На пороге

– И ещё Стёпа Павленко, – вернул Ложкина с небес на землю Андрей Георгиевич. Ложкин ухмыльнулся, оценив внезапную колкость поправки.

– Скажу тебе по секрету, – Фёдор заговорил тише, – меня сводит с ума связь! Но не времён и поколений, а эта проклятая мгновенная связь! Как?! Чёрт возьми, я не понимаю! И эта его таинственная телепортационная установка. Ты что-нибудь знаешь?

– Кое-что мне Стёпа рассказывал, – уклончиво ответил старик.

– Что? – Ложкин нетерпеливо вскочил.

– Ну, я не знаю подробностей. Так, мелочи. – Юрковский темнил, но Ложкин ждал от него объяснений. – В общем, там какая-то установка, исповедующая принцип дополнительности Бора. В системе три основных звена: инфра-корпускулярный резонатор и два когерентных тахионных осциллятора. Что-то там с какими-то новыми частицами, что-то про корпускулярно-волновой дуализм, я толком и не знаю…

– Погоди-погоди! – Ложкин уселся обратно и начал тарабанить пальцами по столу. – Неужели Павленко играет со временем? Ты это хочешь сказать? Клянусь Циолковским, это опасно! Ведь доиграется же, стервец!

– Ты думаешь? А мне хочется верить в его успех.

– Я нисколько не сомневаюсь в его компетенции… Вот! Слушай! Теперь мы просто обязаны его обогнать! Наша установка должна появиться раньше, чем его! – Ложкина не смущала разность областей работы, ему вдруг просто стало интересно соперничество со старым конкурентом. Юрковский понял, что это может навредить работе, и нанёс внезапный удар, иначе и не скажешь.

– Кстати, Федя, а как там поживает майор Груздев?

– Кто? – не понял Ложкин.

– Ну, Роман Петрович.

– А, Рома. – Ложкин моментально сник. – Да нормально поживает.

Сергей не понял, какое влияние оказал этот простой вопрос, но мгновенно уловил перемену. Мысли Ложкина по-прежнему оставались для него недоступными, но вот Юрковский… Он мыслил какими-то образами, довольно смутными, но словно бы выдернутыми из прошлого. Словно бы есть некий план, продуманный, осторожный, и Юрковский этого плана неукоснительно придерживается. В этом странном и пока неясном плане задействованы и Ложкин, и… Сергей. Андрей Георгиевич моментально сменил тему разговора и больше в мыслях к своему плану не возвращался.

Но стало ясно, что этот старик вовсе не так прост, как пытается казаться. Сергей вернулся к расчётам.

***

Третий день был полностью посвящён исследованиям и экспериментам. Проверялись гипотезы Юрковского, строились первые элементы будущего оружия. Ложкин по-прежнему избегал называть Сергея по имени.

– Эй, ассистент! Подойди-ка. Следи за экраном, если до восьмидесяти дойдёт, сбрасывай до жёлтой отметки. Понял? Работай.

Сергей молча покорялся, сдерживая раздражение. Он снова и снова пытался пробиться за мыслеблок Ложкина, но слышал одно и то же…

Кто-то кушал самогон из горла,Кто-то думал, как бы развязать войну!Кто-то красил ногти, кто-то пачкал вёдра,Кто-то просто жил в каком-нибудь краю!

Ложкин временами начинал ухмыляться, словно знал о неудачах Сергея. Мамонтов продолжал работать, стиснув кулаки.

Их безмолвную борьбу сознаний прервало появление Юрковского. В руках тот нёс небольшую картонную коробочку, украшенную красной лентой.

– Что это? – заинтересовался Ложкин.

– Послание от прадедушки получил. Подарок и письмо. – Старик выглядел счастливым: он всегда радовался весточкам от своей большой семьи. – Пишет, что у него недавно стало одним внуком больше.

