Щясте. Роман-лего

В минуты просветления, случавшиеся всё реже, тётя Зина жаловалась Ольге на Юлечку: дерзит, грубит без причины, может толкнуть, руки мыть не желает. Куда только девался милый ангелочек! «Баба Света у меня бабушка, а Зина – дура, дура!» – кричала семилетняя Юлька однажды, пристыженная матерью.

Оля о том никогда не узнала…

В тот день Юля приболела, и Ольга оставила её дома. Тётя Зина хлопотливо спрашивала, не пора ли принимать лекарство, пополоскать рот, трогала её лоб и просила одеться потеплее, наливала травяной отвар из термоса. Юля огрызалась, нехотя делала несколько глотков и снова возвращалась к пазлам. Тётя Зина ушаркала в свою комнату, но тут раздался звонок в дверь.

– Ой, кто это, нам никого не велели пускать! – переполошилось старушка. У двери она долго смотрела в глазок, потом из окна глянула на крыльцо. Звонившая женщина показалась смутно знакомой, но какая-то тревога шелохнулась в душе. Светлана – а это была именно она – покивала и показала рукой: открывайте!

– Ой, нам никого не велели пускать, – растерянно сказала тётя Зина в дверь. Дворняжка Альма стояла тут же и нетерпеливо помахивала хвостом.

– Да это же я, Олина мама! Тётя Зина, открывайте! Юля заболела, я пришла её проведать.

Юлька выскочила в коридор, заинтересованная долгими переговорами. Услышав голос бабушки, она щёлкнула замком под испуганный возглас тёти Зины и к радости Альмы.

– Иди, иди в комнату, тут дует, – обнимая внучку, Светлана подтолкнула её к двери и стала разуваться, мимоходом поглаживая вертящуюся тут же собаку.

Тётя Зина пристально смотрела на неё.

– А кто ты? – спросила строго.

– Я Светлана, Олина мама, Юлина бабушка.

– А Оля – это кто?

Еле сдерживаемое раздражение Светланы вдруг неожиданно прорвалось.

– Да когда уже Бог приберёт тебя! Как же ты всех измучила своей глупостью! Господи, да сколько она будет коптить небо?!

Тётя Зина отшатнулась от гневных фраз, побрела в свою комнату и там тихонько легла. Светлана продолжала ещё что-то говорить в том же духе, доставая из сумки кости для Альмы, кастрюлю с горячей кашей, йогурт, фрукты для внучки. Выложила всё в комнате на стол, где стояла ваза с яблоками, бананами, апельсинами, тарелка с бутербродами и термос с чашками, толкнулась в кухню за тарелкой и ложкой – увидела замочек. Это вызвало новый приступ злости, ведь тётя Зина была причиной помехи. Кормить Юльку пришлось прямо из кастрюли, ложкой из чашки с чаем.

Светлана посидела некоторое время, разговаривая с внучкой, увлечённой после каши опять пазлами, потом пошла одеваться. Велела закрыть Юле дверь на замок и ждать маму без шалостей. Тётя Зина так и не показалась. Видимо, обиделась. Ну и ладно, сколько же ей можно представляться и без конца рассказывать, кто есть кто! Как Оля, бедненькая, все это выносит?! А собака схрупала кости и даже проводить на этот раз не вышла.

Вечером Ольга нашла тётю Зину лежащей на кровати. Врач со «скорой»: «Парализовало её». Сделали уколы, забирать не стали. Сказали, что может умереть в любой момент, но и пролежать в таком состоянии, скажем, год тоже может.

Заплаканная Ольга, когда пришла в себя, позвонила матери: «У нас несчастье!» – узнать, что ей теперь делать и как ухаживают за такими больными. Светлана, услышав такую весть, молчала… Её обуревали противоречивые чувства. Но Ольге она ничего не сказала. Не добившись от неё толка, Ольга положила трубку и залезла в интернет.

Безмолвная, тётя Зина лежала теперь всегда. Правая парализованная сторона тела потемнела, не слушалась, левой она тоже шевелить не решалась. Большую часть времени пребывала в полусне-полузабытье, иногда постанывала. Когда Ольга приходила её кормить, чуть приоткрывала на голос здоровый глаз, шевелился краешек губ, говорить не получалось. Неловко принимала ложку с кашей или бульоном, с трудом глотала. Безропотно переносила переодевание. Сухонькое тельце Ольга аккуратно переворачивала, подтаскивая чистую пелёнку. Меняла памперсы, подмывала, присыпала тальком. Делала массаж, чтобы кровь не застаивалась. Тётя Зина смотрела на неё со скорбным выражением. Было видно: её что-то сильно беспокоит.

