В супермаркете

В супермаркете

Катя Вердина

Иллюстратор Марина Шатуленко

© Катя Вердина, 2018

© Марина Шатуленко, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4490-9412-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В супермаркете

Глава 1

У тележки оказались кривые колеса – перегруженная, она вихляла и норовила уехать в сторону. Валентина нервничала, но к кассам не спешила, потому что не пройденными еще оставались три отдела. Каждый примерно по километру. С трудом толкая тележку вдоль бесконечных рядов потребительского рая, она пыталась сосредоточиться и вспомнить, что же такое необходимое она могла упустить в этот раз, но внимание ежесекундно перебивали полки с товаром. Уставившись на очередную яркую коробку, Валентина через минуту встряхивала головой и целеустремленно двигалась к рядам с оливковым маслом, про которое точно знала, что оно закончилось, и еще, кажется, что-то из круп надо и мешочки для школьных завтраков для Кольки.

Шагая по супермаркету в нужный отдел, она какое-то время мужественно игнорировала полки с товаром, но потом тележку снова заносило, и Валентина замирала возле разноцветных баночек, в раздражении хватала любую и бросала в тележку, где уже совсем не осталось места, а ведь еще надо будет пристроить упаковку минералки неизвестно куда.

Ритуал закупки продуктов Валентине порядком осточертел, поэтому она старалась набрать сразу продуктов так, чтобы приезжать в огромный загородный молл не чаще раза в неделю, но все равно что-нибудь забывала и через три-четыре дня снова обреченно шла вдоль пестрых прилавков, со злостью думая, что придется еще распаковывать и рассовывать по шкафам и холодильникам все покупки, а вечером тащить на помойку мешок с разноцветными фантиками и что вся ее единственная, драгоценная жизнь свернула куда-то не туда, как эта перекошенная тележка из супермаркета.

В отделе органических продуктов ряды уходили за горизонт. Валентина с ненавистью уставилась на двадцать видов риса. Потом нагнулась к полке с заморскими крупами, придерживая рукой своенравную тележку. На нижней полке из знакомых были южноамериканские злаки, а дальше уже шли какие-то пакетики с неведомыми зернами и надписями, уверяющими на всех языках, что это экологическое чудо выращено как минимум не на нашей, замусоренной именно вот такими редкоземельными коробочками, планете. Нахмурившись и кляня себя за потреблятство, она потянулась к заманчивой этикетке и, неожиданно потеряв равновесие, выпустила тележку из рук. Та, освободившись, не мешкая мстительно пнула Валентину, в результате чего она спикировала, сталкивая все коробки, вглубь полки. Полка оказалась в глубине пустой и довольно широкой, так что Валентина провалилась туда целиком, проехала, не задерживаясь, по гладкому пластику всю полку насквозь и вывалилась с другой стороны.

На другой стороне на Валентинину голову упала стеклянная банка, но, к счастью, разбилась не на голове, а уже на полу, распространяя редкостную вонючесть. Валентина зажмурилась, обреченно ожидая, что эта банка не последняя, но больше сверху ничего не сыпалось. Не открывая глаз, она начала отползать от проклятой полки. Далеко отползти, однако, не удалось, потому что впереди возникло препятствие. Валентина наткнулось на нечто мокрое и не менее вонючее, чем давешнее содержимое злополучной банки. Осторожно приоткрыв один глаз, она увидела страшенную черную тряпку на палке, резиновые мокрые сапоги, из которых торчали две ноги, прикрытые ниже колен подолом синего сатинового халата. Снизу ей были видны под халатом трусы голубого цвета невероятной, едва ли не до колен, длины.

От мокрой тряпки растекались тоненькие ручейки черной жижи. Голова у Валентины гудела, она попыталась сесть поудобней и снова закрыла глаза. Сверху раздался громкий голос:

– Ты чего это тут пристраиваешься, пьянь! Не стыдно тебе, с утра уже налакалась? Кто за рассольник платить будет?

Плохо соображая, Валентина подняла голову. На нее весело смотрела тетка в цветастой капроновой косынке. Синий халат, швабра и сапоги сложились, наконец, в одну картину.

– Ну че глаза пучишь? Двадцать восемь копеек за рассольник плати, а не то наряд вызову.

Валентина покорно зашарила по карманам пиджака в поисках кошелька, вытащила рубль, подивившись дешевизне продукта, и, не вставая, протянула его тетке. Тетка удивленно поднесла к глазам рубль:

– Юбилейный, че ли? А че это ты мне его суешь? Иди на кассу плати!

