Уленшпигель знал, что герцог Люнебургский разгневан и взбешен против него за то, что в Дармштадте он так жестоко посмеялся над ним в присутствии ландграфа Гессенского; виселица грозила Уленшпигелю за пребывание в его владениях.

И вдруг он видит, что герцог собственной особой приближается к нему. Он знал, что герцог – жестокий насильник, и струхнул порядочно.

В страхе заговорил он с ослом:

– Видишь, Йеф, там приближается благородный герцог Люнебургский. Я чувствую, как сильно трёт мою шею верёвка. Надеюсь, не палач почешет мне шею: почесать – это одно, а повесить – это другое. Подумай, Иеф, мы с тобой точно братья: оба терпим голод и носим длинные уши. Подумай, какого доброго друга ты лишился бы, потеряв меня.

И Уленшпигель вытер глаза, а Иеф заревел.

– Живём мы вместе, деля дружно горе и радость, как придётся, – помни, Иеф, – продолжал Уленшпигель. – Осёл продолжал реветь, так как был голоден. – И ты никогда не забудешь своего хозяина, не правда ли, ибо ничто так не скрепляет дружбу, как общие печали и общие радости. Иеф, ложись на спину.

Послушный осёл повиновался, и герцог увидел торчащие вверх четыре ослиные копыта. Уленшпигель сидел уже на его животе.

– Что ты здесь делаешь? – закричал герцог, приблизившись. – Разве ты не знаешь, что в своём последнем приказе я под страхом виселицы запретил ступать на мою землю твоим грязным ногам.

– Помилуйте, господин, – отвечал Уленшпигель, – сжальтесь надо мной!

И, указав на осла, он сказал:

– Вы ведь знаете, что, по праву и закону, кто живёт между своих четырёх столбов, тот свободен[94].

– Убирайся из моих владений, – ответил герцог, – не то будешь повешен.

– О благородный повелитель, как стремительно вылетел бы я из этой земли, будь я окрылён одним-двумя золотыми.

– Негодяй, – ответил герцог, – мало того, что ты ослушался меня: ты осмеливаешься ещё и денег у меня просить?

– Что делать, ваша милость, – раз я не могу отнять, приходится просить.

Герцог бросил ему флорин, и Уленшпигель обратился к ослу:

– Встань, Иеф, и приветствуй господина герцога.

Осёл вскочил и заревел. Затем оба скрылись.

LXI

Сооткин и Неле сидели у окна хижины и смотрели на улицу.

– Что, милая, – спросила Сооткин, – не идёт ли мой сын Уленшпигель?

– Нет, – ответила Неле, – мы уже больше не увидим этого дрянного бродягу.

– Не сердись на него, Неле, – сказала Сооткин, – а пожалей его: он ведь скитается где-то без приюта, бедный мальчик.

– Наверное, приютился где-нибудь в доме побогаче родного, у какой-нибудь пригожей барыньки.

– Я порадовалась бы за него, – сказала Сооткин, – может быть, сидит и ест жареных дроздов.

– Камнями накормить бы его, обжору, тогда бы вернулся домой! – закричала Неле.

Сооткин расхохоталась:

– Откуда такая ярость, дитя моё?

Клаас, в раздумьи связывавший хворост, отозвался из угла:

– Не видишь, что ли, что она по уши влюблена в него?

– Ах, скверная хитрая девчонка! – закричала Сооткин. – Ни звуком не выдала! Скажи, девочка, это правда, что он тебе по душе?

– Пустяки, – ответила Неле.

– Хорошего мужа получишь ты, – заметил Клаас, – с широкой пастью, пустым брюхом и длинным языком; мастер из флорина делать гроши; в жизни копейки не заработал честным трудом. Вечно шатается по дорогам, точно бродяга.

Но Неле вдруг раскраснелась и сердито возразила:

– А почему вы ничего лучшего из него не сделали?

– Видишь, до слёз довёл девочку, – сказала Сооткин, молчи уж, муженёк.