По рекомендации врачей Оля часто с ней разговаривала, делилась новостями. Но напряжение и тревога во взгляде не исчезали. Казалось, какое-то знание точит её мозг, и какие-то мысли, далёкие от того, что говорит Ольга. Беспокойство зашкаливало, когда к постели приближалась Юля. По просьбе мамы она читала стишки и рассказывала, что произошло в школе. Сомнение и недоверие читались во взгляде больной. Порой слезинка бежала по смятой коже.

Однажды Ольга пришла с работы раньше обычного и услышала из комнаты Юлькин голосок, замерла в прихожей.

– А ты меня не достанешь, не достанешь! Фу, злая старуха! Дура-дура-дура! Вот тебе!

Ольга быстрым шагом прошла в комнату тёти Зины. Маленькая негодница кривлялась, приплясывая, со шнурком в руке. Волосы тёти Зины были растрёпаны, тонкие седые пряди сбиты на глаза, здоровая половина лица искажена. Откинутое до ног одеяло, верхняя часть туловища исплёвана, тёмные руки с набрякшими жилами в тонких полосках.

– Ой! – взвизгнула Юля, заметив мать, и бросилась прочь.

Ольга задохнулась от негодования. Быстро вытерла у больной лицо и руки, всё поправила, бормоча какие-то успокаивающие слова. Удостоверившись, что всё нормально, вышла вслед за дочерью и плотно прикрыла дверь.

Такой злой Юля не видела мать никогда. Она испугалась и ревела, забившись в угол, и быстро-быстро кивала на все слова, размазывая по лицу сопли и слёзы, и повторяла: «Больше не буду, не буду, не буду…»

Беспокойство из глаз тёти Зины не исчезало. Спустя неполный год произошло ЭТО. Ровно через 7 лет после крестин Юли.

Глава 12. Светлана и Серёга. Рынок

Светлана, работавшая медсестрой в детской поликлинике, вынуждена была уйти оттуда, когда стали задерживать и без того небольшую зарплату. Очень кстати Кэтрин тогда организовала ателье, где и они с Олей, и учительница труда на пенсии, и две знакомые-однокурсницы дочери нашли для себя занятие по душе, которое приносило стабильный заработок. Конечно, первое время пришлось нелегко, и больше одолевали боязливые мысли: а вдруг всё провалится? Вдруг не придут к ним люди? И как не страшно Кэтрин затевать это новое дело, вкладывать средства, которые, может случиться, и не окупятся. Кэтрин такие разговоры не поддерживала, вовлекая сотрудниц в обсуждение новых моделей, словно у них уже гора заказов и можно предаться безудержным фантазиям. Конечно, была какая-то реклама: и в газетах, и мальчишки по ящикам раскидывали «купоны со скидками». И хорошо, что Кэтрин не поддерживала волнений в коллективе, а просто шёл размеренный трудовой процесс.

Было неудобно, когда первую зарплату владелица выдавала им из своего кошелька, а она ещё и двух новеньких привела. Одна села за вышивальную машину, вторая за вязальную. А клиенты потихоньку пошли…

Но после нескольких успешных лет ателье пришлось продать. Светлана кусала локти, когда выяснилось, что жертва эта оказалась напрасной: адвокат не оправдал гонорар, Серёня всё равно сел, а они лишились работы. Светлана ушла сразу же после продажи, стыдно было смотреть в глаза девочкам-коллегам. Она подалась на рынок, где не раз встречала знакомых, в том числе и из их поликлиники. Стала возить из Москвы носки и перчатки, обзавелась местом на рынке и складным столиком.

Ателье после продажи

После того, как Кэтрин вынужденно продала ателье, оно постепенно приходило в упадок. Новые хозяева – крепкие пустоголовые парни – задрали цены, свернули всю «отсебятину», в прейскурант включили стандартные виды работ. Ни о каком свободном графике и поощрениях речи теперь не шло. Постоянные клиенты, привыкшие к индивидуальному подходу, скоро забыли сюда дорогу. Раньше выслушивались все их самые причудливые просьбы. Была гибкая система скидок и бонусов. Поступали самые модные журналы, делались распечатки из интернета свежих моделей.

