Когда я стану бабочкой

Леночка была просто чудо, а не женщина. С Антоном Сибирцевым она носилась, как с писаной торбой. Иногда советовалась с Настей, что, например, подарить ее бывшему мужу на 23 февраля.

А однажды в лоб спросила:

– Насть, я Антоху очень люблю. Он порядочный человек и отличный муж. И я знаю, что и в прошлой жизни с тобой он был таким же. Что же такое случиться могло, что вы расстались, да еще вот так, после трудностей всех? Если честно, я боюсь: вдруг он вот так возьмет и в один прекрасный день от меня уйдет?

– О-о, это вряд ли! – Настя грустно улыбнулась. – Вряд ли. Одно то, что в вашей с ним жизни нет татаро-монгольского ига, уже много значит. Может быть, он был прав, и его действительно не было вообще никогда…

* * *

В институте Настю ждал «сюрприз». И даже не один. Во-первых, о зарплате речь не шла. В бухгалтерии Настя получила лишь крохотную часть того, что ей задолжали. На вопрос «Когда дадут остальное?», отвечали весьма туманно – «Не знаем».

Во-вторых, в Настиной экспериментальной лаборатории осталось три человека: она, завлаб Иван Иванович Стариков и Маша Терентьева, которая писала диссертацию по искусственным кормам для радужной форели и свято верила, что кризис пройдет когда-нибудь и «диссер» ей непременно пригодится. Деньги Машу Терентьеву не очень-то и интересовали всегда. Мама и папа у нее были на пенсии, а это, как не крути, стабильность. Даже в кризис. Тем более, папа – отставной генерал. Плюс закалка времен перестройки.

– Не переживай, дочка! Мама у нас так навострилась в те годы курицу делить на шестнадцать частей, что мне с ней ничего не страшно! Проживем! И тебя выучим. Пиши свой диссер, и в ус не дуй! – решил Машин папа.

Вот Маша и писала. И увольняться не собиралась. В обед они в лаборатории согрели чай, достали баранки и поговорили «за жизнь».

– Машенька! Сокращать тут никого не будут, можете не бояться, – сказал Иван Иванович. – Более того, кто-то должен за всем этим хозяйством следить. Техник Михал Ильич говорил мне на днях, что ему даже немного зарплату повысили, за счет того, что из первой и пятой лабораторий техники уволились. Он теперь и их участки обслуживать будет. Значит, закрыть – не закроют. Правда, как платить будут – не знаю. В производстве и переработке чуть лучше дела, а у нас все лаборатории на ладан дышат…

Посидели в тишине, помолчали. Настя вспомнила, как раньше они устраивали посиделки – места всем не хватало! И гвалт такой стоял, что любопытные мимо пройти не могли. Вместе с техниками и уборщицей тетей Галей их было почти два десятка сотрудников в лаборатории. И вот, осталось только трое…

– Трое в лодке, не считая рыбы… – Настя с хрустом сломала сушку. – Иван Иваныч, а что с кои нашими?

– Ну, они теперь точно долго не нужны будут никому. Пока не гонят меня с ними, маленький бассейн так и будет для них, но если попросят отсюда, я пока даже не знаю, что делать буду. Меня ж, как внучки родились, дома из кабинета, считай, выперли. Два аквариума там остались, но этого мало. Ладно, девчонки, пока никто не гонит – не будем и голову ломать на эту тему! Но работу искать надо. Это теперь так, хобби…

Работу Настя взялась искать сразу же. Но легко сказать – «искать». Это даже не иголка в стогу сена. Там, если уж так заявляется, эта иголка точно есть, и если хорошо искать, то может и попадется. А вот работа в кризис – это просто катастрофа. О работе по специальности можно и не мечтать. Тут уж не до профессии. Тут надо думать, как заработать сразу и сейчас. То есть работа нужна такая, которая пусть не много, но будет давать ежедневно.

– Стоп! Что значит «не много»? – спросила сама у себя Настя. Она в последнее время, как бабка старая, любила рассуждать вслух. – Это «не много» не даст ни за квартиру заплатить, ни долги отдавать.

Но все это были лишь мысли вслух. Пока что ни о какой работе речь не шла, хотя Настя и готова была на любую.

У Никиты кризис и вынужденная трезвость вызывали вспышки дикой ярости, во время которых он крыл в сто семь этажей правительство, законы, страну, политиков известных и не очень. Когда ярость сходила на нет, он начинал брюзжать, что совсем выбивало Настю из колеи. И это все вместо того, чтобы встать пораньше, поехать на биржу труда и найти хоть что-то.

