Бабайка

– Два раза? – недоверчиво спросил Хёрст.

– У бедняги Ханта под левой лопаткой была еще одна рана. Вроде как лежачего его ткнули. Только без нужды это было. Ему и первой раны…, – и Стайлз махнул рукой, мол, вот так-то.

– Ещё что-нибудь приметили? – спросил констебль.

– Да вроде бы больше ничего, – пожал плечами Стайлз.

Пока никаких зацепок. Может Хёрст что-то и извлечёт из этой беседы, для меня же пока – по нулям.

– Ребята, ежели вам больше нечего спросить, – сказал овцевод, – вы бы отпустили меня, а то на парнишку моего пока не велика надежда, неровен час, не уследит за стадом.

Констебль подумал, оглядел для чего-то окрестности, словно надеясь увидеть что-то.

– Никуда не уезжайте до конца следствия

– Куда ж я поеду от овец? – удивился Стайлз.

– А может, лежало что-нибудь такое интересное возле тела?

Овцевод посмотрел на меня странным взглядом, словно я напугал его слегка этим вопросом.

– Что такое? – тут же ухватился за этот испуг Хёрст. – Норберт Стайлз, что вы скрываете от нас?

Овцевод молча помотал головой, дескать, нет, нет, всё нормально, и вдруг отчаянно махнув рукой, отвязал от пояса кошелек, и что-то вытянул из него, запустив пальцы щепотью, и тут же зажал это что-то в кулак крепко, словно засомневавшись снова. Только поздно уже было сомневаться – констебль требовательно сказал:

– Ну!

И Стайлз разжал кулак.

На мозолистой зелёной ладони лежал неправильной формы, с неровными сглаженными краями камень ярко-желтого цвета.

Они были здесь, подумал я, машинально отмечая, как уважительно посмотрел на меня констебль. И зачем-то убили этого человека. Так что теперь это и моё расследование тоже. Я вспомнил лесную мышь, лежавшую сто лет тому назад на полировке моего стола, и мне сразу стало жарко, и я словно выпал из этого мира на несколько мгновений, как Сандро Мтбевари…

– Что? – я понял, что Хёрст обращается ко мне.

– Я говорю, может нам ещё что надо здесь сделать?

– Можно, – сказал я, собираясь с мыслями, – надо посмотреть вокруг, может, найдём орудие убийства.

– Ну это вряд ли, – с разочарованием в голосе сказал констебль, – они ж его разверили наверняка сразу. Хотя… стрела-то истинная, но всё равно – вряд ли. А вот прикинуть, откуда они его подстрелили – это можно.

– Хе, – сказал овцевод. – Связанного человека можно подстрелить откуда угодно.

XVIII

– Ужас какой, – сказала Джоанна. – Сначала связать, потом стрелять … а потом еще и добивать уже мёртвого.

Уже в пятый раз за последние полчаса.

Констебль же напротив молчал. Но было видно, что ему тоже отчасти не по себе.

До неприличия простые люди. Где уж им знать о таких вещах, как контрольный выстрел. В моём городе на них бы пальцами показывали и смеялись бы при этом.

Мы подъехали к дому на южной окраине Далёкой Радости. Здесь проживал некий Тэд Верста, приятель Роджера Ханта. Если кто и мог считаться приятелем Роджера, сказал шериф, так это Тэд Верста, вы же знаете его, Джефф. Знаю, отвечал констебль задумчиво.

Дом снаружи выглядел так себе. Небольшой, густо заросший какой-то травой, ассоциативно похожий на заброшенную советскую дачу. Темное некрашеное дерево. Маленькие темные окна. Крыша, крытая соломой, кое-где светящаяся прорехами. Видать, были у хозяина дела поважнее, нежели забота о собственном доме.

Констебль спешился, широкими, спокойными шагами подошёл по притоптанной в траве дорожке к двери и три раза стукнул в дверь. Никто не отозвался. Хёрст оглянулся на нас, и молча поманил пальцем, дескать, чего сидим, идите сюда.