Теперь «пустая болтовня» с посетителями не поощрялась. Были жёстко введены шаблонные фразы, отход от которых карался рублём. На обед выделялось пятнадцать минут в порядке очереди. Отпроситься к врачу или уйти по другой уважительной причине стало немыслимо. Работницы со вздохами поминали прежнее «разгульное» время: работа горела в руках, новые идеи возникали буквально из воздуха и тут же воплощались, а общение с заказчиками было взаимоприятным и непосредственным.

Ольга ушла одной из первых, недолго после Светланы проработала. Сердце рвалось от вида того, как новые хозяева рушат традиции и знакомые, давние клиенты качают головами и хмурятся от новых порядков.

Потом она сменила ещё четыре ателье, поработала на швейной фабрике. Огонёк угас. Вытаскивать себя из дома по утрам становилось всё тяжелее. Работа была не в радость. Мучиться в ожидании выходных, считать дни до отпуска и часы до окончания смены? Однажды решила: хватит! Занялась шитьём на дому.

Если просто шить какие-то одёжки и сдавать их в магазин и Светлане на рынок было ещё возможно, то выполнять частные заказы, как намеревалась, вскоре стало немыслимо: чужих людей её дочь совсем не выносила. И если вдруг для кого-то всё-таки Ольга делала исключение, наскоро снимала мерку и старалась по телефону выяснить все нюансы, то Юля после устраивала ей скандал. Чужие люди отвлекают её от уроков и вообще, могут что-то украсть! Зачем они нужны здесь? Пусть покупают на рынке.

После суда

За хорошее поведение срок Серёге сократили, а потом по указу амнистировали. С его копеечного заработка – они резали по дереву и выполняли прочие плотницкие работы – шли крошечные отчисления за машину. Зная о перспективе ещё долго делиться зарплатой с предателем, Серёга не торопился определяться на работу. Благодаря прежним связям, Светлане удалось его устроить фиктивно, дворником при их поликлинике.

Переборов, наконец, свою дрожь в руках, что возникала у него после аварии всякий раз, как приближался к машине, Сергей определился торговым представителем одной именитой компании по производству бытовой химии. Белые «газели» с ярким логотипом по всей области развозили хорошо разрекламированную продукцию. И зарабатывали неплохо. Серёга – ровно до того момента, как попался однажды на глаза Михиной матери. Она тут же поставила на уши судебных приставов, и Серёга, начавший было вольготно жить и трудиться, тут же уволился, не желая делиться львиной долей заработка с этой ушлой мадам и её сыночком-предателем. Машина давно была отремонтирована, Миха продолжал свою разгульную жизнь, только дружки у него были новые, не знавшие истории с Серёгой.

Возврат долга

Сергей, когда оказался не у дел, вынужденно покинув место торгового представителя, устроился на рынке же грузчиком. Собрать-разобрать палатки, привезти-увезти баулы с товаром. Без оформления, и основная часть дня свободна. Конечно, больших денег это не приносило… Однажды ушлая мадам, Михина маман, узрела Серёгу восседающим в одной из палаток, где он завёл шуры-муры с молоденькой продавщицей одежды. Судебные приставы были вновь поставлены на уши. И Серёге настоятельно порекомендовали в ближайшем времени рассчитаться, наконец, с долгом.

Он узнал точную сумму, которая оставалась, и пообещал в течение месяца решить вопрос. Так как официально он по-прежнему числился дворником в поликлинике, квартира приватизирована не была, следовательно, имущества за ним не числилось никакого, то его обещание было для приставов мёдом в уши.

А Серёга решил устроить для назойливой и наглой мадам, по чьей милости его осудили на реальный срок, финальный фейерверк. Став реализатором мужских курток, он знал, что требуемую сумму заработает быстро, расчёт был ежедневный. По рынку курсировало несколько «чайников» – самозанятых граждан с самодельными тележками, на которых развозили чай, кофе, сладости. Сергей со всеми свёл быстрое знакомство и посвятил в свою идею…

Когда приблизился срок уплаты, Сергей позвонил в службу приставов, чтобы договориться о точном времени передачи остатка денег. Ему сказали, что можно просто перечислить безналично на такой-то счёт.

– Нет, передача денег состоится при свидетелях, из рук в руки, в кабинете пристава, наличными! И с получением расписки, что долг погашен.

