О парике, павлине и загадочном документе. Или Невероятные приключения парижанки Франсуазы Бонне

О парике, павлине и загадочном документе

Или Невероятные приключения парижанки Франсуазы Бонне

Шарлотт Марешаль

© Шарлотт Марешаль, 2018

ISBN 978-5-4483-9896-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

«Лучше возьмем географию. Лондон – это столица Парижа, а Париж – это столица Рима, а Рим…»

Л. Кэрролл, «Алиса в стране чудес»

Эта история началась, кажется, в одно прекрасное майское утро, когда выяснилось, что муж Брижит внезапно сошёл с ума.

Лично мне Эрик Бриссар не нравился никогда, как, видимо, и я ему, и дело тут совсем не в пятнадцати годах разницы между нами, хотя и это важно. Только представьте себе – в юности он отплясывал на вечеринках под Бони Эм! Если он вообще когда-либо отплясывал и был юным. Но дело, как я уже сказала, не в этом. Эрик был жутким занудой. У него была скучная работа, серая внешность, средний интеллект. Шуток он не любил и, по-моему, толком их не понимал, хотя в компании заставлял себя улыбаться, и его вид неизменно вселял в меня уныние. Красивая, умная и талантливая Брижит вышла за него замуж три года назад по совершенно неведомым для меня причинам, и появлялась с ним почти везде, где мы встречались с университетскими друзьями и теми, кто так или иначе оказался вовлечённым в нашу компанию в последние годы. Какой-то древний инстинкт, может быть, инстинкт самосохранения, всегда заставлял меня бороться с эриковой занудностью, я подбивала друзей на шутки, в которых он был жертвой и мишенью, задавала разные оригинальные вопросы, чтобы дать ему шанс оригинально на них ответить, но всё напрасно. Рано или поздно, видимо, один из нас неминуемо сошёл бы с ума, и мне повезло, что жребий пал на Эрика. Правда, дальнейшие события показали, что радоваться этому совсем не следовало…

Но я забегаю вперед. На самом деле события развивались так. В субботу 15 мая мне позвонил наш общий приятель Лоран и голосом, полным тревоги, сообщил, что, как ему кажется, у Бриссаров что-то стряслось. Как раз в этот момент я старалась не запачкать трубку зелёной маской, которую приготовила собственноручно из авокадо, наложила на лицо и теперь не могла снять до тех пор, пока не высохнет лак на ногтях. Ногти я почему-то начала красить после нанесения маски. Не подумайте, что я всегда такая рассеянная. Как раз наоборот, друзья восхищаются моим здравым смыслом и предусмотрительностью, а это о чём-то да говорит. Спишем инцидент с авокадной маской на игру случая.

По тем или иным причинам мой голос, наверное, тоже прозвучал озабоченно, когда я спросила Лорана, что, чёрт возьми, он имеет в виду.

Он ответил, что полчаса назад позвонил Брижит, чтобы договориться насчёт их делового рандеву с новой пассией Лорана, которая мечтала пробиться на сцену Лидо1 (Брижит работала там костюмершей и считалась в нашем кругу кем-то вроде проводника в мир искусства), но Брижит не застал, а услышал в трубке странное бормотание, которое сначала принял за работающее радио, но потом понял, что голос принадлежит Эрику. Тем не менее, он (голос) вёл себя так, как если бы исходил из радиоприёмника, то есть на вопросы не отвечал, говорил не переставая, а главное, нёс абсолютную бессмыслицу.

Это, на мой взгляд, не было тревожным сигналом. Всё, что когда-либо говорил Бриссар, как правило, не имело никакой особенной смысловой ценности. Тем не менее, сообщение Лорана слегка меня обеспокоило. К тому же маска на лице начала подсыхать, и я вынуждена была перейти к конкретным шагам.

– Ты дозвонился до Брижит? – спросила я.

– Нет, её мобильный не отвечает, как всегда, – ответил Лоран. Что правда, то правда. Брижит исправно носила мобильный в сумочке, но проблема была в том, что с сумочкой она расставалась при любой возможности – в кафе вешала на соседний стул, на работе убирала в шкаф, а дома забрасывала в гардеробную. При этом её телефон частенько звонил беззвучно – Брижит старалась не привлекать к себе лишнего внимания. Таким образом, чтобы разговор состоялся наверняка, приходилось звонить ей домой, что и проделал Лоран, теперь явно об этом жалевший.