Тэда мы нашли на заднем дворе. Он сидел на лавке и жевал. Получалось это у него очень даже неплохо. Когда человек вкладывает в дело всю душу, не может получаться плохо. Увидев нас, Тэд сплюнул на землю длинной, мощной струёй и отвернулся.

– Как дела, Тэд, – сказал констебль. Не спросил, а именно сказал. Видно было, что дела Тэда его не очень-то интересуют. Просто надо с чего-то начинать разговор.

Тэд неторопливо встал с лавки, и стало ясно, отчего его прозвали Верстой. Он и в самом деле был чрезвычайно долговяз и худ, одним словом – Верста. И этот самый Верста мельком глянул на меня и направился к дому.

Будто к нему и не обращались.

– Тэд, я к тебе не в гости пришёл. Я веду расследование. Так что будь добр, остановись.

Сказано было негромко, но таким голосом, что Джоанна, поёжившись, искоса глянула на констебля, и тень испуга мелькнула в её глазах, а Тэд Верста остановился и остался так стоять – молча, спиной к нам, уронив голову вперёд.

Так стоял он несколько мгновений, и, наконец, я услышал его хриплый голос:

– Я не убивал.

– Я знаю, – сказал констебль жёстко. – До такого даже ты бы не додумался. – Тэд Верста вздрогнул. – И ты не настолько храбр, чтобы убивать мертвых. – Тэд Верста вздрогнул во второй раз. – Я пришёл спросить, когда ты видел Роджера Ханта в последний раз.

Тэд Верста вздохнул

– Это было в салуне. Не скажу точно… в общем, за день до смерти. Роджер был весёлый в тот вечер. Говорил, что есть дело денежное для нас обоих. Он договорится и всё мне расскажет, – и тут в голосе его вдруг словно прорезалась тяжкая, давняя обида. – А тебе хотелось бы, чтоб это был я, правда?

– Я – королевский констебль, Тэд, – сказал Хёрст печально. – И неважно, чего я хочу. Ну так что?

– И всё. Потом он ушёл. А чуть погодя ушёл я.

– Он один ушёл?

– Один. Кажется.

– Народу много было?

– Нет… к полуночи человек пять всего оставалось.

– Чужие были? – спросил я.

– Кто это? – спросил Тэд Верста у констебля.

– Не тебе задавать вопросы, Тэд, – любезно отозвался констебль.

Тэд Верста некоторое время с мрачным интересом разглядывал меня, а потом таки сказал:

– Это Далёкая Радость, мастер, здесь всегда есть чужие.

– Я имею ввиду совсем чужие.

– Да… кстати, да. Была одна необычная пара. Мужчина и мальчик.

– Он был в очках? – спросил я.

Констебль цепко глянул на меня.

– Да.

– И они ушли вместе с Хантом?

– Нет, раньше. Намного раньше.

Ну это ни о чём не говорит.

– А они говорили с Хантом? – спросил Хёрст.

– Дай подумать… нет, я такого не видел. Но, может, пока меня не было?

– Ладно, всё, – сказал констебль. И было у меня ощущение, что этот допрос-разговор стал ему неинтересен, что появилась вдруг какая-то тема, занимающая его намного сильнее.

– День к вечеру, спросить нам больше нечего, – сказал констебль Хёрст. – Едем.

XIX

– Вы знаете их, – сказал констебль. Он сказал это десять минут спустя, когда мы ехали к Судному дому, или, говоря попросту, к шерифу в участок. Возражать не было смысла, и я кивнул, соглашаясь.

– Рассказывайте.

А что рассказывать, подумал я, о красной черепахе? об оранжевом человеке без имени? о Лю и Линде? или о том, почему я прусь через все эти миры?

– Этот человек… его настоящего имени я не знаю, – подумать только я всё-таки это говорю. – Он… он украл моего сына, и теперь я гонюсь… преследую его. Проблема в том, что в разных ми… в разных землях он выглядел по-разному.

– Что значит по-разному? – спросил констебль.

