
Полная версия
Леший. Его врагам не позавидует и карась на сковородке
Доцент лицезрел перемены, творящиеся с его половиной, но оставался в неведении относительно причин их породивших, пока однажды вечером не узрел в зеркале пару небольших рожек на своей лысой головушке. Рукой они не прощупывались, и при дневном свете становились невидимы, тем не менее, наводили на нехорошие мысли… Стас получил должную сатисфакцию.
Дно родного Пироговского и соседнего Учинского водохранилищ друзья облазили вдоль и поперек. С увлечением исследовали затопленные в 37-ом деревеньки. Отец подал идею – разыскать могилу прадеда на церковном погосте затопленного села Курово. В его детских воспоминаниях сохранился памятник из черного камня с такими же, как у него фамилией, именем, отчеством.
Задача оказалась не из простых. Коммуняки не только взорвали церковь, но добросовестно проутюжили бульдозером развалины и прилегающую территорию. Попробуй, найди поваленный памятник на площади в два футбольных поля среди сплошных обломков под толстым слоем ила. На второй год, после весеннего водосброса, смывшего часть ила, дела пошли веселее. Раскопали двухметровый чугунный крест, некогда украшавший храм божий. Хотели поднять, но передумали – уложили в центре разрушенного подводного некрополя – здесь будет целее. Дедов памятник так и не нашли, хотя могильных плит откопали немало. Среди них попадались весьма интересные экземпляры. Врезалась в память «оптимистическая» эпитафия на гранитном надгробии купца второй гильдии, почившего в бозе два века назад: «Я был как ты, ты будешь как я». Остаток того дня впечатленные друзья провели за бутылкой «Шардоне», рассуждая о бренности жизни…
Леха еще писал дипломную работу, на тему «Сохранение и восстановление древесной растительности в Московской области», а военные чины его вовсю «женили». «Сватов» было двое: майор ВДВ и подполковник морпех. Каждый из них мечтал заполучить в свои войска боксера, мастера спорта, да еще с высшим образованием в придачу. Подобных призывников в районе, да что там в районе, в области, – раз, два и обчелся. Новобранец в последние годы пошел какой-то занюханный, как умственно, так и физически. Все богатые и умные косили от армии по-черному. Таких как Леха вели по особым спискам и сражались за них только элитные войска. Вне конкуренции шел Президентский полк, куда Леха не сгодился по росту и образованию – длинноват и шибко грамотен. Почему победили Войска Дяди Васи, знали только военком и майор-десантник. Морпех догадывался и жаждал реванша.
Защита диплома состоялась в середине июня, а через две недели Леха хлебал щи в полку спецназа ВДВ. Такому ускоренному призыву нисколько не огорчился, наоборот, обрадовался возможности поскорее отдать Родине воинский долг, по принципу: «раньше сядешь – раньше выйдешь». Болтаться до осени оно ни туда, ни сюда, а дембель на полгода раньше, это тебе не хухры-мухры. О том, что идет в десант сказали в военкомате, а в снайперскую школу сам напросился.
Поражение в Первой Чеченской заставило российский генералитет включить мозги. Шевелить извилинами, большинство из которых выпрямилось и закоммутировалось на прямую кишку, дело не простое. Поэтому получалось не все и не сразу.
Изрядно забытому снайперскому делу теперь учили. Учили где как. Лехин инструктор вкладывал курсантам по полной. Сорокалетнего прапорщика Василия Шураева, все, от командира полка до желторотого новобранца, почтительно величали «Шурави». Прошедший Афган и Чечню, на первый взгляд суровый и беспощадный диктатор, на деле оказался заботливым ментором, делавшим все, чтобы его воспитанники вышли живыми из предстоящих передряг. Шурави по-братски делился с питомцами не книжными премудростями, а личным боевым опытом, оплаченным собственной кровью и шкурой, дважды попорченной. Три ряда орденских планок на груди прапора говорили за то, что в долгу он не остался.
Стрелять тоже учили, но не только и не столько. Выстрел в снайперском деле, это как точка в предложении, даже не точка, а запятая – после выстрела надо еще постараться самому не «зажмуриться». Кроме «пострелять» учили выбору и оборудованию огневой позиции, маскировке, ведению наблюдения, ориентированию на местности, рукопашному бою, марш-броскам, выживанию в критических ситуациях, взаимодействию с группой поддержки и многому другому, вплоть до «как пописать на позиции». А стрельба… ну что стрельба, учили как надо, но без прицела на олимпийские игры. Какая разница, всадил пулю точно промеж глаз супостата, или ближе к правому, чем к левому.
