Тайна трёх подруг

Светлана принялась разливать суп по тарелкам:

– А я тебе не только в Ростов предлагаю съездить. Оттуда – ещё и в Геленджик. И не делай такие страшные глаза. Я просто подумала, что мама очень хотела, чтобы мы отдохнули этим летом. И именно в Геленджике. Вспомни только, как она радовалась, что мы все вместе поедем на море. Тем более что неизвестно, когда ещё у нас появится такая возможность. Мне следующим летом в институт поступать, а ты у нас к тому времени уже мамой кормящей станешь. У-а, у-а, пелёнки-распашонки и всё такое. Ты ведь, надеюсь, ещё не раздумала рожать?

– Нет, не раздумала. Но насчёт маршрута Екатеринбург – Ростов – Геленджик – Екатеринбург возражаю категорически. Нечего себе приключений искать на мягкое место! В крайнем случае, можем взять путёвки на какую-нибудь турбазу у нас. И не смотри на меня такими глазами. Не дави на меня, слышишь, малявка!

Но именно давление на сестру стало основным Светкиным занятием на ближайшие три дня. Она убеждала Евгению в необходимости найти отца, который и сам, наверное, рад бы их увидеть, но не знает адреса. Ведь, скорее всего, так как в почтовом ящике они ничего не находили, мама получала от него письма и денежные переводы «до востребования». Настырная девчонка уговаривала сестру плюнуть на всё и поехать отдохнуть, набраться сил перед очередным учебным годом, который будет для них таким напряжённым и ответственным. Приводила всё новые доводы в пользу предлагаемого путешествия и при этом то проявляла чудеса красноречия, то просто-напросто принималась реветь.

В конце концов, как и следовало ожидать, Евгения сдалась, и они поехали покупать билеты на самолёт. По пути зашли в офис фирмы и передали Веронике найдённую в письменном столе файловую папку с какими-то бухгалтерскими отчётами и цветную фотографию матери. Снимок сделала Светлана в день своего шестнадцатилетия. В тот день к ней в гости пришли одноклассники и подарили фотоаппарат «Кэнон».

Татьяна Александровна была запечатлена крупным планом в тот момент, когда входила в комнату с пирогом в руках. Она улыбалась и выглядела намного моложе своих тридцати восьми лет. Это был единственный обнаруженный девочками снимок их матери, не считая тех, что вклеены в служебное удостоверение и водительские права. Сёстры обсудили странность того обстоятельства, что такая красивая женщина почти никогда не фотографировалась. Раньше они не придавали этому факту особого значения.

А Светлана обнаружила ещё одну странную закономерность: мать водила её в фотоателье или снимала на заказ на новогодних ёлках гораздо чаще, чем сестру. Но при этом все Светкины снимки находились в альбоме почему-то в единственном экземпляре, тогда как Женькины, как правило, были в паре. Единственная же фотография, на которой сестры запечатлены вдвоём, была сделана на том же дне рождения. Юная сыщица не смогла придумать логичного объяснения этой загадке (да и было это какой-то загадкой, а не случайным совпадением?), и поэтому решила пока не говорить Евгении о своём открытии, хотя молчание далось ей нелегко.

Глава 4

САМОЛЁТ, ГРАФИН, ДИПЛОМ

Авиалайнер набирал высоту. Света прильнула к стеклу иллюминатора, буквально уткнувшись в него носом и разглядывая разноцветные прямоугольники, на которые оказался поделённым родной город и его окрестности, если смотреть на него сверху. Внутренне она очень гордилась тем, что летит вдвоём с сестрой на юг, и казалась себе такой взрослой, элегантной и небрежной. На самом деле, в синих джинсиках и сиреневой маечке, со светлыми волосами, собранными сзади в тонкий хвостик, девочка выглядела обычной школьницей, собравшейся к морю на каникулы, кем она, по сути, и являлась. И детский взгляд, ищущий в глазах окружающих восхищение её внешностью и удивление смелостью, совсем не придавал ей солидности.

– Вот представляешь, грохнемся мы сейчас вместе с этой железной коробочкой, и всё. И никого-никого после нас не останется, – вдруг заявила Светлана. – И папа наш так никогда и не узнает о нашей печальной судьбе.

– Почему мы обязательно должны «грохнуться»? – с весёлым недоумением спросила Евгения, хотя ей самой было немного неуютно на душе, и мысли, высказанные сестрой, заставили внутренне поёжиться.