– Что такое проблема? – почти одновременно с констеблем задала свой вопрос Джоанна.

И мы с Хёрстом посмотрели на неё.

– Джоанна Бэнкс, приказываю вам двигаться в двадцати шагах впереди нас.

Джоанна сверкнула глазами, но возражать констеблю не посмела. Констебль смотрел ей вслед, пока она не отъехала на достаточное, на его взгляд, расстояние.

– Так что значит «по-разному»?

– Я видел его змеем, я видел его драконом. Может, он и другие обличья принимать может. И тот камень, что показывал Питер… Я знаю, где водятся такие камешки. И я знаю, что они были там.

Констебль сразу уцепил главное для себя.

– Значит, по Дальним Землям бегает тварь, вера которой столь велика, что она может обернуться кем угодно, и эта тварь убивает людей?

– Как будто так, – сказал я. – Но вообще-то в других землях он этого не делал.

– Чего этого? – не понял Хёрст.

– Не убивал, – сказал я. Хотя… – Насколько я знаю, – внёс я поправочку.

– То есть нашему королевству оказана честь, – недобро улыбнулся констебль.

Я промолчал.

– Но ты можешь его одолеть?

Вот мы и перешли на «ты».

– Я не знаю, – сказал я медленно. – Я могу только надеяться.

Констебль хмыкнул, почесал лоб средним пальцем правой руки.

– Выходит, я должен помогать тебе, – сказал он.

– А я тебе, – сказал я.

– Ты когда-нибудь участвовал в поединках?

Твою мать. Поединок.

XX

– Дуэль – это просто.

Вот с этих слов в гостинице «Рубеж», в комнате констебля началась лекция на тему «Что такое поединок, как его провести и при этом не умереть». После недолгих препирательств, в которых участвовали констебль, шериф (оба на законных основаниях), Джоанна (не имея на то никакого права) и я (не имея на то никакого желания и основания, но меня всё время в это препирательство втягивали). Шериф считал, что научать меня должен констебль – как представитель власти, столичная штучка и знаток последних веяний, констебль же упирал на то, что опыт здесь важнее, да и какой он знаток; всего один поединок! – восклицал шериф, у вас был поединок?! – восклицала Джоанна; уймись, хором говорили представители власти; скажите ему, Григорий, говорил шериф; да какая там столица, с каких это пор Йорк – столица? – это уже констебль; ну и как там в Йорке? уймись, Джоанна! уж и спросить нельзя; мастер Григорий, скажите им!

И так далее, в том же духе. Сошлись на том, что начнёт Гривз, а констебль поможет.

– Дуэль – это просто. В урочный час вы выйдете друг против друга, и тот, кто останется жив – победил. И вот что ещё. Нельзя пользоваться истинными вещами. Вот, – и шериф в замешательстве посмотрел на констебля.

Доннерветтер, сакраменто. Какая короткая лекция. И из-за этого они препирались четверть часа.

– Насколько я знаю, – задумчиво сказал констебль, – для тебя все может быть немного по-другому.

Шериф, моргая глазами, некоторое время смотрел на констебля.

– Ах да, – сказал он наконец, – разрушитель веры. Сынок, ты же обвиняешься в разрушении веры, так что губернатор может счесть, что тебе будет достаточно отбить атаку дуэлянта. Бывало такое, бывало.

– Но потренироваться надо, – сказал констебль.

– Да, – согласился шериф. – Потренироваться надо. Завтра.

– Завтра, – согласился констебль. – Отдыхайте, мастер Григорий. А я наведаюсь в салун. Поговорю кое с кем. Джоанна!

– Да, дядя Джефф.

– Завтра у мастера Григория будет тяжелый день.

Вот так вот, милая, подумал я, застукали нашу черешню. И ведь не докажешь ничего. Джоанна потемнела с лица, надо полагать – покраснела, и быстро вышла из комнаты

XXI

– Давайте попробуем еще раз, – терпеливо сказал констебль.

Я вздохнул и сказал:

– Конечно, Джефф. Само собой.

– Ну что? – крикнул с вершины холма шериф.