LXII

Добравшись до Нюренберга[95], Уленшпигель выдал себя здесь за великого врача, исцелителя всех немощей, достославного очистителя желудка, знаменитого укротителя лихорадки, всем известного освободителя от чумы и непревзойдённого победителя чесотки.

В больнице лежало столько больных, что уж не знали, куда их девать. Услышав о прибытии Уленшпигеля, к нему прибежал смотритель больницы узнать, правду ли говорят о нём, что он излечивает от всех болезней.

– Всех, кроме самой последней, – ответил Уленшпигель. – Но обещайте мне двести флоринов за излечение всех прочих болезней, – и я не возьму с вас ни гроша, пока все ваши больные не заявят, что они совершенно здоровы и уходят из больницы.

На следующий день с важным, учёным видом и уверенным взглядом он явился в больницу. Войдя в палаты и обходя больных, он наклонялся к каждому и говорил ему на ухо:

– Поклянись, что не расскажешь никому, что услышишь от меня. Чем ты болен?

Больной отвечал ему и клялся не выдавать.

– Дело вот в чём, – говорил Уленшпигель, – я должен одного из вас сжечь, из пепла его сделать чудодейственное лекарство и дать всем остальным. Сожжён будет тот, кто не может выйти сам из больницы. Завтра я приеду со смотрителем, стану на улице перед больницей и закричу всем вам: «Кто не болен, забирай пожитки и выходи на улицу!»

На другое утро Уленшпигель так и сделал.

Все больные – хромые, ревматики, чахоточные, горячечные – разом ринулись на улицу, даже те, которые уж десять лет не покидали постели.

Смотритель спросил их, верно ли, что они здоровы и могут бегать.

– Да, да! – кричали они, в уверенности, что кто-нибудь остался и что его уже жгут на дворе.

– Плати, – сказал Уленшпигель, – вот они все на улице и объявляют себя здоровыми.

И, получив двести флоринов, он поспешил убраться.

Но на другой день больные, ещё в худшем состоянии, стали возвращаться в больницу, – кроме одного, который от чистого воздуха выздоровел. Этот напился и бегал пьяный по улицам с криком: «Да здравствует великий доктор Уленшпигель!»

LXIII

К тому времени, как и эти двести флоринов разбежались во все стороны, Уленшпигель добрался до Вены, где поступил к каретнику, который очень сурово обращался с рабочими, так как они плохо управлялись с кузнечным мехом.

– Поспевай, поспевай! – кричал он то и дело. – Догоняй с мехами! Догоняй, догоняй!

Однажды, когда хозяин был в саду, Уленшпигель снял один мех, взвалил его на плечи и стал носить вслед за хозяином. Тот удивился, увидав его с этой необычайной ношей, но Уленшпигель объяснил ему:

– Вы же мне приказали, хозяин, догонять вас с мехом. Прикажете положить этот и пойти за другим?

– Нет, любезный, не так я тебе сказал; пойди и поставь мех на место.

Чтобы отомстить за эту насмешку, хозяин стал подыматься в полночь и будить подмастерьев на работу.

– Чего ты нас будишь среди ночи, хозяин? – спрашивали подмастерья.

– Такая уж у меня привычка: первую неделю мои рабочие должны проводить в постели лишь половину ночи.

Уленшпигель спал на полатях. Когда хозяин явился будить его, он взвалил себе тюфяк на плечи и явился в кузницу.

– Ты с ума сошёл! – закричал хозяин. – Зачем ты тащишь постель с собой?

– Такая уж у меня привычка, – отвечал Уленшпигель, – первую неделю я сплю на постели, вторую – под постелью.

– Хорошо, – сказал хозяин, – только у меня есть ещё одна привычка: наглых работников я выбрасываю за дверь, разрешая первую неделю спать на земле, а вторую – под землёй.

– Чудесно, хозяин, – сказал Уленшпигель, – значит, в твоём погребе, подле пивных бочек?

LXIV

Покинув каретника и возвращаясь во Фландрию, он поступил в учение к сапожнику, который охотнее торчал на улице, чем орудовал шилом в своей мастерской. Видя, как он уже в который раз собирается из дому, Уленшпигель спросил его, как кроить башмачные передки.