– Не обязательно, конечно, но предыдущий год был какой-то нелётный. То под Иркутском упал самолёт, то хохлы израильский лайнер сбили. А Америка? То «Боинг» рухнул на город из-за турбулентности, то вообще этот ужас со Всемирным торговым центром, когда две башни рухнули из-за врезавшихся в них самолётов.

– Грохнемся, так грохнемся, – решила вдруг Евгения. – Судьба, значит, у нас такая. Зато хлопот с нашими похоронами ни у кого не возникнет.

– Слушай, а тогда ночью, когда мама тебе являлась, она во что была одета?

– Ни во что. То есть, я её не чётко видела. Только чувствовала её присутствие.

– Вряд ли бы ей понравилось, во что мы её одели.

– Ты же сама и выбирала со своей бабой Клавой на пару.

– Я не выбирала, мы просто ходили вместе магазинам. Она в похоронных обрядах разбирается, и сразу сказала, что одевать надо во всё новое. И брюки, говорит, надевать нельзя, и туфли на высоком каблуке нельзя – только тапочки, чтобы там удобно было. Вот в конечном итоге и вышло, что мама всю жизнь носила красивые блузки и элегантные брючные костюмы, а похоронили её в сером старушечьем платье на пуговичках… И гроб ещё обшили таким дурацким бордовым бархатом, цвета запылившегося знамени орденоносного полка, потерявшего последнего солдата.

– Девочки, вы не могли бы сменить тему разговора? – вдруг послышался недовольный голос сидящего позади них полного лысоватого мужчины, чей наряд скорее напоминал ночную пижаму, чем костюм делового человека. – Вам больше не о чем поговорить, как о гробах и авиакатастрофах?

– К встрече с Богом надо быть готовым в любую минуту, – назидательно промолвила Светлана голосом немолодой монашки, и тут же получила от сестры весьма ощутимый тычок в бок.

– Извините, мы совсем недавно пережили большое горе, – примирительно сообщила Евгения мужчине, наклонив голову к проёму между креслами.

– Ничего, ничего, – донеслось оттуда, причём произнесено это было таким тоном, каким обычно говорят: «Так вам и надо!»

Стюардесса прошлась по салону с подносом, предлагая на выбор сок или минеральную воду. Евгения пить не стала, Светка один за другим залпом опрокинула в рот оба схваченных с подноса стаканчика с соком, потом ещё немного поёрзала в кресле, повертела головой во все стороны и, наконец, притихла, откинувшись на спинку сидения и закрыв глаза. Казалось, она заснула, но через некоторое время вдруг принялась трясти за плечо дремлющую сестру:

– Слушай, где это мы летим? Посмотри в окно! Там внизу сплошные льды! Разве в этих краях могут быть такие обледеневшие равнины? Это же Северный Ледовитый океан какой-то! Нас случаем не угнали?

Евгения сонно отмахнулась:

– Какие же это льды! Эх ты, серость! Это облака.

– Надо же, облака! Странно так. Слушай, а почему тебя не тошнит? Ой, кажется, самолёт загорелся, – не унималась Светка. – Смотри, под крылом что-то вспыхнуло. Это же огонь! Вот, ещё раз вспыхнуло… Ну, сейчас точно рванёт.

– Девушка, вы не могли бы пересадить меня на другое место? – обратился к стюардессе сидящий позади сестёр мужчина, лицо которого приняло сероватый оттенок.

С трудом пробившись сквозь толпу встречающих и таксистов, осаждавших выход из здания аэропорта и наперебой предлагавших свои услуги, девочки вышли на залитую южным солнцем площадь и принялись озираться в поисках автобусной остановки.

– Екатеринбургский уже приземлился? – обратился к ним мужчина лет тридцати в спортивных трико и чёрной майке. Услышав положительный ответ, он вроде собрался кинуться к выходу для прибывших пассажиров, но словно раздумав, двинулся следом за сёстрами. – Девочки, вы этим рейсом прибыли? На отдых или по делам?

– По делам. Собираемся открыть в вашем городе фирму по производству туалетной бумаги. У вас тут такой широкий рынок сбыта, – ответила Светлана, поправляя лямку висящего за спиной рюкзачка.

– Ой, смотрите, – мужчина вдруг забежал вперёд и поднял с пола плотную пачку сложенных вдвое стодолларовых купюр. Глаза его быстро-быстро забегали по сторонам. – Не видели, кто обронил?