Полгода в снайперской учебке пролетели как один день. Командировка на Кавказ скоротала оставшиеся шесть месяцев. Дождливым вечером начала июля «дембель» Павлов позвонил в дверь своей квартиры…
Глава 2 Апостол
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ельцин великий нам путь озарил.
Нас вырастил Путин на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил.
Один из вариантов второго куплета Гимна России. Почему Сергей Михалков прошел мимо такой редакции? Вполне в его стиле и переделка текста от 1943-го года минимальная. Однако не будем отчаиваться, еще не вечер. Не перевелись у нас поэты, есть еще у них порох между ягодицами.
***
Снайпер-диверсант спецназа ВДВ, старший сержант, кавалер ордена мужества, растерянно стоял посреди комнаты в объятиях рыдающей матери, за год постаревшей лет на десять. Отец, улыбаясь, смотрел на сына с фотографии в траурной рамке. Сколько всего спрессовалось за истекший год…
Вступая в новое тысячелетие, Россия с трудом выходила из вселенского запоя, учрежденного разгульным Похмелычем. Десятилетний хмельной угар, под шуршание воровской приватизации, превратил былую супердержаву в сырьевой придаток успешно загнивающего капиталистического мира. Что не удалось гидре империализма, исполнил Кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС с подручными члениками.
Орды чинуш, воспитанные семидесятилетием лжи и лицемерия псевдокоммунистической власти, в августе 91-го наперегонки, как в сортир при поносе, кинулись сдавать партбилеты. Победители гонок сомкнулись крепкими рядами вокруг государственной кормушки. Вооружившись девизом «Все вокруг народное, все вокруг мое» тащили и на себя, и под себя, чтобы хватило и детям, и внукам, и правнукам, естественно своим, не народным. Проигравшие, сбившись в оппозиционные ватаги, покусывая власть предержащих, устроили междоусобную грызню за объедки с барского стола.
«Непоколеебимые» атеисты, еще вчера во всю ивановскую славословившие КПСС, нежданно-негаданно сподобились Божией благодати. Новоявленные рабы божьи, окрещенные в народе «подсвешниками», в погоне за земной благодатью, лицемерно-благочинно стоят службу, натренировано осеняют себя крестным знамением. Вызывает недоумение беспринципность Всевышнего. Неужто господь в толк не возьмет – случись завтра подует ветер в другую сторону – кинутся иконы жечь, храмы взрывать, иерархам бороды драть, проклинать средневековое мракобесие.
Но все же Россия не Люксембург, не Сранция, и не Хрен голландский – умеет опохмеляться. Появились новые лица. Понятно дело не Столыпины, с заметным душком Ельцинизма-Гайдаризма, однако менее паскудные – с мозгами в стране не урожай.
***
Волга ГАЗ 24 – вожделенная и неосуществимая мечта большинства рядовых строителей коммунизма. Проблема не только финансовая, хотя десять тысяч по тем временам деньги не малые. Вышесреднему инженеру пять лет пахать, при условии что, кормить, поить, одевать, обувать и оплачивать девочек будут родители или жена с тещей.
А реально – копить лет двадцать, отказывая себе в самом необходимом, если не в харчах, то в одежде точно – одно пальтишко на десять лет, а шубу жене аккурат на золотую свадьбу. Не говоря уже про мебель, холодильник и телевизор, которые приобретались раз в жизни. Что касается ресторанов, курортов, путешествий это всегда пожалуйста – в телевизоре, как правило, в черно-белом. Посмотришь этак Клуб кинопутешествий с Юрием Сенкевичем, или одиссею Жака Кусто и вот тебя уже овевает утренний бриз Тихого океана, а во рту стойкое послевкусие ананаса, который ни разу не пробовал.
Ну ладно набрал денег, теперь попробуй купи эту Волгу. Машины в стране развитого социализма в магазинах не продавались, они распределялись. Распределялись в соответствии с принципами социалистической справедливости. Вначале секретарям обкомов и горкомов КПСС, потом членам обкомов и горкомов, потом директорам крупных предприятий и академикам, потом генералам помельче. Для симуляции справедливости кое-что перепадало знатным шахтерам и свинопасам.
Отец Лехи, профессор (читай генерал), имел право на получение Волги раз в жизни, чем и воспользовался. Машина была старше Лехи. Легенда советского автопрома сегодня воспринималась окружающими не иначе как ржавое ведро с гайками. По сути, оно так и было.