– То есть, ты обзавёлся ещё одним дядей? – усмехнулся Фёдор. У него самого не было семьи. Все родные погибли в какой-то катастрофе, насколько знал Сергей. А вот у Юрковского полно родственников. Прадеду недавно стукнуло сто десять лет – возраст, конечно, далеко не предельный. Всё-таки не каменный век на дворе, люди и до полутораста, и до двухсот лет доживают.

Сергей попытался воспользоваться заминкой и проникнуть в сознание Ложкина. Знаменитый учёный думал интенсивно, сразу несколькими параллельными потоками, совмещая интересное с полезным. Он одновременно совершал какие-то подсчёты, строил планы, вертел в голове объёмные чертежи, слушал Юрковского, вспоминал о семье…

И над всеми этими потоками мыслей гремела дьявольская песня, заглушая всё остальное.

Только я не думал, ничего не видел,И вообще сегодня на всех забил!Я уткнулся тупо в телевизорИ смотрел его из последних сил!

Ложкин не ослаблял хватку ни на секунду. Сергей отвернулся, признавая своё полное поражение.

***

Четвёртый день ознаменовал собой историческое событие: начало сборки земного эквивалента оружия дарков. В дальнем помещении лаборатории рядом с первым столом, где покоилось грозное оружие, появился второй. На нём-то и началась сборка под чутким руководством Ложкина.

Сергей, позабыв про обиды, работал с воодушевлением. Он так же проникся уверенностью, что новое оружие способствует перелому в войне с дарками. Он вспомнил отрывочек из одного романа старинного писателя Снегова: «Но мы узнали, как высоко достигнутое иными существами могущество, как огромны добро и несправедливость, схватившиеся между собою в галактической схватке, и как неизбежно всё это заставляет человека, лишь вступившего на звездный путь, втягиваться в не им начатые споры, ибо, кроме него, некому их решать окончательно»2. Как это точно! Идеально подходило к нынешней ситуации, где человечество оказалось ввязанным в жесточайшее противостояние лайтов и дарков. Но человечество пока не равно этим расам по могуществу, и именно это пытались сейчас исправить Ложкин с Юрковским.

– Где расчёты? – Ложкин нетерпеливо топал ногой, выжидательно глядя на Сергея. Подхватив распечатки, юноша поспешно вложил их в руку Фёдора. Тот немедленно принялся их изучать, временами говоря: «Так. Интересно». Минутой позже он поднял голову: – А это что?..

– Я позволил себе упростить… усовершенствовать систему, – взволнованно промямлил Сергей, даже не представляя, как Ложкин отреагирует на его инициативу.

Ложкин вновь взглянул на расчёты и вдруг улыбнулся.

– Блестяще, ассистент! Просто блестяще! Юрковский был прав, у тебя светлая голова! Пойдём-ка со мной, посмотрим, что ещё можно упростить… Андрей! Слышишь? Давай с нами!

Втроём они потратили на расчёт новой схемы примерно час. Иные бы возились месяцами, но знаний и навыков этих троих с лихвой хватало для быстрого решения любой проблемы. За этот час им удалось повысить в два с половиной раза мощность установки, при этом почти не увеличивая её массу.

– Блестяще! – повторял Ложкин. Его переполняло вдохновение, всё ему сегодня давалось легко. Он вывел из своего кибермозга голограмму опытного образца оружия и показал своим коллегам. – Вот, друзья, посмотрите! Так это будет выглядеть! А назову я наше детище – «Стэн».

– С нами посоветоваться не хочешь? – улыбнулся ему Юрковский.

– Не хочу, – упрямо заявил Ложкин. – Без меня вы бы этот орешек ещё год пытались раскусить. А теперь, господа хорошие, прошу оставить меня одного. И Ольгу тоже гоните. И до обеда не возвращайтесь, ясно? Всё!