Валентина осторожно поднялась, взяла из рук тетки рубль и, пошатываясь, двинулась в неизвестном направлении с максимальной для своего состояния скоростью, полагая, что до кассы она как-нибудь доберется, а от ненормальной бабы надо побыстрее избавиться.

– Стой!

Валентина обернулась, не сомневаясь, что тетка вполне может двинуть ее по настрадавшейся голове своей вонючей шваброй.

– А убирать кто за тобой будет? – Тетка указала на осколки банки и растекшуюся желто-зеленую субстанцию. – На-ка вот тебе, держи. – Она протянула Валентине швабру. Та ошеломленно уставилась на черную вонючую тряпку.

– Вы хотите, чтобы я это убрала?! – Валентина начинала приходить в себя. – Да вы с ума сошли! Мало того что у вас раскладка товара с нарушением всех норм, так еще и хамство дикое. Вы в курсе, что по закону прав потребителей я вообще платить за разбитый у полки товар не должна! Позовите менеджера по смене.

Тетка открыла было рот от удивления, но потом ее лицо стало наливаться победной радостью в предвкушении скандала. Вокруг начали собираться люди.

– Видали, позвать ей кавой-то инженера надо! Я щас тебе Петровича позову. Вы гляньте, товарищи, сама рвань рванью, а права ей тут подавай.

Какая-то толстая баба неопределенного возраста в ситцевом халате и мужских сандалиях сокрушенно покачала головой.

– А и вправду, ты что ж такая рваная вся? Молодая еще, что ж ты дыры зашить не можешь? И не стыдно тебе?

Валентина невольно оглядела себя. На ней были джинсы, купленные в Милане этой весной. На джинсах шли частые прорези от середины бедра и заканчивались ниже колен, из прорезей торчала искусно выпущенная бахрома. Валентина переступила розовыми выгоревшими кедами с не менее художественной потертостью и запахнула плотнее легкий пиджак. Пиджак был сшит швами наружу, но особой его прелестью были три разномастные винтажные пуговицы.

Вокруг уже галдела немаленькая толпа. Люди гневно тыкали на Валентину пальцами и требовали покаяться не то за разбитую банку, не то за дырки на штанах, не то за что-то еще невнятное, за что им всем было жутко стыдно, о чем они твердили на все лады. Валентина наконец сама внимательно пригляделась к орущим людям и испуганно отшатнулась. Эти странные люди, преимущественно пожилые и толстые, имели нездоровый вид, к тому же все они были в одежде из очень плохой ткани, из какой шьют дешевые простыни. Один мужчина в полосатых пижамных штанах и домашних тапочках потрясал кулачком.

В какой-то момент Валентина подумала, что, возможно, эта группа стыдливых людей попала сюда из больницы, и вот она одна здесь наедине с ними. Ее взгляд в панике заметался по магазину, пока не наткнулся на девочку лет двенадцати. Девочка, одетая в легкий сарафан и белоснежные гольфы, с любопытством разглядывала Валентину, покачивая сетчатой авоськой с пустой стеклянной банкой внутри. И чем дольше Валентина смотрела на эти гольфы и на эту авоську, тем сильнее билось ее сердце, а тело покрылось липким холодным потом. Видимо, банка, упавшая Валентине на голову, все-таки что-то там нарушила, ибо только сейчас Валентина разглядела магазин.

Это было немаленькое помещение, но раз в двадцать меньше супермаркета, куда Валентина вошла около часа назад. На стенах висели надписи: «Рыба», «Мясо», «Бакалея», «Хлеб», «Соки-воды». Полки с товаром тянулись ровно по центру зала и вдоль стен. На одной из полок ровными рядами стояли трехлитровые банки с прозрачной жидкостью, на другой – такие же банки с коричневым повидлом, на витрине возле окна высились замысловатые пирамиды из консервов. Пол, выложенный потресканной желтой плиткой, мутно чернел разводами. Огромный плакат над выходом из магазина сообщал, что «Культурно торговать – почетный труд».