Я пообещала, что возьму на себя поиски Брижит и прояснение ситуации, постаралась избавиться поскорее от Лорана и обнаружила наконец, что половина кнопок на телефонной трубке покрыта маслянистой зелёной субстанцией, но зато лак на ногтях полностью высох. Прикинув, что за то время, что я проведу в ванной, с супругами Бриссар вряд ли случится что-то непоправимое, я побрела к раковине смывать маску, на ходу пытаясь счистить зелень с кнопок. И тут телефон зазвонил снова.

Я вспомнила про громкую связь (лучше поздно, чем никогда) и нажала нужную кнопку. Из трубки раздался голос моего друга, Марка:

– Привет, бэби! – поздоровался он. Всю последнюю неделю Марк примерял на себя ковбойский образ, и, надо сказать, это становилось утомительным. Он был актёром, настоящим актёром – играл в кино и театре, был высоким, темноволосым и обаятельным. – Какие планы на сегодняшний вечер?

– Марк, я не могу разговаривать. Я перезвоню.

– А, так ты не одна? Кто он, скажи, и я пристрелю его, как бешеного койота!

Ну вот. Почему люди искусства не могут вести себя как все? Зачем мучить других людей, не давая им пройти в ванную смыть маску, чтобы позвонить своей рассеянной подруге, муж которой ведёт себя странно и бормочет несуразности в трубку?

– Марк, я перезвоню.

Я добралась до ванной, проделала с лицом все необходимое и вдруг вспомнила, что Брижит на выходные собиралась в Алансон, навестить родителей. Она почти всегда ездила в Алансон одна, без мужа, и в этом её трудно упрекнуть. Достаточно и того, что друзья в Париже видят, что собой представляет твоя личная жизнь. Хотя тут, согласна, налицо моё предубеждение против злополучного Эрика. Но, так или иначе, Брижит сейчас в Алансоне, а, следовательно, Эрик один, и если и имеет смысл куда-то звонить, то именно ему.

Я начала набирать номер Бриссаров и вдруг подумала – что я скажу Бриссару? Нам никогда не удавалось нормально разговаривать, даже когда он был адекватен, а если Лоран прав, сейчас про него нельзя было этого сказать. Был ли он пьян, или наглотался не тех таблеток, или играл в Человека дождя, как ни чудовищно было всё это предполагать – я понятия не имела, как вести разговор. Но всё же позвонила.

Трубку долго никто не брал. После десятого или одиннадцатого гудка в ней раздался абсолютно нормальный, уверенный в себе, чёткий голос. Не Эрика.

– Здравствуйте, квартира Бриссаров. Чем могу помочь?

Я запнулась. Такого я почему-то не ожидала, хотя это, безусловно, упрощало процесс общения.

– Я Франсуаза Бонне, здравствуйте. Могу я услышать мсье Бриссара?

– Увы, нет. В настоящее время он находится на пути в Марсель.

Хмм.

– Когда же я смогу поговорить с ним?

– Увы, мадемуазель, боюсь, что уже никогда.

Я была так ошеломлена этой информацией, ну просто полностью сбита с толку, что в ответ смогла произнести самую нелепую вещь, которую только можно вообразить в этой ситуации.

– Спасибо, мсье.

И положила трубку.

2

«Как ни болтливы иностранки — Парижских дам язык длинней»

Ф. Вийон, «Баллада о парижских дамах»

Конечно, нормальный человек перезвонил бы и спросил у приятного мужского голоса, что, собственно, он имел в виду. Ведь могло случиться, что, скажем, Эрик задолжал сицилийским мафиози и спешно продал квартиру, или у него внезапно заболел двоюродный дядя, или у моего собеседника просто-напросто отвратительное чувство юмора, а ему никто об этом не может сообщить, потому что все вешают трубки и недоуменно спрашивают себя, о чём, собственно, он только что говорил. Но я не перезвонила. Зато перезвонил сам телефон. То есть, я хочу сказать, зазвонил.

– Франсуаза, ты завела себе любовника, – произнес в трубку трагический голос. Боже, я забыла про Марка! – Выкладывай всё начистоту.

И я выложила всё, что произошло в это утро. У Марка есть недостатки, но я обожаю его за то, как он умеет слушать. Правда, по окончании моего рассказа он сразу начал строить фантастические версии происходящего.

– Это грандиозно, Бриссар заделался суперагентом! – кричал он. – Он смог вывезти из Парижа жену, а сам угодил в лапы ЦРУ и, конечно, будет перевербован, иначе это уже не наш старина Эрик!