Серёга явился с большой тяжёлой сумкой. А дальше было вот что. В помещении, где сидели четыре тётеньки-пристава, раздался истошный крик. На него устремились сотрудники из других кабинетов. На полу между столами была постелена газета. На ней возвышалась гора мелочи, которую Сергей высыпал из своей сумки. Кричала не своим голосом разгневанная Михина маман.

Приставы старались сохранить строгий вид, но это получалось неважно, так что некоторые выскакивали из кабинета и неслись подальше, чтобы вволю поржать. У «чайников» Серёга наменял много монет. Среди них преобладали рублёвые и пятидесятикопеечные.

– Будете пересчитывать или так подпишете акт о получении? – спросила ответственный пристав, под чьим патронажем и проходило это дело. Ей было явно не до смеха…

– Буду пересчитывать! – грозно взревела одураченная мадам. Она явно намеревалась уличить должника в недостаче. Кто-то заикнулся было о весах, но мадам так зыркнула на советчика, что пришлось прикусить язык.

Серёга уселся на стул. Входили и выходили клиенты, которым было назначено, аккуратно обходили деньги на полу, над которыми на корточках ползала пунцоволицая дама, выстраивая монетки столбиками, чтобы не сбиться, и отмечая что-то на листочке.

Серёга положил нарочно лишних монеток, чтобы посмотреть, сойдётся ли у его врагини сумма. У неё всё сошлось! Несколько часов продолжалось это действо, о котором после ходили байки. В заключение, когда акт передачи был подписан, дама спохватилась:

– А как же я всё это понесу? Пусть отдаст вместе с сумкой!

Тут уж и приставы возмутились: с какой стати? В постановлении суда была указана сумма, но без подробностей – какими именно деньгами надлежало выплатить долг. И уж совсем ничего не говорилось о том, как она будет забирать свои деньги. Мадам позеленела и стала звонить Михе, чтобы он привёз ей сумки, на его вопросы зло шипела, что всё расскажет потом. Серёга в это время распрощался с приставами, которые украдкой выказывали ему своё одобрение – кивком, большим пальцем, подмигиванием. У бывшего должника не было желания сталкиваться в дверях с бывшим дружком. За которого мама ходила выколачивать неправедные долги.

Личная жизнь

В скором времени Серёга устроился работать в автомагазин, по льготному кредиту приобрёл себе «тачку», а потом и женился.

Правда, прожили они недолго и разбежались с жутким скандалом. Серёге надоели вечные придирки и стенания о том, как мало он приносит денег. И разборки жены с его матерью. Его благоверная сидела дома, в окружении бессчётного количества баночек, тюбиков, шкатулочек с косметикой. Батарея бытовой химии конкурировала с небольшим хозяйственным магазином.

Обеих с Татьянкой приходилось одевать не однажды за сезон, и в самое лучшее. При этом его встречали с работы с недовольной миной: суп ещё не доварился, Татьянка вымотала все нервы, требуя прогулки, а хлеб, молоко и майонез закончились, как и памперсы. Лёгкий на подъём Серёга летел в магазин и аптеку (а позвонить нельзя было, чтобы забежал с работы?), потом одевал ребёнка и с бурчащим животом катал по району в коляске или на санках. О подходящей подстилке и штанах на вате родители не побеспокоились, и ребёнок простудил почки. Гулять пешком считалось слишком зазорным: упадёт, схватит грязь, убежит…

Деньги на обед и сигареты Серёге выдавались. Всё свободное время он таксовал на недавно купленной в кредит машинке. Однажды в нервном из-за очередного скандала состоянии ему пришлось сесть за руль. Хотел отдохнуть, но ненаглядной шлея под хвост попала. Плюнул да поехал. На светофоре чуть замедлился и в зад получил от горячего джигита. Подлянка была ещё и в том, что жена выгребла все мани, а страховка на днях буквально закончилась. Собственно, из-за этого он и поехал подзаработать… Ремонт с просроченной страховкой влетел в копеечку и тянулся бесконечно.

Последней каплей стало празднование в кафе дня рождения чьего-то малознакомого родственника. Отвыкшая от тусовок мадам отрывалась вовсю. Выпив со всеми, добавляла себе потом сама, беззастенчиво клеилась к дядькам, смачно целуя распухшими фиолетовыми губами, тащила танцевать, бесстыдно сверкая декольтированной блузкой. На Серёгины сердитые реплики – а он тоже изрядно выпил – отмахивалась и пьяно гримасничала. С большим трудом удалось усадить её в такси.