Валентина потерла виски и пострадавший затылок. Ее слегка качнуло, и она, испугавшись, что сейчас упадет, поискала глазами, куда можно сесть. Между тем толпа не умолкала, и уже звучали призывы писать, сигнализировать, нещадно искоренять и немедленно Валентину куда-то сдать. Тетка со шваброй удовлетворенно наблюдала за толпой и кивала. Положение осложнялось тем, что толпа закрыла путь к выходу, и Валентина справедливо полагала, что поскольку в обход от столь энергичных людей ей не уйти, то упасть в обморок, возможно, было бы не худшим вариантом. Однако этого не случилось, потому что к полосатому дядьке подскочила рыжая тетка и заорала, перекрывая всю толпу, про пельмени, которые выбросили, но по две пачки в руки, так что бегом! В ту же секунду, не снижая накала страстей, толпа побежала в мясной отдел. Валентина же, не теряя времени и не оглядываясь на тетку со шваброй, рванула к выходу, прижимая локтем сумочку, тут же поскользнулась на рассольнике, неожиданно ловко сохранила равновесие и в три прыжка оказалась у дверей. Дивясь собственным акробатическим талантам, она выскочила из магазина и метнулась в ближайший двор.

Глава 2

Во дворе Валентина перевела дух. Двор состоял из трех новых пятиэтажек. В центре находилась детская площадка с железной космической ракетой и железной же горкой и турником, по периметру росли тонкие деревца. На аккуратные балконы домов, не обезображенные разнокалиберными рамами, сквозняк выдувал тюлевые занавески. Все в этом дворе: и двери подъездов без кодовых замков, и ракета с горкой, и скамейки возле дверей – все блестело свежей масляной краской коричневого и зеленого цветов.

Почувствовав относительную безопасность, Валентина разом ослабела и на дрожащих ногах доковыляла до ближайшей пустой скамейки. Из раскрытого окна на первом этаже тянуло запахом жареной картошки, звякала посуда, бормотало радио. Упав на скамейку, она вдруг почувствовала боль в зажатом кулаке. Не без труда разжав затекшие пальцы, Валентина уставилась на посиневшую от впечатавшегося рубля ладонь. На ладони лежал беленький металлический рубль с профилем вождя мирового пролетариата и цифрами: «1945—1965», на обратной стороне монеты колосился герб Советского Союза.

С минуту Валентина смотрела на рубль, потом с неожиданным спокойствием достала из сумочки кошелек. В кошельке вместо двух кредиток, нескольких тысячных купюр и разноцветной стопочки дисконтных карт оказалась смятая зеленая трешка, бережно засунутая в отдельный кармашек красная десятка и квитанция за ремонт холодильника «Бирюса» на имя Воропаевой Зинаиды Геннадиевны.

«Ну все, допрыгалась, голубушка», – злорадно подумала Валентина. Почему она «допрыгалась», внятно объяснить Валентина не могла, при этом ей было отчетливо понятно, что эта бредовая история – несомненный результат всех ее предыдущих десяти лет жизни. Страха не было. Удивления, впрочем, тоже.

В квартире с открытым окном кто-то прибавил громкость радио, и до Валентины донеслись знакомые позывные, после которых раздался женский голос: «В эфире радио „Маяк“, начинаем передачу „Полевая почта юности“».

Болезненно хохотнув, Валентина скрестила на груди руки и впервые за последние десять минут осмысленно гляделась вокруг. Двор был почти пуст, на детской площадке дремала бабуля с коляской, возле соседнего подъезда на скамейке уткнулся в газету дядька пенсионного возраста, мальчик в красном пионерском галстуке вышел из дома напротив и, размахивая картонной папкой, побежал в сторону улицы. Чуть в отдалении, возле трансформаторной будки, двое лохматых парней возились с мотоциклом. Ни название газеты, ни двор, ни сам вид местного населения не оставляли сомнений, что все это каким-то образом перенеслось сюда из прошлого. Недавнего прошлого, хорошо знакомого Валентине. Или… Или перенеслась в прошлое сама Валентина. Господи боже мой!

Старушка и дядька с газетой не обращали никакого внимания на женщину в рваных джинсах, парни же с любопытством поглядывали на Валентину, переговариваясь и кивая в ее сторону. Парням едва ли исполнилось двадцать лет, заинтересовать их сорокалетняя Валентина вряд ли могла, скорее ее джинсы. «Интересно, что они обо мне думают? Герла понтовая? Нет, понтовая, кажется, это уже в семидесятых было. Стоп, а почему я решила, что сейчас шестидесятые? И так ли уж это важно? А что важно? Господи, соберись, дура! Штаны! Штаны нужно снять! А надеть что? Вопрос. Вот этим мы сейчас займемся, а дальше посмотрим».