Настя поняла, что если Никита срочно не найдет себе занятие, то все может плохо закончиться. Он менялся у нее на глазах и пугал ее этими изменениями.

Настя провела на кухне мощную ревизию, и обнаружила несколько банок мясных и рыбных консервов, мешок корма для Филимона, много муки, в которой поселились жуки, полмешка сахару, ну, и небольшой запасец круп с макаронами.

В холодильнике тоже кое-что было, правда, не колбаса и сыр, а замороженные картофельные котлеты, клюквы целый пакет, две банки варенья, три банки консервированной кукурузы, две пачки масла, и три пузырька соевого соуса. Не густо, но при разумном подходе жить можно какое-то время.

Больше всего Настю расстраивал младший сын Васька. Когда он, хлюпая простуженным носом, хныкал, что хочет новый киндер-сюрприз, чтоб в нем был самолетик, как у Саши в их детсадовской группе, Настя никак не могла объяснить ему, почему не может купить это шоколадное яйцо.

Тогда Васька шел к Никите, и докладывал ему все, что он думает о кризисе, о родителях и о своей горькой доле. Никита притворно горько вздыхал и нес какую-то околесицу про плохих дяденек из Америки.

Настя не выдержала, оторвалась от просеивания жукастой муки, и сунула нос в комнату:

– Что ты ему примеры какие-то тухлые приводишь, заокеанские? Ты расскажи ему про то, как сам необдуманно с работы ушел, дверью хлопнув, а потом, вместо поиска новой работы, увлекся более приятным. И про меня расскажи, как я на науку пахала, которая, похоже, никому не нужна в этой стране. А на десерт приведи пример из Булгакова.

– Это про что? – удивленно спросил Никитос.

– Это про кризис, который не в клозетах, а в головах…

Никита криво усмехнулся, подтолкнул Ваську на выход. Тихонечко сказал:

– Иди, сынок, к маме, она тебе все объяснит…

А сам нежно скрипнул пружинами дивана, отвернулся носом к стене и сделал вид, что уснул. Правда, когда из кухни потянуло жареным, Волков встрепенулся, сел, нашел ногами тапочки, и, шаркая по-стариковски, пополз в кухню.

На ужин были оладьи и глазунья. Четыре тарелки и в каждой по одинокому желтому глазу в голубоватом белке. А к оладушкам была сметана и варенье. Васька похныкал немного, вспомнив киндер-сюрприз, который ему так и не купили не понятно по чьей вине – то ли родителей, которые почему-то не работали, то ли неведомых ему американских дяденек, – но оторвался на оладьях. А под конец еще и мандарин получил.

– Мандарины? – Никита удивленно-театрально приподнял одну бровь. – Первый признак приближающегося Нового года! Знаете, дети, в нашем с мамой детстве этот праздник пах не только елкой, но и мандаринами.

На этом воспитательная часть закончилась, и Никитос спросил у Насти:

– Настен, а где мандаринчик-то взять?

– А мандаринчики, милый, только детям! Никит, ну, ты шутишь, или как? Денег нет. Есть только долги. И дети. А ты сидишь и в ус не дуешь?!

– Я дую! Еще как дую! Но что мне делать, если я не могу ничего найти, Настя?! Что мне делать??? Я ничего не умею делать, кроме как придумывать что-то новое!

– Ну, так придумай что-нибудь! Что-нибудь более простое, чем сувенирная зажигалка на троих!

Услышав, как пренебрежительно жена говорит о том, что было дорого его сердцу, Никита набычился. Молча доел оладьи, – на аппетит обида не повлияла, – и, отставив тарелку в сторону, тяжело поднялся. Он навис над столом, и глядя в Настину макушку, жестко сказал:

– Я никому – слышишь, никому! – не позволю так! – Ник поднял вверх указательный палец, – … говорить о моем творчестве!

Настя только рукой махнула. Она все поняла: муж не пойдет ни в охрану, ни на стройку. Стало быть, и в охрану, и на стройку идти ей.