– А ну вали отсюдова! – вдруг закричала на всю площадь Светка, и на них начали оглядываться люди. – Ищи лохов в другом месте! Про эти ваши штучки уже во всех газетах написано! Ишь, умник какой выискался!

Мужчина, засунув пачку в карман трико, быстро засеменил в обратном направлении, а Женя недоумённо уставилась на сестру:

– Ты чего так разоралась?

– А ты бы молча двинула с этим козлом за ближайший угол? Он бы сейчас начал нас в сторонку оттирать и предлагать поделиться неожиданной удачей.

– Ну, и в чём фишка? – не могла взять в толк Евгения.

– Да как ты не понимаешь?! Он разделил бы эту пачку пополам: себе половину, и нам половину. И тут, словно из-под земли, возникает «хозяин» этих денег и начинает требовать их назад. Орёт при этом, что мы его обокрали и требует предъявить наши доллары, чтобы сверить номера. А потом пара ловких движений – и ни тех, найденных, долларов, ни наших! Ищи, свищи.

– Но у нас же нет при себе долларов!

– Всё равно лучше не связываться.

– А милиция куда смотрит?

– Следит за тем, чтобы побольше лохов попадалось на удочку. Такие же штучки и у нас в Екатеринбурге проворачиваются. А менты в доле.

– Всё-то ты у нас знаешь, – проворчала Евгения, поднимаясь по ступенькам следующего в центр города автобуса-экспресса.

Уже отъезжая, девочки увидели в окно, как шулер в синих трико, очевидно, нашедший очередную пачку долларов, увлекал за газетный киоск их лысого попутчика по рейсу, которому Светка изрядно потрепала нервы в самолёте.

На следующее утро Евгения проснулась рано. Тихонько, чтобы не разбудить разметавшуюся по постели сестрёнку, ступила на пол и, не надевая тапочек, подошла к окну гостиничного номера. Она всматривалась в уходящий вдаль проспект незнакомого города, который на первый взгляд показался слишком жарким и пыльным. Светлана ещё спросила, не цемент ли здесь производят, уж очень грязными выглядели все здания, даже относительно недавно построенные, из-за глубоко въевшейся в белые кирпичные стены серой пыли.

Вчера они лишь немного погуляли по прилегающим к отелю улицам, купили в супермаркете хлеба, молока и мясных нарезок, поужинали в номере и заснули ещё засветло, решив оставить посещение университета на утро. И вот оно наступило, а Женя вдруг очень чётко осознала всю нелепость затеи с визитом в чужой город. Предстоящие поиски «того, не знаю, чего» представлялись полным безрассудством и досадной нелепицей. Студентка-отличница внутренне обругала себя «полной идиоткой» за то, что позволила сестре вовлечь себя в это бестолковое мероприятие, и в тот же момент почувствовала за спиной едва уловимое движение. Светка прижалась к сестре сзади и обняла, ткнувшись губами в шею, а потом вдруг крепко схватила её обеими руками за груди, выпирающие из хлопчатобумажной маечки с тонкими бретельками:

– У, отрастила!

– Не завидуй, свои отращивай, – рассмеялась Евгения, высвобождаясь из маленьких, но цепких рук, и смущённо добавила, – это они так от беременности налились.

– Давай кофейку попьём, яблочко ты наше наливное, – предложила Светка и пошлёпала в ванну набирать воду в стеклянный графин с тем, чтобы вскипятить в нём воду.

Фокус не удался. Графин внезапно лопнул и развалился на куски, при этом не успевшая ещё толком закипеть вода залила тумбочку, коврик у кровати и край постели. Евгения бросилась выдёргивать кипятильник из розетки, а Светлана, выглянувшая на шум из ванной комнаты с перепачканными зубной пастой губами, философски изрекла:

– Завтракать, однако, придётся в кафе! Там же заодно и узнаем, как нам лучше добраться…

Подходя к университету, Евгения невольно принялась внутренне сравнивать ростовское здание со своей екатеринбургской «альма-матер». Решила, что в конечном итоге все советские проекты были однотипными, и с тех пор ничего не изменилось. Никто ведь так и не построил круглого стеклянного храма науки с тонированным куполом в виде магистерской шапочки, в которой так здорово было бы разметить студенческое кафе, оно же – зал для приема делегаций и торжественных мероприятий вроде вручения дипломов.