Что будет потом, Валентина решила сейчас не заморачиваться, планируя жизнь не дальше чем на пять минут вперед. Она встала и уверенно пошла к парням. Те бросили свой вылизанный мотороллер и уставились на Валентину. Один из них, в красной рубашке, поднялся, второй продолжал сидеть на корточках, щурясь снизу на Валентину.

– У меня вот, – Валентина показала на джинсы, – меняю на юбку, любую.

«Красная рубашка» повернулся к своему товарищу. Некоторое время они молчали.

– У Косого можно, – не то спросил, не то утвердил «прищуренный».

– Ну айда, – мотнул головой парень в красной рубашке.

Через полчаса они с Валентиной поднимались по высокой лестнице в подъезде старого, еще дореволюционной постройки дома. Дверь открыл тщедушный мужичок лет пятидесяти в нейлоновом спортивном костюме, мрачно посмотрел на спутника Валентины, не произнеся ни слова, развернулся в просторной прихожей и пошел по длинному темному коридору. «Красная рубашка», неуверенно взглянув на Валентину, двинулся за ним.

Хозяин завел их в сумрачную комнату, окна которой плотно закрывали тяжелые плюшевые шторы. Пахло пылью и мастикой. Мужичок, все так же не глядя на Валентину, взял за локоть парня и подтолкнул его в сторону коридора. Валентина осталась в комнате одна. За стеной спорили, сквозь открытую дверь долетали обрывки фраз: «Кто такая… придурок… хату спалишь… какую юбку… козлы».

Решив, что дело затягивается, Валентина присела на край дивана с кожаной спинкой и деревянными, в глубоких царапинах, подлокотниками. С одной стены на нее смотрел бородатый мужик в свитере с высоким толстым воротом, на другой стене висел маленький отрывной календарь. С дивана Валентина разглядела большую цифру «23». Ну да, сегодня двадцать третье мая. Год, напечатанный мелким шрифтом, было не разобрать.

На комоде стояли большие часы в корпусе из полированного дерева. Секундная стрелка равнодушно делала свой обход. «Дура», – прошептала ей Валентина и подошла к календарю. Одна тысяча девятьсот шестьдесят девятый год. В какой-то момент на нее накатила волна подступающего страха, но Валентина, не оставляя для него места, быстро переключилась на состояние злой веселости. Имея опыт индивидуального предпринимателя в девяностые годы, она научилась мгновенно встать в «боевую стойку». Сейчас она была готова к любым приключениям, кроме необходимости осмыслить новую реальность, которая вокруг нее тикала, разговаривала, пахла и осязалась.

«Спокойно, трагедия не твой жанр, Валентина. А может, я в сумасшедшем доме и мне вкололи галлюциногены? Ну нет. Здесь все по-настоящему. Такие противные мужики мне привидеться не могли. Дались мне эти штаны. Господи, ну почему именно сюда?! Дикое время, дикие люди… Ну и мода, всего сорок лет прошло, а по улице пройти нельзя. Жестокий век. Не отвлекайся. Итак, какой у нас план? А такой: сейчас я переоденусь, вернусь в магазин, залезу на полку и притворюсь рассольником за двадцать восемь копеек. Интересно, где я сегодня буду ночевать: в дурке или в милиции? В милиции лучше…»

В комнату вернулся мужик в нейлоне. Парень робко переминался на пороге. Хозяин открыл шкаф, достал свернутый плед и бросил его Валентине:

– Завернись пока в это, штаны давай.

Валентина быстро скинула джинсы, накрывшись пледом.

– Штаты или Мексика? – Мужик вывернул джинсы в поисках этикетки. – Сhina?! Что за фирма? – Он с удивлением разглядывал прорези. – А лейбл где на заднице? Я такое не беру.

– Это Италия, только шьют китайцы. Пожалуйста, заберите просто так, мне только юбку, любую, ненужную. Мне до магазина дойти, пожалуйста.

Хозяин злобно посмотрел на парня, снова покопался в шкафу и протянул Валентине коричневый сверток. Это оказалась ношеная толстая шерстяная юбка в катышках, совершенно не по погоде, зато по размеру. Валентина быстро натянула юбку и, боясь, что ее отберут, быстро засобиралась к выходу, пятясь и бормоча скороговоркой благодарности. Привыкший ко всему хозяин молча открыл замысловатый замок, и Валентина, не дожидаясь своих спутников, сбежала по лестнице.