Сергей покидал лабораторию со смешанным чувством обиды и обделённости. Ему тоже показалось несправедливым, что Ложкин сам решил дать название их общему проекту. Но в чём-то Ложкин всё-таки прав: без него нельзя было и мечтать о таких темпах работы. Он заставлял трудиться всех с утра и до вечера, и сам пахал за десятерых. Он постоянно подгонял своих коллег, и те работали с интересом, всех охватило общее воодушевление. И только сейчас, когда трое выдворенных из собственной же лаборатории учёных уселись в столовой на втором этаже главного здания института, все вдруг почувствовали безмерную усталость и желание просто посидеть несколько часов и отвлечься на что-нибудь, не касающееся работы.

Столовая была почти пуста. Только где-то в уголке спал, навалившись на стол, какой-то бледный мужчина, временами укладывая голову то на правое ухо, то на левое. Ольга прошлась к автоматам и заказала обильный завтрак на троих. Пока её не было, Сергей заговорил с Юрковским.

– Андрей Георгиевич, я считаю, что рано начинать сборку оружия. Данные исследований предварительные, нужны новые эксперименты. К чему такая спешка?

– Знаете, друг мой, за долгие годы знакомства с Ложкиным я понял одну важную вещь: Ложкин никогда не ошибается, когда речь касается науки. Сотрудничать с ним, значит присутствовать при работе ума запредельной силы. Это не значит, конечно, что он непогрешим. Но я ему верю. Если он думает, что пришло время сборки, то лучше ему не мешать. В конце концов, мы всегда можем разобрать образец, внести изменения и собрать заново, верно? – Старик откинулся на спинку стула и со скукой посмотрел в потолок. – Серж, вы когда-нибудь задумывались о предназначении разума?

Вопрос застал Сергея врасплох, и он промолчал, не зная, что сказать.

– А вот Ложкин считает, что разум – это высшая форма порядка. Это величина, в которой стремится выразиться жизнь. Разум, по его мнению, оправдывает любые действия, любые цели, если это способствует практической стороне дела. – Юрковский вздохнул и выпрямился, сложив руки на столе. – Но знаете, Серж, он забывает о том, что разум лишь орудие в руках человека. Разум должен быть полезен, иначе… Ну вот зачем человеку разум, если он не может и не знает, как его применить? А я считаю, что разум должен служить добру. Даже не так: разум – это и есть способность распознавать добро. Всё, что от злого – неразумно. – Старик улыбнулся, глянув на юношу. – Вижу, вы со мной не согласны. Это ваше право. Но задумайтесь об этом, когда вам будет столько же лет, сколько мне.

Завтракали в тишине. Сергей закончил первым, и, поднявшись из-за стола, попытался сообразить, что же ему делать дальше. Очень хотелось увидеть Юлю. За эти несколько дней они виделись только во время обеда в столовой, но так и не смогли толком пообщаться. Сейчас Юля где-то в лабораториях, и найти её представлялось задачей сложной, может даже невыполнимой.

Сергей направился в парк. Юля говорила, что у неё где-то здесь есть собственный уголок, но где он Сергей не знал. Поэтому он просто побрёл по каменистой дорожке, петляющей между кустарниками и деревьями. По небу неспешно плыли белые тучки, солнце стояло высоко. Временами возникал лёгкий ветерок, приносящий прохладу и яркие запахи цветов. Молодой учёный бесцельно бродил по лабиринту парка, погружённый в размышления. Он заметил скамейку и решил присесть. Над скамьёй распростёрлась тёмная пушистая крона какого-то дерева, и, оказавшись под ней, Сергея сразу стала затягивать дрёма.

В тени было хорошо. Мирно шелестели листья, лицо обдувал свежий ветерок. Сознание начало проваливаться сквозь зыбкую вязь сновидений. Сергей и не заметил, как быстро пролетело время и как тени, постепенно смещаясь, стали совсем короткими. Солнце замерло в зените, его лучи падали почти отвесно. Сергею представилось, что широкая крона дерева над ним – это огромный зонтик, защищающий от палящих лучей.