Она деловым тоном осведомилась у вахтёрши, где находится архив, и решительно двинулась в указанном направлении, не ответив на вопрос, что им нужно и не услышав брошенного вслед сообщения, что архив сейчас не работает. У Светки почему-то вдруг начали дрожать колени, она волновалась так, будто с минуты на минуту ей предстояло прикоснуться к чему-то великому и необыкновенному, и, едва поспевая за сестрой, беспрерывно повторяла про себя: «Только бы удалось, только бы удалось!»

Смирновы прошлись по безлюдным лестницам и коридорам и уткнулись в запертую дверь с нужной табличкой. Потолкались в соседние двери, за которыми царило гулкое безмолвие. В то время как выпускные экзамены уже закончились, а вступительные ещё не начинались, рассчитывать на то, что они застанут кого-либо на рабочем месте, не приходилось, и сёстры очень обрадовались, когда в деканате экономического факультета увидели девушку, энергично барабанившую по клавиатуре компьютера.

– Вы не могли бы нам помочь? – обратилась к ней Светлана. – Нам надо получить кое-какие данные из вашего архива.

– А там нет никого, все в отпуске, – отозвалась девушка. – В сентябре приходите, и вам выдадут справочку, или что вы там хотели.

– Мы никак не можем в сентябре. Понимаете, мы из Екатеринбурга прилетели. Всего на два дня, – Светка заговорила таким тонким и жалобным голоском, что девушка прекратила работать и уставилась на неё сквозь стёкла круглых очков в роговой оправе. – Нам всего-то надо взглянуть на список выпускников восемьдесят шестого года. Мама у нас умерла, хотим разыскать её друзей. Может, кто-то что-нибудь знает про нашего папу.

А Женьке почудилась в этом монологе привокзальная заунывная песенка разномастных оборванцев: «Люди добрые, сами мы не местные… Вещи у нас украли, деньги все украли. Поможите, чем можете, на билет до дома». Она застыдилась и попятилась к двери, а секретарь поднялась, вышла из-за стола (при этом выяснилось, что рост у неё под два метра), и просто сказала:

– В принципе, ключ у меня есть, пойдёмте. Список, думаю, найти можно. Меня Оля зовут. А в архиве подруга моя работает. Тоже Оля.

В небольшом помещении архива сотрудница университета чувствовала себя довольно-таки уверенно. Она сразу открыла нужный шкаф и, пройдясь глазами по полке, вытащила папку-скоросшиватель, полистала её и протянула Свете:

– Вот. Экономический факультет. 1986 год.

Женя достала из сумки блокнот и принялась было выписывать расположенные в алфавитном порядке фамилии, но Света, быстро проглядев весь список, остановила её:

– Не трудись. Мамы здесь нет!

– Как – нет? – Евгения несколько раз прошлась глазами по листочку сверху вниз и в обратном порядке, перевернула страницу и снова вернулась к предыдущей. – Оля, а у вас нет алфавитного каталога? Может, мы перепутали год? Давайте поищем Смирнову Татьяну Александровну.

Девушка кивнула и выдвинула из стеллажа деревянный ящик и пробежалась пальцами по табличкам, находящихся за картонной буквой «С».

– Вообще-то все данные уже компьютеризированы, но я не знаю пароля, хотя разницы-то в принципе нет. В компьютер все равно вносились данные из каталога… Итак, что у нас тут на букву «С»? Смирнов Валерий Вениаминович, 1980—1985, исторический факультет… Смирнова Анна Алексеевна, химфак, выпуск 1964 года… Фамилия, конечно, распространённая, но Татьяны Александровны вообще ни одной нет… Вы точно уверены, что ваша мама закончила именно наш университет? Вы видели её диплом?

– Нет, не видели, просто она нам рассказывала… Но мы, наверное, что-то не так поняли. Извините за беспокойство. – Света схватила под руку и потащила совсем растерявшуюся Евгению к дверям. – Спасибо вам!

– Не за что, – пожала плечами Оля, провожая сестёр недоумённым взглядом.

А они почти бегом спустились вниз по лестнице и быстрым шагом ринулись к выходу из здания, словно в ожидании возможного преследования или грозного окрика за спиной. Женя опомнилась первой, опустилась на первую же свободную лавку, которая попалась им на пути, вытащила из сумки пачку сигарет, нервно затянулась сладковатым дымом и только потом взглянула на Светлану:

– Ну, что скажешь, Шерлок Холмс?

– Выходит, что наша мама просто-напросто купила диплом за сто баксов на рынке.