– Марк, по-моему, это не смешно. Если верить Лорану, с Эриком что-то произошло, а то, что он теперь уехал, только подтверждает это. И что делал тот мужчина в их доме? Можно, конечно, предположить, что он сантехник, или плиточник, или…

– …или кровельщик, или маляр, или водопроводчик, или кузнец! Ну, честное слово, Франсуаза, это уже ни в какие ворота не лезет! Ты говорила с Брижит?

Сошлись на том, что развитие ситуации требует именно этого. Кроме того, Марк собирался зайти за мной, чтобы мы могли посетить выставку фотографии в Гран Пале и пообедать.

И я набрала номер Брижит.

Трубку она взяла почти сразу. По шуму, в котором тонул её голос, я поняла, что она находится в пути – в поезде или в машине, и я сама того не осознавая, начала кричать во весь голос:

– Привет! Как дела?

– Привет, Франсуаза! Все прекрасно, как ты?

Так, пора переходить непосредственно к теме сегодняшнего утра.

– Брижит, ты, случайно, не знаешь, куда подевался Эрик? Есть одна книга, о которой я хочу его спросить, не могу дозвониться.

– Эрик? О, у него срочная работа, он говорил мне, что все выходные проведет дома в своём кабинете. Мы договорились, что я не буду его беспокоить, а он свяжется со мной вечером. Так что за книга?

– О, ничего особенного, – сказала я, судорожно подбирая следующую фразу. И не подобрала. Возникла пауза, и в это время сквозь шум, в котором тонул голос Брижит, я отчетливо услышала женский голос, объявлявший название станции – «Пирамиды». Это был голос парижского метро.

– Брижит, ты сейчас в Алансоне?

– Что? О, да, да. Я в кафе около вокзала – жутко проголодалась, вот и завтракаю под шум поездов…

– Когда ты уезжала из дома, Эрик был здоров?

– Что? О, да, конечно, всё в порядке. Прости, дорогая, я должна бежать!

Куда? К родителям? К вокзалу? К Лувру? Что происходит?

– Брижит. Не знаю, как тебе сказать, но в настоящий момент Эрика нет дома, там незнакомый мужской голос, а голос Эрика последним слышал Лоран, и он клянётся, что уж в тот момент твой муж был точно не в себе. Что происходит?

– Извини, Франсуаза, но мне и правда пора бежать. Не могу пока объяснить, перезвоню позже.

И положила трубку.

Мне пришлось сделать то же самое, и я сказала себе, что, в сущности, я не опекун семейки Бриссаров, и не их личный психотерапевт, поэтому лучше было бы оставить их разбираться самим со своими несуразностями в виде странных голосов, непонятного местонахождения и вообще неадекватного поведения. Мы провели с Марком замечательный день, и понемногу та суббота стала забываться.

3

«Быть в курсе дел не всегда значит принимать в них участие».

М. Пруст

Мне пришлось вспомнить её через неделю, когда вдруг выяснилось, что пропала и Брижит. Поначалу никто из нас не придавал большого значения отсутствию Бриссаров в кафе «Бернадотт», кино и других местах наших обычных вылазок, но в один прекрасный день я вдруг столкнулась на улице Амстердам с Вивьен, танцовщицей из Лидо, с которой была знакома ещё по колледжу, и от неё узнала, что Брижит уже неделю не появляется на работе, на звонки не отвечает, и начальство было вынуждено попросту заочно её уволить. Главная странность тут была, конечно, именно в этом заочном увольнении. По-моему, это всё равно, что, например, вызвать на дуэль эсэмэской, или плюнуть в фотографию своего бывшего парня, или в ярости молотить по стене подушкой, представляя, что где-то здесь твоя бывшая училка, которую ты когда-то тихо и терпеливо ненавидела. Ну то есть это лишено практического смысла. Но тем не менее Брижит уволили, то есть в связи с тем, что она не посещала рабочее место, ей запретили его посещать.

Я сразу вспомнила наш с ней разговор по телефону, когда вопреки очевидному она утверждала, что находится у родителей в Алансоне, за двести пятьдесят километров от Парижа, и мне снова стало немного тревожно. Ещё я вспомнила, что в последнее время все попытки связаться с кем-либо из Бриссаров были неудачными – Брижит не отвечала на звонки, у Эрика же телефон вообще находился вне зоны обслуживания. Не то чтобы мы настолько безразличны к друзьям, что не замечаем их исчезновений, но вы сами подумайте – стали бы вы сломя голову носиться по Парижу, если бы на ваши звонки пару раз не ответила рассеянная костюмерша из Лидо и её зануда-муж?