Он вдруг услышал птичью песню и поднял голову. На ветках сидели десятки птиц и смотрели вниз, на Сергея.

Они молчали.

Юноша не сразу это понял. Песня звучала в мыслях птиц, но они молчали. В их крошечных сознаниях было тесно, человеческому разуму было в них не просторно. Сергей видел мысли этих маленьких созданий и чувствовал их странный страх, их неуверенность и их надежду. Да, они смотрели на человека с непонятной надеждой, одновременно примиряясь с собственной обречённостью.

Они чего-то ждут. Они чего-то боятся. Они что-то знают. Сергей вскочил, взволнованно оглядываясь. Почему, почему они не поют своих песен?.. Юноша вздрогнул. Он вдруг почувствовал рядом с собой некий чужой разум, нечто необычайное и неведомое. Существо смотрело на Сергея из ниоткуда. Юноша коснулся сознания этого существа, но то ни о чём не думало. Оно лишь смотрело и… насмешливо ухмылялось.

Сергей поспешил обратно к институту. Ему показалось, что за спиной кто-то рассмеялся, но он не был в этом уверен. Чужой взгляд пропал, растворился, и в главное здание юноша входил успокоившимся. Странная тревога исчезла подобно мимолётному мороку.

В столовой уже не было Ольги, зато Юрковский переместился в уголок, где играл с бледным мужчиной в шахматы. Сергей подсел к ним и стал наблюдать за игрой. Обдумывая ситуацию на доске и вглядываясь в сознания игроков, он не мог сказать, на чьей стороне окажется успех.

– Скоро пойдём в лабораторию, – сказал юноше Юрковский. Сергей кивнул. Уже минут через пять стало понятно, что старик проиграет партию, и, приближая неизбежное, он сдался сам. – Спасибо за игру, – поблагодарил он бледного мужчину и поспешил на третий этаж к горизонтальным лифтам. Сергей не отставал. Сюда же через минуту подошла и Ольга, и они все вместе отправились в лабораторию.

Уже на пороге учёные почувствовали сильный запах гари и тяжёлой краски. В дальнем помещении лаборатории колдовал Ложкин. Свешивавшиеся с потолка тонкие манипуляторы заканчивали собирать корпус нового оружия. Сергей пригляделся: системный блок «Стэна» походил на серебристый сплюснутый ящик, из которого торчало трёхметровое дуло и какие-то тоненькие трубки, выходившие параллельно стволу, но затем под острым углом соединявшиеся с ним. На соседнем столе покоилась пушка дарков.

Сергей обернулся на своих коллег. Ольга уже думала о первых испытаниях оружия, хотя время для испытаний ещё явно не пришло. Юрковский думал о том, что два лежащих рядом орудия похожи как такса и волк. Строение общее, но внешний вид абсолютно разный. Ложкин же…

Этого негодяя было ничем не пронять. Он стоял спиной к вошедшим, и, казалось, их не замечал. Но прочесть его мысли у Сергея всё равно не получалось.

Кто-то строил небоскрёбы,Кто-то магазины громил,Кто-то был всю жизнь серьёзным,Кто-то думал, что счастливым был…

Фёдор не позволял своему разуму расслабиться. Он всегда помнил о способностях Сергея, и каждый миг был готов защищать собственный разум от посягательств.

– Мы станем богатыми! – обернулся к коллегам Ложкин, предварительно приказав манипуляторам спрятаться под потолком.

– Ты только о деньгах и думаешь, – без интонаций сказала Ольга, направившись к информационным экранам. Юрковский обошёл несколько раз вокруг «Стэна», придирчиво осматривая каждую деталь и закрывая нос от запаха краски. Сергей запустил вентиляционную систему в ускоренном режиме. Под потолком загудел воздух.

– Ты несправедлива, – громко продолжил Ложкин, устало усаживаясь в своё кресло и удовлетворённо потирая руки. – Я и так богат, так что не заблуждайся относительно моих намерений. Деньги – это пошлость. Хотя бы потому, что без них не обойтись.