– Выходит, что она не училась в ростовском университете. А, может, и вовсе в Ростове не жила! Она же вообще никогда не вспоминала этот город. О Магадане и то чаще рассказывала… Но, Господи, зачем? Зачем?

– Никаких идей, – честно призналась Света. – Только острое чувство нереальности происходящего.

Глава 5

ГЛАЗ, РУКА, ЗАБОР

Сестры сидели за красным пластмассовым столиком летнего кафе и медленно потягивали через соломинки кока-колу из пластиковых бутылочек. Обе были одеты в синие шорты, бывшие когда-то джинсовыми брюками, и белые майки-безрукавки. Девочки уже съели по порции шашлыка – три крошечных кусочка свинины, нанизанных на остренькую палочку, и пребывали в раздумьях, заказать ли ещё этого сухого и жёсткого мяса или ограничиться съеденным. Решили всё же повторить заказ. Просто так занимать столик под огромным зонтом с рекламной надписью «Tuborg bee» им казалось неловко.

Между тем, окружающие их люди, в основном молодежь, часами проживали в теньке перед единственной кружкой пива или чашкой кофе, время от времени отхлёбывая по глотку, лениво покуривая, ведя неторопливые беседы, и нисколько не смущаясь предстоящей мизерной платой за столько удовольствий сразу. Да и работникам кафе не пришло бы в голову ждать особого разгула от своих посетителей в это время суток. Полусонный парень у мангала, он же – официант, и девушка в киоске, пробивающая для него чеки и попутно торгующая мелочёвкой, знают, что настоящий клиент пойдёт вечером. Тогда же, с наступлением благословенной прохлады, начнут делать серьёзные заказы и некоторые из дневных гостей: им непременно захочется выпить нечто покрепче кофе и пива, и закусить чем-нибудь посущественнее чипсов и фисташек. Но у девочек никакого вечера в этом кафе быть не могло. Они уже договорились уехать из города после обеда.

– Знаешь, с тех пор, как я сама стала студенткой, мне неоднократно приходила в голову мысль, что маме было ой как непросто закончить дневное отделение института, имея на руках двоих детей, – заговорила вдруг Евгения. – Она ведь, по идее, и тебя, и меня рожала после очередной сессии, на каникулах. Да и кто позволил бы по тем временам держать в студенческом общежитии ребенка, тем более, двоих?

– Мама говорила, что когда родилась я, она сняла квартиру, жила там с двумя подругами, и они ей здорово помогали.

– То, что она рассказывала, как выяснилось, полная лажа. Скорее всего, если она и поступила в своё время в институт, то вынуждена была его бросить. Не прокормить ей было ребенка на стипендию. Наверное, родила меня и пошла работать. А потом, когда устраивалась в Екатеринбурге, действительно купила диплом, чтобы приняли на инженерную должность… Но ведь тогда в её трудовой книжке должна быть соответственная запись о предыдущим месте работы, а там первым значится наш екатеринбургский завод. И еще. Знаешь, что кажется странным? Что она вдруг рванула с насиженного места и поехала с юга на север именно в разгар зимы.

– Наверное, что-то такое произошло. Может, она даже с работы уволиться не успела, бросила там свою трудовую книжку. А потом, чтобы как-то объяснить, где она болталась с восемнадцати до двадцати четырёх лет, предъявила в отдел кадров этот липовый диплом. Зато получила хорошую работу и малосемейное общежитие.

– Но ведь маму ценили как замечательного специалиста, даже «Почётную грамоту» как-то вручили. А когда завод уже на ладан дышал, она без труда устроилась в частную фирму, и ею там гордились!

– Занималась самообразованием, – решила Светлана и сделала глазами знак, символизирующий, что разговор надо прекратить: им несли шашлык и соус с луком.

– Жень, ты не сильно на меня сердишься? – спросила она некоторое время спустя, съев кусочек мяса и отодвинув от себя бумажную тарелочку.

– За что?

– За то, что втянула тебя в эту авантюру, заставила прилететь в Ростов и выкинуть кучу денег на ветер, а оказалось, что всё зря.

– Чего мне сердиться-то? Я ведь могла и не согласиться, ты ж меня не связанную в самолёт занесла. И потом: нет худа без добра. Посмотрим Ростов, съездим на море. Мне и самой мамино прошлое интересно. Жаль только, не узнать уже ничего.