Но после слов Вивьен я начала размышлять. Я подумала, что от всего этого исходит какой-то волнующий аромат таинственности, и то, что он окружал таких не примечательных до того момента персон, как Бриссары, только усиливало интерес. Непонятно почему, но я тут же решила, что обязана во всём разобраться. И начать захотелось немедленно.

Отделавшись от болтовни Вивьен, я зашла в метро и доехала до станции Терн, и довольно быстро оказалась на улице Ложье, около дома, в котором жили Бриссары. Их квартира была на третьем этаже. На первом находилась мастерская по ремонту бытовой техники, а справа от стеклянных витрин была массивная дверь в жилую часть дома, которая оказалась незапертой. Я вошла в подъезд и только тут задала себе вопрос – что, в сущности, я сейчас делаю? Как я проникну в квартиру? Что ж, есть надежда, конечно, что дома у Бриссаров кто-то есть, и он мне откроет. Это казалось разумным, поэтому я без колебаний предъявила себе этот аргумент, сама с собой согласилась и уверенно вошла.

Поднявшись на третий этаж, я прислушалась. Дом был хороший, с толстыми стенами, никаких звуков до меня не доносилось. Я бросила взгляд на квартиру напротив, которую, насколько я помнила, занимала пожилая супружеская пара с котом, и приблизилась к двери в квартиру Бриссаров. Подойдя вплотную, я сделала то, что, осмелюсь предположить, сделала бы каждая уважающая себя женщина на моём месте – наклонилась и приникла ухом к замочной скважине. Это естественно – если вы в центре таинственных необъяснимых событий, надо попытаться получить максимум информации из всего, что имеет к ним отношение. Приникая к скважине, я успела подумать, что следующим моим шагом должно стать изучение состояния придверного коврика Бриссаров, но тут меня буквально разорвало на части оглушительным звонком мобильного телефона.

Это был Марк, он только что вернулся из Оверни, где снимался в рекламе сыра. Ну, вы знаете эти ролики – там безоблачно счастливые дети смеющимися голосами просят у своих сияющих от счастья и беззаботности родителей ещё одной порции этого чудесного незабываемого йогурта, или чего там – сыра, и в конце все смеются и сидят на лоне природы в окружении этих восхитительных паштетов. То есть сыра, конечно. Как будто французский сыр можно рекламировать наравне с другими, привычными и повседневными продуктами питания. Как будто можно придумать и снять достойный ролик, который бы убедил французов отдать предпочтение какому-то одному сорту сыра из сотен, а может, и тысяч существующих в этой стране. Как будто для нас нет ничего более достоверного, чем профессиональная улыбка Марка на фоне стада счастливых альпийских коров.

Сыр – это, конечно, визитная карточка Франции. Как Эйфелева башня, Одри Тоту или кофе с круассаном. Его много, он разный. «Рокфор», камамбер, бри, «Монт д’Ор», «Комте». Твёрдый, мягкий, плавленый, с плесенью зелёного, голубого, чёрного, красного цвета. С багетом, нарезанный кусочками, растопленный с картошечкой, в салате… Из коровьего, козьего, овечьего молока. Из сырого, конечно, не пастеризованного, чтобы сыр имел свой неповторимый, уникальный, «сырный» аромат. Да что там говорить! Любой француз может рассуждать о сыре целый вечер, всё то время, что сидит за столом в компании друзей. Для каждого сорта – «своё» вино, которое позволит вкусу сыра раскрыться лучшим образом, или, как говорится, составить с вином самую удачную гастрономическую пару.

Другими словами, «un repas sans fromage comme un journee sans soleil», то есть обед (или ужин) без сыра – что день без солнца.

Но обо всём этом я тогда не думала, пока, пытаясь успокоить своё прыгающее сердце, шёпотом объясняла Марку, что несколько занята. Одновременно я лихорадочно искала подходящий ответ на случай, если кто-нибудь вдруг окажется рядом и спросит, почему я шепчу в трубку вместо того, чтобы разговаривать нормальным голосом, как обычно и поступают нормальные люди. Ещё я понимала, что таинственный шёпот скорее привлечёт внимание соседей, чем поможет остаться незамеченной, но не шептать я не могла, потому что чувствовала себя мальчишкой, играющим в разведчика, которому ни в коем случае нельзя дать себя обнаружить. Бред, конечно. Тем более что Марк не смог меня понять и просто предложил перезвонить ему, когда я буду в состоянии произнести хоть одно слово.