– Демагогия, – лаконично заключила Ольга.

– Почему? – Ложкин оскорбился. – Демагогия подразумевает лживость утверждений, а мои слова ты не сможешь ни подтвердить, ни опровергнуть. Что, кстати, и не удивительно. – Он слащаво улыбнулся, откинулся поудобнее и закинул ногу за ногу. – Половина людей на планете, – принялся объяснять он, – не способны рожать. Наверное, поэтому мужчины занимают себя философскими поисками, раз уж они не связаны инстинктами. Женщины же не видят смысла осознавать своё место во вселенной и искать собственное предназначение, так как думают, что уже знают ответы на эти вопросы. Заблуждения, наивные заблуждения.

– Ты думаешь, что занимаешься самопознанием? Ты занимаешься самообманом, Федя, – парировала Ольга, не глядя на своего бывшего мужа.

– Ты ничего не поняла, – по-мужски заключил учёный. – Возвращаясь же к цели нашего проекта, напомню, что «Стэн» – это новый шаг в развитии нашей цивилизации. Это прорыв, это гарантия нашей победы над дарками. Не забывай об этом!

– Это только копия оружия дарков, – скептически заметила Оля. – Пусть и с небольшими модификациями. У дарков есть это оружие, у нас будет это оружие. В чём же здесь прорыв?

– Нет-нет-нет! – гневно замахал руками Ложкин, вскакивая с кресла. – Разный уровень культуры подразумевает разные пути развития. То есть, нечто очевидное для дарков недоступно нам. И так же точно наоборот! То, что мы сделали, не укладывается в линии развития технологий дарков. Как не укладывается и в нашу линию развития. Понимаешь? Мы смешали их технологии с нашими! Это принципиально новое устройство, похожее на предшествующие аналоги лишь в деталях. – Он снова сел и затих, нахохлившись.

– Я уже забыла, с чего мы начали разговор, – равнодушно сказала Ольга.

– С денег, – добродушно напомнил Юрковский. Он посмотрел на Ложкина, но тот устало молчал, не желая продолжать беседу. Старик сказал: – Я думаю, Федя прав. Мы должны получить вознаграждение за свой труд. Хотя бы потому, что это позволит нам сохранить свои таланты до следующих открытий. Институт нам доверяет. Он вкладывает средства в наш проект. Мы же, если этично так говорить, тратим своё время и свои нервы, но в итоге мы трудимся во благо всего человечества.

– Не ходи кругом да около, – тихо буркнул Ложкин. – Деньги – прах.

– Но ты от них всё равно не откажешься, – повернулась к нему Ольга.

– И никто не откажется, – встал на сторону Ложкина Юрковский. – Но в чём-то Федя всё же прав. Ещё Пифагор осуждал богатство, говоря, что от щедрости оно гибнет, а скупость не даёт им воспользоваться.

– Люди гибнут за металл, – совсем уж тихо пробормотал Ложкин. Он вдруг совсем сник, безвольно развалившись в кресле. – Деньги – это только товар. Хватит о них.

– Сам же начал, – по-женски заметила Ольга. – Я твою проповедь уже слышала в космопорту. – Она вновь посмотрела на экраны, следя за строчками выводных расчётов мощности. – Я боюсь, что это оружие может стать началом конца человечества.

– Снова пророчества, – странным голосом сказал Ложкин. Он понимал, что бредит.

– В спасении гибель, так? – неуверенно произнёс Сергей, подключаясь к беседе. Ольга кивнула ему, одновременно и соглашаясь, и одобряя. Юрковский усмехнулся.

– Знаете, друзья, – сказал он. – Мне вспомнился один интересный случай. Когда-то в далёкой древности при дворе французского короля Людовика XIV проповедовал один священник. И свою проповедь он закончил так: «Мы все умрём, братья!». В этот момент вошёл сам король и недобро посмотрел на этого священника. Священник тут же поправился: «Мы почти всё умрём, братья!».