– Кроить для больших и малых ног, – ответил хозяин, – чтобы обувь годилась на всякого, за кем идёт крупный и мелкий скот.

– Хорошо, хозяин, – сказал Уленшпигель.

Когда сапожник вышел, Уленшпигель выкроил обувь, пригодную разве для кобыл, ослиц, тёлок, свиней и овец.

Возвратившись в мастерскую, хозяин увидел кожу, изрезанную на мелкие куски.

– Что ты наделал, пачкун негодный? – закричал он.

– То, что вы приказали, – ответил Уленшпигель.

– Я приказал тебе выкроить башмаки, которые были бы пригодны для всех, за кем ходит скот – быки, свиньи, бараны, а ты сделал обувь по ногам скота..

– Хозяин, – сказал Уленшпигель, – за кем же ходит боров, как не за свиньёй, в то время года, когда вся скотина влюблена: осёл – за ослицей, бык – за тёлкой, баран – за овцой; разве не так?

И он ушёл и остался без приюта.

LXV

Пришёл апрель. Вначале стояла мягкая погода, потом ударил мороз, и небо было пасмурно, как в поминальный день. Давно уже кончился третий год изгнания Уленшпигеля, и Неле со дня на день ждала своего друга.

– Ах, – говорила она, – погубят заморозки и цветущую грушу, и жасмин, и все бедные растения, которые, доверившись теплу преждевременной весны, распустили свои цветочки. Уж падают снежинки на дорогу; снегом засыпано и моё сердце.

Где ясные лучи светлого солнышка, озарявшие весёлые лица, делавшие красные крыши ещё краснее, а оконные стёкла ещё ослепительнее? Где они, согревавшие небо и землю, птичек и жучков? Ах, знобит меня днём и ночью от тоски и ожидания. Где ты, друг мой Уленшпигель?

LXVI

А Уленшпигель, голодный и холодный, добрался уже до Ренэ во Фландрии, но он не унывал, а старался шутками и прибаутками раздобыть себе пропитание. Но это плохо удавалось ему, и люди шли мимо и не давали ему ничего.

Было холодно; то снег, то дождь, то град падали на спину путника. Шёл он по деревне, – слюнки текли у него изо рта, когда он видел где-нибудь в углу собаку, грызущую кость. Он охотно заработал бы флорин, но не знал, как устроить, чтобы флорины попадали в его кошелёк.

Он искал наверху; там голуби, сидя на крыше голубятни, роняли вниз белые кружочки, но это были не флорины. Он искал на улице, но флорины не растут на мостовой.

Поискав направо, он увидел преподлую тучу, которая неслась по небу, точно громадная лейка, но он знал, что если что и польётся из этой тучи, то это никак не будет дождь флоринов. Поискав налево, он увидел здоровенный и никому не нужный дикий каштан, стоявший без дела.

– Эх, – сказал он, – почему это есть каштановые деревья и нет флориновых? Приятные были бы деревца!..

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

«Господа художники… господа издатели, господин поэт». Первое издание «Легенды об Уленшпигеле», вышедшее в 1867 г., иллюстрировали пятнадцать художников. Прибавив к этому числу двух издателей-компаньонов и самого автора «Легенды», получим восемнадцать человек, о которых говорится несколькими строчками ниже.

Рабле, Франсуа (1483–1553) – знаменитый французский писатель эпохи Возрождения, литературная манера и дух произведений которого оказали воздействие на «Легенду об Уленшпигеле» Шарля де Костера.

Дамме – городок, расположенный в окрестностях большого фландрского города Брюгге.