– Попробуем ещё раз! – крикнул в ответ констебль.

– Хорошо! – крикнул шериф. – Давайте!

Мы разошлись на пятьдесят шагов.

– Готов? – крикнул шериф с вершины холма.

Готов, подумал я, глядя на силуэты Гривза и Джоанны, чётко видимые на фоне полуденного неба. Прикончит меня этот дуэлянт, как пить дать, три раза пытался, и что-то всё без толку. Копать-колотить! Не появляется в моей руке этот растреклятый арбалет, и всё тут!

– Готов!

– Начали! – проорал шериф и для вящей наглядности махнул рукой.

Ну же! подумал я яростно, давай, скотина!

И услышал, как тренькнула тетива арбалета, и болт с тугим свистом ушел в небо над головой констебля.

И увидел, как, удручённо покачав головой, зашагал ко мне Джефф Хёрст.

Я опять убит.

– Если бы я не видел своими глазами… – сказал подошедший констебль.

Я молчал. В самом деле, у меня же получалось. Я доставал ложку, заверял рану, и почти разжёг костёр.

Подошёл шериф с Джоанной, и теперь на меня смотрели все трое. Один раз я уже испытывал нечто подобное. В десятом классе, когда меня вызвали на педсовет школы.

– А может на настоящей дуэли у него получиться? – сказала Джоанна.

– Всё, конечно, может быть, – сказал шериф. – Но надеяться на такое… Лучше уж верить в бога.

– Мне бы посмотреть на него, – сказал я уныло.

Джоанна фыркнула.

– Можно подумать, ты арбалет никогда не видел.

Тихо, тихо, тихо. Ого, подумал я, вот где, похоже, собака зарыта. Губернатор-то был прав. Мне не веры не хватает, а знания. Я ж не знаю, по большому счёту, как выглядит арбалет.

– Ты никогда не видел арбалет? – сказал шериф ошеломленно. – Но я же только что стрелял из него!

– Много ли за пятьдесят шагов увидишь, – пробормотал я себе под нос.

– Да какая разница… – начал было констебль, но шериф перебил его.

– Джефф, покажи ему арбалет, ведь если он его и вправду не видел…

Констебль замолчал, и вид при этом у него был весьма упрямый. Джоанна с острым любопытством смотрела то на констебля, то на шерифа, то на меня.

Констебль, с выражением досады на лице опустил голову вниз и влево, и вскинул правую руку, полураскрыв ладонь.

– Пожалуйста, – и он протянул мне арбалет с наложенной стрелой.

Арбалет был материально увесист, и было в нём что-то от зверя, сжавшегося перед прыжком. Грозно сверкая острым наконечником стрелы, он удобно лёг деревянным ложем в руку. Пять секунд он был в моей руке, а потом исчез, оставив в моём сердце ощущение настоящей вещи.

– Ну, – сказал констебль, – давай, пробуй.

Я вдохнул воздуху. Интересно, зачем люди делают это перед ответственным моментом? Вернусь, надо будет спросить у Шаха, что думает на этот счёт медицина. Он у нас медбрат, фельдшер и мировой эксперт по медицине.

Закрыл глаза. Медленно отставил в сторону правую руку.

Арбалет. Мне нужен арбалет. Тяжелый, с зубчатым колесиком натяжки, с острой короткой стрелой, с деревянным ложем… и я почувствовал, как что-то увесистое оттянуло руку. Открыв глаза, я увидел, что действительно в моей правой руке – арбалет. Радость острой волной плеснулась в моём сердце. Потеплели лица Бэнкса и Гривза, рассмеялась Джоанна.

– Йа-ахо-оу! – и я вскинул арбалет, и пустил стрелу в большой валун на склоне. Облачко пыли поднялось много левее и выше по склону от цели, и арбалет пропал.

Надо полагать, у меня сильно вытянулось лицо. Сужу по тому, что все разом перестали улыбаться.

– А куда ты целился, сынок? – спросил шериф. – В холм?