А между тем подкатил Новый год, но он не принес с собой обычной радости. Он и так-то в последние годы у Насти проходил очень своеобразно, без шумных застолий, с чужим салютом за окном. Конечно, можно было купить и фейерверк любой и бабахнуть под окном ко всеобщей радости, но как-то не очень хотелось. Тем более что в округе и так хватало стреляльщиков. Поэтому Настя благоразумно приобретала на сэкономленные деньги баночку икры, коробку дорогих конфет, ну, и фруктов заморских – не бананов с мандаринами, которыми никого не удивишь, а манго, кумкват, физалис и еще такие желтые звездочки.

Вот Дед Мороз для Васьки – это было святое. Его приглашали непременно. И с таким подарком, что ребенок был счастлив целый год.

В этом году Настя даже не планировала никаких излишеств, включая прошеного гостя в красной шубе с бородой, который дорого обходится. Кроме того, что надо было оплатить заказ на Деда Мороза, купить подарок – а Васька в этом году замахнулся на снегокат, – так еще и поить-кормить Деда Мороза со Снегурочкой, а может и еще с какими-нибудь елочными прихлебателями, типа Снеговика и Медведя с Зайчиком. Те еще халявщики в этих праздничных конторах, целой компанией теперь по домам подарки развозят. Дошло до того, что порой забывают, зачем пришли. В квартиру вваливаются и сразу в кухню. Безошибочно дорогу находят. Ну, а там уже, как принято, в таких случаях: водочка, огурчики-грибочки, колбаска-сыр и фрукты-конфеты. По полной программе.

В этом году Настя думала, как вывернуться, чтобы оплатить подарок ребенку в детском саду. Туда срочно надо было принести пятьсот рублей. А где их взять???

Пользоваться банковской кредиткой Настя категорически не хотела. Берешь на время и чужие, отдаешь свои и навсегда. Да еще и с процентами. По карте только автомобиль на заправке поила бензином – как не считай, а это было проще, чем мотаться по городу на общественном транспорте.

Настя подъехала к рынку. Тут можно было разжиться не очень дорогими фруктами. Не такими, как в супермаркете, ровными и красивыми, а с примятым бочком, с пятнышком. Но и цена из-за этих изъянов была соответствующей. Дешевле только совсем даром.

Насте повезло. Буквально за копейки купила бананы, апельсины, перцы и ананас. Вышла с огромной сумкой. В голове калькулятор щелкал. С фруктами, считай, вопрос решен. Осталось определиться с салатами и горячими закусками.

«Ну, закуски – это громко сказано, да еще во множественном числе! – подумала Настя. – Картошки побольше и потушить с мясом или курицей. Да так, чтоб на следующий день хватило. Ну, и суп „прошлогодний“. Пожалуй, щей сварю пятилитровую кастрюлю!»

На этой гастрономической ноте взгляд ее равнодушно скользнул по витрине цветочного киоска, и внутри екнуло: в большом стеклянном кубе, установленном посреди павильона, порхали бабочки. Огромные, красивые, как ожившие цветы, совершенно не реального окраса и с невыговариваемыми латинскими именами. Но это, по мнению тех, кто про бабочек ничего не знал. Для Насти же все они были старыми знакомыми. Кого-то изучала по картинкам, кого-то – в коллекции Зоологического музея, а несколько редких экземпляров достались ей от отца и деда – биологов Савельевых. Они хоть и не собирали коллекцию специально, но если случалось отловить в экспедиции редкий экземпляр, то участь его решалась однозначно – под стекло! Как говорил дед, «в стеклянный гроб».

Настя, не дыша, замерла, разглядывая бабочек. Потом оттащила тяжеленную сумку в машину, и вернулась.

Внутри павильона было тепло и влажно. Прилавок ломился от букетов, корзинок и крошечных кипарисов в горшках. Стеклянный куб с бабочками занимал много места, но зрелище того стоило. И с улицы любопытные захаживали, и, войдя, непременно останавливались поглазеть.

Настя быстро определила бабочек. Все сплошь – экзоты, не редкие давно, так как такую красоту научились разводить и в неэкзотических условиях русского севера. Но красивые!!!

Настя потопталась у бабочек, и решительно направилась к продавцу.

– Девушка! А бабочками у вас кто занимается?

– Вы хотите купить? – продавец – молодая девчушка внимательно посмотрела на Настю.

– Нет, я на работу хочу устроиться.

– А вы – кто?

– Я – биолог, а бабочки – это моя специальность. Я хорошо знаю их и многое умею.

– Ну, хорошо. Вы оставьте телефончик, а я передам его Денису Григорьевичу, он у нас главный по бабочкам.

Настя нацарапала на листочке номер своего мобильного.