Фландрия – одна из семнадцати областей (провинций) тогдашних Нидерландов, графство. Общее название этих семнадцати провинций, расположенных в низовьях больших европейских рек: Шельды, Рейна и Мааса, – Нидерланды – означает: «низовые земли», понизовье. Нидерланды охватывали в середине шестнадцатого века (время действия «Уленшпигеля») территорию нынешних Бельгии и Голландии, с небольшой частью северной Франции. Вместо «Нидерланды» нередко говорили тогда «Фландрия», распространяя название одной провинции на всю страну. Вот, поименно, эти семнадцать провинций, которые часто, в одиночку или группами, упоминаются в «Уленшпигеле»: герцогства – Брабант, Лимбург, Люксембург и Гельдерн; графства – Артуа, Геннегау, Фландрия, Намюр, Цютфен, Голландия и Зеландия; маркграфство Антверпен и сеньерии: Фрисландия, Мехельн, Утрехт; на незначительной территории Нидерландов (около 78 тысяч кв. км.) жило тогда до 3 миллионов человек в 300 городах и 6500 деревнях.

Брюгге – город на севере Фландрии, связанный судоходным каналом с Северным морем. К началу действия «Уленшпигеля» (1527 г.) Брюгге уже утратил своё значение торговой столицы Нидерландов, уступив это место Антверпену.

Патар – старинная мелкая монета.

Флорин – золотая монета, в ту пору (в Нидерландах) весом около трёх с четвертью граммов на нашу современную меру.

Лиар – мелкая монета. Шесть лиаров составляли денье.

Ламме Гудзак. Имя «Ламме» означает «агнец», «ягнёнок». Ниже Клаас так и характеризует мальчика: «Он ведь добр и кроток, как ягнёнок». Прозвище «Гудзак» состоит из двух частей: «зак» – мешок и «гуд» – добро. Так Ламме, говорит Клаас, прозван за благодушие, мягкий, уживчивый характер, за доброту. Под конец книги Ламме, часто выказывавшему подлинную храбрость, дано прозвище «Ламме-Лев». Соль этого шутливого прозвища в порождаемом им представлении о какой-то помеси льва и ягнёнка.

«Супруга императора Карла V» – Изабелла, дочь Маноэля, короля Португалии (с 1495 по 1521 г.), в царствование которого Португалия превратилась в великую колониальную державу.

Инфант, инфанта (по-испански – дитя) – в Испании и Португалии титул, который давали принцам и принцессам королевского дома.

Карл V (1500–1558) был избран германским императором в 1519 г. За три года до этого он стал королём Испании под именем Карлоса I.

Филипп II (1527–1598) – сын императора Карла V, с 1555 г. – король Испании со всеми её колониями и с её европейскими владениями (Нидерланды, Милан, Неаполь, Сицилия и Сардиния).

Тильберт. Имя Уленшпигеля так же раскрывает существенную особенность его характера, как и имя его друга Ламме Гудзака. Священник, говорится в книге, дал ему имя «Тильберт», что значит «подвижный» или «прыткий». Катлина, «добрая колдунья», пророчествует о нём, что он «будет странствовать по всем странам» и «пронесётся через всю жизнь, нигде не оседая». Этой внешней подвижности будет соответствовать и непрерывное внутреннее развитие Уленшпигеля от озорника до героя, борца за родину, воплотившего в себе её неукротимую жажду свободы.

Таверна «Бутылочные чётки». Католические молитвы читаются молящимися в определённой последовательности. Чтобы не сбиться, прибегают к помощи так называемых чёток – бус, нанизанных на нитку, концы которой связывают. Взяв большую бусину, удерживают её до тех пор, пока не прочтут молитву «Отче наш» (которая на латинском языке, употребляемом в католическом богослужении, называется Pater noster), а взяв малую, читают «Богородицу» (Ave) – и так всё время, пока не дойдут до крестика – места, где связаны оба конца нитки бус. Тут читают так называемый «Символ веры» (Credo), в котором сжато изложены основы всего вероучения. На вывеске таверны, где отпраздновано было рождение Тиля Уленшпигеля, изображены чётки из бутылок, а там, где бусы-бутылки смыкаются, вместо креста намалёвана пивная кружка. Протестанты высмеивали чётки, которые в их глазах были одним из условных знаков (эмблем) католицизма. В дальнейшем читателю встретятся в романе всякие кулинарные сравнения и другие намёки, в которых участвуют чётки.