Середина июля, макушка лета, послеобеденная жара, водяные миражи на горячем асфальте. Леха, гуляющий вторую неделю дембеля, неторопливо катит по Пироговскому шоссе в сторону дачи. Да и куда спешить – резина лысая, рулевая болтается, стабилизаторы стучат. Обещал матери привезти, всякие разные харчи и сахар на варенье. Она с конца апреля жила на даче. Это для Лехи дача, а для нее дом родной. Дом, где родилась, росла, лазила по деревьям, откуда первый раз пошла на свидание.
Сейчас у матери гостит сестра с мужем-ушлепком и двумя сыновьями-оболтусами. Леха не любил зятя – до безобразия опрятный, всегда свежеподстриженный, с усиками волосинка к волосинке, отутюженный, вежливый, жирный, лысый, с безвольной влажной ладошкой – скользкий и гнусный тип. А профессия – бухгалтер. Хоть и главный, но бухгалтер. Этим все сказано. Племянники под стать папаше – рыхлые, пузатенькие увальни пятнадцати и шестнадцати лет. Куда подевались крепкие, многовековые гены Павловых? Или по женской линии они не передаются?
Слева, тихо шелестя широкими, как лапы породистого кобеля, шинами, продефилировал крутой «мерин». Леха не шибко понимал в моделях мерседесов, но этот был крутой, к бабке не ходи. Следом на бешеной скорости просвистел бандитского вида «бумер», точь в точь, как в нашумевшем фильме. «Бандит» пронесся так близко, что разболтанную Волгу воздушной волной резко бросило на обочину. Чертыхнувшись, вернулся на трассу. Живут же люди.
Там, где на асфальте мерещились лужи, «бумер» догнал «мерина», притормозил, покатил рядом. В окошко высунулась рука, блеснуло что то, похожее на пистолет, скорее всего револьвер. Рука два раза дернулась, едва различимые хлопки и «бумер» рванул…
Мерседес, проехав метров десять по прямой, перемахнул кювет, выполнил полдюжины кульбитов и замер на крыше в придорожных кустах.
Леха затормозил напротив «мерина», беспомощно крутящего передними колесами. На ум пришла ассоциация с выброшенной на берег, разевающей рот рыбой.
Все двери нараспашку. Водитель вывалился из машины. Вместо правой половины черепа кровавое месиво. Этот уже на небесах, а может в преисподней. Пассажир, скрючившись, висит на ремнях в обнимку с подушкой безопасности.
В подобные ситуации Леха попадал на войне, что можно и что нельзя знал. Главное сопли не жевать – действовать! Действовать быстро! Приподняв пассажира за брючной ремень, отстегнул ремень безопасности. Подушка уже изрядно сдулась и не помешала вытащить бедолагу. Только теперь заметил быстрорастущее кровавое пятно на левом боку. Как учили, нащупал под челюстью рядом с кадыком сонную артерию. Пульс оказался, где положено и внятно прощупывался…
Ураганом влетел в приемный покой. Зашикавшей на него молодящейся симпатичной медсестре выпалил:
– У меня «трехсотый», огнестрел в грудь, без сознания.
«Симпатичная» кому-то позвонила. Через минуту нарисовалась пара санитаров с носилками-каталкой в сопровождении маленького, плюгавенького мужичка, как оказалось впоследствии, хирурга высшей квалификации. Раненного профессионально перегрузили на носилки, вкатили в приемную.
У мужичка, откуда ни возьмись, появился в руке скальпель. Уверенным движением, не обращая внимания на наличие пуговиц, вспорол рубаху от ворота до подола. В боку под сердцем кровило пулевое отверстие. Мужичок, проявив незаурядную сноровку, щупал, стучал, слушал, вздыхал, крякал, чесал затылок. На секунду застыл в позе роденовского Мыслителя и отскочил к телефону.
И тут явилась она «Как мимолетное виденье…». Если бы поэт ее увидел, не то, что стихи писать – буквы бы забыл. Бросив уверенно-неприступный взгляд в сторону Лехи, склонилась над раненным, наложила жгут и принялась за капельницу. Процесс занял некоторое время, в течение которого невозможно было оторвать взгляд от декольте ее халатика. Покончив с капельницей, видение, победоносно хлопнув на Леху ресницами, двинулось, откуда пришло. Глядя ей вслед никак не мог сообразить, каким непостижимым образом халатик такой длины прикрывает то, что прикрывает.