«Хорошо бы устроиться в бабочкину конторку, – думала она, выруливая с площади. – Они там не плохо зарабатывают. Правда, сложно сказать, пользуются ли бабочки спросом в кризис. Но и ферму, – а она наверняка имеется, – никто не закроет. Дорогое это удовольствие. В общем, попытка – не пытка!»

Дома Настю ждал «сюрприз». Никитос, упившийся в зюзю, крепко спал на диване в гостиной и храпел на весь дом, сотрясая все, что не приколочено.

– Та-а-а-а-а-к…. – сказала Настя голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

К счастью, супруг не услышал этого ее нехорошего «Та-а-а-а-а-к…». Более того, он всхрапнул, пожевал во сне, почмокал губами, отвернулся к стене и засвистел монотонно.

Насте захотелось растолкать его, наорать, может, даже отхлестать по щекам. Но она не умела этого делать. И еще за эти несколько месяцев она хорошо поняла, что вести воспитательную работу с пьяным туловищем – дело абсолютно бесперспективное.

Настя плотно закрыла дверь в комнату, и отправилась отмывать посуду. На плите стояла кастрюля с борщом, и красные жирные капли украшали светлый линолеум у плиты и стола. Пьяный Никитос уважал поесть половником из большой емкости. Маменьку Никитоса эта его сельская привычка весьма умиляла, а Настя просто выходила из себя, когда ловила мужа за таким занятием. Правда, будучи трезвым, он умудрялся делать это аккуратно, подставляя под половник крышку от кастрюли или блюдечко. Пьяный же не заботился о чистоте и сокрытии следов преступления. И вот результат: кухня, как кровавая скотобойня!

– Свинья! – громко сказала Настя. И вздрогнула от звонка в дверь.

Она только глянула в глазок и тут же открыла. На пороге стояла закадычная подруга Ритка. Обычно веселая и бесшабашная, она в этот раз выглядела усталой, слегка осунувшейся. На площадке кроме Ритки стоял еще ее большой чемодан на колесиках.

– Ритусик, наконец-то! Из командировки?

– Из нее.

Рита прижалась к Насте, как-то по-кошачьи потерлась о ее щеку.

– Рит, а что за нежности, а?

– Настюх, так дубово на душе, просто беда.

– Ну, ладно, беда у нее! Вползай давай, не на пороге же про беду вещать!

Рита перекатила через порог тяжелый чемодан. Настя тут же обратила внимание на него. Жила подруга в двух шагах от нее. Приехала из командировки, ясен пень, с чемоданом. Вот только почему домой не зашла, вещи не оставила, а сразу к ней?

– Рит, случилось что? Ты почему с чемоданом ко мне, а не домой?

– Дай раздеться, а? И, может, чаем напоишь, подруга? Я б и от обеда не отказалась… А дома я была. Была… – Рита пристроилась на крошечном диванчике в прихожей и принялась стаскивать сапожки. – Только домой-то меня не очень пустили.

– Это как?

– А вот так…

Рита Калинина жила через два дома от Насти. Так близко, что даже играли они в детстве на одной площадке в центре огромного двора. Сейчас таких нет. Сейчас дома лепят друг к другу тесно. А у них дома особенные. Их «сталинскими» называют. Толстые стены, потолки высокие, стоят хоть и кучно, но между ними достаточно пространства для того, чтобы жильцы упражнялись в мастерстве выращивания цветочков в условиях каменных джунглей, а детишки лепили куличи в песочнице и ползали по горкам и деревянным домикам. И все это в окружении выросших за пятьдесят лет в три обхвата городских тополей.

Вот в таком шикарном дворе девчонки сначала играли в куклы, потом приходили пошептаться о своих секретах в покосившуюся беседку, а потом под покровом ночи целовались с кавалерами на первых свиданиях.

Под стать шикарному двору были и шикарные квартиры в домах, стоявших полукругом. Вот только жили в квартирах все по-разному. Если у Насти в «трешке» когда-то жила она, мама с папой и дед, то у Ритки, кроме родителей, жили еще два старших брата-близнеца Данилка и Кириллка. Они были между собой дружны и нежны друг с другом. Учились в одном институте, строительном. Познакомились с двумя сестрами-близняшками Таней и Аней, и быстро женились. В один день, разумеется.