– Жень, ты только теперь не рассердись на меня, пожалуйста! У меня есть идея, может, и смурная, но если мы её вместе обмозгуем… Ну, пожалуйста, выслушай очень внимательно и не говори сразу: «нет», ладно?

– Ладно, – милостиво согласилась Евгения, хотя умоляющий Светкин тон её насторожил.

Именно после такого рода заявлений и случались всякого рода мелкие и более крупные неприятности. Женя обычно позволяла себя уговорить на очередную проказу, за которую в конечном итоге ей же, как старшей, и доставалось. Но сейчас она была самой старшей. Не было мамы, которая осудила бы или наказала, да и шалости теперь выходили из разряда детских и невинных и могли привести к непредсказуемым последствиям. Бремя ответственности за младшую сестру свалилось на студентку-второкурсницу слишком рано, и она ещё не успела привыкнуть к тому, что нужно самой принимать решения.

– Помнишь, как однажды мы с мамой вдвоём поехали на море? Мне тогда было шесть лет.

– А то как же! Помню-помню, – мрачно отозвалась Евгения. – Вы с мамой – на море, а я на целых три недели – к бывшей нудной соседке с её припадочным внучком.

– Кто тебе виноват, что ты за два дня до поездки умудрилась свалиться с брусьев и сломать ногу? Ну, не в этом дело. Мы же тогда с мамой до Краснодара не доехали! Сошли с поезда в маленьком городишке Тихорецке, и переночевали в частном доме, и только на следующий день добрались до столицы края, а уже оттуда – на автобусе до Анапы.

– Ну и что?

– Вроде бы и ничего. Но зачем-то ведь мама сошла с поезда! Я тебе больше скажу. В этом городке мы ночевали у женщины, у которой не было одной руки и одного глаза!

– Ах, так вот ты о чём! – рассмеялась Евгения. – Что-то я смутно припоминаю твои страшные рассказы в ночи про жуткую тётю. Мама тогда еще рассердилась и отшлёпала тебя, чтобы ты не несла чушь и не пугала меня всякими кошмарами.

– Видишь ли, если бы мама не стала тогда так рьяно убеждать меня в том, что эта тётя мне приснилась, я, может, и забыла бы про этот нестандартный эпизод.

– А на самом деле, эта страшилка тебе вовсе не приснилась, да?

– Конечно, нет! Вот, смотри! – Светка извлекла из заднего кармана шорт изрядно помятый лист плотной белой бумаги и разложила его на столе. – Я нашла этот рисунок в своих старых альбомах, когда лазала по антресолям, и сразу же припомнила всю эту историю.

– Шедевр, – воскликнула Евгения, внимательно разглядывая рисунок.

Большую часть листа занимал раскрашенный зелёным цветом забор. Сквозь распахнутую калитку вдали виднелся крошечный домик с одним окошком на фасаде и одним – на чердаке, из трубы валил густой чёрный дым. А на переднем плане была изображена замотанная по самые брови в чёрный платок женщина, которая, неестественно изогнувшись, единственной рукой то ли опиралась на метлу, то ли мела двор. При этом один рукав разноцветного, словно сшитого из лоскутков, платья был длинным и доходил до кисти руки, державшей метлу. Второй рукав, если бы в нём была рука, пришёлся бы до уровня локтя. Но женщина была однорука. Один глаз у калеки был таким, как обычно рисуют дети: удлинённым, с длинными, загнутыми вверх ресницами, другой – круглым, словно выпученным, и неестественно большим. Узкое лицо искажала какая-то вымученная улыбка, напоминающая скорее гримасу плохо скрываемой боли. Из-за искривлённой верхней губы торчали два явно великоватых для этого лица зуба, выкрашенных почему-то жёлтым карандашом.

– У неё было только два зубика, а одна ножка короче другой? – жалостливо спросила Евгения и, не выдержав, прыснула.

– Да нет, с ногами, у неё, скорее всего, было все в порядке. Не помню, чтобы она еще и хромала, – вполне серьёзно ответила юная художница, но внимательно взглянув на рисунок, вдруг тихонечко запела. – Одна её нога была короче, другая деревянная была, один был глаз фанерой заколочен, другой совсем не видел ни фига…

Светка захохотала безудержно и звонко. Евгения присоединилась к сестре, посмеиваясь более сдержанно, но так же весело. На них стали оглядываться парочки, сидящие за соседними столиками, а один вихрастый парень в яркой «гавайке» с изображением моря и пальм даже хитро подмигнул из-за плеча своей подруги.