Пинта – мера жидкости; во Франции и Нидерландах – около одного литра.

Вальядолид – старинный испанский город, в то время – столица Испании.

Алебарда – старинное оружие пехотинцев: топор и копьё на длинном древке; русское название – бердыш.

Аркебуз – старинное фитильное ружьё, предшественник менее тяжелого и более точного мушкета.

Бомбарда – старинная пушка крупного калибра.

Мортира – артиллерийское орудие с коротким стволом для навесной стрельбы (чтобы ядра падали круче).

Гильдия (цех), в средние века – союз купцов или ремесленников, защищавший интересы или особые цеховые права и преимущества своих членов.

Соборный капитул – объединение духовных лиц, состоящих при католическом соборе. Члены этих духовных коллегий, обладавших распорядительными и совещательными (при епископе) правами, назывались канониками.

Принц Оранский. Здесь – Филибер де Шаллон, принц Оранский, выдающийся полководец XVI века (1502–1530). В 1527 г. он взял Рим, разграбил его и заставил папу принять суровые условия; не смешивать с Вильгельмом Оранским.

Герцог Алансонский. Последний герцог Алансонский умер в 1525 г., и он, следовательно, не мог участвовать в разгроме Рима (1527). Титул этот восстановлен был позднее, а именно в 1570 г. В этом месте – один из частых в «Уленшпигеле» анахронизмов (ошибок в исчислении времени).

Фрундсберг, Георг (1473–1528) – полководец, которого считают создателем немецкой наёмной пехоты – ландскнехтов. Он не участвовал во взятии Рима.

Рейтары – наёмные конные войска.

Кардиналы – высшие священники католической церкви, из числа которых избирались папы.

«…разыскивая кардиналов, крича, что они им отрежут лишнюю кожу» – непристойный намёк на запрещение избирать в папы кастрата.

Разгром Рима произошёл в мае 1527 г. Карл V, из политических соображений свирепо расправляясь с протестантами в Нидерландах, вступал с ними в союз в Германии. Он выдавал себя за ревностного католика, но не остановился перед разграблением Рима и арестом папы Клемента VII, который только спустя семь месяцев, переодетый, спасся бегством из заточения. Сын императора, Филипп II, тоже воевал с папой, и оба они, и Филипп и Карл, годами бывали отлучены от церкви.

Дукат – золотая монета, вес которой императорским постановлением 1559 г. был определён без малого в три с половиною грамма на нашу меру.

«Император отменил все торжества» – вернее, они были перенесены с 25 июня 1527 г. (дня крещения инфанта) на 19 апреля следующего года, когда Филипп был торжественно провозглашён законным наследником престола.

Труба Иисуса Навина – от её звука, по библейскому преданию, обрушились крепостные стены Иерихона.

«Утварь из английского олова» – высоко ценилась в ту пору как нержавеющая. Со времён древнего Рима олово вывозилось из Британии.

Профос – начальник полиции.

Императорский указ, о котором идёт речь, был издан 25 сентября 1550 г. Народ прозвал его «кровавым указом». Хотя указ этот издан значительно позднее, чем указано в «Легенде об Уленшпигеле», но он замыкал собой длинную цепь правительственных постановлений против еретиков, постановлений, которые начали издаваться действительно в пору детства Тиля Уленшпигеля.

Мартин Лютер (1483–1546) – основатель протестантской церкви в Германии. Родился в семье рудокопа, окончил Эрфуртский университет, в 1505 г. принял монашество и вскоре после того стал священником. В 1517 г. вывесил на дверях церкви в Виттенберге 95 тезисов, направленных против католичества. В 1520 г. был отлучён папой. В 1523 г. снял с себя монашеский сан. В 1525 г. враждебно выступил против восставших крестьян, призывая «резать, колоть, душить их, как бешеных собак». В последующие годы был занят ревностным насаждением протестантизма (лютеранства) в Германии и укреплением теоретико-богословской основы новой религии. Задачей лютеранства было переустройство феодально-католической церкви, приспособление её к потребностям нового общества, где буржуазия начинала играть всё более видную роль.