– Тебе не победить, – сказал констебль и посмотрел на шерифа. – Он даже не умеет стрелять!

– Да, не умеет, – согласился шериф.

– Значит, мы зря потратили утро, – сказал констебль.

– Да, зря, – сказал шериф.

– Даже, если он первым выхватит арбалет, он не попадёт!

– Не попадёт.

– Значит, ему надо сделать как-то по другому, – вмешалась Джоанна. – Раз он не может попасть, пусть попробует отбить.

– Ага, – сказал шериф после недолгой паузы. – А на мечах ты как?

Я представил себе свою жёлтую саблю, и тут же почувствовал её рукоять в своей ладони.

И я показал как. Точнее попытался.

– Погоди, – сказал Хёрст. – С щитом. Без щита ты с ним не сблизишься.

Опа… Теперь придётся выяснять, как выглядит щит.

– Только не говори мне, что ты и щита не видел, – сказал констебль. – О нет, да что ж ты за иностранец! Это где ж такие люди живут?!

Где-где… в восемнадцатом квартале, вот где, беззлобно подумал я. Хёрст сердитым жестом вскинул руку, и протянул мне круглый щит. Составленный из нескольких, хорошо подогнанных друг к другу деревянных деталей, с круглой металлической шишкой по центру, диаметром сантиметров в семьдесят. Я взял его и внимательно рассмотрел. Довольно тяжелый, подумал я, но это было так, мысль фоном. Меня куда больше занимало совсем другое. Я внимательно изучил крепление, сунул руку, сжал ремень в кулак. Довольно удобно. Подвигал руками – туда-сюда. Посмотрел на своих спутников. Все они молча и сосредоточенно смотрели на меня.

– Кгхм… ясно, – сказал я, и щит исчез.

Так-так… значит, щит.

– Что это такое? – сказал шериф недоуменно. Получилось, подумал я, получилось, ёкарный бабай.

В моей руке, тускло поблёскивая на солнце, красовался ладный, идеально круглый и лёгонький щит из титанового сплава. Наверное, самый прочный щит этого мира.

Тут есть над чем поразмышлять, как вы думаете?

XXII

Зеленая равнина, над которой нежно-зеленым куполом раскинулось небо этого мира, и дорога, которая, упираясь в горизонт, делит этот мир пополам. Констебль сказал – они уехали с Теренсом Пэйном, шериф сказал – я знаю, где живёт Пэйн, Джоанна сказала – я еду с вами, и вот мы едем в Пэйн-хауз.

Что значит ровная степь: сверху Далекая Радость, должно быть, похожа на солнце – с диаметрально разбегающимися лучами-дорогами.

Где-то высоко в небе заливался переливчато какой-то птах. Местный жаворонок. Стрекотали кузнечики, Джоанна, впрочем, называет их стрёкотами. И от земли шёл густой, духовитый, нагретый зелёным солнцем аромат. И мне вспомнилось прошлое лето: солнце, жёлтый песок берега, усыпанный сосновыми иголками, насыщенно-синий Байкал. И, конечно, Ольга, аккуратными движениями раздвигающая прохладную байкальскую воду, и Никита, плещущийся в полосе ласкового летнего прибоя. Воспоминание это мягкой кошачьей лапкой сжало моё сердце, заставив судорожно вдохнуть воздух.

– Отсюда до Пэйн-хауза четверть часа, – сказал шериф.

Интересно, как он это определил, подумал я. За эти два часа я не видел на дороге ни одного верстового столба, ни одного указателя, ничего такого, за что мог бы зацепиться глаз.

Только дорога и зеленое море травы.

– Хотел бы я знать, кому понадобилось делать такое, – сказал констебль.

– Вот-вот, – сказал шериф.

И тут я увидел гурий. Точнее то, что от него осталось. Кучу камней и валяющиеся рядом жердины.

– Что случилось? – спросила Джоанна. Лицо её было встревожено, она смотрела на нас, ещё не понимая, почему вдруг подтянулись наши лица.