Мужичок, брякнув напоследок, «готовьте операционную», подошел к Лехе. Бесцеремонно взял за пуговицу рубахи, покрутил туда-сюда, и, глядя прямо перед собой – чуть выше пояса визави, спросил:
– Вы больному кем приходитесь?
– Никем. Видел, как в него стреляли, и привез к Вам.
– Разрешите представиться, заведующий отделением хирургии Потапов Михаил Матвеевич,
Это не было тщеславием, это вошло в привычку Михаила Матвеевича – обозначить «кто есть ху». С юных лет собственный «экстерьер» был его главной проблемой. В 11-ом классе выглядел шестиклассником, получая красный диплом в 1-ом медицинском, не дотягивал до абитуриента. В двадцать лет отказывали в продаже водки и сигарет, поэтому всю жизнь не пил и не курил. С женщинами еще хуже – его просто не замечали. Первую, единственную и безответную любовь сохранил на всю жизнь.
– А Вас как звать-величать?
– Павлов Алексей Владимирович.
Мужичок впился немигающим взглядом в лицо собеседника:
– Батюшка Ваш Владимир Алексеевич? – Леха кивнул.
– Царствие ему небесное, – немного помолчав, добавил
– А ты вылитый отец, – и скороговоркой – Матушка, Ольга Николаевна, по добру ли, по здорову? Кланяйся. Запомни, от Миши Потапова.
Подошедшие санитары, в сопровождении другой медсестры, далеко не фотомодели, покатили раненного вглубь коридора. Леха поинтересовался его перспективами на жизнь.
– Жить будет. Повезло, важные потроха не задеты. Внутреннее кровотечение дело поправимое. Главное ты вовремя подсуетился. Еще полчасика и … «со святыми упокой» – немного помявшись, добавил – Ты, Леша, оставь свои данные. Сам понимаешь, огнестрел. Понаедут «правохоронительные» органы, пытать начнут что, откуда, зачем, да почему. – Может старик оговорился, а может взаправду считал органы МВД «правохоронительными».
Присел к столу «молодящейся-симпатичной». Был бы годков на двадцать постарше – приударил. Переписывая данные с паспорта, «симпатичная» утвердительно-вопросительно поинтересовалась:
– Запал на Оксанку?!
Кто такая Оксанка уточнять не требовалось.
– С чего взяли?
– Все вы, кобели, молодые и старые, на нее стойку держите. Рот разинут, слюну пустят – тьфу. Будто она одна на белом свете – огладила выставленный на продажу бюст, потрогала прическу.
– А тебя она приметила. Я эту фифу насквозь вижу. Ишь ты, вертефлюха, пошла и задом не вильнула – в переводе: «плюнула в душу и глазом не моргнула».
Женская логика сродни теории относительности – не понятна, но убийственно красива.
Милую беседу прервало бесцеремонное: «Ты привез Апостола?»
Леха обернулся. Перед ним стоял пивной бочонок в форме капитана милиции, прикрытый фуражкой от Юдашкина, конфигурацией и габаритами с авианосец «Энтерпрайз». Чуть позади сержант с автоматом, ровесник Лехи. Подобного обращения не терпел и ответил своим любимым, безотказно опускающим любое хамло: «А ты кто будешь?»
Картина «нежданчик»: Леха, вальяжно откинувшийся на спинку стула, капитан, онемевший от нежданной борзоты, сержант, давящийся от смеха. На втором плане медсестра, в предвкушении представления. Чутье подсказывало, повидала за двадцать лет.
Пересилив себя «бочонок» представился и перешел на «Вы»:
– Капитан ППС Соловьев…
***
Владимир Владимирович Соловьев седьмой год ходил в капитанах. Вожделенная майорская звезда никак не желала свить гнездо на его погоне – «и вся любовь и сиськи набок». «Соловей», непременная кликуха всех мужиков с его фамилией, не знал, что это за «любовь» и как это можно «сиськи набок». Так выразился его покойный дед в августе 91-ого по случаю сдувшегося ГКЧП*.
Что хотел сказать отставной милицейский полковник, тогдашний обалдуй-курсант Московской высшей школы милиции не понял, да и сейчас не мог объяснить смысл дедовой фразы. Может, подразумевалась любовь народа к КПСС и сиськи, к которым присосалась партийная элита. Или просто вырвались наружу досада и разочарование несбывшихся надежд.