Тяжелая дверь подъезда захлопнулась за спиной. Во дворе старого дома было тихо и зелено. Разросшиеся ветви тополей и лип заслоняли высокие окна. Валентина хорошо знала этот район в центре города, но ни старый дом, ни деревья не помнила. Наверное, все это снесли очень давно. Она еще немного постояла, собираясь с мыслями, затем расправила руками страшную юбку и на всякий случай заглянула в сумку. Трешка лежала на месте. Валентина последний раз огляделась по сторонам, задрала подбородок и направилась в сторону проспекта.

Глава 3

В тот самый момент, когда Валентина в отделе органических продуктов провалилась из две тысячи тринадцатого года в одна тысяча девятьсот шестьдесят девятый, Зинаида Геннадиевна Воропаева, которую все звали баба Зина, открыла дверь в здании ремонта бытовой техники. Это была пожилая, грузная женщина лет шестидесяти пяти. Беспокоили Зинаиду Геннадиевну сегодня три вещи: пригрозить в мастерской как следует, чтобы ей наконец-то привезли и подняли домой на четвертый этаж холодильник «Бирюса», успеть вернуться и напечь оладий для внука Коленьки к его возвращению из детского сада и разобраться во дворе с Валеркой из шестой квартиры с его тарахтящим драндулетом, потому как Валерка бездельник, экзамены провалил, а патлы отрастил, но главное, что мотоцикл его жить Зинаиде определенно мешал.

Еще не дойдя до окошка приемщицы по длинному мрачному коридору рембыттехники, талантливая Зинаида Геннадиевна загодя включила «плаксивую старуху».

– Доченька, вторую неделю жду, за хлебом спуститься не могу, такая жара, а я без холодильника, ведь уже давно отремонтировали, когда же привезете?

Девушка в окошке, подперев рукой щеку, скучающе смотрела куда-то наискосок мимо клиентки.

– Машины сегодня нет.

– А когда будет?

– Не знаю, звоните.

– Да вам разве ж дозвонишься! – Зинаида Геннадиевна переключила «плаксивую старуху» на «разгневанную гражданку». – Это что за безобразие! Кто отвечать будет?! Я ведь в газету напишу! Вот у меня квитанция за четвертое число, это ж сколько времени уже прошло! – Зинаида Геннадиевна полезла в сумку за кошельком. – Вот, гляньте-ка, это бумажка с печатью. – Она раскрыла кошелек, вытащила квитанцию и замерла с разноцветными бумажками в руке.

– Батюшки святы! Не мое! Не мои деньги-то, иностранные! Подменили! Никак Валерка! – Зинаида, торопливо засовывая бумажки в кошелек, закивала девушке: – Ниче-ниче, доченька, я еще подожду, месяц ждала и еще подожду, а ты уж не говори никому, а я сейчас, сейчас…

Зинаида засеменила по коридору и в панике свернула не туда, дошла до конца, уперлась в закрытую дверь, повернула назад и вышла в какой-то уже совсем темный тупик. Поняв, что заблудилась, она начала дергать подряд все двери в коридоре, но они оказались запертыми. Держа в вытянутой руке кошелек, словно из него могло выскочить нечто страшное и кусачее, поминутно кляня некстати застрявшего в голове Валерку, совсем уже отчаявшаяся баба Зина с силой налегла на очередную дверь и неожиданно вывалилась в большой и светлый зал.

В первый момент после темных и затхлых коридоров рембыттехники ее ослепил яркий свет. Едва баба Зина опомнилась, как к ней подскочила огромная двухметровая колбаса и завопила откуда-то изнутри дурным голосом: «Не проходите мимо! Только на этой неделе акция! Снижение цены на тридцать процентов! Малеевский мясокомбинат! Наша продукция высшего качества! Вы должны попробовать все! Обратите внимание, мы начали выпуск новой ветчины из постного мяса индейки, без холестерина и крахмала, только натуральные продукты!»

Выкрикивая и вытанцовывая вокруг бабы Зины, колбаса совала ей в лицо тарелку с нарезкой ветчины. Баба Зина покорно засунула в рот один кусок и начала жевать, совершенно перестав что-либо понимать и чувствовать. Рядом с колбасой раскачивалась такая же огромная розовая сосиска, раздавая воздушные шары с логотипом мясокомбината. Через пару секунд колбаса отстала от бабы Зины, переключившись на семью с детьми.