Иоанн Виклиф – английский священник, выдающийся предтеча европейской реформации. Родился, предположительно, в 1324 г., умер в 1384 г. По приговору католического вселенского собора в Констанце, объявившего Виклифа посмертно вероотступником, кости его были выкопаны и сожжены (в 1428 г.).

Иоанн Гус (1369–1415) – чешский реформатор и выдающийся национальный деятель Чехии. Он много содействовал развитию чешского языка и дал чехам новую орфографию, с некоторыми изменениями удержавшуюся до нашего времени. Сожжён по приговору Констанцского собора как еретик.

Эколампадий – швейцарский реформатор (1482–1531), соратник Цвингли (см.).

Гульдрих Цвингли – швейцарский реформатор (1484–1531), писавший и проповедывавший в Цюрихе и Берне. Пал жертвой крестового похода католических кантонов против Цюриха. Труп его был растерзан папистами и сожжён.

Филипп Меланхтон – немецкий реформатор (1497–1560), соратник Лютера и глава реформации после его смерти, преобразователь школьного и университетского преподавания в Германии.

Иоанн Померан, или Бугенхаген (1485–1552) – немецкий реформатор, сыгравший крупную роль в распространении лютеранства на севере Германии, а также в Скандинавских странах.

Юстус Ионас (1493–1555) – один из ревностнейших сотрудников и друзей Лютера в деле реформации.

Марсилий Падуанский, Франциск Ламберт, Оттон Брунсельзиус, Иоанн Пуперис, Горциан – второстепенные деятели реформации в различных странах, перечисленные в указе Карла V от 25 сентября 1550 г., изданном в г. Аугсбурге и подтверждённом Филиппом II спустя шесть лет.

Троя – древний город-государство в Малой Азии, прославленное героическим эпосом греков (Илиада).

Фригия – область в Малой Азии, границы которой много раз изменялись (по побережью Эгейского, Мраморного и Черного морей). Фригийские колпаки имели загнутый вперёд верх.

Гамбривиус, чаще Гамбринус – сказочный король Фландрии, которому приписывалось изобретение пива.

Аргус, по прозвищу «Всевидец» – герой греческой мифологии, которому приписывали сто глаз, из коих пятьдесят бодрствовали, если другие пятьдесят отдыхали. Образ бдительности.

Ave – католическая молитва, соответствующая православной «Богородице дево, радуйся».

«…я купил за хорошие деньги у его святейшества патент» – то есть папское разрешение, здесь – на эксплоатацию «чуда св. Мартина». Католическая церковь изощрялась в изобретении всевозможных способов выкачивания народных средств. Огромные прибыли давала, например, выдача патентов на нарушение постов, так что Филипп II мог лично запроектировать на 1560–1561 годы получение полумиллиона дукатов как долю государства только по этой статье.

Льеж, тогда – богатое духовное княжество, теперь – бельгийский город.

Официалами в католической церкви назывались должностные лица, облечённые церковно-судебной властью.

Алост – богатый промышленный городок в восточной Фландрии, в 27 км юго-восточнее крупного города Гента.

Астарта – богиня древних ассириян, финикиян и других семитских племён, которую греки отождествляли со своей богиней красоты Афродитой; в речах монахов в «Уленшпигеле» – жена Сатаны.

Гиперборейцы – в греческой мифологии, народ, якобы живший на крайнем севере; гиперборейский – северный, здесь: холодный, как лёд; ледяной.

Бензой – ароматное вещество из смолы бензоевого дерева; применяется в парфюмерии и теперь.

Император Карл родился в Генте.

«Враг Карла, Франциск Длинноносый…» французский король Франциск I (1494–1547), который сначала обещал помощь восставшему Генту, а потом выдал его замыслы императору. Карл V четыре раза воевал с Франциском (между 1521 и 1544 годами).

Валансьен – пограничный с Францией нидерландский промышленный город, знаменитый своими кружевами и лёгкими тканями.

<1...8 9 10 11 >

На страницу:

Перейти

10 из 11