Прошлогодний «звездопад» по случаю ликвидации крупной мытищинской ОПГ* обошел капитана стороной. В «похвальном» приказе по управлению он попал в разряд «и другие сотрудники», получив общую на всех благодарность и грошовую премию.
И самое обидное «не то, что у тебя корова сдохла, а то, что у соседа жива осталась». Ленька Анисимов, бывший сослуживец, мало что на три года моложе, уже второй год майорствует в ОМОНе. Того гляди еще звезду оторвет. «Везет дуракам, пьяницам и ЦСКА», как любит выражаться тот же Ленька. Вот и повезло – посадили его группу в засаду у борделя на Юбилейной, а «Касатик» как раз туда и приперся, «шершавого погонять». Да не один – с парадной свитой. Ленька их повязал – тепленьких, потненьких. А более достойный прокуковал ночь в вонючем подвале напротив хазы* авторитета* – ни одной поклевки. Леньке досрочно майора, подполковничью должность и орден – вишь ли, бандюки ему плечо прострелили… Везет же дуракам!
Наконец фортуна и Вове улыбнулась. Нудное, ничем не примечательное дежурство уперлось в обед. Трапезничать, как водится, отправились в круглосуточное придорожное кафе на Пироговском шоссе.
Кафушка работала под ментовской крышей. Денежная мзда за крышевание целиком и полностью рассасывалась на верхних этажах УВД. Нижним чинам разрешалось пожрать на халяву раз в сутки, в количестве не более четырех рыл. Сегодня кафе было занаряжено дозору капитана Соловьева. Оный дозор, два сержанта-автоматчика и водила УАЗа, расположились, во главе с «гавнокомандующим», за столиком справа от входной двери.
Разомлевший от послеобеденного сна «человек» Керим, откликающийся также на кликуху «Киря», брякнул об стол миску с пожухлой зеленью и черствым лавашом. Аншлаг в кафе начинается с заходом солнца, всю ночь на ногах, только днем удается покемарить, а тут халявщики приперлись.
Киря приходился хозяину забегаловки, Касиму, одним из близким родственников, перечисление которых по именам обычно занимало около получаса. У нас седьмая вода на киселе, у них – родня. Обосновался – тяни родню. Таким макаром правоверные успешно решают демографическую проблему России. Если и дальше так пойдет, под завывание муллы спустят триколор и поднимут над Кремлем зеленое знамя ислама.
Через минуту Керим вернулся с четырьмя палками шашлыка, подогретого в микроволновке. В ожидании дорогих гостей, Киря еще с вечера заботливо укомплектовал их из объедков застолья водил-дальнобойщиков.
Не успел Соловей заглотить первый, самый вожделенный кусок жареной свинины, противно-хрипло затрещала рация: «Седьмому, повторяю, седьмому, Бандитская разборка с огнестрелом в лесопарке на Пироговке. Два трупа. Вперед, Соловушка. Как понял?».
Личный состав просительно-вопросительно уставился на командира. А что он мог ответить, кроме: «Принято, выезжаем». До места злодейства домчались за три минуты, даже прихапнутый шашлык дожевать не успели.
На обочине фура, у нее под хвостом жигуль пятнадцатой модели. В кустах перевернутый лимузин. Рядом пара мужиков-зевак. Еще издали разглядел на крышке багажника шильдик «S 600» и те же цифры в госномере. Внутри похолодело, под фуражкой вспотело, пониже спины зачесалось. Чего хихикаешь, тебя бы на его место. Это самый известный в городе аппарат, и принадлежит не какому-то занюханному члену или депутату, а авторитету Апостолу – смотрящему на районе, одному из последних истинных, реликтовых воров в законе.
Совладав с дрожью в коленках, выскочил из машины, на ходу расстегивая кобуру. Сержанты ринулись за начальником, с автоматами наизготовку. Узрев такой антураж, мужики плюхнулись мордой в землю, руки за голову.
Оценив ситуацию, Соловей обратился к мужикам, в спины которых уперлись стволы автоматов:
– Куда второй «жмур» подевался?
Мужик поздоровее, облаченный в майку, шорты, и шлепанцы на босу ногу, чуйка подсказала – водила фуры, ответил:
– Какой-то перец на черной Волге увез. Крикнул «вызывай мусоров» и укатил.
– Каких еще «мусоров»? – фальцетом заверещал Соловей, ткнув ботинком в бедро здоровяка.
– Откуда я знаю каких. У него спросите. Он сказал, я позвонил.