Дорогой они продолжали ругаться и вернулись домой заклятыми врагами. Серёга закатил ей сцену ревности, оскорбления сыпались бессчётно с обеих сторон. Когда была в нелестном контексте задета его мать, Светлана, Серёга рассвирепел. Татьянка рыдала на руках у бабушки в другой комнате, соседи стучали в стены, Серёга кидал зарвавшейся дряни её шмотки.

Примерно через час приехало такси и увезло Татьянку и её мать к дедушке. Бабушка и дедушка давно жили врозь. Спихнув взрослую дочь её отцу, Татьянкина бабушка кинулась менять мужиков. Похоже, яблочко недалеко укатилось.

Вместе Серёга с женой больше не жил, вскоре они развелись…

Глава 13. Кэтрин. ПМЖ – Германия

Немецкий и английский Пашка знал довольно сносно. У Кэтрин было гражданство, поэтому каких-то особых трудностей у них с адаптацией не возникло. Ему пришлась по вкусу традиционная немецкая еда – охотничьи колбаски, кислая капуста, эль… Заоконный пейзаж тоже был приятен, особенно, когда зацвели весной посаженные Кэтрин клумбы.

На своём небольшом участке при доме Кэтрин разводила цветы. Здесь не принято было делать грядки с картошкой-морковкой-капустой. Да она бы и не смогла этим заниматься: огородница была никакая. А вот цветы высаживала охотно. И гармоничная душа просыпалась, когда по утрам Кэтрин выходила из дома и видела свои цветущие клумбы и осознавала, что она своими руками произвела такую красоту. Это было не столько садоводство, сколько творчество. Пришедший наконец в себя Павлик отдавал должное причудливым клумбам. Они оба не любили букеты дома. Цветы должны расти. Сорванные цветы – это как произведение искусства, выкинутое на помойку. Краткое цветение, удушливый запах… Лучше было любоваться в окно или выйдя на крылечко. На простор, на воздух. Вот тогда красота эта была органичной и грела душу.

Всё у них складывалось в общем-то неплохо. Конечно, если не считать того, что поблизости не было никого из хорошо знакомых. Но их и в России уже осталось не так много.

Через интернет не прекращали переписываться с Ольгой, Лёней, иногда что-то писал Сергей. Бывало, что разговаривали с Серёгой или Танюшкой по скайпу.

На соседей Павел особого внимания не обращал, это не в многоквартирном доме, «guten Tag» при встрече – и довольно с них.

Окончил компьютерные курсы, которые были больше для проформы, для бумажки, потому что всё, чему учили, он и так давно уже знал и умел почти в совершенстве. Работать устроился в фирму, которая занималась сервисным обслуживанием компьютерной техники, установкой ПО. Мотался по разным адресам, как самый молодой, заодно и город узнал, ремонтировал чужие компьютеры, ставил антивирусы, восстанавливал повреждённые данные, устанавливал новые программы. Кэтрин… чем занималась Кэтрин, он как-то не особо интересовался, – чем-то музыкальным, вроде бы, преподавала и выступала. Куда-то уходила, потом приходила, рассказывала обо всём неохотно. Чаще они молчали. Кто приходил первым, тот готовил еду. По выходным иногда ездили по магазинам или в кино, Кэтрин приобретала также билеты на концерты классической музыки.

Посмотрев на ассортимент магазинов одежды и то, как одеваются здесь люди, Кэтрин покопалась в интернете и села за швейную машинку. Не хватало ещё переплачивать за посредственные вещи!

Она предпочитала сдержанный, не лишённый шарма стиль без излишеств. Впрочем, в чопорности и отсутствии вкуса её едва ли кто мог заподозрить. Точёная фигура позволяла выглядеть презентабельно в одежде любого фасона.

Для брата шились брюки, толстовки, куртки, а также стильные рубашки и жилетки «на выход». Павел не капризничал, вполне полагаясь на мастерство сестры. Для него было главное – чтобы удобно и не стрёмно. Хотя и магазинный ассортимент ему казался не таким уж убогим.

Кэтрин вела историю музыки в консерватории и параллельно обучала детей в музыкальной школе. Изредка участвовала в сборных концертах и каких-то конкурсах «местного значения», если приглашали. Сама не особо к этому стремилась. Так внезапно погибший Юрий, неистребимая игромания Генки, кривой зигзаг Серёги, продажа ателье и разорение музыкалки, наконец, страшная и нелепая смерть от цунами родителей, а сразу следом ушёл Олег – всё это било по ней изуверски точно. Не подавая виду, Кэтрин страдала молча, внутри, им с Павлом надо было просто выжить среди каверз холодного мира.