Сергей непринуждённо рассмеялся – история ему понравилась. Юрковский стоял смущённый. Ольга улыбалась. Затем её лицо выразило неподдельную тревогу. Она вскочила.

– Андрей! Кажется, Феде плохо!

Ложкин лежал в кресле без сознания.

***

Вечером за ужином Сергей повстречал Юлю. Они сидели за одним столиком: он неспешно опустошал стакан сока, она задумчиво перебирала по тарелке кусочки фруктов, выстраивая из них забавные рожицы. Разговор не клеился. Сергей с тоской подумал, что им не о чем говорить. Куда-то пропало то странное светлое чувство, охватившее их при первой встрече.

– Как работа? – неслышно спросила Юля.

– Успешно. Бывает тяжело, но я справляюсь. – Он отвечал односложно, с трудом подыскивая слова. – Юрковский и Ложкин – с ними интересно работать.

– Я сегодня видела их, – сказала девушка. – Поздоровалась с Ложкиным, а он меня, кажется, даже не заметил.

– Утомился. Заработался. Он сегодня сознание потерял: надышался краски.

– Вот как? Плохо. – Юля вздохнула.

– Я пойду, пожалуй. Я рад был тебя увидеть. Правда. Сегодня был длинный день.

– Да, – согласилась она. – Пока.

На волне безмыслия и равнодушия Сергея вынесло на третий этаж. Здесь он очнулся, с удивлением глядя на открывшуюся перед ним картину. Перед замершим Ложкиным стоял огромный, по сравнению с учёным, Леонид и держал его за отворот рубашки. Рядом была Ольга, испуганно переводившая взгляд с одного на другого.

– Что? Приревновал? – спокойно говорил Ложкин. – Напрасно. Знаешь, гигант, отпустил бы ты мою рубашку, пока тебе плохо не стало.

Он абсолютно не боялся. Казалось, ему всё равно.

– Лёня, отпусти его, – жалобно попросила Ольга.

– Вот, слушайся женщину, сын льва, – тут же подхватил учёный. – Усмири свои гормоны и пойди конфетку съешь, полегчает. Ну чего ты вылупился, как дикобраз на капусту?

– Ты! – злобно прорычал Леонид, отводя вторую руку для удара. Ольга вскрикнула. Сергей бросился вперёд, ещё сам не понимая, что собирается сделать. Но делать ничего и не пришлось. То, что случилось дальше, он даже не успел толком рассмотреть: настолько быстро всё кончилось. Леонид почувствовал, как что-то вышибло воздух из лёгких, а затем какая-то огромная сила повлекла его в сторону и грохнула о стену. Так же неумолимо его оторвало от стены, и секундой позже мужчина обнаружил себя лежащим на полу с заломанной за спину рукой. Запястье болело, воздух отказывался входить в лёгкие. Перед глазами всё плыло. В ушах звенело.

– Ну вот. И стоило ли дёргаться? – как ни в чём не бывало спросил Ложкин, усевшись на поверженного противника сверху. Как и все толстячки, он плохо понимал свою силу, однако знал, что сила эта у него есть, и немаленькая. Ольга, прикрыв ладонью рот, нерешительно стояла рядом. Она помнила, как когда-то Ложкин с лёгкостью разметал трёх хулиганов, пристававших к ним в переулке. Это было давно, но женщина навсегда запомнила: Ложкин драться умеет и в обиду себя не даст. Она боялась именно за Леонида, понимая, что он явно недооценивает учёного и ввязывается в нечто, что не поднимет его в собственных глазах.

– Федя, отпусти его, – попросила Ольга, и Ложкин тут же слез со спины оппонента.