Оставшись одна, баба Зина бессмысленно побрела вдоль рядов мясного отдела, все так же держа в вытянутой руке раскрытый кошелек. Приятный женский голос по громкой связи сообщил о том, что в отделе мучной продукции появился хлеб из французских отрубей высшего качества. Женщина в кружевном платье, похожем на нижнюю сорочку, придирчиво перебирала упаковки колбасной нарезки, разглядывая срок годности и язвительно комментируя увиденное на весь отдел. Баба Зина, не останавливаясь и не меняя темпа, прошла мимо висящих окороков и сырокопченых палок и уже вышла в отдел сыров, но тут ее остановила девушка в широкополой шляпе.

– Ну что же вы, женщина, у вас кошелек раскрыт, так же нельзя. – Девушка протянула руку и закрыла кошелек.

Помимо шляпы, девушка была одета в короткие шортики, похожие на трусы, туфли на высокой платформе и широкую майку, которая, сваливаясь с плеча, обнажала нижнее белье. Баба Зина посмотрела на девушку и закрыла глаза.

– Вам плохо? – Девушка наклонилась к бабе Зине. – Вы как-то странно выглядите. Давайте я вас отведу в кафе, посидите, водички выпьете. – Девушка взяла бабу Зину под локоть и повела в сторону фуд-корта. В кафетерии она усадила ее за столик и позвала официанта:

– Воды, пожалуйста, принесите. Женщине, кажется, плохо.

– Зачем же вы ее сюда привели? Может, ей скорая нужна? – сердито прошипел официант. – Кто ее тут откачивать будет, а вдруг у нее инсульт?

– Вот сами и вызовите скорую, – шепотом ответила девушка, – у меня времени нет, а вы работник торгового центра. Это ваша обязанность.

– Нет у нас такой обязанности, – уже громко возмутился официант.

– Слушайте, принесите воды. Я заплачу. А женщина сейчас посидит и оклемается. Правда, женщина? – Девушка наклонилась к бабе Зине: – Выход сможете найти?

Зинаида подняла глаза на девушку и внезапно четко и громко спросила:

– А где здесь выход?

Девушка и официант с облегчением указали в сторону стеклянной карусели крутящихся дверей и через минуту забыли о странном инциденте с пожилой женщиной, которая уже шла, переваливаясь, к выходу из торгового центра известного европейского бренда.

Глава 4

План Валентины по спасению из дикого прошлого не изменился. Она решила пробраться в универсам перед закрытием, где-нибудь там спрятаться, остаться на ночь, а дальше… А дальше фантазия заканчивалась. Что-нибудь да как-нибудь. В этом и состоял весь план, если не считать некоторого количества непечатных выражений, занявших почти все место в бедной голове Валентины. Адресованы неизящные выражения были самым неожиданным в данной ситуации людям, включая Мишкину учительницу, заклятую подругу Нюсю и бестолкового мастера по фотоэпиляции.

До вечера было еще далеко, и Валентина бесцельно шла в жуткой кусачей юбке по тротуару к центру города. «Да, это мой план. А что еще делать? Можно, конечно, пойти в милицию. В ту, что нас бережет. Приду и скажу: „Здравствуйте, я к вам вывалилась из две тысячи тринадцатого года, прямо с полки органических продуктов. Что такое органические продукты? Это как раз то, чем вы все здесь питаетесь, а мы вот уже нет. Мы – это дорогие россияне. А вы – это совки кондовые“. Нет, наверное, не надо мне идти в милицию. Не договорюсь я с ними».

Время шло к обеду, и Валентина уже порядком проголодалась, вспоминая утреннюю чашку кофе с яблоком и ругая себя за привычку не завтракать. Трешку же было решено беречь как можно дольше.

Шагая по одной из главных улиц города, она умудрилась упасть и здорово ободрать коленку, когда перебиралась через ямы и валуны засохшей грязи с отпечатками шин гигантских колес. Подобные препятствия периодически возникали между участками вполне нормального асфальта, оттого Валентине казалось, что она находится не в центре города, а на окраине: трамвайные пути, трубы, грузовики, разъезды и заборы, заборы, заборы…

Асфальт в очередной раз закончился, вдоль тропинки потянулась высокая ограда приборостроительного завода. Выцветший плакат возвещал синими буквами о досрочных планах пятилетки. За забором кипела жизнь, кто-то ругался, что-то громыхало, ревели моторы, ритмично стучал некий механизм, хлопали и скрежетали ворота въезда.