Ритка тогда еще в школе училась. В доме было не протолкнуться. И едва Ритуська закончила десятый и поступила в университет, мама и папа спокойно вздохнули, и уехали из города в свой деревенский дом в Сиверскую, куда раньше ездили, как на дачу. Дом был старый, в нем еще Ритуськины дед с бабкой жили. Вокруг дома большая усадьба. Летом парники ставили, выращивали огурцы с помидорами. Зимой в доме было тепло – старое сухое дерево хорошо хранило печное тепло, поэтому родители не боялись зимних холодов.

А Ритка осталась в городской квартире, в которой занимала одну комнату, а в двух других поселились семьи братьев-близнецов. Как-то быстро, почти одновременно они обзавелись целым стадом детишек – три шумных мальчика и две тихих девочки. Дети были похожи друг на друга и на родителей, которые в свою очередь были как две капли воды Ритуськины братья, и такие же две капли – ее невестки. Таня и Аня были очень приличными и милыми созданиями, и только поэтому Ритка мирилась с этим диким соседством.

Очень быстро племянники просочились в Риткину комнату. А как подросли, так то Таня, то Аня по очереди просили «приютить» на площади «тети Риты» то девочек, то мальчиков на ночь. А то и всех разом. Надо полагать, интимная жизнь в семьях братьев-близнецов проистекала по скользящему графику.

Замуж Ритка не вышла, так как насмотрелась на это жилищное безобразие чуть не с детства. Близкий её человек Володя Славкин был примерно в таком же положении. Они легко привыкли подстраиваться под график родственников, но себе такого не желали, а посему все откладывали и откладывали на потом свадьбу-женитьбу, и в итоге так привыкли к этому, что просто решили навсегда остаться в гостевом браке.

Братья Калинины занимались собственным бизнесом – строили коттеджи «под ключ». Очень красивые теремки получались. Братья все мечтали отгрохать в пригороде большой дом для двух своих семей, и для Ритки. Уже и участок был для этого куплен, и проект готов, и даже стены подняты и крыша настелена. Но довести до ума свое не было ни времени, ни средств. Надо было покруче развернуться, пока были желающие строиться. Все средства в оборот, с каждым разом заказы все лучше и дороже, и уже засветилась впереди перспектива скорого решения собственных проблем, как вдруг все резко изменилось, и на строительном рынке в первую очередь.

– В общем, так, Насть, мои горе-бизнесмены, оказывается, понабрали кредитов под самый кризис, да в таких размерах, что озвучивать не буду – страшно! Я об этом узнала перед отъездом в командировку, месяц назад. Но они тогда бодрились, говорили, что выкрутятся. Не выкрутились! Банки наезжают, а денег нет на погашение кредита. Представляешь?

– А то! Еще как представляю!

– И они не нашли ничего более умного, как сдать квартиру! Представляешь?! Все ценное – в кладовку, а в комнаты – квартирантов-туристов!

– А сами?

– А угадай с трех раз?!

– Неужели в Сиверскую?!!

– А куда ж еще?! А я-то думаю, что у мамы голос такой грустный, когда она мне звонила! А как не загрустить, если такое стадо с их кошками и собаками привалило на постоянное место жительства!

– Да… А тебе, что, сообщить слабо было?

– Так боялись! Вот приехала сейчас, письмишко получила у квартирантов. Дескать, прости, сестрица, выхода нет! Приезжай в деревню, ждем – не дождемся, любим, целуем! А мне сейчас как раз только и ехать туда, если мне каждый день надо на работу!

Рита Калинина трудилась в крупной туристической компании, специалисты которой еще до кризиса взялись за реализацию нового проекта, обещавшего в недалеком будущем хорошую прибыль. В живописном диком уголке природы на Карельском перешейке строился огромный спорткомплекс с отелем, полями для гольфа, лыжными трассами и даже со своими лошадками. Работы был воз и тележка. И стройка не остановилась, несмотря на кризис, так как подготовка была хорошей, и финансовые потоки в проект были организованы грамотно. Благодаря Ритуське, в том числе. И сейчас у нее было ровно два дня на отдых, а потом снова надо было впрягаться в воз, или в тележку, и пахать.

– Что думаешь делать? – озабоченно спросила подругу Настя.

– А что делать? Сейчас поеду в Сиверскую, вставлю там всем по первое число, а с понедельника в работу.

– А жить будешь где? В Сиверской?

– Посмотрю расписание электричек, посчитаю все, как буду успевать… Но другого выхода нет.