– Как скажешь. Вот видишь, сын льва, женщин надо слушаться. Особенно таких женщин. Ты ведь не хуже меня знаешь, что она умнее тебя. А умных надо уважать. – Он закончил бросаться сентенциями и посмотрел на Сергея. – Ты уже здесь, ассистент? Иш, примчался! Давай-ка со мной, у нас ещё много работы.

Ложкин в приподнятом настроении направился к лифту, и Сергей поспешил за ним.

***

Сгустились сумерки. Над парком зажглись фонари. Юля уверенно дошла по знакомой дорожке до своего уголка, её личного кусочка экзотического леса, и уселась на скамейке. Ей было одиноко. Невысокие деревца стояли неподвижные, недвижимые ни ветром, ни обитателями заповедника. Здесь было удивительно тихо.

Внезапно совсем рядом из темноты возник чей-то широкий силуэт. Юля вздрогнула.

– Ой!

– Кто здесь? – прозвенел в темноте не менее удивлённый мужской голос. Силуэт бесшумно приблизился и превратился в растерянного Ложкина. – О, так я тут не один. Откуда ты, прелестное дитя?

– Я… я работаю здесь, – справилась с внезапным волнением Юля.

– В институте? Чудно. – Учёный задорно улыбнулся и прочёл: – Ведь я институтка, я дочь камергера, Я чёрная моль, я летучая мышь. Вино и мужчины – моя атмосфера. Приют эмигрантов – свободный Париж!3

Он огляделся по сторонам и чуть тише спросил:

– Сударыня, вы не будете против, если я присяду рядом?

– Конечно, садитесь! – Юля спешно подвинулась: скамейка была неширокая. Ложкин грузно уселся и повернулся к девушке. В руках учёный держал два стаканчика мороженого.

– Хотите? – предложил он.

– Нет, спасибо, – вежливо отказалась Юля.

– Берите-берите! – настаивал Фёдор. – Одно яблочное, другое клубничное. Какое выбираете?

Немножко подумав, девушка решила:

– Яблочное.

Ложкин разочарованно надул губы, но отдал стаканчик со своим любимым мороженым без сожалений. Несколько минут они сидели и ели мороженое. Ложкин закончил первым и заёрзал на месте, дожидаясь, пока с начавшим таять лакомством справится его компаньонка.

– Вкусное, – сказала Юля, расправившись со стаканчиком. – Спасибо.

– Будем знакомы! – улыбнулся учёный. – Фёдор Ложкин, человек и пароход!

– Юля Назарова. Единственная и неповторимая.

Они весело рассмеялись. Одиночество отступило и забылось, знакомство обещало стать интересным.

– Что вас сюда привело в столь поздний час, Фёдор Борисович? – немножко смутившись, спросила девушка.

– Можно просто Федя. И давай на «ты».

– Хорошо, Федя, – уступчиво сказала она. – Так что?..

– О, я просто бродил в темноте в поисках красивых девушек! – пошутил Ложкин. – А если серьёзно, я навещал местечки, где посажены мои деревца. Я же здесь уже работал в своё время. – Он повернулся и указал куда-то рукой. – Вот там стоят две ёлочки. Это мы с женой посадили когда-то. С Олей.

– С Ольгой Власовой?

– Тогда у неё была другая фамилия, – приятно улыбнулся Ложкин. – Ох, как мы любили друг друга. Не знаю, что она во мне нашла, я совершенно не в её вкусе. Наверное, её поразили мои ум и обаяние…

Девушка хихикнула, но скорее для приличия. Учёный понял это.

– Не против, если я ещё прочту стихи? – спросил он.

– Я люблю стихи, – с женской рассудительностью заявила она. Ложкин вспомнил:

– Среди миров, в мерцании светилОдной Звёзды я повторяю имя…Не потому, чтоб я Её любил,А потому, что я томлюсь с другими.И если мне сомненье тяжело,Я у Неё одной ищу ответа,Не потому, что от Неё светло,А потому, что с Ней не надо света.

– Здорово, – тихо сказала Юля. – Очень красиво. И так чувственно…