– Пока не знаю, – сказал констебль. – Давайте-ка побыстрее, чует мое сердце…

И мы заторопили лошадей.

Уже видны были ворота, частокол, крыши построек стоящих в ограде, и вот мы уже въезжаем в Пэйн-хауз. Посреди двора, не спуская с нас глаз, лежали три довольно здоровые собаки.

Мы подъехали к коновязям и спешились. Две собаки тотчас неторопливо встали и лениво двинулись к выходу, одна же по-прежнему лежала, положив голову на лапы, и только глаза её внимательно следили за нами. Я привязал Мерседес и обратил внимание на тех двух – они легли у ворот, словно перекрывая выход. Да какое там – словно! они именно перекрыли выход! От этих собачьих действий, спасибо Кингу, мне стало не по себе. Я посмотрел на шерифа – тот одобрительно улыбнулся.

– А молодец Теренс, отлично натаскал псов, – сказал он. – Джоанна, напои коней, – девушка кивнула. – А мы займемся делом.

Констебль внимательно и неторопливо оглядел двор. Что-то ему не нравилось, что-то было не так. Джоанна уже где-то добыла ведро и сейчас шла по двору, соображая, где здесь можно взять воды. Впрочем, вполне возможно она это самое ведро выверила.

– Попробуем войти в дом, – сказал задумчивый констебль, и мы пошли к дому.

– А чем занимается Пэйн? – спросил я у шерифа тихонько. Меня и в самом деле интересовал этот вопрос. Дом, пара построек, назначение которых по внешнему виду я определить затруднялся, два больших навеса, один из них под сено, при этом никаких признаков скота и довольно обширный двор. Чем занимается хозяин? Купец? Но постройки на склады не тянут. Хотя откуда мне знать, может он патефонными иголками торгует. Для них, надо полагать, много места не требуется…

– Пэйн – самогонщик.

– Самогонщик? Вы ему разрешаете гнать самогон? – удивился я.

– А кто ж ему запретит? – удивился в ответ шериф. – Королевская лицензия у него есть, налог он платит исправно. Наверняка, конечно, пограничным племенам отпускает, но… это Дальние Земли, тут тяжеловато поймать кого-то за руку.

Мы уже были у самого дома.

– Так это, наверно, выгодное занятие? – спросил я.

Констебль открыл дверь. Даже не постучавшись, подумал я.

– Как сказать, – усмехнулся шериф. – Самогонщики здесь редко долго живут.

– Это точно, – сказал констебль. Он стоял в дверном проёме и глядел куда-то внутрь дома.

– Что там, Джефф? – обеспокоено спросил шериф. Констебль, не отвечая, вошёл в дом, мы вошли следом.

На полу неподвижно лежал лицом вниз связанный человек. И как это пишут в крутых детективах? Мне не понравилось, как он лежал. Было видно, что он мёртв, и мёртв уже довольно давно.

Констебль подошёл к мертвецу, присел на корточки, осторожно перевернул его лицом вверх и вопросительно взглянул на шерифа.

– Это Теренс, – сказал Гривз.

– Он убит точно как Хант, – сказал я мрачно. Интересная у меня здесь жизнь. Найду гада – голову сверну. Если хватит сил и навыков. Если найду.

– Нет, – покачал головой констебль. – Есть разница. Бейли убивали один раз.

– Что? – подался вперёд шериф. – На нём одна рана?!

Дальше я уже не слушал. Мне как то сразу стало не до разговора… Как он это сделал? Напоил самогонщика его же самогоном, а потом связал? И сказал моему сыну, давай теперь живого, помнишь, как я тебе показывал, давай, действуй, и ободряюще улыбнулся. Мой сын улыбнулся в ответ, подошел с ножом в руке к связанному и присел на корточки, чтобы было поудобнее бить.

Я посмотрел на стол. Два стакана, бутылка и тарелка с какой-то снедью. Констебль поймал мой взгляд и тоже посмотрел на стол. Встал и подошёл к столу. Взял тарелку, понюхал её содержимое, зачем-то отковырнул пальцем кусочек и попробовал на зуб. Меня передёрнуло.