В родном Магдебурге это оказалось проще. Волнующий душу запах Эльбы! Кажется, он доносился отовсюду. Все мосты, все берега исхожены, летом там было такое раздольное купание! И замирание от трепета перед величественным зрелищем – водопадом… Но теперь вода вызывала всегда безотчётную дрожь.

Маленький костёл «Собор наших милых женщин», построенный в незапамятные времена каким-то неведомым рыцарем, – там проходили разные выставки, Кэтрин с мамой часто их посещали. Незабываемые походы в оранжерею среди маминых учеников, а весь путь повторяли на русском названия предметов и растений, явлений природы, и рассказ на экскурсии, и взгляды вскользь на встреченных детей из семей советских военных, робкие знакомства и совместные игры. Книжный магазинчик на углу, с его неповторимой атмосферой, пожилой герр Шульц всякий раз с таинственным видом подводил девочку к одной из дальних полок с занятными новинками.

А любимый Норд-парк, где каждую весну распускалось несметное количество синих-синих цветов! А ещё собор, куда её водила строгая бабушка, принакрыв волосы чёрной ажурной шалью. Чистые ровные тротуары и дороги, приветливость продавцов Кэтрин смогла оценить только в сравнении с российскими…

Конечно, всё здесь было связано с Магдой (интересно, её назвали намеренно в честь родного города?). Но эти детские воспоминания, как и горечь от разлуки, уже притупились. Кэтрин бережно хранила фотографии мамы, видела в зеркале много общего с ними. Но видимо, всё сложилось так естественно, что боль утраты была прожита тогда безвозвратно. Кэтрин сама увидела, во сне: мама превратилась в белую птицу. И приняла это с печалью неизбежности, в ребячьей наивности думалось даже: птица – это хорошо. Новая семья уже баюкала её своими заботами, отношениями, правилами. Казалось, она всё детство ждала этого человека, которого сможет назвать отцом и который показался ей гораздо лучше всех мужчин, с кем ей за 11-летнюю жизнь пришлось сталкиваться. На военных в своём городе она всегда смотрела с опаской (сохранённой в генах?) и была рада, что её Vatti – не один из них.

Неожиданный трагический уход из жизни отца и его жены (какой же близкой и по-настоящему родной стала за эти годы Лиля!) подкосил незыблемое, на раз сделав её старшей в семье. Лёня ушёл в науку и обосновался в Петербурге, он «крепкий орешек» и себе на уме, привык быть самостоятельным. Павлик нуждался в незаметной опеке. Возиться с компами ему нравится, и что за печаль – не получил высшее образование? Захочет – наверстает, сейчас встать на ноги и найти себя в этом мире – главное. С каким простым и естественным выражением он кладёт в шкатулку денежку «на хозяйство», Павел непременно гордился бы своим сыном.

Глава 14. Марина в Кении

От Маришки долго не было никаких вестей.

Раздосадованная отношением родных к её браку с Ортего, девушка (новоиспечённая госпожа Оконджу!) вскоре вернулась с ним в Москву. Последний год доучивалась нервно, торопясь, уже предвидя, что работать по специальности ей вряд ли доведётся. Хотя продолжала изредка подрабатывать, брала интервью у интересных людей, составляла какие-то обзоры. Однако новая идея владела всеми мыслями. Ортего обещал увезти её в свою жаркую страну, где никто не помешает им строить собственную семейную жизнь. Маришка лишь изредка переписывалась через интернет с Ольгой и Кэтрин, но и им о важном событии сообщила уже в последний момент. Диплом был получен, оформлены визы, собраны чемоданы.

«Марина, ты всё продумала? Ведь много случаев, когда…»

Дальше она и читать не стала. Сколько же у людей предрассудков! Мы не в каменном веке, сейчас везде есть связь, если ей не понравится, в любой момент можно возвратиться! Эта привычная жизнь никуда от неё не денется. Ортего такой милый, такой страстный, так её любит, как они могут этого не понимать. Всё остальное уже стало пресным и надоевшим, размаха не хватает и адреналина, хочется вырваться на свободу и насладиться шокирующей природой Африки. Джунгли, крокодилы, жара и «туземные племена», где все чернее сажи. Она непременно выучится готовить их национальные блюда и научит готовить свои, они примут её в свою семью, Ортего говорил, как высоко у них ценятся белые девушки.