– Есть! Оставайся у меня! Рит, ну, правда, прошу тебя! Мне так нужно это! Знаешь, Никитос ведь опять…

– Да ты что???

– Вот тебе «и что»! Так что я только рада буду, что ты у меня будешь жить. Мне хоть отдушина от всего. А может, и ему стыдно станет. Хотя… Я уже в это не верю… Ну, что, остаешься?

– Насть, да я с радостью! Очень мне тяжело из деревни мотаться в Питер. Лишь бы тебя не стеснить.

– Не стеснишь!

Настя поставила перед Ритой на стол тарелку с борщом. Себе налила чаю.

– Знаешь, Рит, даже есть не могу, и не хочу. Ну, ведь должен человек понимать, что сейчас так сложно все. Я без зарплаты на основной работе – все ждем! На второй хоть и платят, но ты ж понимаешь: уборщица – это уборщица. Устала я, Ритусь. Думала, Ник хоть куда-то устроится, а он… И долги. Хоть и меньше, чем у твоих братьев-акробатьев, но меня они уже пугают. И банк трясет, как грушу. То звонки, то письма. А он опять в запой уходит. И где деньги берет?! Говорит, все угощают. А я в это уже отказываюсь верить. За красивые глаза, что ли?

В комнате загремело, и, цветисто выругавшись, Никита Волков появился на пороге кухни собственной персоной. Туманно посмотрел на жену, на гостью, помахал лапой перед носом. Словно видение отпугивал, икнул и выдал:

– Здрасссти!

– «Здрасти!»! Ты б не позорился, а?! – укоризненно сказала ему Настя, намекая на то, что супруг выполз в кухню в трусах и в старой рубашке, на которой не хватало пуговиц.

– И что?!! – возмущенно вопрошал муж. – И кого я стесняться должен?!! И… и идите вы все в…

– Еще слово, и я тебя выгоню! Уйди с глаз моих долой… Враг народа!

Никита еще малость покуражился, но женщины на него внимания не обращали, и тогда он хмыкнул, выражая дамам свое презрение, завалился в туалет, стукнувшись при этом больно коленкой о дверь, которую не в силах был закрыть. Там он пожурчал в полной темноте, выполз, и, громко икнув, удалился досыпать.

– Вот так, видела? Рит, и я совсем не знаю, что с этим делать?! А самое страшное – если он в прошлый раз согласился на врачебное вмешательство, то сейчас пальцы гнет и кочевряжится, мол, нет – и точка! Да и денег нет. Я вообще не знаю, как сейчас живу.

Рита отодвинула пустую тарелку, встала из-за стола, вышла в прихожую. Там она пошуршала в сумочке и принесла деньги.

– Вот! Бери! А на днях я еще получу.

– С ума сошла?! Я разве для этого сказала? Убери!

– Настен, ты же меня позвала жить к себе? Ну, все равно я б не стала так просто. Ну, продукты надо покупать, а тебе еще и за квартиру платить. Поэтому бери и не разговаривай. Позже еще дам. Бери-бери! – Рита подтолкнула подругу, видя ее нерешительность.

– Ритка… Рит, у меня слов нет! Можно я заплачу за садик и отдам деньги на подарок Ваське? А то так стыдно.

– Ты не спрашивай! Делай, что нужно. А с Ником… С Ником мы что-нибудь придумаем.

– Пока что он придумывает! Ты только, пожалуйста, не оставляй кошелек в сумке в прихожей. Он так научился добывать деньги, что не успеешь оглянуться, как он вытащит.

Днем Насте позвонил Иван Иванович. Голос у завлаба Старикова был такой, что у Насти внутри все сжалось. Как будто на сто лет состарился ее любимый Иваныч. Раньше бы он, дозвонившись Насте, непременно принялся шутить по поводу и без. А тут одна усталость в голосе, и озабоченность.

– Насть, мне твоя помощь нужна.

– Всегда пожалуйста, Иван Иваныч! Вы же меня знаете: для вас – все, что попросите!

– Не спеши, Насть. Дело такое. Отнимают у нас бассейн, который под кои занят.

– Как??? Кому это он понадобился-то???

– Распоряжение Свидерского. Отдает здание в аренду, весь пятый корпус. Надо рыб забирать, а мне столько аквариумов не поставить дома. Вот просить тебя хочу: если можно, возьми один аквариум. Причем, тот, в котором малыши.

– Иван Иваныч, конечно, возьму! Куда же их? Не в канализацию же! Только, как привезти?!