Я опять приблизилась к двери в квартиру Бриссаров и прислушалась. Ничего. Ну, то есть я, конечно, и не могла ожидать, что в этот момент за дверью раздастся выстрел, или что мужской голос с лёгким иностранным акцентом произнесёт: «Теперь мы готовы объявить войну Соединённым Штатам», или что-то ещё. Но тишина явно показывала, что внутри ничего не происходит, а значит, скорее всего, там никого нет. Тогда я подёргала ручку двери, хоть это и было, на первый взгляд, лишено всякого смысла. И в тот момент, когда я дёрнула в третий раз, я вдруг вспомнила о смешной привычке Брижит хранить рядом с дверью запасной ключ – как она уверяла, это удобно, если твой куда-то потеряется. Насколько я знала, этим ключом никто никогда не пользовался, но в его существовании сомневаться не приходилось, потому что привычки свои Брижит не меняла, если к тому не было совсем уж серьёзных причин. К тому же место для тайника она выбрала такое, где найти ключ мог бы только тот, кто знал о нём.

Я подошла к лестнице и начала прощупывать перила, так сказать, с изнаночной стороны, внизу они имели небольшой жёлоб, куда как раз можно было запихнуть ключ. И мои поиски почти сразу же увенчались успехом – ключ был там. Я вытащила его и снова подошла к двери. Мое сердце колотилось так, что казалось, весь Париж должен уже встревожиться от странного шума и начать выяснять, где находится эпицентр землетрясения. Я вставила ключ в замочную скважину и повернула его. В этот я момент услышала шаги и голоса за дверью соседней с Бриссарами квартиры и поняла, что дверь вот-вот откроется, и я буду поймана с поличным. Нельзя было терять ни секунды. Я проскользнула внутрь квартиры Брижит и Эрика, и, уже находясь в безопасности, услышала, как их соседка выходит на лестничную клетку. А после того, как услышала шаги по ступенькам, аккуратно закрыла дверь.

4

«Женщины делятся на две категории: рассеянные, которые вечно забывают на диване перчатки, и внимательные, которые одну перчатку обязательно приносят домой».

Марлен Дитрих

Я осмотрелась. Не знаю, что я ожидала увидеть. Может, разбросанное по комнатам содержимое шкафов и ящиков для белья, оторванные обои и разрезанные вдоль матрасы и подушки. Или, на худой конец, труп. В детективных романах при таких обстоятельствах обычно находят труп, и герой попадает в очень сложную ситуацию, пытаясь потом доказать всем вокруг, что не он был последним, кто видел жертву живой.

Но трупа не было. Не было и следов обыска, во всяком случае, в холле и тех комнатах, которые просматривались из него. И вообще, всё было так, как и всегда, и я почувствовала себя глупо. Что теперь? Я влезла в дом своей подруги и её мужа, которого терпеть не могла, в поисках объяснений их исчезновению. Но где искать? Вот холл, здесь диван-канапе, журнальный столик, полки с книжками и сувенирами, в основном в виде слонов – Брижит коллекционировала их последние три месяца, с тех пор как закончила коллекционировать крокодилов, потому что в один прекрасный день оказалась просто завалена ими. Каждый, знавший об этом хобби, встречаясь с Брижит, считал своим долгом развить крокодилье направление её коллекции, а Брижит была слишком хорошо воспитана, чтобы отказываться от новых экспонатов. В итоге от них пришлось избавиться. Крокодилы маленькие и побольше, мягкие крокодилы-игрушки и крокодилы-магниты, открытки в виде крокодилов и даже футболка от Лакост – всё было отправлено в Алансон и его окрестности, где у Брижит жили многочисленные дальние родственники, и перешло в благодарные руки её троюродных племянников и племянниц. Из всей коллекции, по понятным причинам, осталась только сумочка из крокодиловой кожи. Тема крокодилов себя, таким образом, исчерпала. Но не коллекционировать Брижит не могла, а слоны стали объектом её страсти исключительно случайно, без всяких объективных на то причин.

Из холла можно было пройти налево – на кухню, и направо – в небольшой коридор, который вёл в кабинет Эрика, спальню, гардеробную и ванную. Подумав, я направилась в кабинет – если Эрик действительно работал в ту субботу, когда начали происходить все эти события, то следы должны были обнаружить себя именно там.