Дал отмашку сержантам, те закинули автоматы на плечо, отошли на пару шагов, Мужики, опасливо озираясь, встали.
Соловья отпустило, сыгравшее было очко успокоилось, мыслишки в голову полезли. Этот «убой» на всю страну прогремит. Телевидение, крутые журналюги, генерал, пожимающий руку майору Соловьеву. Рупь за сто – майору, куда денутся. Орден на грудь тоже не помешает, простреленное плечо… хрен с ним, стерплю.
В мозгу возникло видение – его фотография в парадном мундире, в майорских погонах, с рукой на перевязи и… с траурной лентой наискосок. Очнулся весь в поту, то ли от увиденного, а может от жары и недавней пробежки. Хрен вам, а не простреленное плечо и орден засуньте себе …, а майора вынь да положь!
Майорская звезда с неба не свалится, шустрить надо. Первое дело найти того хмыря на черной Волге и Апостола живого или мертвого, а там решим что делать. А вот наверх пока ни гу-гу, налетят стервятники, и останется Вова с голой попой снова. Рифма клевая, и велит информацию попридержать.
– Куда уехал хмырь на Волге? – Соловей, по отработанному перед зеркалом, сдвинул брови, впился грозным взглядом в дальнобойщика.
– Развернулся и туда – водила махнул рукой в сторону города.
По инструкции Соловей должен дождаться опергруппу, но в этом случае его мигом отстранят от дела. Решил сыграть в полуправду. С чистой совестью сообщил дежурному все как есть, умолчав, что машина принадлежит Апостолу, а пропавший «полужмур», скорее всего сам Апостол.
Невзирая на отчаянные мольбы мужиков, приказал дождаться оперативников. Оставив на месте одного из сержантов, двинул в ближайшую больницу. Как пить дать, туда хмырь на Волге повез Апостола.
***
Пересилив себя «бочонок» представился и перешел на «Вы»:
– Капитан ППС Соловьев – тут и ежу понятно, что ППС, а не убойный отдел и не ОМОН – Это Вы привезли Апостола?
– О котором из учеников Христа Вы говорите? Я с ними не знаком.
Ерничая, Леха малопочтительно взирал снизу вверх на типового представителя детородных членов МВД. Капитан едва не выпрыгнул из штанов. Лицо побагровело – точь в точь синьор Помидор из мультика про Чиполлино. Того гляди ногами затопает.
Соловья понесло, возомнил себя. По рации распорядился выставить охрану к раненному авторитету, сообщил о задержании подозреваемого. Теперь главное, чтобы следаки из убойного дело не перехватили, пока он этого хлюста до жопы не расколет. Где колоть? В УВД, в «пыточной», в наручниках, дубинкой в зубы, по ребрам, на пол и ногами, ногами…
«Допросная с пристрастием» располагалась в подвале. Голые, окрашенные синей краской, стены без окошка. Обитая железом дверь с засовом. Стол и стулья, прикрученные болтами к полу. В потолке зарешеченная лампа. Руки скованы наручниками ссади. В углу рта струйка крови. Прямо перед глазами, на столе, фуражка-авианосец и слепящая настольная лампа.
– Кто заказал Апостола? – удар дубинкой по столу.
– Куда дел оружие? – тычок дубинкой в зубы.
Так продолжалось уже минут десять. Капитан-бочонок спрашивал, Леха молчал. Разнообразило мизансцену лишь замена тычка дубинкой в зубы ударом по плечу или по спине.
Стук в дверь остановил занесенную руку… Защитник конституционных прав российских граждан, недовольно скривившись, осведомился:
– Кто?
Леха не разобрал ответа, но капитан, видимо, хорошо разобрал. Напялил фуражку, отодвинул засов, распахнул дверь и замер по стойке «смирно».
Вошел моложавый, лет сорока пяти, милицейский полковник. В руке, скрученные в трубочку листки бумаги.
– Что происходит, капитан?
– Провожу допрос подозреваемого в покушении на убийство Апостола.
– Основания?
– Увез Апостола с места преступления, сопротивление при задержании, отказался назвать заказчика, не признается, куда спрятал оружие.
– А может он заказчик? Сам заказал, сам исполнил, сам в больницу отвез?
До Соловья дошла неприкрытая издевка полковника. Давно понял, что пустышку тянет, но закусил удела. Не признаваясь самому себе, мстил. Мстил за ущемленное самолюбие, тем самым признавая свою никудышность. Мстил за его молодость, рост, силу, за то, что Мужик, которого «девочки любят».