– Пару дней эта тарелочка тут стоит точно, – сказал он. – Всё это превращается в большую проб-лему.

Он так и сказал: «проб-лема», в два приёма. Восприимчивый, ничего не скажешь.

– Да уж, – поддакнул шериф. – Если они будут раз в три дня убивать по человеку, это мало кому понравится.

– Что тут у вас? – в дверном проёме появилась Джоанна. Поймала мой взгляд и улыбнулась. Потом увидела труп, и улыбка погасла.

– Кто-то едет, – сказал шериф; я прислушался и услышал далёкое ржание. Откликнулась одна из наших лошадей. Шериф с констеблем переглянулись, в их руках возникли арбалеты, и они торопливо вышли во двор, на ходу подбираясь, готовясь к возможной схватке.

Жители фронтира.

Я последовал их примеру: сотворил арбалет и двинулся к выходу, с некоторым удивлением увидев, что в руках Джоанны также – арбалет.

А во двор уже влетал конный отряд, сверкая шлемами и кирасами, на ходу осаживая коней и вздымая облака пыли. Арбалеты из рук шерифа и констебля уже исчезли, но какая-то напруга в их фигурах по-прежнему оставалась.

Один из всадников соскочил со своего скакуна, подошел к должностной парочке и снял шлем. Под шлёмом оказались светло-зелёные волосы, отчего я вдруг представил, как он взмахивает головой, туда-сюда, как во втором Шреке, и с трудом задавил совершенно неуместную здесь улыбку.

– Сержант королевской пограничной стражи Роберт Майлз.

– Здравствуйте, Роберт, – аккуратно сказал шериф.

– Здравствуйте, Джим, – сказал сержант и улыбнулся. И вдруг стало видно, что сержант молод, почти мальчишка. Отпрыск благородного семейства на фронтире.

– Королевский констебль Джефф Хёрст, – сказал констебль, выжидательно глядя на сержанта. – Здравствуйте, сержант.

– Здравствуйте, констебль, – сказал сержант и перестал улыбаться. – По приказу губернатора я должен доставить обвиняемого в разрушении веры Григория к месту дуэли.

Джоанна быстро глянула на меня.

– Что-то изменилось? – удивился констебль. – Дуэль же назначена на послезавтра.

– Дуэлянт прибыл сегодня в полдень. Дуэль состоится сегодня, перед закатом.

Вот так. Больше тренировок не будет.

XXIII

Почему мне об этом никто не сказал? Я… Блин, мне холодно, в конце концов!

Ощущение, которое я испытывал, здорово походило на панику. Но ведь действительно, могли бы предупредить, что мне придётся драться голым. И дуэлянт этот… Какая-то муть непонятная была у него в глазах, когда он смотрел на меня, перед тем как мы разошлись на позиции. Встреться такой мне в моём городе, я решил бы, что он обкуренный.

Мелькнуло белое пятно губернаторского платка, и я тут же козлом скакнул в сторону. Коротко свистнул болт, пущенный королевским дуэлянтом. А я уже был на ногах, вооруженный титановым щитом и саблей, и увидел, как по гребню, соединяющему вершины, стремительно сокращая расстояние, бежит королевский дуэлянт. На ходу он приостановился, вскинул руки – возник арбалет, и пустил стрелу с сорока шагов. На этот раз я не стал уклоняться, а просто прикрылся щитом. Меня ощутимо толкнуло, коротко тренькнул арбалетный болт и отскочил. Ё-маё, подумал я, а потом думать стало некогда. Между нами было уже всего-то шагов двадцать, шустр, очень шустр оказался этот самый королевский дуэлянт. И тут я увидел нечто такое, отчего волосы мои встали дыбом. В руках у королевского дуэлянта появился револьвер. Характерный такой ковбойский револьвер, с длинным стволом и массивным барабаном. Наверное, такие же были у Роланда, дошедшего до Тёмной башни. И господин королевский дуэлянт явно был не прочь им воспользоваться.