Входя в комнату, я сразу обратила внимание на беспорядок на рабочем столе. Это не было свойственно Эрику, но было свойственно Брижит, поэтому особенно подозрительно не выглядело. На столе, правда, были разбросаны черновики писем Эрика по вопросам его министерства, журналы, письма, папки, конверты – но ничего привлекающего внимание. В остальном комната выглядела такой, какой обычно и была, кресло за рабочим столом было слегка отодвинуто, компьютер выключен, корзина для мусора пуста. В шкафах аккуратными рядами стояли папки с документами, книги, несколько компакт-дисков.

И все-таки мне показалось, что что-то не так, как всегда. Чего-то не хватало, или, наоборот, было что-то лишнее. Ну, знаете, как обычно бывает, когда пробуешь в гостях, скажем, суп из тунца – понимаешь, что ты готовишь его по-другому, ну, или твоя мама, или тетка, но что конкретно не так в этом супе, понять сразу невозможно. Может, положили сельдерей, а, может, не стали добавлять чёрный перец, а может, рыба никуда не годится. Примерно так же я чувствовала себя, стоя посреди кабинета Бриссаров и оглядывая комнату.

И вдруг я поняла. Напротив кабинета Эрика располагалась гардеробная, дверь в которую обычно была открыта, и первым, что бросалось в глаза, был женский манекен. А сейчас, находясь в кабинете, я могла видеть в гардеробной только полки с одеждой. Манекена перед ними не было. Это было интересно, и я решила выяснить, в чём дело.

Будучи костюмером, Брижит чувствовала себя обязанной поддерживать реноме и в повседневной жизни. Для этого она заказала себе специальный портновский манекен, который мог бы сослужить ей неплохую службу, реши Брижит когда-нибудь смастерить что-то для себя (чего, насколько я могла судить, никогда не происходило). Кроме этого, на манекене было бы удобно прикидывать сочетание разных предметов одежды, головных уборов и аксессуаров. Я говорю «было бы», потому что участь манекена была решена в первую же неделю после его покупки и не имела никакого отношения к творчеству или ремеслу кутюрье. Разве что самое отдалённое. Потому что он был исключительно удобен для того, чтобы развешивать на нём одежду, которая всегда должна быть под рукой – чтобы не терять время, убирая её в шкафы и на полки. Пару раз, как рассказывала Брижит, масса одежды и сумочек на манекене достигала критической, равновесие нарушалось, и тогда он с грохотом падал на пол. Брижит принимала экстренные меры и всё-таки добиралась до шкафа с наименее популярными вещами. Сейчас, не заметив этого оригинального хранилища одежды Брижит, я подумала, что манекен, видимо, снова упал – под натиском одежды весенне-летнего сезона.

Тем не менее, манекен в гардеробной был, но он был сдвинут в угол комнаты и оказался, если можно так выразиться, совершенно голым. Правда, когда я подошла ближе, оказалось, что не совсем. На шее висела крошечная сумочка-клатч, из тех, с которыми ходят на премьеру в оперу или на ужин в посольство. Ни в опере, ни на торжественных мероприятиях уровня посольств Бриссары никогда не бывали, но клатч у Брижит всё-таки имелся. Да и у кого его нет, положа руку на сердце. Я открыла сумочку. Внутри оказался сложенный пополам лист бумаги. Я развернула его. Удивительно. Это было письмо и обращено оно было ко мне! Вернее, не совсем письмо, просто записка: «Франсуаза, встречаемся в нашем обычном месте в субботу. Приходи одна». Почерк Брижит, но какой-то неровный. Хотя вообще-то содержание письма было совершенно ясным, речь шла о кафе «Бернадотт», где мы частенько вместе обедали или просто заходили выпить по чашечке кофе. Не совсем ясны были две вещи: во-первых, о какой субботе шла речь, а во-вторых, почему записка в мой адрес попала мне на глаза таким странным способом. Я перевернула письмо, но на обратной стороне ничего не было. Единственным разумным объяснением происходящего могло быть то, что Брижит знала, что я проникну к ней в квартиру и не смогу не заметить нетипичного состояния её любимого манекена! Хотя, пришла мне в голову дикая мысль, Брижит, преследуемая таинственными злодеями, вполне могла напихать такие записки во все углы своей квартиры, лишь бы кто-нибудь когда-нибудь их смог найти, случайно вспомнив про ключ за перилами. Я бы скорее сложила записку самолетиком и выпустила в открытое окно, во всяком случае, практического смысла в таком расчёте ничуть не меньше, чем в записке Брижит. Но тем не менее она дошла до адресата, то есть до меня, и значит, затея моей подруги удалась.