарева, гордость факультета. Неужели она сейчас воображает себя этакой мадам Вонг, благополучно завершившей очередной пиратский рейд? Неужели она не понимает, что Обь-Иртышское пароходство – это не Восточно-Китайское море, и что ее просто прибрали к рукам как хорошую рабочую силу?

Впрочем, не мне ее осуждать. И, кто знает, останься я в плавсоставе, не стоять бы сейчас мне на мостике этого теплохода?

Между тем события развивались дальше. Кто-то, может быть, даже сам Климов, включил судовой кран и с чьей-то помощью зацепил контейнер, стоящий в одном из трюмов. Минута – и железный ящик оказался на берегу. Вслед за этим встречающие теплоход зацепили контейнер, что был в кузове «трумэна», кран перенес его на место вынутого, а после этого установил стоящий на «дебаркадере» контейнер в кузов автомобиля.

Перегрузка закончилась. Люди с теплохода и люди с берега что-то покричали друг другу, затем отдали швартовы, и «Беломорка» принялась выходить задним ходом из протоки. Двое залезли в кабину «ЗИЛа», и машина, заревев мотором, скрылась в том же направлении, откуда пришла. Через несколько минут над рекой установилась тишина, нарушаемая только удаляющимися отзвуками грома, и уже ничто не напоминало о недавно прошедших здесь погрузочно– разгрузочных работах.

Покурив и поразмышляв над увиденным, я спустился со скалы и направился по дороге вглубь тайги, вслед за уехавшей машиной. Теперь нужно было выяснить, какой же груз в действительности перевозило судно. И из какого пункта отправления.

Глава десятая

Я брел по раскисшей колее весь остаток ночи, пока мертвенно-холодный утренний ветер частично не разогнал дождевые тучи и в толщу леса не вполз призрачный свет неяркого солнца, нарисовавший полосы в стелющемся тумане. Меня бил озноб, от слабости подкашивались ноги, а проснувшийся гнус лез в глаза, несмотря на диметилфталат. Но идти было надо – иначе, как предполагал капитан Теплов, в тайге я непременно сдохну.

Колея была очень грязной, но грязь повсюду оказывалась не слишком глубокой – я все время ступал по странно твердому грунту под жижей, чему можно было долго удивляться, если бы вдруг до меня не дошло, что в некоторых местах из грязи торчат ржавые металлические полукольца.

Сомнений быть не могло, особенно после того, как я, остановившись, аккуратно ощупал твердую основу под грязью – я действительно ступал по железобетонным плитам, немного лишь утонувшим в зыбкой лесной почве.

Я был готов идти и по более паршивой дороге, и при этом до самого Ширяева или Ширеева. Меня не покидала уверенность, что по пути все же обнаружу «трумэна», стоящего возле какой-нибудь заимки или чего-нибудь в этом роде. Хотя теперь я не удивился бы и тому, что грузовик направился на свою базу в это самое Ширеево-Ширяево. По бетонной дороге, покрытой жидкой грязью…

И когда я уже почти смирился с тщетностью моих поисков и приготовился просто топать до самого поселка, среди высоких вековых сосен появились до боли знакомые нити, где прямые, но, в основном, спутанные и скрученные самым фантастическим образом.

Колючая проволока.

Символ закона, запрета и строгости режима. Точно такой же проволокой была обнесена наша войсковая часть ракетных войск, где я проторчал в свое время два долгих года, точно такая же «колючка» провешивалась по заборам оборонных предприятий, и именно ею же густо опутывались многочисленные лагеря и зоны Сибири.

Что передо мной? Армейское подразделение, завод или тюрьма?

Я прошел вперед, ближе к заграждению. Почти все его опоры, находящиеся в пределах видимости, были повалены, лишь некоторые стояли; сквозь спутанную в беспорядке ржавую проволоку густо пророс не слишком молодой уже подлесок.

Чем бы ни был огороженный объект, он был, по всей видимости, заброшен… Но это еще что такое?

Колея, проложенная колесами «трумэна», вела к покосившимся стальным стойкам солидных ворот, обе створки которых уже давно гостеприимно распахнулись перед всеми желающими.

Я прошел в ворота, миновав полуразрушенное здание КПП и побрел дальше по колее, которая и здесь была точно такой же… Через десять минут после того, как я оказался на территории, лес впереди меня начал редеть, и я заметил стоящие за деревьями какие-то здания. Град Ново-Китеж!

Я не остановился. Более того, я прибавил шагу, забыв о всех своих недомоганиях. Сердце заколотилось – я ведь попал в мертвый, может быть, забытый всеми город! Оказывается, затерянные города хранят в себе не только джунгли Индии и Бразилии, но и тайга Сибири… Затерянные? Стоп, а как же «трумэн»?

С колеи я не сворачивал. А она шла все дальше и дальше, и наконец вырулила на самую настоящую улицу, идущую между двумя рядами двухэтажных домов. Это было поразительно – глухая тайга и почти городская улица. Все дома, правда, были полусгнившими, с покосившимися печными трубами и с продавленными крышами; фонарные столбы либо наваливались на эти мертвые дома, либо валялись на улице. И улица эта имела название, несколько непривычно звучащее в наше время. Чудом сохранившиеся таблички, покрытые эмалью, гласили о том, что эта улица, бетонное покрытие которой давно ушло под почву, а дома превратились в логово лесных тварей, продолжает носить свое гордое и зловещее название:

ПРОСПЕКТ СТАЛИНА

Теперь и правда можно было бы хорошо подумать о том, не является ли все это плодом воображения моего заболевшего мозга. И не вырулит ли сейчас из-за угла «черный воронок» с энкаведистами, которые, конечно же, немедля заберут Куда Следует инженера Маскаева, забредшего явно с преступным умыслом в то место, где ему оказываться ну никак не надо было. Забредшего в Прошлое…

На одном из этих страшных мертвых домов я заметил табличку: «Министерство связи СССР. Почтовое отделение № 48 г. Сургут». Дверь была распахнута, но я понимал, что никакая сила не заставит меня войти туда, если бы даже точно знал, что оттуда можно позвонить или отбить телеграмму… Хотя, кто знает. Именно в этот момент у меня в голове все начало становиться на свои места. Я уже понял, куда попал. Этот «Сургут-48» представлял собой странный конгломерат трех режимных мест – оборонного предприятия, войскового подразделения и концлагеря. В настоящее время, несомненно, бездействующий.